Фея на моём плече

Глава первая. Та, что прилетела с рассветом

Полина просыпалась всегда рано. Даже в выходные. Что-то внутри будило её аккурат тогда, когда ночь начинала растворяться в утренней дымке, а звёзды — по одной уступать место свету. Она была женщиной лет тридцати, миниатюрной, с тёмными, почти смоляными волосами и внимательными, чуть грустными глазами. Но в эти утренние минуты грусти в них не было — лишь тихое, почти детское ожидание чуда.

Она подошла к окну, распахнула его — и в комнату хлынул воздух, свежий, прохладный и до боли знакомый. И тогда… тогда началось самое настоящее волшебство.

Есть в раннем утре особенная магия — тихая, но уверенная. И пока город ещё спит, укутавшись в одеяло последних снов, ты уже открываешь глаза. Зачем? Затем, чтобы стать свидетелем самого сокровенного действа — рождения нового дня.

Что может быть прекраснее рассвета? Это же живая картина, которую пишет сама Вселенная своими самыми нежными красками. Вот на бархате ночи появляется первый жёлтый мазок — робкий, но такой тёплый силуэт солнца, что вот-вот коснётся горизонта. И словно по волшебству, небо начинает оживать: оранжевые всполохи танцуют с розовыми прядями облаков, белизну которых ещё не тронула дневная суета. А между ними — кусочки голубого, чистого и глубокого, как обещание чего-то светлого.

Полина, затаив дыхание, смотрела на это дивное действо. В этот миг сердце действительно замирает. Не от страха, а от восторга. От осознания, что ты становишься частью этого тихого чуда. Душа, ещё не успевшая надеть маску повседневности, отзывается радостным трепетом — она узнаёт эту красоту.

Она улыбнулась и прикрыла глаза, подставляя лицо ласковому ветерку. А когда открыла их — на подоконнике сидела девочка.

Маленькая, не больше двадцати сантиметров, в сиреневом платьице и полосатых гольфиках. За её спиной трепетали два прозрачных, серебристых крылышка, переливающихся, как роса на паутинке. Но самое удивительное было не это. Девочка была точной копией Полины в детстве — те же тёмные пряди, тот же прямой нос и веснушки, те же глаза-миндалины, смотрящие на мир с тихим удивлением.

Полина медленно, словно боясь спугнуть видение, поднесла руку к губам.
—Я сплю? — прошептала она.

Девочка рассмеялась. Звонко, по-детски, словно капельки дождя забавляются, падая в лужу.
—Если бы ты спала, разве ты бы чувствовала ветер? — сказала она, и её голосок звучал как маленький колокольчик. — И разве я могла бы с тобой говорить? Я дышу. Я настоящая. Хочешь, дотронусь?

Она подняла крошечную руку и легко коснулась пальчика Полины. Прикосновение было тёплым, живым, пахнущим летом и чем-то далёким-далёким… чем-то из детства.

Сердце Полины ёкнуло от узнавания.
—Проходи, — неожиданно для себя сказала она. — Хочешь… чаю?

Девочка весело кивнула и вспорхнула с подоконника, легко порхая рядом, пока Полина шла на кухню. Она уселась на краешек стола, свесив ножки в полосатых гольфах.

— А у вас есть варенье? — спросила она с надеждой в голосе. — Особенно малиновое!

Полина улыбнулась, доставая баночку с рубиново-красным содержимым.
—А ты разве ешь наше варенье? — поинтересовалась она, наливая чай в крошечную, с напёрсток, чашечку, которую нашла в серванте — память о каком-то сувенире.

— Конечно! — воскликнула девочка, с удовольствием обмакивая в варенье крошечный кусочек пряника. — У нас, у фей, тоже варят варенье. Только оно… другое. Оно пахнет снами и утренней росой. Но самое главное — его нужно варить с любовью. И тогда оно получается вкусным. Вообще, всё, что делаешь с любовью, получается лучше. Пряник — вкуснее, цветок — ароматнее, день — добрее.

Полина задумалась, глядя на пар, поднимающийся из кружки.
—Это правда, — тихо согласилась она. — Без любви всё кажется серым и пустым.

Вдруг она спохватилась.
—Извини, я даже не представилась. Меня зовут Полина.

Маленькая фея отложила пряник и посмотрела на неё своими лучистыми глазами.
—А меня зовут Липа.

Полина замерла. Губы её сами собой сложились в грустную, тёплую улыбку. Перед глазами всплыло лицо бабушки, её тёплые, шершавые ладони и тихий голос: «Ну что, моя Липочка, рассказывай, как у тебя дела?» Так давно уже никто не называл её так… Только бабушка. Только в детстве.

И в этот миг Полина поняла, что это — не сон. Это было что-то гораздо большее. Это было настоящее. Не то, что можно потрогать, а то, что можно почувствовать. Как рассвет. Как любовь. Как лёгкое прикосновение к самому сердцу из мира, где варят варенье из росы и снов, и где маленькие девочки с крыльями знают главные секреты мироздания.

А самый главный секрет, казалось, витал прямо здесь, на кухне, смешиваясь с ароматом малинового варенья и утреннего чая.

Глава вторая. Разговор с той, кто умеет летать

— Знаешь, Полина, — задумчиво проговорила Липа, обмакивая очередной крошечный кусочек пряника в малиновое варенье, — у меня есть всего один день. С закатом я должна вернуться обратно, в свой мир.

Полина почувствовала, как что-то ёкнуло у неё внутри. Всего день? Так мало?
—А как ты вообще смогла прилететь? — тихо спросила она.

Липа удивлённо подняла на неё свои большие глаза.
—А я очень захотела! Разве этого недостаточно? Мечты, они как семена — если их поливать вниманием и любовью, но не затаптывать нетерпением, они обязательно прорастут. Просто однажды я очень сильно захотела увидеть мир людей, закрыла глазки… и полетела!

Просто захотела и полетела. «Вот бы и нам так», — подумала Полина с лёгкой грустью.
—Тогда давай скорее смотреть! — воскликнула фея, вспархивая со стола. — Я хочу унести с собой на память что-нибудь красивое!

Полина посмотрела в окно. На улице стояла типичная осенняя погода — прохладно, ветрено.
—Липа, ты не замёрзнешь? — с беспокойством спросила она, глядя на лёгкое сиреневое платьице феи. — У тебя ведь нет ничего потеплее?

— В мире фей всегда лето, — просто ответила Липа. — У нас не бывает тяжёлой одежды.

«И тяжёлых масок, наверное, тоже», — промелькнуло у Полины в голове. — Вы, наверное, не прячете свои чувства, не боитесь показаться смешными? Ведёте себя… естественно?

Липа звонко рассмеялась, кувыркаясь в воздухе:
—А зачем прятаться? Если весело — смеюсь, если грустно — плачу. Это же так просто!

— У людей… не всегда получается просто, — вздохнула Полина. — Нас с детства учат: «так нельзя», «так не принято», «что люди подумают?». Мы всё время оглядываемся на других и… постепенно забываем, где чужое «надо», а где наше собственное «хочу».

Вдруг её осенило. Она вышла из кухни и вернулась с маленькой куклой из своего детства — той самой, что сидела на полке как память. Аккуратно Полина сняла с неё вязаную курточку и крошечный шарфик.
—Попробуй это, — предложила она Липе.

Наделённые маминой любовью много лет назад, вещички оказались фее почти впору. Правда, рукава были чуть длинноваты, пришлось их закатать. Липа, глядя на себя в зеркало, весело расхохоталась.
—Я похожа на медвежонка, который собрался на зимнюю спячку!

— Теперь о главном, — нахмурилась Полина. — Как мы пойдём гулять? Люди на улице… они же увидят тебя!

— Не увидят, — уверенно сказала Липа, взлетая и грациозно усаживаясь Полине на плечо. — Взрослые редко видят настоящее. Они смотрят, но не замечают. Их взгляд затуманен мыслями о делах и проблемах. Я в полной безопасности.

Так они и вышли — женщина с тёмными волосами и маленькая фея в смешной курточке, притаившаяся у неё на плече.

Осень — удивительное время года. В детстве она не казалась Полине такой привлекательной: лужи, слякоть, бесконечный дождь за окном. Она не понимала людей, говоривших о ней с восторгом, как о поре, что способна вдохновлять творческие натуры.
Но годы подарили Полине понимание — эти люди восхищались осенью не просто так.

Она удивительна. Она — воплощение перехода. Как изящный мостик, перекинутый из знойного лета в хрустальную зиму, из яркой жары в тихий мороз. Это гармоничное движение от буйства красок к чистым, белым страницам зимы — через монохромную, но такую тёплую палитру жёлто-оранжевых дней

И вот Полина шла по тропинке, усыпанной хрустящим золотом листвы. Под ногами — мелодичный шелест, словно сама земля решила аккомпанировать её  шагам. Воздух наполнен неповторимым осенним ароматом — влажной земли, спелых яблок, дымчатой прохлады и чего-то такого древнего, что словами не передать.
И душа её  словно начала танцевать — легко, свободно, под звуки незримого вальса, что рождается в сердце и смешивается с шепотом листьев, щебетом последних птиц, провожающих лето, и тихим ветром, рассказывающим свои истории...

— Ой, смотри! — воскликнула Липа, указывая на клён с огненно-рыжими листьями. — Какие красивые! У нас таких нет! Они как маленькие солнышки!

Полина улыбнулась. Гуляя с феей, она и сама начала видеть мир по-другому — ярче, объёмнее, словно слой пыли стёрся с её глаз.

И тут пришло осознание: ведь осень — это не просто время года. Это состояние души. Она учит нас отпускать. Красиво, с благодарностью, с лёгкостью в сердце. Как деревья отпускают листья, чтобы весной снова распуститься — так и мы можем отпускать всё, что отжило свой срок.

Полина присела на скамейку. Липа перелетела на её спинку и, запрокинув голову, смотрела на небо.
—Вон то облако похоже на лошадку с пушистым хвостом! — прощебетала она.

— Да, красиво, — согласилась Полина, следуя за её взглядом. — Я всегда любила смотреть на небо. Оно такое разное, бесконечное…

— А ты умеешь летать? — вдруг спросила Липа, поворачиваясь к ней.

Полина смущённо рассмеялась.
—Только во сне.

— А ведь ты уже летала, — сказала фея так просто, словно говорила о самом очевидном в мире. — Ты видишь сон — яркий, почти реальный. Ты бежишь, земля уходит из-под ног, и в один миг ты понимаешь, что тяжести больше нет. Ты не бежишь — ты летишь. Сердце замирает от восторга, а душа, будто сбросив оковы, поёт.

Полина вспомнила тот самый сон. А потом — то утро, когда музыка подхватила её на улице.
—И наутро, в суете, среди спешки и дел, когда ты уже почти забыла о ночном чуде, оно мягко касается тебя снова. Ты уже не идешь, а паришь... той самой частью себя, что важнее и реальнее мышц и костей.

— Это же чувство! Тот же полёт! — прошептала она.

— Конечно! — Липа взмахнула крылышками, рассыпая в воздухе серебристые искорки. — Это — не случайность. Это — самое настоящее прикосновение к твоей истинной сути. Твоя душа на мгновение приоткрывает дверцу и напоминает тебе: «Смотри, вот какая я на самом деле! Свободная, лёгкая».

Они сидели в тишине, а над ними проплывало облако, действительно очень похожее на лошадку. И Полина почувствовала, как внутри неё что-то отпускает. Какая-то тяжесть, которую она носила в себе годами, растворялась в прохладном осеннем воздухе, уступая место лёгкости. Той самой, что рождается, когда тебе напоминают, что твоя душа умеет летать. И для этого ей не нужны причины — только разрешение.

Глава третья. Симфония, которую слышно сердцем

Небо окончательно нахмурилось, и с его серых кружевных облаков закапали первые тяжёлые капли. Осенний дождь начинался неспешно, словно давая им время найти укрытие.

— Ой, дождик! — прошебетала Липа, прячась под воротником Полининого пальто. — А я ведь никогда не видела дождя так близко!

Полина улыбнулась. Казалось, эта маленькая фея удивлялась самому обыкновенному чуду — будь то осенний лист или прохладная капля воды.
—Знаешь, я вспомнила! — сказала она, поднимая воротник. — Совсем рядом, в музыкальной школе, скоро начнётся концерт. Там будут играть живую музыку. Хочешь послушать? Музыку нельзя унести с собой в кармане, но впечатления от неё — ещё более ценная память. Она остаётся здесь, — Полина приложила руку к сердцу.

Глаза Липы загорелись любопытством.
—О да! Я очень хочу! Но… — её взгляд стал серьёзным. — Там же будут дети? Им нельзя меня видеть. Дети всё замечают. Их взгляд ещё не затуманен правилами, они видят мир настоящим. Я не хочу, чтобы из-за меня сорвался концерт.

Полина кивнула, оглядываясь в поисках укрытия.
—Залезай в карман! — предложила она.

— Фу, нет! — сморщила носик Липа. — Там пахнет монетками и старой пылью. Это не для фей!

Тогда Полина сняла с шеи свой длинный шерстяной шарф, мягкий и тёплый.
—Держи, — сказала она, аккуратно устраивая фею в его складках, словно в уютном гамаке. — Притворись пушистым помпоном!

Липа устроилась поудобнее, и её сиреневое платьице почти слилось с узором на шарфе. Со стороны это выглядело так, будто Полина прижимает к щеке край шарфа, чтобы укрыться от ветра. Они поспешили к старому зданию музыкальной школы, из окон которого уже лился свет и доносились первые, пробные звуки настройки инструментов.

В небольшом зале было тепло и уютно. Пахло деревом, лаком от скрипок и волнением. Они сели на задний ряд. Липа выглянула из своего укрытия, её глаза были широко раскрыты от изумления.

Концерт начался. На сцену выходили совсем юные скрипачи, с серьёзными лицами выводившие свои первые мелодии, и взрослые выпускники, игра которых была уже уверенной, зрелой. Звучали рояль и флейта, виолончель и гитара. Каждая нота, каждый аккорд казались живыми существами, танцующими в воздухе.

Полина смотрела, как лица музыкантов преображались, когда они погружались в музыку. Исчезало волнение, появлялось сосредоточенное счастье. Она украдкой взглянула на Липу. Фея сидела, подперев ладошкой подбородок, и слушала, затаив дыхание. По её щеке скатилась маленькая, похожая на росу, слезинка.

Когда концерт закончился, и они вышли на улицу, дождь уже закончился. Небо очистилось, и в нём зажглись первые звёзды. Воздух был свежим и чистым.

— Это было… прекрасно, — прошептала Липа, всё ещё сидя на плече у Полины. — Они все были такими разными, но музыка объединяла их.

— Знаешь, — задумчиво сказала Полина, глядя на звёзды, — это ведь похоже на всю нашу вселенную. Представь, что вся наша вселенная — это огромный, бесконечный оркестр. А сам Бог — это и есть та великая Музыка, что звучит в тишине, и одновременно Дирижёр, который даёт возможность играть другим.

Липа внимательно слушала, её крылышки чуть вздрагивали.
—А мы? — тихо спросила она.

— Перед тем как родиться, каждая душа — это маленькая нота в сердце этой божественной симфонии. Она подходит к Маэстро и говорит: «Я хочу сыграть свою собственную мелодию! Я хочу понять, как прекрасно переплетаются звуки, рождая радость, грусть, восторг и покой!»

Полина говорила, и ей казалось, что она не просто вспоминает когда-то прочитанные слова, а рассказывает историю, которую всегда знала глубоко внутри.

— И Бог с любовью отвечает: «Иди и твори. Но чтобы ты познала всю магию творчества, всю прелесть поиска, ты забудешь все ноты. Ты начнёшь с чистого листа, с тишины. И именно из этой тишины ты родишь свою уникальную песню».

— Поэтому мы иногда ошибаемся? — прошептала Липа. — Играем фальшивые ноты?

— Именно так. Мы не помним ни партитуры, ни точных аккордов. У нас в руках лишь инструмент — наша жизнь. И мы учимся играть методом проб и ошибок. Иногда мелодия выходит светлой и гармоничной, иногда сбивчивой и полной диссонансов. Порой мы пропускаем такт, а бывает, что и роняем инструмент от усталости и отчаяния.

Они шли по мокрому тротуару, и их шаги отбивали тихий ритм.

— Но знаешь, что самое главное? Высший Маэстро никогда не смотрит на нас с осуждением. Он наблюдает с бесконечным любопытством и нежностью, потому что понимает: мы для этого и пришли! Чтобы испытать, выбрать, споткнуться и подняться. Настоящая свобода — это и есть возможность сыграть фальшивую ноту, громко заплакать в тишине или, наоборот, извлечь такой звук, от которого замирает сердце.

Липа мягко прикоснулась к её щеке.
—Почему? Почему Он не сердится?

— Ведь каждая душа — это Его часть. И через наши руки, через наши сердца и через наши неповторимые мелодии Он познаёт Сам Себя. Он проживает каждый наш смех и каждую слезу. Он не где-то далеко, а прямо здесь, в биении нашего сердца, в порыве ветра, в лучах заката — Он слушает.

Они дошли до дома Полины. Окно её квартиры тёплым светом выделялось на фоне хмурого неба.

— А в конце концов, все наши отдельные истории, наши личные мелодии — весёлые и грустные, простые и сложные — сплетаются в одно грандиозное, непостижимо прекрасное произведение. В ту самую вечную симфонию, которой мы изначально являемся.

Липа взлетела и села на подоконник, оглядываясь на ночной город.
—Так что не бойся играть, — тихо сказала Полина, обращаясь уже не только к Липе, но и к самой себе. — Не бойся ошибаться. Твоя песня уникальна и важна. И ею наслаждаются. Вместе с тобой.

— Мне кажется, — прошебетала Липа, — я сегодня услышала не только музыку в зале. Я услышала начало твоей песни, Полина. И она очень красивая.

И в тишине осеннего вечера эти слова прозвучали как самая главная нота в симфонии целого дня. Нота надежды.

Глава четвёртая. Бумажный дракон и ключ от клетки

Полина и Липа вернулись домой и принесли в себе отзвуки музыки и тишины, словно запечатанные в их сердцах . Но над феей поникли прозрачные крылышки.

— Скоро закат, — тихо сказала она, устроившись на спинке дивана. — А у меня до сих пор нет ни одной вещицы на память. Что-то, что можно будет потрогать и вспомнить этот день.

Полина улыбнулась. В её улыбке была лёгкая грусть, но больше — нежность.
— Я люблю собирать такие вещицы. Маленькие маячки памяти.

Она подошла к шкафу и достала оттуда невзрачную на вид картонную коробку. Но внутри таилась целая вселенная. Засушенные цветы, билетики из кино, ракушки с далёкого моря, фотографии с смеющимися лицами. Липа с любопытством порхала над этим миниатюрным музеем души, трогая крошечными руками каждый экспонат.

Вот её внимание привлекла папка с рисунками. Акварельные пейзажи, карандашные наброски, яркие, почти живые персонажи, будто сошедшие со страниц детских книжек.

— Это ты нарисовала? — восторженно прошебетала фея. — Они волшебные!

Полина вздохнула, и в её глазах мелькнула тень.
—Давно. Я… я всегда мечтала стать иллюстратором. Рисовать сказки. Но мне говорили, что это несерьёзно. «Хобби, а не профессия». Вот я и выучилась на «серьёзную» специальность. Работаю добросовестно, но… будто не на своём месте.

Она достала из папки распечатанное письмо — приглашение от известного детского издательства. Они искали новых художников для серии сказок и принимали портфолио.

— Я даже отобрала работы, приготовила всё неделю назад. Но отправить… не могу.

— Почему? — искренне удивилась Липа.

— Страшно. А вдруг не понравится? Покажутся наивными, глупыми? А если…

Липа внимательно посмотрела на неё своими лучистыми глазами.
—А что будет, если они ПОНРАВЯТСЯ? — спросила она простым, детским тоном.

Этот вопрос повис в воздухе, такой очевидный и такой гениальный. Полина всегда думала о последствиях провала. Она никогда по-настоящему не позволяла себе поверить в успех.

— Страх — он как бумажный дракон, — сказала фея, садясь на край стола рядом с ноутбуком. — Он такой большой, страшный и громко рычит. Но стоит подуть — и он улетает. Потому что он не настоящий. Он только притворяется.

Полина смотрела на открытую папку с файлами, на курсор, мигающий в поле «Отправить». Сердце бешено колотилось. Это была её клетка. Невидимая, но прочная. И ключ от неё был у неё в руках.

— Давай подуем вместе? — тихо предложила она.

Липа кивнула, её крылышки затрепетали в унисон с биением Полининого сердца. Палец женщины дрогнул и нажал кнопку. Файл ушёл.

Наступила тишина. А потом… они обе рассмеялись. Сначала несмело, а потом — всё громче и беззаботнее, смывая напряжение, как дождь смывает пыль.

— А пока ждём ответ, давай порисуем! — предложила Липа.

Они устроили настоящий творческий хаос. Полина достала краски, кисти, цветные карандаши. Липа, измазанная в акварели, с восторгом оставляла крошечные разноцветные отпечатки своих ладошек на чистом листе. Они рисовали не для результата, а для радости процесса. И в этом хаосе Полина чувствовала себя по-настоящему свободной. Она была собой. Без масок, без оглядки.

Именно в этот момент на ноутбуке прозвучал тихий щелчок — пришло новое письмо.

Полина замерла. Липа, сидя на её плече, обняла её за шею.
—Не бойся, — прошептала она. — Ты уже победила дракона.

Полина открыла письмо. Она читала, а её глаза наполнялись слезами. Слезами счастья. Её работы высоко оценили. Её приглашали стать иллюстратором для новой серии детских книг. Её мечта… сбывалась.

— Видишь? — Липа сияла. — Я же говорила!

Солнце за окном уже клонилось к закату, заливая комнату тёплым золотым светом. Они вышли на балкон. Небо пылало алым и оранжевым, как бы отражая рассвет, но звуча этими цветами иначе — мудро, глубоко, как завершённый, но не конечный аккорд.

— Скоро мне пора, — тихо сказала Липа, глядя на солнце, которое медленно касалось горизонта.

— Я буду скучать, — призналась Полина, и в её голосе не было горечи, только светлая грусть и бесконечная благодарность.

— Не надо скучать. Ведь я никуда не ухожу. Я — это ты. Ты сама. Та, что умеет летать во сне, видеть красоту в рассвете и шелесте листьев… и рисовать сказки. Я просто помогла тебе вспомнить. Теперь, когда ты знаешь, что я есть, ты всегда сможешь меня найти. Просто возьмёшь в руки карандаш.

Липа подлетела к Полине и легонько, как дуновение ветерка, коснулась её лба.
—Не прощайся. Это не конец. Это начало твоей песни.

И когда последний луч солнца скрылся за горизонтом, на плече у Полины осталась лишь лёгкая серебристая пыльца, таявшая в воздухе. Но одиночества не было. Была лёгкость. Была уверенность. Была тихая, звонкая радость и предвкушение чего-то прекрасного.

Она вошла в комнату. На столе лежал лист бумаги, на котором они с Липой оставили свои разноцветные следы. Рядом — коробка с карандашами.

Полина улыбнулась. А где-то далеко-близко, в мире, где варят варенье из росы, маленькая фея по имени Липа  улыбалась ей в ответ... А над землёй летела музыка, приобретая всё более сильные и жизнерадостные аккорды