Грудолов Атлантический

Грудолов Атлантический

Капитан Витя был не обычный рыбак, а грудолов.
Он выслеживал грудь, но не всякую.
Только ту, что шепчет приливам:

- Я - заблудившийся маяк, светящий морякам.
- Я - пятёрка с глазами, смотрящими тебе в душу.
- Я - кораблекрушение, ради которого стоит жить.
- Я - грудь, чьё дыхание движет континенты.

Подготовка к походу

Витя готовился тщательно:
- Наживка — варёный банан в бюстгальтере размера DD.
- Блесна — голографическая наклейка с надписью Victoria’s Fishcret.
- Катушка — намотана волосами русалок, выменянными у портового шамана.
- Крючок — выкован из слёз капитанов, которые никогда не вернулись.

Перед выходом в море Витя натёр удочку Chanel №5 — «чтобы груди всплывали охотнее».
Он проверил компас — стрелка указывала не на север, а на ближайшее декольте.

С ним в море собрался шкипер — старый морской волк в заношенном реглане и с таким же заношенным чувством юмора.
Шкипер покосился на снасти и пробормотал:

— Осторожней, капитан… Грудь в Атлантике не прощает. Заманит — и утопит.
— А если я утону? — усмехнулся Витя. — Тогда я стану легендой.

Легенды моря

Старые моряки рассказывали, что в этих водах бродят Сирены-Декольте.
Они не поют — они трясут, и эхо лифчиков идёт по горизонту, сбивая курс кораблей.

Один фрегат пошёл ко дну, потому что вся команда бросилась за лифом 10-го размера.
Дайверы говорят, что на мачте того фрегата до сих пор висит чашка от бюстгальтера — как маяк для одиноких матросов.

Другие утверждали, будто в пучине скрыт целый город из кружев, где вместо улиц — бретельки, а вместо фонарей — застёжки.
Кто туда попадёт, уже не возвращается: уходит в вечный карнавал прикрытого и неприкрытого.

Ассоциация грудоловов

Перед отплытием Витя зашёл в старую харчевню на набережной, где раз в месяц собиралась Ассоциация грудоловов.
Собрание было шумное, пахло ромом и пудрой.
Каждый хвастался снастями:
- Один доставал из мешка селёдку, втиснутую в кружевной лифчик.
- Другой показывал пельмени в пуш-апе, уверяя, что это «самая универсальная наживка».
- Третий притащил поплавок, обёрнутый кружевами.

На стене висел лозунг:
«Мы не ловим рыбу. Мы ловим мечту.»

Председатель, старый адмирал с орденом «За ловлю шестого размера», поднял бокал и сказал:
— Братья! Пусть каждый грудолов знает: грудь — это не добыча, а маяк!

Все зааплодировали кружками рома.
А шкипер Вити, сидевший в углу, мрачно добавил:
— Грудь манит, а кто поддался — тому нет берега.

Море встречало их блёстками волн, будто подмигивало.
Лодка, скрипя, словно старый сундук, вошла в Атлантику.

Шкипер усмехнулся:
— Если повезёт, капитан, вернёмся с уловом. Если нет — с легендой.
Волны кипели.
Облака смеялись, превращаясь в кружевные лифы.
Морская звезда покраснела, увидев снасти.
Даже акулы вынырнули — поглазеть на безумцев.

И вот — клюёт!
Катушка визжит.
Витя орёт.
Шкипер орёт.
Даже чайки орут: «Гру-у-удь!»

Тянут долго. Схватка с океаном.
Снасти гнутся, палуба скрипит,
а небо над ними рвётся на кружево.

И вот…
Они вытаскивают грудь.
Одну.
Надкусанную.
Из пенопласта.

На ней гравировка:
«Памяти ей, ушедшей к дельфинам.»

Витя долго молчал.
Море шипело, будто издевалось.
Шкипер тихо сказал:

— Капитан... Может, оставим это в покое?
Сардин поймаем, крабов — дело надёжное.

Но Витя поднял глаза к закату, где солнце само походило на алый бюст, и ответил:

— Нет. Это знак. Завтра пойду ловить на живца.
Насажу на крючок вечную мужскую тоску по декольте…
И если грудь Атлантики решит меня забрать — пусть. Значит, я стану её последним уловом.

Шкипер перекрестился пробкой от рома и пробормотал:
— Пусть море услышит твои мечты, капитан.

А чайки снова закричали — «Гру-у-удь!» — и улетели в темнеющий горизонт, словно сами стали приманкой для тех, кто ищет невозможное.

Когда солнце почти коснулось горизонта, море вдруг стихло.
Из глубины поднялась тень, похожая на скалу.

Вода разошлась, и показался гигантский лифчик — из кораллов, жемчуга и водорослей, сияющий в закатных лучах.

Шкипер побледнел:
— Капитан… это он. Священный Лифчик Посейдона. Его показывают лишь избранным.

Лифчик колыхался, словно парус судьбы.

В каждой чашке отражался мир: в одной — бушующее море, в другой — пустыня мужских сердец.

Громовой голос из глубины сказал:
— Кто бросил тоску по декольте в мои воды, тот получит ответ. Не рыбу ищешь ты, а вечный мираж. Грудь — это порт, где якорь никогда не держит.

Витя шагнул ближе к борту и прошептал:
— Пусть будет так. Я ловлю не форму, а надежду.

Море взревело, лифчик вспыхнул, и в ту же секунду лифчик нырнул, волны сошлись, и море снова зашумели, как обычно.

От сияния осталась лишь маленькая ракушка в форме застёжки от лифчика, блеснувшая у борта.

Шкипер перекрестился пробкой от рома и выдохнул:

Теперь ты не просто грудолов, капитан.
Теперь ты — избранник, присягнувший Лифчику Посейдона.