Борьба с линейным повествованием

Около 7 утра – стук в дверь. Открываю. «Вы кто?». «Я – “платят”…». «Как Вы тут очутились?». «Меня потерял Ризопов». «Так… И чем я могу быть полезен?». «Не угостите чашечкой кофе? Сугубо, так сказать, для бодрости. Выпью и пойду искать Ризопова». «Что ж, извольте…». С этими словами впускаю. “Платят” проходит на кухню, выпивает двойной эспрессо-лунго, и, шёпотом поблагодарив, откланивается.

В остальном, тихое воскресенье. Съел яичницу, выпил большой стакан воды и две чашки кофе. Смотрел кулачные бои, делая упражнения с резинкой. Немного плеч, немного спины и грудных. Нужно чем-то компенсировать бег, с которым, похоже, придётся окончательно попрощаться.

С утра нога была получше. Сев на диване после пробуждения, сначала размял хорошенько колени, потом очень аккуратно сделал первые шаги. Чувствую, что во мне укоренилась эта опаска – повредить колено неудачным движением.

После завтрака надел бандаж, который дал Андрюха. В нём уже спокойнее. Там есть металлические вставки и плотная чашечка, которые здорово фиксируют. Сижу вот с нефорской чёрно-оранжевой повязкой на колене и печатаю.

Вчера заезжал к родителям. Сделал себе установку – не вступить с отцом в новый спор о вкусах, жизненном опыте и избранности, из-за которых мы всю жизнь разругиваемся в пыль. Обычно я помалкиваю, но нет-нет да огрызнусь… И ящик Пандоры открывается.

На этот раз было мирно. Поговорили про Довлатова. Цитировали что-то, смеялись. Аккуратно подготовив почву примирительной интонацией и ворохом оговорок, я всё-таки сообщил отцу обескураживающую новость: что узнал намедни о том, кого Довлатов считал тремя величайшими писателями всех времен. Отец настороженно предположил: «Бродский…». Я говорю: «Бери больше…». «Ну… Чего там?...». «Кафка, Джойс и Пруст».

Тут важно понимать, что дело даже не в парадоксальности выбора, ведь, чего греха таить, это странно, когда классический беллетрист, писатель, так сказать, действия, выбирает для почётной ложи в своём литературном пантеоне, троих канонических модернистов (причём, словно по заказу, представляющих как бы три разных ответвления: от будничного сюра в романах Кафки, через эгоцентрический шелест мыслей, в котором варятся герои Джойса, к ретроспективному экспрессионизму Пруста). Существеннее личный аспект. Ведь отец всегда на дух не переносил моё увлечение модернизмом. И по гнусному стечению обстоятельств, чаще всего отождествлял мои ложные пристрастия с… Кафкой, Джойсом и Прустом.

Одним словом, папа не был к этому готов. Сначала даже растерялся. Но после вспомнил, что Довлатов – еврей, и облегчённо отметил, что “от этого брата всегда можно ожидать какой-то подлости”. «Мы то с тобой, как никто, должны понимать… Сами с прожидью».

Обошлось без происшествий. Отец перед уходом на прогулку поделился со мной тейпом для колена.

Затем я выпил кофе с мамой, поболтал со старшенькой и попал в гравитацию входной двери. Настюшка прощалась флегматично, оглядываясь постоянно на монитор в гостиной. Она уже успела победоносно воткнуть свою зубную щётку в хрустальный стаканчик в ванной, заварила выходной доширак с соевым мясом и включила мультики на бабушкином компьютере. Территория помечена. Ночёвке быть.

Затем или до того (линейность повествования не должна быть приоритетом порядочного мовиста) заезжал в «Сферу» за линзами. Посетовал на то, что в последнее время вижу предметы нечётко. Очутился в кресле офтальмолога – там же, в недрах магазина.

Было много цифр и точек, безмятежный домик на плоском кислотно-зелёном холме, который, словно несбыточная мечта, то становился отчётливым, то снова расплывался; были тяжёлые очки в стиле стимпанк, которые больно сдавливали переносицу, силуэты продавцов, скользившие от двери, ведущей в магазин, в сторону другой, что вела как бы в подсобку подсобки. Они шагали плавно и вкрадчиво, будто эльфы.

Я, кажется, впал в гипноз. Отвечал на размытые вопросы, разглядывал неразличимые картинки. Вёл себя снуло и нечётко. «У Вас прогрессирует косоглазие», – в какой-то момент сказала девушка-офтальмолог. «Мне оно необходимо, – бормочу, засыпая, – Видите ли, я некоторым образом писатель. Мне просто необходимо смотреть на предметы под разным углом».

Вдруг двое продавцов вышли из подсобки-подсобки и протиснули под ноги, которые я мирно сложил на металлической подножке кресла, квадратный лист фанеры. На нём была нарисована тротуарная плитка.

Тут же на мои кроссовки свалилась тень. Я поднял голову. Это был Ризопов. Наверное, он перемахнул через клумбу. Я как раз закрывал машину и собирался идти в сторону подъезда. «Как всегда подкрадёшься!» – упрекнул его. «Ух, батенька, хорош… Вот чего не отнять, так не отнять. Всегда умел прикинуться». «Да брось ты…». «Нет уж, иконе стиля соответствующий почёт. Ты где такие сочни модные оттопырил?».

С этими словами он слегка ткнул тупым носком своего башмака мои пожилые, в общем-то, 993 balance`ы. «Ну, колись… Сколько за такие нынче плотят?». Я поморщился: «Не знаю, сколько плотят. Давно брал». «И давно у Вас происходят эти расфокусировки? Не обратили внимание?»…

Офтальмолог смотрела на меня в упор. Я мог разглядеть каждый крохотный комочек туши на её ресницах, видел едва уловимое воспаление по краешку век и россыпи графитовых осколков с непроглядным колодцем посередине, из которого за мной кто-то наблюдал. Жутковатый эффект заключался в том, что этот «кто-то» изучал меня совершенно бесстрастно. Я привык, что человек, скрестивший со мной взор, одновременно как бы судит меня и оценивает. Именно так ведут себя живые люди, верно?

Во взгляде офтальмолога не было ничего земного. Фиксация моих биологических характеристик и только. Мне хотелось как-то сбросить его с себя, чтобы не превратиться в камень и не умереть от сердечного приступа. Изыди, Медуза! Изыди, бесчувственный Василиск!

Я что-то пробормотал. Офтальмолог одобрительно кивнула и поднесла к моему носу карточку с текстом. «Я начну медленно отводить карточку от Вашего лица. Скажите “стоп”, когда слова станут отчётливыми».

Вороны в молочной бездне. Куда летят они такими стройными рядами? Ко мне или от меня?..

- Стоп!

- Прочтите фразу.

- «Мовисты и ретроспективные экспрессионисты объединились в своей борьбе против идеи линейного повествования…».

- Замечательно. На этом закончим. Я выпишу рецепт, и мы прямо сейчас подберём Вам линзы. Могу заверить: теперь Вы будете видеть всё.

28.09.25 | 17:51