13. Песенный дебют

     Творческие высоты, к которым стремятся люди, достойны уважения. Чем выше планка, чем значимее планы на будущее, тем большего достигает человек. И я, глядя на друга, жил мечтой – хотелось стать настоящим поэтом, но понимал, что это требует напряжения всех сил души.
     Я понял, что стихи, это хорошо, но песни – ещё лучше.
     Натолкнул меня на эту мысль все тот же Роман, как-то он решил увеличить репертуар своих песен.
     Он пришел ко мне и попросил помочь  записать его песни на магнитофон, предварительно наметив из своего сборника то, что хотел переложить на музыку,
     И вот, подыгрывая на гитаре, стал напевать с десяток-полтора текстов, а я записывал это на магнитофон.
     Скажу сразу, к сожалению, почти всё это так и осталось на моей кассете.
      Дальше надо было решиться на профессиональную аранжировку, найдя подходящего композитора, записать «минусы» и «плюсы» песен на компакт-диск.
     Это требовало немалых затрат и усилий в поиске аранжировщика, записи инструментовки, согласования и прочее. Но друг был инертен и дремуч в этих вопросах.
     Дома у себя он не мог забить и гвоздя. Когда я приходил к нему на квартиру, мне приходилось ремонтировать сантехнику, менять розетки, замки и прочие бытовые дела, что в принципе, на мой взгляд, должен уметь делать любой уважающий себя мужчина.
     Конечно, не все это могут, и я охотно помогал ему. Но он так же был беспомощен и во многих других житейских вопросах, которые не касались творчества.
     Зато с готовкой уборкой, стиркой он, хоть и со скрипом, с постоянными жалобами на надоевший быт, управлялся сам, больная мать руководила его действиями.
     В прошлом педагог, беспомощная теперь физически, она все так же находилась в твёрдой памяти до последнего дня своей жизни.
     Роман исполнял все указания матери, но «на свободе» часто выражал недовольство этой своей зависимостью. Так он пытался забыться хоть на время во хмелю, благо усилий для этого особо прилагать не нужно было: друзья и поклонники, на различных мероприятиях, днях рождения, презентациях книг помогали расслабиться  моему герою.
     В этом нет ничего плохого, так у нас принято. И если знать меру, то все будет хорошо.
     Но сколько талантов и просто хороших людей сгубило наше чрезмерное гостеприимство…
     Тут вплеталось ещё и то, что некоторые его поклонницы, не жалея своих сбережений, питали призрачные надежды на супружество с видным холостяком. 
     Роман был свободен в семейном плане, к тому же, как я сказал, видным женихом и компанейским мужчиной, играл на гитаре, знал много застольных, цыганских песен, у него были припасены на такие случаи шутки-прибаутки, правда, уже залежалой свежести, но это было все же интересней, чем отсутствие оных, потому казался неотразимым.
     До моего знакомства с ним, он имел даже собственного гитароносца (по аналогии с оруженосцем Санчо Пансой у Дон-Кихота).  Таковым выступал добровольно журналист Николай Белинский из города Минеральные Воды. Так мы его называли за внешнее сходство с известным критиком 19-го века.
     Между тем сам Николай, работая на поприще журналистики, был не просто поклонником Романа, в свое время заслужил звание лауреата премии имени Георгия Лопахина.
     В молодости  он пытался что-то рифмовать, но понял, что это не каждому дано. Выйдя на пенсию, увидел в Романе предмет своего поклонения как к поэту и человеку, великодушно позволяющему сопровождать иногда его в поездках на мероприятия.
     Гитару, естественно, он вызвался носить добровольно, как знак дружеской заботы.
     Белинский стал и моим другом. А когда его не было, я стал его "заместителем", таская гитару. И тоже не испытывал комплексов на этот счёт.
     Роман ублажал всех своим пением, брал на себя лидерские качества, а мы помогали ему, ведь таскать постоянно гитару одному тоже не мёд.
     Николай обладал довольно необычным басом, хотя говорил ничем не примечательным голосом. Исполняя песню, он вдруг преображался, лицо его вытягивалось, становилось одухотворённым и сосредоточенным, он вставал в стойку исполнителя на сцене, и пел вроде как поставленным, но глуховатым басом.
     Делал он это тогда, когда находился в компании за дружеским столом и уже хорошо "приняв на грудь".
     Мой новый друг был добрым, скромным товарищем, любил поэзию, иногда под настроение декламировал строчки любимых поэтов. И так же торжественно, как и пел.
     В минераловодской квартире, где жил он бобылём, все пространство было заставлено библиотечными стеллажами, заполненными книгами, журналами, какими-то стопками газет.
     Может, это было его хобби? Или это остались запасы от прошлой деятельности, когда не было компьютеров и нужно было собирать информацию. И чтобы она находилась под рукой, он где-то разжился библиотечными стеллажами. Он и не заметил, как они заполнили все пространство комнаты, прихожей и даже кухни. Потому с трудом он сам протискивался к своей кровати и на кухню, чтобы поесть и поспать…
     Может он писал книгу – для нас осталось это неведомым, по обстоятельствам, о которых скажу чуть позже.
     Бывая у него, мы тоже с трудом протискивались между стеллажами, чтобы попасть на кухню, где он предлагал чаю, но мы старались поскорей выбраться из этого затхловатого царства квартиры-архива.
     Для чего-то человек все это хранил?
     Я был у него пару раз, но спросить об этом так и не решился. Он не любил рассказывать о себе, а мы деликатно не пытались влезать в его личную жизнь.
   Все когда-то кончается, и наше общение однажды прервалось: он серьезно заболел, потребовалась операция, во время которой обнаружилась неоперабельная злокачественная опухоль на позвоночнике.
     Вскоре ему стало совсем худо, он вынужден был оставить свое место жительства и перебраться в московскую область к своим родственникам, надеясь, что там помогут, что поправится и вернется в Минеральные Воды.
     Но этого не случилось. Позже мы узнали, что наш Белинский покинул этот мир...
     Сколько людей, столько и судеб. Я лишь коротко коснулся еще одной, хотя по-хорошему там есть много чего интересного…
     Мы с Романом все больше привязывались друг к другу, стали как бы "не разлей вода". Нас теперь обоих приглашали на мероприятия и общие друзья.
     Бывало так, что где-нибудь после выступления в библиотеке или в школе, голодные, нам приходилось возвращаться домой. И, предвидя такую ситуацию, захватывали с собой  перекус. Находили укромный закуток, сквер и утоляли голод.
     Часто больших мероприятий нас сопровождали женщины, поклонницы. Они  умудрялись носить с собой разносолы и всякие вкусности. И тогда мы расстилали газеты, выкладывали из сумок еду, спиртное, как правило, коньячок. Ели, пили, снова возникало желание выразить свои чувства в стихах, а то и спеть, вспомнить только что проведенное мероприятие.
     Мы старались не злоупотреблять, просто так снимали напряжение, понимая, что это не совсем то место, где можно расслабиться полной мерой.
     Честно говоря, я вспоминаю эти вроде пустяковые, дела с удовольствием. Спустя годы, это кажется таким милым и интереснейшим периодом веселой и беззаботной жизни.
     Со стороны, наверно, это выглядело странным, но это есть специфика творческой жизни. Мы этим жили и подобные отступления не считали чем-то необычным.