Дюймовочка Лика, роман, 10 глава

Глава 10. Тип-топ в Германии

Лику в аэропорту Берлина встречала санитарная машина из клиники. Носилки, парамедики. Сопровождающий Николай Петрович после всех таможенных процедур наконец-то уселся рядом, озираясь по окнам. Лёне не было смысла мчаться в Берлин, чтобы потом возвращаться в свой городок. Он решил спокойно доработать день и вечером увидеться в палате. Он так и выбирал клинику, чтобы Лика была рядом.
Этакая немецкая педантичность поразила дядю, а Лика слишком устала от перелета, перекладываний из машины в коляску, затаскивание по трапу, неудобное кресло, хоть и разложенное, вымотало все силы и эмоции, чтобы как-то оценивать.
Впрочем, она и прежде избегала осуждения окружения, что есть вокруг, с тем и живем. Оплаченное лечение ускорило визу, так что Лёнчику не пришлось приезжать за ней в Москву. Уже экономия, как пошутил он.
Природа за окном мелькала какая-то горно-ступенчатая, небольшие поселения вдоль дорог на уступах, а напротив, ступенью ниже, что-то напоминающее огородики. Холмы были укрыты хвойными деревьями. Всё зеленое, чирикает, солнце слепит, очень тепло для марта. Лика попросила усадить ее  повыше, хоть задница уже занемела. Спинка носилок плавно поднималась, пока Лика не поморщилась. Тут же подкачали круг под седалище.
– Окей, – поблагодарила она.
– Битте, – ответил немец, молодой накаченный паренек.
Ей проверили давление, дали витаминизированной воды из бутылочки-поильничка. Руки всё еще не могли удержать даже телефон.
Нелегкий путь стал интереснее, почти год она ничего, кроме потолков, и не видела.
На склонах попадались то коровки, то козлята или кто их разберет. Невольная улыбка тронула губы Лики, а старик обрадовался:
– Я ж говорил тебе, всё наладится, девочка моя.
Уловив тон сопровождающего, немцы тоже поддержали ее улыбками, жестами с оттопыренным пальцем.
Зер гут так гут. Осталось только поверить в это.
Как любая больница, клиника началась с приёмного покоя, анализов, первичного, вторичного и прочих осмотров. В палате она оказалась к легкому ужину, и тут же вошел Лёка, уставший и сияющий. Ему еще предстояло переговорить с врачом и пристроить дядю на ночлег. Встреча влюбленных получилась не романтическая, а хлопотная. Только и договорились, что навещать Лику можно после восемнадцати.
Дядя Коля надолго не стал задерживаться, на что тут в провинции смотреть? Выбираться с окраин Германии проблематично, надо не перепутать пересадки на электричках. До железной дороги Лёня отвезёт в выходные, пятьдесят километров от поселка, где он живет, это недолго. Все примерно столько и ездят на работу в ближайший город, а живут в деревне. И дешевле квартиру снимать, и нет эмигрантов, облюбовавших большие города. Хотя после Москвы всё кажется мелким.
Восстановительное лечение оказалось весьма болезненным. Лике казалось, что нагрузки чрезмерно тяжёлые для ее атрофированных мышц. Вечером она жаловалась Лёке, но он не воспринимал это всерьёз, напоминал, какие мучительные процедуры она терпела в детстве.
– Как далеко всё ушло, – вздохнула Лика.
Лёня катил коляску по аллее вокруг клиники, забавлял историями непонимания его немецкого и старался натаскивать правильное произношение у Лики. После вечерних растираний и протираний, ее укладывали спать, был часок поштудировать учебник немецкого языка, прослушать урок, и глаза сами закрывались от насыщенного дня.
Первый месяц вроде и не принес изменений в ее состоянии, но врач обнадеживал, что рефлексы стали лучше, а мышечная масса нарастёт, нужно время и соответствующее питание.
Курс лечения был закончен, Лёнчик снял комнату в доме с террасой, чтобы Лика могла выбираться сама на воздух. Это были долгие поиски, пока очередной риелтор не предложил подселить их к студентам, снимавшим не квартиру, а дом, и даже договорился с жильцами, чтобы арендная плата снизилась и была приемлема для всех.
Этакая коммуна.
Лика недоверчиво отнеслась к варианту, видимо, само слово смущало и имело другой смысл на родине. Забирать Лику Лёка пришел пешком с новыми друзьями. Улыбчивые немцы ведь очень сентиментальны к чужому горю и умеют проявлять сочувствие, не обижая инвалида.
Дом аккуратный, с черепичной островерхой крышей, как все старые постройки, был оборудован пандусами, что на въезд в дом, что на съезд в садик. Впрочем, тут в любом месте предусматривалось, чтобы проехала коляска. Вход на террасу шел через обширную кухню, которой мало кто и пользовался, даже семейные немцы предпочитали обедать в кафешках, и в основном этим бизнесом владели пары в возрасте, привлекая к работе и своих детей, и наёмных подростков.
Комната-спальня предусматривала собственный туалет с душевой, что было весьма немаловажно для Лики. Если она научилась пересаживаться на судно в постели, то теперь решила освоить такое же перемещение из кресла на унитаз. Она уже училась ходить меж брусьев под мышками, ноги слушались, но не держали. Для страховки Лёня пригласил мастера, чтобы всё в санузле было надежно оборудовано поручнями. Похоже, он решил оставаться здесь надолго.
По договоренности с ребятами решили приплачивать бывшей консьержке за уборку и мелкие поручения – сходить за завтраком для Лики или приготовить омлет. Обед приносил мальчик из кафешки напротив, а ужинали тем, что Лёка привозил из города.
Настало время, когда Лика смогла обходиться без памперсов. Великое дело, когда человек может ухаживать за собой. Конечно, она уже могла ходить, но страх упасть всё еще не покидал ее. Впереди ждал новый курс реабилитации, более болезненный, но не требующий укладывания в клинику. Лика вполне могла приезжать на коляске. И это было дешевле, кроме того, продлевало визу еще на год, за который ей предстояло сдать экзамены на знание немецкого языка, чтобы они оформили в муниципалитете свой брак.
Вид с террасы завораживал, столько неба, света, радости, даже думать не хотелось, что они здесь чужие. Устроенный быт, легко решаемые проблемы... конечно, если есть деньги. Как их добывал Лёка, она ни разу не спросила.
Тем временем Леонид – Ленни, как его звали коллеги, уверенно шел по карьерной лестнице, не распространяясь о домашних проблемах. Поднимался он в пять утра, чтобы к семи оказаться на рабочем месте. Служебная машина могла и забарахлить, а опаздывать он не мог себе позволить. А так-то завод начинал работу с шести, но инженер относился к офису и жил в таком расписании. Зато первая смена к трём дня уже была свободна для личной жизни, детей, баров. Он галопом пробегался по супермаркету, ведь в деревне, если что-то и привозили в частную лавку, то чаще по заказу и о скидках или акциях речи не могло быть.
Исподволь Лёня искал отца Лики, рассылая запросы по адресам. Может, и стоило лично подъехать по последнему адресу и расспросить старожилов о русском, но он не мог ни на день оставить Лику одну. Он уже не мог представить, что она когда-то была далеко и пережила страшную аварию и депрессию, что чуть концы не отдала от голода, отказа от еды.
Любовь ли это? Он не задумывался. Лика – это весь его мир, его продолжение, как рука или голова, вернее, сердце. Человек же не любит один пальчик на ноге или руке больше другого или тела в целом.
Ответы приходили странные, что никогда некий Иванов не жил по этому адресу.