Дюймовочка Лика, роман, 11 глава

Глава 11. Папка
Фридрих Шольц вернулся из недельной командировки, аккуратно припарковался во дворе, затем закрыл ворота и направился в подъезд. Уже у двери его окликнула консьержка и задала нелепый вопрос, давно ли он проживает в своей квартире, видите ли, ищут какого-то русского Иванова Фёдора, якобы он жил по этому адресу лет пятнадцать назад... Он только отмахнулся от привязчивой старухи, вечно недовольной жизнью холостяка, но на конверт взглянул, пожал плечами.
Уже приняв душ, сварил кофе, вытянул ноги, включил новости и задремал. Обычно после аварий ему ничего не снилось, только оборванные высоковольтные провода, а тут...
Приснилась покойная мать, далекая Чита, куда он не вернулся после армии, а зацепился за Москву, слесарил по лимиту, пил-гулял, пока не получил от матери последнее письмо, свое свидетельство о рождении, где отцом значился некий Шульц и его координаты в ГДР. Когда семейная жизнь не задалась, он окончил институт и решил проведать папочку, сообщить, что мамы больше нет. Так по турпутевке он и стал невозвращенцем. Благо рухнула берлинская стена, неразбериха была на руку. Отец был счастлив, признал сына. Мама Феди служила в медсанчасти в советском гарнизоне, бывала в увольнительных, так вот и слюбились. Только из-за беременности ее быстренько отправили в Союз, казалось, нерушимый.
Социализм с человеческим лицом приветствовали бурно, Фридрих оформил восстановление семьи, взял родную фамилию отца, поделился печалью, что есть дочка... не совсем здоровая...
Покойный отец во сне погрозил пальцем, мол, найди ее...
Фридрих подскочил как ужаленный, прямо в халате выскочил в подъезд, потребовал отдать странное письмо. Старуха покопалась в ящике и предупредила, что уже ответила, что нет таких иванов.
Это же его ищут!
Дочке восемнадцать! Вот она-то и начала искать по последнему адресу на открытке.
Фридрих дома прочел. Письмецо на немецком, но писал явно не немец. Он глянул на обратный адрес и присвистнул. Далековато, почти на границе с Чехией, ехать через всю страну.
Что ж... давно он не был в отпуске, надо собираться, продумать маршрут... может, самолетом? Или поездом... всё равно придется брать машину на прокат...
Надо отоспаться, проверить машину и в путь. Он набросал сообщение начальнику бригады, заявил об отпуске. В ответ получил грубое согласие, мол, сколько ж надо было выпить, если целую неделю отдыхать нужно?!
***
Лика проснулась от настойчивого звонка в дверь, чему сильно удивилась. Ведь чтобы ей одеться и добраться к двери, потребуется время, свои открывали сами, ключ находился у хозяйки кафе и консьержки. И ведь не принято являться без звонка, согласования... Тем не менее она оделась, пересела в коляску, но терраса выходила во дворик, а трезвонили в парадную уличную дверь.
Пока она добралась, настойчивый незваный гость ушел. Лика остановила коляску в дверях, решила осмотреться. На той стороне улицы стоял незнакомый автомобиль, пустой. Что ж, пора собираться на занятия в клинику.
Когда Лика захлопнула дверь и начала съезжать по пандусу, из кафе вышел седой, но поджарый мужчина, замер и махнул ей рукой.
– Лида!
От неожиданности Лика чуть не потеряла управление коляской, благо отпустила кнопку скорости.
Ей хотелось крикнуть: «Папка!», но ошибиться было бы очень больно.
Она вскинула подбородок и с достоинством откликнулась:
– Да... это вы звонили в дверь?
– Я! Я! Я! Я-я, Лида, дочка...
– Какими судьбами?
– Ну как же, я твое письмо получил, вот!
– А-а-а... – протянула Лика, сообразив, что это Лёка писал. – Но нам уже ответили, что такого человека никогда не было по всем адресам.
– Ну, конечно, я же Шульц, и ты Шульц, просто я и сам не знал, мать на свою фамилию записала... Я Фридрих Шульц, и  я твой отец.
Он оглядел ее, коляску и подошел ближе.
– Ты куда-то собралась, я провожу... Можно? – опешил он от осознания, что дочка инвалидом так и осталась.
– Можно, – прошептала Лика, чувствуя, как затряслись руки. – Я сняла с тормоза, нам вниз по аллее, держите коляску за рога.
– А да, конечно-конечно, – спохватился он.
Они неторопливо направились в клинику. Вопросы врасплох перемежались с паузами, разговор не клеился, словно люди не доверяли друг другу или не могли поверить, что встретились. Лика не хотела рассказывать о том, как она жила в Москве, но обида душила ее, ведь всё могло быть иначе. Проще и разумней. Почему он больше не писал, не пытался найти ее, ведь она выросла...
Парамедик уже поджидал Лику у входа в лечебный зал. Фридрих перекинулся парой слов на немецком и шагнул прочь.
– Папка! – вырвалось у Лики вслед.
Он развернулся, порывисто обнял ее, прошептал:
– Я не ухожу, не брошу тебя, я хотел с доктором поговорить, а ты позанимайся.
Но истерика не проходила, и доктор явился сам, ее проводили в бокс, уложили для обследования, укололи, чтобы снять судорожный синдром. Мужчины никуда не уходили, беседовали на немецком, но такую быструю речь Лика не успевала понять.
Оставаться в клинике Лика наотрез отказалась, они вернулись домой. Отец уложил в постель, заказал и себе обед на дом, когда принесли Лике ее диету.
Лика немного заторможенно рассказала о Лёнечке и как оказалась здесь. И что такой она стала после ДТП. Похвалилась, как работала, что всё быстро получалось, была здоровой... А сейчас вот язык учит...
– У тебя, случайно, не сохранилось свидетельство о рождении? – поинтересовался Фридрих.
– Нет, где-то у матери, наверно... – и она не стала продолжать, хотя высказаться хотелось.
– Впрочем, не важно, всё равно официальный запрос в загс отправлять будут для воссоединения семьи.
– Да, хорошо, но Лёка, у него же здесь работа, у меня лечение.
– Понятно-понятно, да и дело это не быстрое. Вы уже поженились, здесь? В России?
– Не успели пока... из-за аварии.
– Ну, тогда всё гораздо проще, до свадьбы и получения гражданства поживешь у меня... Не ближний свет, конечно, полдня дорога заняла, но я-то век за рулём, быстро доехал... Всё торопился, не верилось, что ты искать меня будешь... Да я и не прятался, писал, просто в девяностые многие письма терялись. Я же не только тебе писал, а бабушке так... для контроля.
Фридрих подскочил и хлопнул по коленям!
– Но ведь переводы-то она получала, знала, откуда и что фамилию сменил. Вот сука! – вырвалось у него.
– Сука... – подтвердила Лика на автомате, иначе она о матери и не думала.
Фридрих поперхнулся и захотел выйти на террасу покурить.
 Лика пожала плечами, накинула шаль, ей хотелось вздремнуть, и она решила не стесняться, зарылась в одеяло...
Проснулась она к вечеру от приглушённых споров на кухне.
– Лё-ёк-а-а, – позвала она.
Крайне обеспокоенный парень мгновенно примчался, расцеловал, держа ее лицо в ладонях, вглядываясь в ее состояние.
– Всё хорошо, Лёка, я сегодня лентяйка, не занималась. Папка приехал! Ты такой молодец!
Леонид припосадил ее в постели, прижал ее голову к груди и шепнул:
– Я не отпущу тебя к нему, пусть так проведывает. У нас еще своя терапия...
Лика хихикнула и кивнула, показав на коляску.
– Я сама пересяду, иди к гостям.
А на кухне и впрямь ребята обсуждали, где разместить гостя, тот был согласен и на кушетку в кухне, и на гостиницу. А сам кашеварил: готовил борщ и фирменные котлеты. Немцы чистили картошку, которую папа собирался пожарить.
– Удивительное дело, здесь никто не умеет готовить, прям смешно при нашей-то бережливости. Эту же кастрюлю борща на неделю семье хватает! А вам завтраки и обеды носят. Я тебя научу, дочка!
Борща и впрямь хватило дней на пять, даже хозяйка кафе забеспокоилась, что больше у нее ничего не заказывают. Папа сварил перед отъездом еще, свозил Лику по магазинам, приодел по сезону и наперед, не всё же ей в коляске сидеть, парадно-выходное тоже должно быть у молодой женщины.
Должно, конечно, но у Лёки ресурсов на это не хватало.
Бюрократическая машина закрутилась, прямое родство подтвердилось, да и жизнь наладилась. Лика на своих ногах вошла в мэрию, где они записались под одной фамилией как муж и жена. Пройдя столь трудное восстановление, финансово, как ощипанные курицы, никакого пира устраивать не стали. Просто приехал папа, наварил борща, а дочке подарил старинные прабабушкины серьги Шульцев.
Но жизнь такая штука, не бывает гладкой...