Лес женских судеб

Лесные девы

Войди в тот лес, где шёпот крон — признанья,
Где каждый лист — забытое письмо.
Здесь женских душ застыли ожиданья,
И время выткало на них клеймо.

Вот у дороги женщина-рябина,
Чьи гроздья едкой горечью полны.
Наряд её красив, а суть невинна,
Плоды до срока своего красны.

Она накормит птиц, когда завоет
Метель, как знак, средь холода зимы.
Но счастье горькое её укроет
Под тяжким гнётом мыслей и сумы.

А рядом с ней — берёзовая дева,
Чья нагота светла и так чиста.
Под тихий звук весеннего напева
Слезу горючую струят уста.

Её кора, как девичья страница,
Хранит зарубки — память горьких встреч.
Ей суждено и плакать, и светиться,
И хрупкой красоты не уберечь.

А вот и ель, отшельница лесная,
В тени густой свой коротает век,
Весь мир колючей лапой отстраняя,
Вдали живёт от суетливых рек.

Она не любит праздничного света,
Ей люб таинственный, глухой покой.
Но раз в году, зимой, теплом согрета,
Она звездой засветится чужой.

Осина-грешница трепещет вечно,
Неся в себе проклятий злую тень.
Её листва дрожит так бессердечно,
Что в дрожь бросает даже ясный день.

Она всё шепчет, будто в покаяньи,
Страшась и ветра, и немой тиши,
И в этом вечном скрытом ожиданьи —
Весь страх потерянной, больной души.

Черёмуха-невеста под окошком
Пьянит весною, духом так нежна.
Цветёт так пышно, будто понарошку,
Как для любви одной сотворена.

Но быстро вянет белое убранство,
И горечь ягод — вот её итог.
Вся жизнь её — мгновенье и жеманство,
И сладкий, но обманчивый предлог.

Калина-кровь. В ней девичья обида,
И первая любовь, и первый снег.
Её краса обманчива для вида,
А горечь ягод — для любовных нег.

Она горит, как уголёк в метели,
И лечит сердце от былых потерь.
Её мечты средь холода взлетели,
Открыв в страданьи благодати дверь.

Так лес стоит, где всё сплелось в единый
Узор судьбы, где свет и мрак утех.
И ты, войдя под свод его старинный,
Увидишь в бликах и любовь, и грех.