Новый снег часть 2

Не суди, да не судимым будешь

Мне всегда нравилось строить перевертыши часто повторяющихся фраз. Например, «Давай не будем!». Перевертышем будет: «Если будем, то давай». Похож на этот перевертыш и «Не суди, да не судимым будешь». Если будешь рассуждать публично, о чем бы то ни было, то готовься к тому, что о тебе также будут судить другие. Какой придумать перевертыш для фразы «Знал бы, где упаду, соломы бы постелил»? Но понятно одно, если собираешься судить о чем-то или о ком-то, то надо, на всякий случай, на себя посмотреть, в душе и в зеркало тоже. Иначе солома может не помочь.
Думая об этом, я вернулся с прогулки ко второй дамбе. Посмотрел в зеркало, но там ничего угрожающего для себя я не увидел. Может быть, человек всегда видит только то, что хочет видеть и не более того? Когда я пытаюсь найти ответ на один вопрос и даже если нахожу ответ, то всегда появляются несколько новых вопросов. И к этому я постепенно привык. Новые вопросы можно оставлять открытыми, как закладки в новых книгах. Оставить эти вопросы до тех пор, пока не наступит их время разрешения. Эти вопросы не уходят в небытие, а остаются где-то в памяти, в душе и каким-то образом влияют на меня и даже подталкивают к поискам новых знаний.
… Е. Пугачев вернулся домой, на Дон. Однако возвращаться обратно на фронт и гнить в окопах не захотел. Но одно дело – наши желания, другое дело – долг, про который всегда найдется, кому напомнить. Сдались ему эти Бендеры с бендеровцами. Его попытка договориться и послать вместо себя другого не увенчалась успехом. Когда он сидел в окопах, наверное, он успел подумать обо всех своих долгах. Подумав, он самовольно принял решение не возвращаться в окопы. За это был арестован. Затем, совершил побег. Знакомые посоветовали, что в Польше могут помочь сделать документы, по которым можно будет законно поселиться и проживать на Урале. И вот, он уже на Урале. Оплот почти абсолютной свободы и благоденствия его уже ждал. Ждали и те, кто на Урале собирал бунтовщиков и заговорщиков. Пока Пугачев боролся с бендеровцами, он был защитником своей Родины. Но как только устал защищать или заболел, и душой, и телом, то медленно и верно становился в ряды тех , кто преступает законы государства. Он искал тех, кто мог бы понять его нарушение присяги. Таких единомышленников, в то время, на Урале было много, и он их быстро нашел. Но после того, как нашел себе единомышленников, он привлек также к себе внимание тех, кто занимался поисками беглых крестьян, военных. В результате, его нашли, арестовали и отправили в тюрьму, в Казань. Тюрьма почти никогда не исправляет осужденных, а только изолирует их от остальной части общества для того, чтобы человек мог подумать о своих поступках. Какое оправдание мог себе придумать беглый хорунжий? Решение не возвращаться в окопы – это бунт. Как он мог оправдывать свой бунт? Для этого нужны весомые аргументы. Он не хотел гнить в окопах, а теперь – гниет в тюрьме. Такая альтернатива не может устроить и успокоить душу человека. В результате, закон о неотвратимости наказания, за одно, становится и законом неотвратимости новых нарушений закона, более жестокого бунта. Скорее всего, уже в Казанской тюрьме Пугачев был готов стать хоть Петром  III, хоть собакой дворовой, лишь бы оказаться в относительной свободе, а не гнить в тюрьме.  Ему  помогли сбежать из тюрьмы. И собакой дворовой он не стал. Не для этого его освободили. Стал Петром III, спасителем бедного крестьянства. Когда же попытался отказаться называться царем, то ему объяснили, что отказываться уже нельзя, невозможно. В это время готовилась очередная большая смута на Урале. Для смуты нужны были манифесты, призывающие к смуте. Манифесты пишутся от известного имени, от имени того, кто хотя бы теоретически мог бы исполнить желания бедных слоев крестьян. А у бедных крестьян пожелание только одно: отобрать у богатых все, что ими нажито «непосильным трудом». Если отбирать имущество богатых насильно, то это уголовное преступление. Если же по указу царя Петра III, то это нормально. Хоть и странно, когда у царя появляются такие пожелания. Но пожелание появилось. После рассуждений надо было действовать. Были среди крестьян те, кто сомневался в истинности царя и справедливости его манифестов. Наверное, это те, у кого было свое имущество и кому не было необходимости отбирать у других. Остальные скорее были склонны исполнять манифест нового царя об экспроприации имущества богатых:
«Именной указ казакам Яицкого войска», (Док. № 1), 17 сент. 1773 г.
… «Будете мною, великим государем, жалованы: казаки, калмыки и татары. И которые мне, государю императорскому величеству Петру Федоровичу, винные были, и я, государь Петр Федорович, во всех винах прощаю и жаловаю я вас: рекою, с вершин и до устья и землею, и травами, и денежным жалованием, и свинцом, и порохом, и хлебными провиантами». 
«Именной указ башкирам Оренбургской губернии», (Док. № 6), 1 окт. 1773 г.
… «Точно верьте: сначала Бог, а потом на земле я сам, властительный ваш государь. И мне служить будете, не щадя живота своего и души свои принеся на жертву, и неприятелям моим сопротивляясь, и пролитию крови при мне в готовности быть … . И будете подобными степным зверям. А произошедшее от вас в сей жизни добрые и худые дела упущаю …».
Когда я начал читать первые указы и манифесты ставки Пугачева, то все больше переставал понимать своего подзащитного. Если из тюрьмы надо было бежать, чтобы не сгнить заживо, провозглашать себя вторым, после Бога, нужны достаточные основания. Даже хорошему актеру, чтобы вжиться в такую роль, необходимо время. Скорее всего, времени для перевоплощения и выбора у него не было. Тем более не было времени для составления далеко идущих планов по исполнению желаний простых крестьян. Следовательно, документы ставки Пугачева являются результатом творчества большой команды, которая была способна анализировать опыт прошедших народных волнений, но не была способна строить далеко идущие цели. Реки с вершин до устья, и землю с травами. Что-то до боли знакомое. «Земля – крестьянам, заводы – рабочим, а власть – Советам». Аналогия напрашивается сама по себе. Алгоритмы таких механизмов одинаковые. Пока степные звери мелкие и пушистые, то вызывают только умиление и любовь к себе за их стремление к вольности и свободе. Но когда призывают людей быть подобным степным зверям и нападать на себя подобных, то кем они становятся – зверями или все-таки остаются людьми. Вопрос этот всегда остается открытым, так как звереть могут не только бедные крестьяне, но и те, кто называет себя слугами народа. Все взаимосвязано как причина и следствие.
Может быть, был прав тот, кто сказал, что «не суди, да не судимым будешь». Но если не судить, то и понять ничего невозможно. Принимать на веру все вредно для психического здоровья: не может быть Халтурин одновременно героем и террористом одновременно. Могут сказать, что может быть героем одновременно. Может быть героем, но только для террористов. А если я против террора, то он для меня не может быть героем не зависимо от цели террора. Не может быть героем ни в рамках двухзначной логики, ни в диалектической (спекулятивной) логике или в любой другой. Несомненный вред допущения таких героев в том, что в размытых границах понятий ничего понять и объяснить невозможно. Следовательно, этого не следует делать никому. Разумение опирается только на строго определенные понятия. Размытые понятия, как и смутные времена, появляются как бедствие для всех. Разумом понять такие понятия невозможно и принимать их не следует.
Екатерина II настрого запретила даже упоминание о Пугачеве, о Пугачевском бунте. Было принято решение придать его забвению как изменника и самозванца. После революции 1917 года Пугачев стал героем – освободителем крестьян. После 90 годов двадцатого века он снова стал разбойником. Метаморфозы в исторических понятиях? Может быть. Может быть, из-за размытости некоторых категорий и понятий многие разбогатевшие в перестроечное время, или просто вороватые, старались вывозить свое «нажитое непосильным трудом» за пределы России. Но это уже не только метаморфозы исторических понятий, а серьезная проблема государственного масштаба, разрешение которого потребует огромных усилий государства и, главное, желание решить эту проблему и не быть самим участником, создающим эту проблему. Я не знаю, как разрешать такие проблемы. Могу только рассуждать с пастухами о свободе. Почему с пастухами? Потому,  что они свободные и скажут то, что думают на самом деле. Им терять особо нечего, и они не обязаны обстоятельствами врать, они говорят так, как думают. Но даже рассуждать с пастухом, необходимы знания, исторические документы, приказы, манифесты и др. Иначе даже простой разговор быстро превращается в бытовые глупости, в неумышленный обман по незнанию о предмете рассуждений. По этой причине я изучал документы, которые были составлены мозговым центром ставки Пугачева. Я не судья и не сужу, а скорее пытаюсь защитить всех, кого можно защитить, любого человека, но до тех пор, пока действия человека не выходят за рамки моего понимания того, кто есть «человек».
«Именной указ башкирам Оренбургской губернии», 14 окт. 1773 г.
… «Для остерегания меня своеручно милостивый от своего войска, рассмотря, дал указ: никогда ни от кого не бойтесь и моего неприятеля, яко сущего злодея, не слушайтесь и не верьте, что всякое дело власть божия вышнего моего, когда я буду всех вас оберегать. И если кто меня не послушает, то им за то учинена будет казнь»
Когда мой подзащитный не захотел гнить в окопе, то тогда я мог понять его как человека. Слаб человек. Совсем не герой. Потом бежал из заключения, так как не хотел гнить в тюрьме. Тоже проявил свою слабость человеческую. Но если он слабый человек, не герой, то с какого момента он стал героем-освободителем крестьян, по мнению одних, и государственным преступником, по мнению Екатерины II?  Детали и обстоятельства для понимания очень важны, важны сами действия и мотивы человека, угрожающего казнить другого человека. Осаждая крепости, Пугачев казнил непокорных офицеров. Казни были показательными при стечении народа. Возле шатра сидел Пугачев и наблюдал за тем, как произносили назидательные речи и принародно совершали казнь. Солдаты, попадающие в плен, под угрозой смерти присягали Пугачеву и присоединялись к его войскам. Составлять именные указы это одно, но совершенно другое, когда людей лишают жизни согласно этому указу. Для исполнения такого указа нужны «мокрушники» с большим стажем. Наверняка, таких людей в третьем оплоте было в избытке и до появления там Пугачева. Наверняка также, были люди, которые могли составить эти указы и знали, как должны выглядеть эти указы и манифесты с добавлением в эти документы фольклора и признаков малограмотности для того, чтобы показать близость ставки Пугачева к простому крестьянству. Об этом нетрудно убедиться, если ознакомиться со всеми документами ставки Пугачева. Однако трудно понять то, каким образом так быстро человек, страдавший в окопах и познавший ужасы войны, может превратиться в символ для совершения реальных казней.

Одинокая сосна

По своему опыту может каждый человек сказать, что ничего так просто не происходит. Бывают, конечно, случайности. Но крестьянская война, в течение двух лет сотрясавшая Россию, не могла быть случайностью. Где та грань и черта, переходя которую беглый хорунжий сначала превращается в «степного зверя», затем в палача, а после и в народного героя? Перебирая документы ставки Пугачева, я пытался найти в них хоть какое-нибудь объяснение всему этому. Но такие вопросы, как правило, остаются открытыми, и нелегко найти на них ответы. Я узнал хронологию событий, факты. Понимание всего этого, наверное, придет со временем. Я оставил документы в покое.
На следующее утро я вернулся к проблеме привязки скважины. Пошел на свое рабочее место по прямой дороге, разделяющей кукурузное поле на две части. Е. Кадада уходила, извиваясь, влево. Лучи летнего Солнца над горизонтом сверкали на листьях молодой кукурузы. Капли росы на листьях кукурузы как дорогие алмазы рассыпали свои радужные блески. Степной зверек сидел в своей дорогой шубе возле своего бугорка и, наверное, не ждал меня. Когда я приблизился к его бугорку, у входа сурка уже не было, спрятался в норку. Горка земли возле норы напоминала мне шатер Пугачева. Одинокая сосна, которая была еще при Пугачеве, напоминала о том, что время может не иметь такого значения, которое ему придают. Но место сосны остается, если даже ее спилили. Легенды о сосне тоже ориентиры во времени. Двести лет после бунта Пугачева – это более, чем предельный возраст для сосны. Кровь на сосне тоже была, скорее всего, какого-нибудь степного зверька, разодранного ястребом или орлом. Легенд, связанных с сосной было много и если даже в них не верить, то, все равно не понятно, почему люди придумывали все новые и новые. Может быть потому, что она одинокая и очень большая, единственная в своем роде.
Пока я шел к месту, размышляя про это, я нашел узкую и быстро текущую часть Е-Кадады и перебрался в Ульяновскую область. Лысая песчаная горка между двумя расщелинами, как мне показалось, и была тем местом, где росла одинокая сосна. Когда я забрался на эту горку, то обнаружил, что лысина горки была покрыта светло желтым песком с камнями и галькой. Легкий свист ковыля напоминал о том, что одновременно могут сосуществовать и вечность, в которой нет времени, и бренность, сиюминутность всего существующего на свете. Вдоль расщелин росли молодые сосенки, по которым я сделал вывод о том, что где-то здесь надо искать пенек одинокой сосны. Однако не было даже  далеких признаков, напоминающих о бывшей одинокой сосне. Окончательную точку в поиске места сосны поставил прозвеневший звонок мобильного телефона. Позвонил мой брат и сказал, что одинокая сосна в полутора – двух километрах южнее от того места, где я находился. Красная машина брата стояла на серпантине лесостепной дороги в внизу, в Саратовской области.  Я не заметил, как он подъехал. Мы договорились, что я спущусь с горки, и мы встретимся в междуречье Е-Кадады. Я начал спускаться к берегу, пробиваясь сквозь густые заросли ивняка. Вышел к бревну поперек реки, которая служила  мостом для пастухов, и перебрался по нему на холмистый берег в Пензенской стороне междуречья. Легкий свист ковыля сливался с журчанием прозрачного притока Е-Кадады.
… Почему Пугачеву надо было, чтобы его бунтовщики были похожи на степных зверей? Этот призыв в манифестах и указах ставки Пугачева встречается часто. Однако не совсем мне понятна настойчивость такого призыва. Я могу понять, когда кого-то просят быть человеком. Здесь же, наоборот, людей призывают быть степными зверями. Указы и манифесты не могут содержать объяснений и обоснований смысла такого призыва. Получается, что в том случае, если бы я по воле судьбы оказался вдруг у бунтовщиков Пугачева, то я должен был бы быть похожим на степного зверя и верить в то, к чему призывает второй человек после Бога. Но, если даже я мог бы поверить в то, что он говорит, хотелось бы хотя бы в общих чертах узнать о степном звере, на которого надо быть похожим. Надо было быть похожим на сурка, домик которого был недалеко от меня? Сурок любит вольную степь и свободу. Но маловероятно, что сурок пошел бы на осаду Оренбурга. Лисице тоже не нужна осада Оренбурга. Она может огрызнуться на человека, но героем себя лисица может чувствовать только в курятнике. Может быть, надо было быть похожим на волка? Может быть. Волк опасен и для человека. И я бы не назвал волка безвинным и несчастным, нуждающимся в защите. Волк, скорее всего, литературный прообраз «мокрушника», способного убить невинного человека. В степях водятся и другие хищники, например орлы и ястребы.
Солдаты с осажденных крепостей присягали Пугачеву перед «царским» шатром и принародно. Присяга часто не была добровольной. Рекрутирование крестьян в армию Пугачева также трудно назвать добровольным. Степных зверей набирали десятками тысяч. Лисицы по большей части грабили помещиков. Сурки же разбегались с поля боя при первых же неудачных действиях Пугачева и его ставки. Поэтому, численность войск Пугачева была сильно нестабильной. Волки наводили страх своим и чужим, исполняя публичные казни. Только орлы и ястребы всегда оставались в тени всех событий, сочиняя указы и манифесты, наблюдая за всем происходящим и за тем, чтобы Великий государь Всероссийский Петр III случайно не сбежал, осознав возможную свою участь.

«Указ Военной коллегии атаману И.Н. Зарубину – Чике о мерах по привлечению жителей Уфимской провинции и Уфы на сторону Е.И. Пугачева» (Док. № 54), 29 дек. 1773 г.

… «Но хотя теми обыкновенными меры по действу Вашему преодолены быть не может, то их жилища, как можно, огню придать для путчего страху. И от того может они со всем своим усердием придут в покаяние, то оное зажженное, как наискоряе, стараться сократить. И учинить Вам по силе императорского величества указу без упущения … .»
Читая этот указ коллегии атаману Зарубину, я старался представить себе детали рекрутирования и превращения простых крестьян в степных зверей. Я представил себе атамана Зарубина, который поджигает жилище упрямого крестьянина, не желающего стать степным зверем. Согласно указу коллегии, соседи этого упрямого крестьянина и сам он должен прийти в покаяние и постепенно превратиться в степного зверя. Я не самый упрямый человек, как мне кажется, но не могу представить себе свое покаяние и превращение в степного зверя от того, что сжигают дом по силе императорского величества. Могу себе допустить покаяние какого-нибудь соседа, у которого дом еще не сожгли, но могли бы, если бы не состоялось покаяние. Однако и в этом случае не ясно то, каким образом сосед мог бы стать степным зверем. А если бы даже и озверел, то не в пользу Пугачева. Можно себе представить, что среди бунтовщиков были и добровольцы, то есть, беднейшие крестьяне, доведенные до отчаяния. От крайней нищеты человек вполне может озвереть. В таких случаях человек начинает ненавидеть себя и всех остальных без исключения. Возможно, что крайняя нищета и есть та граница, за которой простой человек способен превратиться в степного зверя. Следовательно, крестьянский бунт является верным признаком крайней степени обнищания крестьян. Крайнее обнищание может иметь разные причины: неурожай, жадность помещика, безразличие государства, слабость самого человека. Однако, в случае массового крайнего обнищания, выяснение причин обнищания всегда будут запоздалыми, и бунт будет неизбежностью. Орлы всегда найдутся. Они готовы сделать бунт неизбежным.
     Когда я ездил в Сибирь, то проезжая через реку Урал на поезде, то я увидел памятник Салавату Юлаеву. Люди в вагоне с интересом обсуждали красивый памятник. Среди них не было никого, кто бы стал осуждать Салавата Юлаева и называть его государственным преступником. Он, как и Пугачев, предводитель крестьянского бунта, сподвижник Пугачева. Отношение к ним у разных людей в разное время было разное. Почему такое изменчивое отношение? Это и есть тот вопрос, который я пытаюсь выяснить. Если они борцы против бедности, то, выходит, они народные герои. Если же бунтовщики и убийцы, то они – государственные преступники. Так кто же они? Можно ли выяснить и нужно ли выяснять это отношение? Может быть, вовсе никого не надо осуждать и ничего не надо выяснять, а все оставить как есть? Ведь историю все равно изменить невозможно. Скорее всего, выяснить надо, так как мутное понимание этого отношения способствует появлению действий, приводящих к смерти людей. Оставить все как есть можно и после выяснения этого отношения. Историю изменить невозможно, а установить, что есть истина и что есть ложь в этой истории – необходимо.   
После прибытия Пугачева на Урал он попал в подготовленную к бунту обстановку. Изгнанных из Москвы стрельцов не было необходимости призывать к бунту. К бунту против Москвы они были готовы. А в крестьянской бедноте в России недостатка не было никогда. Олигархическое управление государством и разграбление крестьянства стало запалом для возникновения бунта – бессмысленного и беспощадного. Выяснить в таком случае кто есть герой, а кто преступник, будет трудно. Пугачев крестьянам обещал реки и земли. Разрешал разорять поместья ненавистных помещиков. Он герой среди простых крестьян, которые глубоко не задумываются и мало заботятся об устоях государства. Если устои государства приводят к нищете, то их надо поменять на другие. Но на какие устои, и кто будет это делать? Если олигархи стали олигархами за счет обнищания людей, то станут ли они действовать против себя? Конечно же, нет. Тогда остается бунт: убийство своих  своими же. Одни находятся под присягой императрице Екатерине II, а другие – под присягой самозванцу Петру III и отечеству. Одни сражаются за устои государства, а другие – за права нищих крестьян, за справедливость. Первые правы потому, что устои государства необходимо защищать ради самих же граждан этого государства. Вторые также правы. Если государство плодит нищету и не может обеспечить справедливость, то необходимо менять его устои, ибо основной смысл существования государства – это благополучие, а не обнищание его граждан. В этом и заключается весь ужас правоты тех и других. В этом заключается основа всех бунтов бессмысленных и беспощадных для любого времени. Бессмысленных потому, что любая смена власти есть, в лучшем случае, смена одних олигархов другими. Беспощадных потому, что каждая такая смена олигархов приводит к кратному сокращению численности трудоспособных жителей государства в результате их взаимного истребления.
Пугачев, Салават Юлаев, Степан Разин и др. – исторические личности и таковыми они останутся навсегда, если даже кому-то очень захочется придать их забвению. Однако насчет их кровавого героизма мнения всегда у людей будут разными. То же касается и тех, кто подавлял бунт. Кто-то будет называть героями тех, кто доставил Пугачева на Красную площадь, а кто-то будет их за это люто ненавидеть. Невозможно всех людей сделать одинаковыми и одинаково мыслящими, особенно в таких вопросах, в которых их мнения неминуемо будут противоположными.

Сибирь

Я никогда не был за то, чтобы люди бунтовали. Также не знаю точно причин, по которым я бы согласился на бунт, и за который могут сослать в Сибирь. В молодости я слышал фразу «дальше Сибири не сошлют». За правду в России всегда отправляли в ссылку. Не только за правду, но и за то, что ты имеешь собственное мнение, отличающееся от общепринятого, например, от мнения Маркса или Энгельса. И тогда мне казалось, что я нахожусь в каком-то тупике и попал в другое время, во времена «Святой инквизиции». Мне не хотелось верить в то, что такова наша участь и мне надо смериться с этим. Мне казалось, что может быть Сибирь и есть оплот моей свободы. Но не для того, чтобы стать последователем Ермака, а иметь возможность свободно мыслить и, хотя бы иногда, высказывать свои мысли. Или что-нибудь случайно «ляпнуть», и тебе ничего не будет. Ведь ты уже находишься в Сибири. Я не ошибся в своих ожиданиях. В Сибири во многом другие люди. Так сложилось. Может не везде, а только в Академгородке. Но для меня Академгородок Новосибирска показался верным оплотом моей свободы. Когда все участники Первомайской демонстрации шли по Морскому проспекту в одном направлении, я шел в противоположном направлении, пытаясь понять смысл такой демонстрации. Иногда мне говорили, что я не сознательный. Я пытался возразить, что я делаю это сознательно и, значит, я сознательный. Многое допускалось, ибо не могут в Академгородке сосуществовать десятки научных институтов и наука без свободно мыслящих людей. Реальную степень свободы я осознал на лекциях по истории науки академика Александрова А.Д. На лекции ходили столько слушателей, что не хватало мест в Мальцевской аудитории. Александр Данилович рассказывал о Марразме в науке 1937 – 1940 годов и о современности. ГБисты сидели в первом ряду и, наверное, конспектировали лекции академика. Продолжение лекций стихийно происходило в лестничной площадке. Слушатели сопровождали академика, задавая ему многочисленные вопросы, медленно двигаясь и останавливаясь. Получалась еще одна лекция в коридоре. За смелые суждения академик получил общенародное звание «Рыцарь Науки». ГБисты сопровождали академика и его черную Волгу, но причинять препятствия при народе не смели. Следовательно, знание не только сила, но еще и свобода, которая ненавистна ГБистам. Может быть, ГБисты охраняли устои государства. Но если эти устои сильно зависят от свободомыслия, то могут ли долго существовать сами такие устои и нельзя ли самому государству вовремя позаботиться о своих устоях, до того, пока не появится новый Пугачев, Ульянов, или когда Солженицын «обустроит Россию».      
Кто бы и как бы не обустраивал Россию, я не могу понять одного. Как могут зарплаты одних быть в десять, в двадцать, в тридцать и более раз больше зарплат других. Как один человек может работать так же, как тридцать человек? Наверное, «слуги народа» считают, что они должны получать столько же, сколько их западные коллеги. Тогда их ждет презрение народа и не зря они, и не только они, вывозят свои деньги на запад, на всякий случай. Здесь уже две проблемы: 1) взаимное презрение народа и «слуг народа» - это тормоз для быстрого роста благосостояния государства; 2) вывоз денег – это дыра, не заткнув которую не следует ожидать ничего хорошего для роста могущества государства. Если Мэр самого большого города России объяснял, что он разбогател так, разводя пчел, то всем понятно, кого он «разводил», каких пчел. И вот, кто как может, так и «разводит пчел». И это очень печально, как показывает история. Где же обещанные В. Ульяновым земля крестьянам, заводы рабочим. Все равно, при любых исходных лозунгах, в конечном счете, власть оказывается у тех, кто «разводит пчел» и с этой новой легендой повторяется история все большего обогащения богатых за счет все большего обнищания бедных. Это касается всех государств, не только России. В России пока есть надежда на справедливость и ожидания справедливости. Ведь в истории СССР есть не только темная ее часть, 1937 год и др., но и все то, что было построено в СССР. Когда я был студентом и ходил в ГПНТБ, то меня поражало то, что в библиотеке можно было получить сочинения Евклида, Архимеда, Леонардо да Винчи, Галилея, Коперника, Декарта, Ньютона, Ломоносова, Эйнштейна и многих других. Если государство способно так ценить науку, то наука способна вернуть свой долг с благодарностью. Поэтому наука в СССР развивалась на мировом уровне.  Сможет ли современная Россия быть на уровне СССР по науке? В науке нельзя «разводить пчел». Если разводить, то наука исчезнет в России или будет на таком уровне, когда о ней будет лучше ничего не говорить, ибо говорить будет не о чем. Россия – Великое государство по территории, по ресурсам и по тому, как она исторически сложилась, как правопреемница СССР. Задача такого государства поддерживать это высокое звание, подкрепляя великими делами. Остаться в истории можно и как Гитлер, сжигая людей других наций или как Бандера, прислуживая Гитлеру. Однако финал таких кровавых историй одинаковый. Может быть и Гитлер, и Бандера для кого-то будет героем. Однако, следует при этом осознавать, что превращаясь однажды в зверя, в степного или другого, трудно будет, или невозможно, обратно стать человеком. Как можно обратно стать человеком, если ты озверел? Как, люди сжигающие других людей, могу обратно превратиться в людей? Может быть, если до старости посидят в клетке, как все звери? Может быть только тогда, если не будет больше возможности проявить свои звериные способности? По крайней мере, я не верю в то, что человек может озвереть настолько, что будет способен сжигать людей. Также как не верю в то, что человек озверевший, до такой степени, сможет когда-либо стать обратно человеком. Ибо люди – это люди. Звери – это звери. Закон тождества. Остальное – блуждание и спекуляции в рамках спекулятивной логики.

Всевидящее око

Река Таланиха впадает в Е-Кададу почти под прямым углом. Оба ее берега крутые и из светло-зеленой глины с каменными основаниями тянутся с запада на восток, разделяя Пензенскую и  Ульяновскую, затем и Саратовскую области. Вокруг тихо и слышен только мирный свист ковыля. Кружащий в небе коршун может настораживать разве только мелких степных зверушек. Человеку здесь дышится свободно. Может быть, здесь мало признаков цивилизации, но Российская глубинка всегда умела и умеет ценить свою свободу. Люди остаются жить там, несмотря на то, что там нет работы, нет денег, нет городских удобств, а иногда и проблемы с водой. Мне хорошо знакома такая жизнь, и я не перестаю восхищаться стойкостью жителей сел и деревень глубинки. Свобода всегда дорого стоит. Мне кажется, в глубинке высоко ценят свою свободу и не желают, чтобы у них отбирали последнее – их свободу, и то малое, что они имеют. У жителей глубинки нет зависти и нет жажды чужой крови, полное равнодушие к глубокому расслоению людей по их доходам. Простых людей не может раздражать большие, но честно заработанные деньги. Раздражает их только «разведение пчел» и лицемерный обман «слуг народа».
Россия великая по площади, ресурсам и потому не может быть не Великой Россией. Западное окружение просто не даст быть России другой, расслабленной. Запад всегда будет раздражать природные и интеллектуальные богатства России. По этой причине никогда не прекратятся попытки извне определять нужный им статус России. Всевидящее око Запада всегда будет выжидать любые промахи и ошибки России для того, чтобы поделить Россию на части. По этой причине России придется принять этот вызов и быть всегда Великим государством, всегда поддерживая свой статус, а не только тогда, когда высока цена на нефть и газ. По этой же причине Россия не может найти себе опоры ни в ком, кроме своего собственного народа. По этой же самой причине не следует лишать людей чувства справедливости, расширяя различие между бедными и богатыми. Величие России и в справедливости к своим гражданам, к своей глубинке тоже. 
 
Точка опоры

Коршун кружил над речкой Таланиха. Я лежал на траве и представлял себе то, что может увидеть в полете всевидящее око коршуна. Может быть, мне было бы легче найти опорную точку в том случае, если бы я мог увидеть Землю хотя бы с высоты полета коршуна. Но иногда бывает достаточно подумать о такой возможности, и решение приходит само по себе. Я подумал о том, что место, где р. Таланиха впадает в р. Е-Кадада могла не меняться сотни лет, так как перед впадением р. Таланиха течет вдоль направления вращения Земли. Тогда это место можно считать опорным. Архимед говорил: «Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир». А мне не нужно переворачивать весь мир и, поэтому решил, что можно остановиться на той точке, которую нашел. Решил, что уже могу вернуться в Новый снег. По дороге домой подумал о смысле сказанного великим Архимедом. Что он хотел сказать, что он собирался перевернуть? Хвалил всемогущество системы рычага? Эта система гениальна на самом деле, и не только в механике, но и в рассуждениях тоже. Когда необходимо понять что-то сложное, то надо искать главный узел, развязать его, и дело сделано. Об этом говорил еще Р. Декарт в своих «Рассуждениях о методе …».  Каждый человек, как мне кажется, всегда решает два главных вопроса для того, чтобы развязать многие узлы и сделать многие понятия вполне определенными. Первый вопрос – «где я?». Второй – «кто я?». Кто-то может сказать, что есть мир, а он гражданин мира. Все просто. Но видимая простота при ближайшем рассмотрении рассыпается словно бисер, слетающий с лески. Если не углубляться в анализ философских понятий, то можно просто ответить на эти вопросы, указав на конкретные предметы и отношения. Я живу в России и мир для меня и есть Россия. Она Великая и, мне кажется, великодушная. Великим –  подобает быть великодушными. В противном случае величие оказалось бы сомнительным. Агрессивность есть следствие значительного недостатка чего-либо или избытка наглости и лицемерия.
Я живу в России и чувствую себя вполне свободным, когда на берегу р. Таланихи лежу в степи и смотрю на коршуна, парящего надо мной. Слушаю мирное завывание седого ковыля. Свободны ли другие? Свободны ли американцы США? Может быть, как и я и многие другие. Но не потому, что они для себя у Франции купили статую Свободы и стали свободными. Свобода не может быть железобетонной. Железобетонными могут быть оковы, лишающие свободы. За железобетонным символом Свободы может скрываться звериный оскал и потому необходимо ответить и на второй вопрос – кто я. Я – человек или я все-таки зверь? Свободным может быть только человек, ибо человек, способный озвереть не определился в том, кто он есть и находится в плену своей неопределенности. Следовательно, он не свободен. Если же он озверел и определился, то свободным может быть такой человек только в рамках определенного заключения, за решеткой. Такой печальный финал ожидает, наверное, «степных зверей» в человеческом обличии, независимо от того, какой нации или государству принадлежат они.  А герои, мой дедушка и многие другие, как он, будут для нас всегда лучшими среди нас и будут служить примерами для нас.