Сила духа

Рассказ

В мире есть только две силы — меч и дух, и, в конце концов, дух всегда одерживает победу над мечом.
Наполеон Бонапарт

ПРОЛОГ

В тот августовский день 1991-го года  трое мужчин среднего возраста, одногодки и даже одноклассники,  радовались падению коммунизма. Они сидели в плетёных креслах на веранде подмосковного дачного домика и живо обсуждали события последних дней.
— Теперь мы сможем жить, где захотим, и зарабатывать, сколько захотим», — весело гаркнул хозяин дачи Егор Кузьмич Долгополов, служивший чиновником средней руки в Министерстве геологии СССР.
— Жаль только, что 45 лет ухлопал на жизнь за пресловутым железным занавесом, — недовольно проворчал Павел Борисович Чуркин — старший научный сотрудник Института Молекулярной биологии.
— Да ты не ной, Пашка! — добродушно пробасил Долгополов. — В 45 жизнь только начинается. Всё, старики! Гонка с Западом завершилась. Мы свободны. Прощай, немытая Россия! И как мы пели хором в пятом классе: «Внимание, на старт! Нас дорожка зовёт беговая».
— Неужели и это было? — удивился Чуркин.
— Много чего было, да всё прошло. И то что будет, когда-нибудь тоже пройдёт. — высказав эту глубокую мысль,  Долгополов потянулся к своему портфелю и извлёк из него бутылку армянского коньяка и пол-литровую банку с красной икрой.   
 И тут Алексей Петрович Шутов — скромный учитель истории одной из непрестижных московских школ, глядя куда-то вниз и с трудом подбирая слова, промямлил: — Знаете, я, конечно, рад, что путч завершился, едва начавшись, но в глубине души я почему-то испытываю тревогу, — недоумение застыло на лицах друзей. Выдержав паузу, историк продолжил: — Понимаете, мне вдруг показалось, что мы в недалёком будущем вспомним этот день и поймём, что с ним безвозвратно ушло наше лучшее время, и что впереди нас ждут весьма неоднозначные перемены.
— Да  с чего ты это взял? — возмутился Чуркин. — Боишься свою ценную работу потерять?
Чуркин и Долгополов весело рассмеялись и с чувством превосходства взглянули на озабоченного  Шутова.
— Знаете, — снова заговорил учитель истории, — в последнее время мне в голову лезут нелепейшие ассоциации. Вы можете, конечно, смеяться, но мне почему-то хочется рассказать вам, о событиях VII века до нашей эры, имевших место в раннем Древнем Риме.
— Ну, Лёха! Ну, ты даёшь! — не выдержал Долгополов. — Как это тебя, вообще, в эдакую даль потянуло?
— Понимаете, — рассеянно улыбнулся Шутов. — слыша два слова «Древний Рим», мы невольно вспоминаем о великом чуде. Нас поражает, как мог городок с населением менее 10 тысяч человек, подчинить и ассимилировать население огромных территорий Европы, Ближнего Востока и Северной Африки и создать империю, в которой в III веке нашей эры проживало не менее 75 миллионов. Неудержимая экспансия продолжалась около 1000 лет, за это время сменилось около 50 поколений, гены исходных римлян утонули в генетическом разнообразии побеждённых народов, поэтому причину римского чуда следует искать в особенности сознания римлян, в их духе, который они передавали потомкам. Во всей этой долгой истории особняком стоят 106 лет, когда римский дух подвергся серьёзному  испытанию. Этот период я называю этрусским зигзагом.
— Ну, рассказывай, коли невтерпёж, — недовольно пробурчал Долгополов, — но сначала предлагаю испить коньячку и закусить большущим дефицитом. Всё-таки не каждый день на Руси режимы меняют!

Рассказ Алексея Шутова

Начнём с того, что Гомер, отразивший в своих поэмах жизнь греков эпохи бронзы, понятия не имел о странах к западу от Балканского полуострова.  Он в подробностях описывает города и народы Восточного Средиземноморья, а об Италии и Сицилии — ни слова!  Практически сразу после Троянской войны (ориентировочно начало XII века до н.э.) многие  цивилизации бронзового века, включая и греческую, погибают. Лишь в начале VIII века до н.э. Греция снова оживает: на базе финикийского алфавита появляется письменность, бурно растёт население, и греки приступают к колонизации таинственного Запада.
 В начале VIII века до н.э. почти вся территория Итальянского сапога была населена племенами италиков, кельтов и иллирийцев,  находившихся на разных стадиях разложения родового строя. Основной ячейкой их общин была большая патриархальная семья, управляемая отцом семейства с неограниченной властью над домочадцами. Как правило, те люди жили в небольших поселениях и вели натуральное хозяйство, с трудом сводя концы с концами. Говорили они на языках индо-европейской группы и их главными божествами были боги дневного неба.
Но нет правил без исключений. Исключение составляли этруски. населявших Этрурию — область центральной Италии вдоль Тирренского моря между реками Арно на севере и Тибром — на юге.  Говорили этруски на языке, не принадлежащем ни к одной из известных языковых групп и жили в благоустроенных городах. Они строили отличные корабли и торговали не только вином и керамикой, но и металлами, которые сами добывали в шахтах и рудниках своей страны. Семьи этрусков трудно назвать патриархальными хотя бы из-за редкой свободы их женщин.  И наконец, их главные божества обитали не на светлых небесах, а в мрачных глубинах преисподней.
Встаёт вопрос, откуда взялись эти люди в родо-племенной Италии начала VIII века до н.э.? Увы! На этот вопрос до сих пор нет вразумительного ответа. Кстати, в середине VIII века до н.э. у них появилась письменность на основе архаичного греческого алфавита. Их тексты можно читать, но нельзя понять. Я думаю, что этруски были уцелевшим осколком одной из великих цивилизий бронзового века, погибших чуть позже Троянской войны.
Рим и Этрурия
В центре моего повествования будут две области древней Италии — Этрурия и Лаций, — расположенные одна за другой вдоль берега Тирренского моря. Полноводный Тибр отделял Лаций, в основном населённый латинами, от Этрурии — земли этрусков.
Поначалу (в IX веке до н.э.) латины жили в небольших поселениях из нескольких убогих мазанок с соломенной крышей. Со временем некоторые поселения разрослись, обзавелись крепкими стенами и поясом мелких деревушек  и стали тем, что античные историки называли «городами». Согласно традиции, те города составляли Латинскую федерацию, во fглаве которой стояла легендарная Альба-Лонга, якобы основанная мифическим Асканием, сыном полубога Энея — героя Троянской войны.
На самом севере Лация, на холмах, поднимавшихся над заболоченной малярийной низиной, жили  люди из двух италийских племён — латинян и сабинян. Место было нездоровое, но у подножия холмов протекал судоходный Тибр, и проходила легендарная «соляная дорога», по которой вглубь Италии везли драгоценную соль, добываемую в устье Тибра.  А за рекой, всего в 16 км к северо-востоку процветал богатый и многолюдный этрусский город Вейи.
Шло время, деревни на холмах разрастались, спускались по пологим склонам и наконец слились в единое поселение — в город Рим. Римский учёный-энциклопедист Марк Варрон (116 — 27 гг до н.э.) вычислил, что это случилось 21 апреля 753 года до н.э..
 
Структура власти в древнейшем Риме
 
Власть в раннем Риме (как положено обществу победившей военной демократии) была разделена между царём, советом старейшин и народным собранием. Народное собрание объявляло войну, выбирало царя, решало важнейшие проблемы города. Царь занимался военными делами и представлял общину перед богами. Совет старейшин — Сенат — был хранителем обычаев и преданий прошлого, поэтому все важные вопросы царь должен был согласовывать с мудрыми сенаторами. Однако власть царя и сената не распространялась на внутреннюю жизнь римской семьи.
Глава семьи (pater familias)  был в прямом смысле собственником своей семьи, включая людей, скот и имущество. Домочадцы, фактически были его рабами. Лишь полное римское имя, содержащее родовое имя отца (аналог нашей фамилии), отличало сыновей и внуков отца семейства от рабов. Таких людей называли патрициями («отцовскими»), т. е. теми, кто мог назвать родовое имя своего pater familias.
Пока был  жив отец, даже его взрослые сыновья не могли самостоятельно владеть и распоряжаться своим имуществом. Но когда pater familias умирал, сыновья получали такие же права, какие имел над ними отец.
Кстати, отец имел право даже убить сына, но вот убийство сыном отца являлось величайшим преступлением. Столь строгие порядки были продиктованы суровой реальностью быта, когда все члены семьи от мала до велика были вовлечены в тяжёлый трудовой процесс поддержания жизни семьи. Организатором этого процесса был глава семьи. Так римские семейные порядки формировали у римлян два важнейшие качества — умение беспрекословно подчиняться и умение повелевать.

В постоянно воюющем Риме сложилась социальная структура, способная в любой момент выставить боеспособное ополчение. Эта структура представляла собой систему особых мужских союзов — курий. Согласно преданиям, в раннем Риме было 30 курий, каждая из которых объединяла мужчин-патрициев нескольких родов, близких по языку и культуре. Каждая курия имела свой участок земли и алтарь для поклонения своим божествам.  Курия должна была по призыву царя выставить сотню (центурию) вооружённых воинов.
Курии  были также структурой, организующей народное собрание. В древнейшем Риме элементарно не было места для проведения народного собрания. На  месте будущего Форума зияло унылое болото, а курии могли располагаться на разных холмах. В этих условиях голосование по любому вопросу разбивалось на два этапа. Сначала внутри каждой курии простым большинством определялось  решение курии («за» или «против»). Потом это решение передавалось на место сходки представителей всех римских курий. Оставалось лишь определить, за какое решение проголосовало большинство курий. После осушения болот куриатное голосование проводилось на Форуме.

Менталитет римлян

Римляне были неприхотливы в быту, жили в скромных мазанках без роскоши и удобств. Все (даже сенаторы) ходили в домотканой некрашеной робе. Их любимой едой были каши из ячменя, чечевицы и полбы. Как все крестьяне, они были прижимисты,  любили экономить и отличались здравым складом ума.
Качество человека римляне определяли уровнем его «доблести». Доблесть включала в себя простоту нравов,вбитое с детства чувство дисциплины и силу духа, способную сохранять человеческое достоинство в минуту смертельной опасности. Нетрудно заметить, что доблестный римлянин был идеальным воином.
 
Особой набожностью римляне не отличались, хотя боги для них, можно сказать, были бытовой реальностью. Боги обитали в каждом предмете, отвечали за каждое явление природы, за каждый момент социальной жизни, за каждую фазу развития ребёнка.  Например, был бог первого крика ребёнка, бог девятого дня, бог первого шага и т.д. Кстати, римляне были уверены в существовании  богов лихорадки, глистов и даже кашля.
Божества представлялись римлянину чем-то бесформенным и безликим, но они обладали силой, с которой приходилось считаться. Римляне стремились из всего извлечь практическую пользу и, на удивление, мало задумывались о жизни после смерти. Отношения римлянина с божеством напоминали торговую сделку, где царил принцип: do ut des (даю, чтобы ты дал). Человек молился, тщательно исполняя обряд, а божество исполняло просьбу молящегося. Молитвами и жертвами человек как бы покупал благосклонность божества, которое, в свою очередь, должно было идти навстречу пожеланиям человека. Забавно, что, давая обет, римлянин старался не брать на себя слишком больших обязательств, чтобы ненароком не «переплатить» божеству за оказанную услугу.
У каждого римского мужчины был свой гений — божество, которое сопровождало его в течение всей жизни и побуждало  к тем или иным поступкам. Поэтому в день своего рождения римлянин приносил своему гению жертвы: цветы, плоды, воскурения и возлияния, он даже пировал в этот день с друзьями, чтобы доставить радость своему гению. После смерти римлянина его гений оставался на земле, витая возле могилы. Такую же роль играли в жизни римских женщин их юноны — гении женского пола.
Среди духов-покровителей особенно почитались лары, которые опекали поле и дом. Их глиняные фигурки смотрели на домочадцев из особого шкафчика ларариума, установленного возле домашнего очага. В том же шкафчике обитали и пенаты. Они опекали кладовую. Воюя с врагом, римлянин защищал не только своих близких, но и своих ларов и пенатов.

   Деяния латино-сабинских царей

Слияние латинян и сабинян в одну общину приписывается первому царю — мифическому Ромулу. Легенды гласят, что он успешно воевал с латинскими и сабинскими соседями, а жителей разорённых городов и деревень насильственно переселял в Рим.
Вторым (и более историчным) царём Рима был сабинянин Нума Помпилий, который отличался набожностью, не воевал, а занимался сплавлением культур обоих народов.
Третьим царём (уже точно реальным) был Тулл Гостилий (672 — 640 гг до н.э.) — весьма воинственный деятель латинского происхождения. Он прославился разрушением города Альба-Лонга — легендарной матери городов латинских. Жители бывшего гегемона были переселены в Рим. Старшие ветви альбанских родов, среди которых оказался и род Юлиев (давшим через 500 лет Юлия Цезаря), пополнили римские курии. Эти мероприятия удвоили военную мощь Рима.
Четвёртым царём был сабинянин Анк Марций. Период правления 640 — 616 гг до н.э.. Он долго воевал с южно-латинским городом Политорием. В итоге город был разрушен, а его жители были депортированы в Рим и включены в римские курии. Позже Анк покорил и другие города Лация и их жителей тоже переселил в Рим, и дал им землю, но в курии не включил. Многие историки полагают, что так возникли плебеи, а с ними и раскол римских граждан на патрициев и плебеев. Мы не знаем, почему Анк Марций не дал тем побеждённым латинянам полных прав. Скорее, из нежелания патрициев делиться привилегиями.
Успешные набеги на соседей вели к захвату земли и росту населения. Анку Марцию удалось отбить у этрусков полосу земли на правом берегу Тибра и даже построить разборный свайный мост через Тибр.

Можно заметить, что с самого начала римской истории прослеживается закономерность: Рим не просто грабил соседей, но и превращал их в римлян. Земля побеждённых (пашня и угодья для выпаса скота) присоединялась к ager publicus — земельному фонду римского народа.
 Так в конце VII века до н.э. Рим стал региональной державой. Покорив большинство городов Лация,  он поднял численность римской армии примерно до 10 тысяч. Это было немало, но недостаточно для дальнейшей экспансии. И самое ужасное отцы-сенаторы осознали, что Рим в военном отношении не может конкурировать с великими народами Западного Средиземноморья и прежде всего с этрусками.


Организация этрусского государства

Этрусское государство в VIII-VII вв до н.э. представляло собой рыхлую федерацию 12 крупных городов-государств, нередко воюющих друг с другом. В каждом из них был свой царь,  который раз в год ездил в священный город Вольсинии. Там избирался верховный жрец этрусков, и в стену храма богини судьбы забивался ритуальный гвоздь, отмечая этим уход ещё одного года.
Общественный строй этрусских городов-государств был основан на безраздельном господстве военно-жреческой аристократии. Царей  у этрусков выбирал совет старейшин древнейших этрусских родов. Ни граждане, ни войско не принимали участия в этих выборах. Царь, как и у римлян, был не только военным предводителем, но и верховным жрецом.  Нам известны знаки царской власти. Ими были: золотая корона в виде венка из дубовых листьев, трон в виде складного кресла инкрустированного слоновой костью, пурпурная тога и скипетр с набалдашником в виде орла. Но особым знаком царского величия были ликторы — телохранители, шедшие впереди царя и нёсшие на плече фасции (пучки прутьев с воткнутым в них обоюдоострым топориком).
Впрочем, основная часть свободного населения Этрурии состояла из крупных и мелких предпринимателей: владельцев шахт, верфей, мастерских,  кустарей-одиночек, лавочников и тд. Однако, кроме свободных граждан,  был ещё обширный слой подневольных людей — рабов, вольноотпущенников и крепостных.
Рабы были совершенно бесправны, ими были наполнены рудники, шахты и металлургические предприятия. Нередко рабов приносили в жертву при похоронах их хозяев. Вольноотпущенники проживали  в усадьбах знати и богачей, выполняя роль послушной прислуги. Чуть больше прав было у крепостных крестьян. Они, владея небольшим земельным наделом, обязаны были отдавать значительную часть собранного урожая  своим господам и участвовать в их военных походах.
Несмотря на явное угнетение подневольного населения, никаких социальных волнений не наблюдалось. Возможно, из-за огромного авторитета многочисленных жрецов, которые убедительно  объясняли населению, что все его невзгоды предопределены волей богов.
 
Экономика Этрурии

Поля этрусков были расчищены от кустарника и хорошо вспаханы. Они давали стабильный урожай зерновых, льна, винограда и маслин. На сочных лугах паслись стада крупного и мелкого рогатого скота.
Но в основе экономического чуда этрусков лежало не сельское хозяйство, а промышленное производство. Разрабатывались крупные месторождения меди, цинка, свинца и серебра. а также богатейшие залежи весьма качественной железной руды. День и ночь на острове Эльба горели плавильные печи и стучали молоты кузнецов, производя железо и сталь. Стальной топор и пила облегчили работу с деревом и камнем. Дорогое бронзовое оружие вытеснялось  более дешёвым стальным.  Разнообразные инструменты из железа и стали нашли широкое применение в промышленности, сельском хозяйстве и в быту. Всё это находило сбыт на Апеннинах и в других областях Средиземноморья.
Основной статьёй этрусского импорта были предметы роскоши — коринфские вазы, золотые и серебряные украшения из Сирии, египетские скарабеи и изделия из слоновой кости, дорогие финикийские пурпурные ткани.

 Военная мощь этрусских городов-государств была сосредоточена в руках военно-жреческой знати. Только у неё были полномочия и финансовые ресурсы, чтобы вооружить войско. Однако большинство жителей городов — торговцы и ремесленники — не подлежали воинскому призыву. Поэтому относительно небольшие по численности армии этрусских городов состояли из хорошо экипированных аристократов и их легковооружённых крепостных и вольноотпущенников.
 
Менталитет этрусков

Этруски были законченными фаталистами. Они считали, что ничто в мире не происходит случайно, и что любое событие или природное явление предопределено свыше.
Существовала многочисленная каста жрецов, гадавших по молниям и по птицам, но самыми авторитетными были гаруспики, гадавшие по печени жертвенных животных. Впрочем, строго говоря, они были не гадателями, а знатоками-теоретиками. Гаруспик внимательно рассматривал внешний вид печени. Здоровый орган считался благоприятным признаком, в то время как любые отклонения от нормы были выражением недовольства богов. Более того, опираясь на предписания предков, гаруспики могли определить, какому божеству и какую именно жертву нужно принести.
 
Пантеон дневных этрусских божеств возглавляла великая троица: Тин с пучком молний в руках, его супруга Уни и дочь Менрва — покровительница искусств и ремёсел. Бросается в глаза сходство с классической греческой тройкой: громовержец Зевс, его супруга Гера и дочь Афина. Кстати, есть этрусские изображения Менрвы, выходящей из головы Тина.
Но, пожалуй, более важными для этрусков были демоны подземного мира. Этруски были уверены, что эти божества причиняют умершим бесконечные муки и страдания. Первым усопшего встречал зловещий Харун — крылатый демон с клювоподобным носом, выпученными глазами и с улыбкой законченного садиста. Нельзя не заметить, что в греческой мифологии есть персонаж по имени Харон — старый и неопрятный лодочник, который за плату в один обол перевозил души умерших через реку Стикс в царство мёртвых. Но Харун, в отличие от безобидного Харона, был вооружён не веслом, а увесистым каменным молотом. Этот демон первым делом оглушал усопшего ударом молота, а потом тащил беднягу к Тухулке — крылатому чудовищу с головой грифа и змеями вместо перьев. Эта зверюга избивала умершего  огромным посохом и колола  двузубыми вилами. А затем  другие демоны колотили несчастного каменными молотками и рвали железными крючьями.

Развитая экономика и заморская торговля привели к резкому подъёму уровня жизни горожан. Многие из них получили возможность жить в своё удовольствие, не изнуряя себя тяжёлым физическим трудом. Но пируя с друзьями за богатым столом, мысли их постоянно обращались к теме краткости жизни и к неизбежной встрече с миром иным, наполненным монстрами, превращающими существование усопших в сплошной ужас. Страшные боги требовали страшных жертв. На пирах в честь военных побед, этруски нередко убивали всех пленных. В ходе погребальных церемоний рабов  часто заставляли по-гладиаторски сражаться друг с другом насмерть.
Но как убедить демонов преисподней быть помягче? Смущала мысль, что подземные божества, не видят, что творится в мире живых людей, поэтому демоны и набрасываются на всех умерших без разбора. Но если демоны увидят жизнь конкретного  человека на земле, они его поймут и смягчатся. Подумали — сделали! Бросили колоссальные средства на строительство гробниц.
 
 Погребальные камеры этрусков во всех деталях воспроизводят интерьер их домашних покоев, наполненных  богатой мебелью, красивыми вещами из бронзы и терракоты, и с яркой настенной живописью,  отражающей красивую и радостную жизнь человека под солнцем. Всё это должно было смягчить сердца демонов смерти, вошедших в гробницу для ознакомления с новым поступлением. И вдобавок ко всему демоны должны были хорошо разглядеть усопшего. Началось массовое изготовление саркофагов нового типа. Крышка саркофага изображалась в виде ложа для пиршества, а на ней полулежала фигура усопшего, часто вместе с супругой. Причём фигуры и лица скульптур имели сходство с умершими со всеми их физическими достоинствами и недостатками.

 Внешняя политика этрусков VII — VI вв до н.э.

В VII веке до н.э. этруски стали достаточно сильными для расширения зоны своего влияния. Они весьма успешно стали осваивать север Италии, где проживали кельтские племена. Этруски основали там ряд городов, таких как Фельсина (современная Болонья), Парма и Мантуя, а также крупный портовый город Спина на побережье Адриатического моря.
Потом этруски нацелились на захват Кампании, плодородной области, лежащей на Тирренском побережье южнее Лация. Но на их беду и греки приступили к колонизации Кампании. Первая греческая колония Кумы появилась тут уже в середине VIII века до н.э., вскоре от неё отпочковался Неаполь. и примерно тогда же чуть южнее  появилась Посейдония (современный Пестум).
Тем не менее, этруски энергично взялись за освоение Северной Кампании. На берегу реки Вольтурно они основали Капую  — город, со временем ставшим вторым в Италии. Для греческих колоний такое соседство создавало угрозу. Время шло, и всё больше греков селилось на берегах Кампании. А в 570 г до н.э. на восточном побережье Корсики греки-фокейцы основали городок Алалию. Но остров  Корсика был в этрусской сфере влияния. Около 540 года до н.э. произошло морское сражение между фокейцами и союзным флотом этрусков и карфагенян. Исход битвы оказался для греков неудачным, и они были вынуждены покинуть Алалию и основать новую колонию — Элею — к югу от Кампании. Корсика досталась этрускам. Таким образом, этрусский флот остался хозяином в северной части Тирренского моря.
Не могу не отметить, что примерно тогда же (около 540 г до н.э.) у фокейцев родился гениальный мальчик Парменид, создавший в Элее самую передовую на то время философскую школу. Парменид, можно сказать, открыл для человечества умопостигаемый мир, существующий в нашем сознании вне времени и пространства. Идеи Парменида легли в основу западной философии.
   
Но в Кампании борьба с греками продолжилась. В 524 году до н.э. большой отряд этрусков, усиленный италийскими наёмниками, атаковал Кумы, но потерпел поражение, недооценив военный и творческий потенциал греков. Так рухнула надежда этрусков на полное завоевание самой плодородной области Италии; правда, на какое-то время они всё-таки покорили (или даже основали) Помпеи, Геркуланум и Сорренто.  Но южнее лежала зона, полностью занятая греческими колонистами. В 474 г до н.э. в битве под Кумами этрусский флот был разгромлен греками из Сицилии. Началось долгое и мучительное  угасание этрусской цивилизации.
Встаёт естественный вопрос, как могли этруски захватить северную половину Кампании, «перескочив» через Лаций, где самым сильным городом-государством был Рим?

КОНТАКТ

 Во времена поздней республики в Риме бытовала легенда, что в конце царствования Анка Марция в Рим из этрусского города Тарквинии переселился богатый молодой человек по имени Лукумон. Он не был чистокровным этруском, подкачал грек-отец. Но вот жена его, Танаквиль, была высокородной этрусской аристократкой, и ко всему была хороша собой, умна и не страдала излишней скромностью. Танаквиль прикинула, что с карьерой в Этрурии её мужу-полукровке не светит, но в сабино-латинском Риме возможно всё. Мигранты купили дом в центре города и завели широкий круг друзей из патрициев. Лукумон, назвавшийся Луцием Тарквинием, поразительно быстро освоил латынь и местные обычаи. Богатый, щедрый, красноречивый и приятный в обхождении он вскоре попал в поле зрения уже престарелого Анка Марция. Более того, чужеземец так полюбился царю, что назначил в своём завещании Луция Тарквиния  опекуном своих сыновей.
Сразу после смерти римского царя Тарквиний, наученный женой, выступил со страстной речью в народном собрании и был избран царём, вошедшим в историю как Луций Тарквиний Приск. Так в Риме началось время перемен.
Спрашивается, почему римляне выбрали на высшую государственную должность  этруска? Повидимому, он пленил римлян обещанием приобщить их к достижениям этрусской цивилизации. Дело в том, что римляне, конечно, бывали в соседней Этрурии и, невольно сравнивая свой быт с этрусским, поражались благоустроенностью этрусских городов, обнесённых мощными стенами; восхищались величием их храмов и качеством этрусских доспехов, красотой и яркостью их одежды. А Тарквиний говорил, что знает, как сравняться с этрусками в области строительства, архитектуры и военного дела. Однако римляне понимали, что грабежом этого не получить, ибо нельзя силой приобрести знания этрусков в кораблестроении, металлургии,  архитектуре, мелиорации заболоченных земель и в искусстве предсказаний.
   
Новый царь сразу приступил к выполнению своих обещаний. Он пригласил в Рим этрусских инженеров, архитекторов, мастеров и торговцев, и город стал быстро преображаться. Заболоченные низины вокруг Палатинского холма были осушены и вымощены,  и на их месте возникла рыночная площадь — Форум, и был построен Большой цирк. На Капитолийском холме был заложен храм Юпитера. В Риме появилась этрусская улица и даже этрусский квартал с многочисленными лавками, торгующими этрусскими товарами. Римская аристократия овладевала этрусским языком.
Тарквинию Приску пришлось вести две трудные войны к востоку от столицы. В ходе одной из войн был взят штурмом латинский городок Корникул.  Вождь городка погиб, а его беременная жена, Окрезия, стала рабыней. Царь проникся сочувствием к несчастной женщине и принял её в свою семью. Окрезия вскоре родила мальчика. Танаквиль сразу отметила повышенную сметливость ребёнка и взялась за его воспитание. Интеллект мальчика превзошёл все ожидания, и Танаквиль, имея собственных сыновей, стала готовить сына рабыни к великим свершениям. Назвали воспитанника Сервий Туллий.
 
Римляне были довольны Тарквинием Приском, и всё-таки через 37 лет успешного правления он был убит. Убийство было организовано сыновьями Анка Марция, не допущенными этрусками к власти.

Как ни удивительно, но Танаквиль после убийства мужа сумела возвести на царский трон Сервия Туллия, не имевшего ни капли этрусской крови, но воспитание Танаквиль превратило его в этруска.
К тому времени военный потенциал Рима, основанный на системе патрицианских курий достиг предела. С таким потенциалом было трудно стать гегемоном даже в крошечном Лации, что уж говорить о выходе на просторы Италии. А возросшеее население Рима нуждалось в земле. Проблема осложнялась ещё тем, что бОльшую часть населения Рима уже составляли плебеи — свободные граждане, не охваченные римской родо-племенной организацией. Они не голосовали в куриатных собраниях, не воевали за Рим и главное, они не имели доступа к ager publicus. По большей части плебеи занимались ремёслами и торговлей. В их среде довольно быстро выделился зажиточный слой.
 
Сервий Туллий (годы правления: 578 — 535 гг до н.э.) разделил всех свободных римлян (и патрициев и плебеев) на пять классов по величине их дохода. Первый, самый богатый класс поставлял 80 центурий тяжеловооруженных пехотинцев и 18 центурий конницы; более бедные четыре класса поставляли 95 центурий воинов во всё более дешёвых доспехах, вплоть до пятого класса, вооружённого пращами и камнями.
Кроме того, Сервий Туллий сумел превратить боевую центурию в единицу для голосования. Граждане сначала голосовали в каждой центурии поголовно, и простым большинством определяли единый голос центурии («за» или «против»). А потом шёл подсчёт голосов всех 193 центурий. В Центуриатном собрании граждане первого класса имели 98 голосов, а граждане остальных классов — только 95. Ясно, что победителем в таком голосовании всегда оказывался класс самых богатых людей, среди которых было немало богатых плебеев. Реформа оттеснила на задний план куриатные собрания патрициев, в ведении которых остались преимущественно дела, связанные с родовыми культами.
Цицерон (живший на 400 лет позже) восхищался реформой Сервия Туллия, сделавшим так, что «исход голосования зависел не от толпы, а от людей состоятельных; он позаботился и о том, чтобы большинство не обладало наибольшей властью».
Сервию Туллию приписывается много других великих дел, например, считается, что именно он обнёс мощной стеной все холмы Рима. И всё-таки царь-реформатор нажил немало врагов. И главным врагом оказалась его не в меру честолюбивая младшая дочь Туллия, получившая прозвище «Свирепая». Именно она, желая возвести на трон своего мужа — внука Тарквиния Приска — организовала убийство собственного отца, самое страшное преступление с точки зрения римских патрициев, но, видимо, не такое страшное у этрусков. Так началось правление Тарквиния Гордого (535 — 510 гг до н.э.).

Новый царь правил самовластно, опираясь на отряд своих телохранителей. Он планомерно истреблял знатных патрициев, а их имущество присваивал. В результате число патрициев из наиболее знатных и богатых родов заметно сократилось. Шла ярко выраженная этрускизация правящей верхушки.
Впрочем, Тарквиний Гордый успешно воевал. В южном Лации римляне овладели землями вольсков, и получили удобный выход к Тирренскому морю. Захват материальных ценностей и рабов позволил царю вести широкую строительную деятельность. На Капитолии был достроен храм Юпитера. Кроме того, была расширена сеть дренажных каналов и была создана главная подземная канализационная труба Рима (cloaca maxima). На эти работы в принудительном порядке сгонялись римские бедняки. Они роптали, но терпели, а у патрициев терпение лопнуло. В 510 году до н.э. Тарквиний Гордый был изгнан, и Рим стал республикой.

За годы правления трёх последних царей Рим превратился в большой многолюдный город, укреплённый мощной стеной, с величественными храмами, и с домами на каменных фундаментах и с черепичными крышами. Расширились римские земельные владения, была взята под полный контроль добыча соли в устье Тибра. Рим стал лидером латинских городов и сделал первые шаги в международной торговле. Число жителей Рима достигло 150 тысяч, и по этому показателю приблизилось к большим этрусским городам.
 
Можно заметить, что пик преобразований в Риме совпал с пиком могущества этрусков на мировой арене. Не прячется ли за деяниями таких персонажей, как Танаквиль и Сервий Туллий, какие-то другие события? Впрочем, эти легенды отражают главное — этрускам удалось поставить под свой контроль правящую верхушку Рима без явного применения вооружённой силы. Изящное решение, учитывая немалую военную мощь Рима, и вовлечение главных сил этрусков в военные действия в Кампании.

Этруски не смирились с потерей Рима, и в 509 г до н.э. вспыхнула тяжёлая война молодой Римской республики с Ларсом Порсеной — царём этрусского города Клузия. Целью войны была реставрация этрусского царизма. Войска Порсены обложили Рим, но ценой огромных усилий и лишений враг был отброшен.

Итоги этрускизации
      
Не счесть всего, что Рим получил от этрусков. Вот некоторые из этих заимствований:
Гладиаторские бои, атлетические состязания и гонки колесниц в специально построенных цирках; символы высшей власти; триумфальные шествия; медную монету асс; правила межевания полей; планировку городов; умение возводить арочные своды; водопровод и канализацию; алфавит и римские цифры; тогу; римский скульптурный портрет; систему гаданий и жертвоприношений; главные божества — этрусские Тин, Уни, Менрва и Херкле стали римскими Юпитером, Юноной, Минервой и Геркулесом;  и многое другое.

Столкновение менталитетов

Что же стало с римским менталитетом? Смягчился ли он с повышением уровня жизни? Смогли ли 106 лет этрускизации пошатнуть прагматичный мужицкий взгляд римлян на окружающий мир? Появился ли у них благоговейный ужас перед демонами преисподней? Появилось ли у них желание наполнять свои могилы дорогими вещами? Обратимся к фактам.

Римляне сохранили склонность заключать с божеством прямые сделки по принципу: do ut des. Так  в 396 г до н.э. перед решающим штурмом огромного города Вейи диктатор Рима Марк Фурий Камилл обратился к этрусской богине Уни, называемой римлянами Юноной. Историк Тит Ливий приписывает великому полководцу такие слова:
«Молю тебя, царица Юнона, что ныне обихаживаешь Вейи: последуй за нами, победителями, в наш город, который станет скоро и твоим. Там тебя примет храм, достойный твоего величия».
Согласно Плутарху, Камилл после победы принёс жертву перед статуей Уни и «молил богиню не отвергнуть ревностной преданности победителей и стать доброю соседкой богов, которые и прежде хранили Рим». Камилл выполнил обет — на Авентинском холме был возведён храм Юноны со статуей из Веий.

Римляне подвергли сильному сомнению способность этрусских гадателей предсказывать будущее. 
Так Марк Порций Катон Старший (234 — 149 гг до н.э.) запрещал управляющим усадеб «совещаться (в вопросах сельского хозяйства) с гаруспиками, авгурами, предсказателями и халдеями».

Философ Сенека, живший через 500 лет после изгнания Тарквиния Гордого, уже не верит этрусским молниеведам, считавшим, что за каждым ударом молнии скрыта воля божества. В письме к своему другу Луцилию философ признаётся, что не знает, какова природа молнии, но сильно сомневается, что Юпитер посылает её с целью убийства какого-то конкретного человека. Вот его слова:
 А если ты веришь, что <…> именно  ради тебя несутся и сталкиваются с оглушительным грохотом тучи, что ради твоей погибели высекается такая громада огня, — тогда утешайся тем, что смерть твоя стоит так дорого.

Римляне решительно отвергли стремление этрусков наполнять свои погребения дорогими вещами. Так в девятой таблице Законов 12 таблиц (430 г до н.э.) мы читаем: «Золота с покойником пусть не кладут. Но если у умершего зубы были скреплены золотом, то не возбраняется похоронить его с этим золотом».

Римляне категорически отказывались заимствовать у этрусков высокий социальный статус женщины. Так в 195 г до н.э. упомянутый выше консул  Катон Старший говорил в Сенате: «Предки своими законами стремились обуздать своеволие женщин и держать их в подчинении мужей. Своеволие женщин опасно тем, что матроны тут же забудут благочестивый семейный долг и бросятся в траты, которым не будет предела. Расточительность же — это один из пороков, который подтачивает государство».
Мы видим, что римляне, купающиеся в золоте после победы над Ганнибалом, упорно стремились сохранить патриархальные устои и считали, что ломка этих устоев приведёт к гибели их могущество.

Захват всего Средиземноморья столкнул Рим с народами, ушедшими много дальше римлян в развитие изобразительных искусств, техники, математики, философии, астрономии, и прочих наук. Покорив народ, в чём-либо их превосходящий, римляне не испытывали комплекс неполноценности, а элементарно принуждали побеждённых (со всеми их знаниями) служить им. Этот принцип прекрасно изложил Вергилий в своей «Энеиде». Автор поэмы соглашается с тем, что есть народы, превосходящие римлян во многих искусствах и науках. Но призвание римлянина много выше — оно состоит в умении управлять целыми народами:
 
Римлянин! Ты научись народами править державно —
В этом искусство твоё! — налагать условия мира,
Милость покорным являть и смирять войною надменных!

ЭПИЛОГ

— Ну и зачем ты утомлял нас проблемами давным-давно минувших дней? — на лице Чуркина застряла высокомерная усмешка. — По всей видимости, ты на что-то намекал, но на чтО конкретно, я так и не просёк.
— Да что тут непонятного, — буркнул Долгополов, — Лёха призывает нас готовиться к худшему. Честно сказать, и меня временами гложут сомнения, стоило ли затевать всю эту заваруху.
— Ну, нет! — повысил голос беспартийный учитель истории. — С КПСС надо было кончать.
— А тебе-то чем она мешала? — хмыкнул Чуркин, лишь сутки назад сжёгший свой партбилет.
— Да хотя бы тем, — разошёлся Шутов, — что  КПСС создала систему тотального дефицита. В магазинах пустые полки. Сельское хозяйство в глубочайшей морщине. Даже в армии порядка нет. Мне очевидец говорил, что за ящик водки можно даже танк заполучить!
— Но сейчас-то, — убеждённо заговорил Чуркин, — мы нашли верный путь!  Сейчас  мы знаем, что свободный рынок создаст общество, где каждому воздастся по заслугам его.
— А я думаю, что эта идея о всемогущем рынке — очередная  фикция, сказочка для взрослых, — отпарировал Шутов.
— Почему же фикция? — искренне возмутился Чуркин. — Это же не гонка за чем-то небывалым. Полки магазинов мы заполним разными качественными товарами; ракеты, линкоры и подлодки распилим; наши дети поедут учиться в лучшие университеты Запада. И сбудется вековечная мечта русского человека: «Когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся».
— Вижу, до вас не дошла моя притча. — безнадёжно махнул рукой Шутов. —  Ясное дело: ломать — не строить! С коммунизмом мы, конечно, покончим, и магазины всякой снедью и тряпьём забьём, но дух народа никуда не денется. Это и показала история временного погружения Рима в более продвинутую культуру этрусков.
 
Повисла тишина, подводящая конец дискуссии.
  — Так ты думаешь, мы сейчас похожи на Рим, добровольно отдавшим верховную власть этрускам? — разорвал тишину бас Долгополова.
— Похоже на то, — вздохнул Шутов. — Люди обычно испытывают комплекс неполноценности перед народами с более высоким уровнем жизни. Так и наш народ на протяжении не менее трёх столетий испытывал комплекс неполноценности перед европейцами. И наоборот, европейцы привыкли смотреть на нас свысока да ещё и поучать, как нам жить. И вот в эти исторические дни мы вступаем в тесный контакт с Западом, что грозит нам потерей идентичности. Вся надежда лишь на консерватизм нашего менталитета.
 
Губы Чуркина привычно скривились в ироничную улыбку.
— Если мы экономически и культурно сравняемся с Западом, то и  менталитет наш станет западным.
— Ой, ребята, вы, похоже,  не осознаёте, как глубоко мы пропитаны всякой марксистской ерундой.
— Причём тут марксизм? — вспыхнул Чуркин.
— Господи! — вздохнул Шутов. — Нам же ещё в школе внушали главный тезис марксистской идеологии, что бытие определяет сознание. Мол, накормим народ, научим его правилам личной гигиены, дадим ему достойное образование…  и менталитет людей станет иным.
— А разве не так? — грохнул Долгополов, не спешивший сжечь свой партбилет.
Шутов тупо уставился в пустой стакан и отчеканил.
— Я же рассказал вам, что при последних царях Рим стал типичным этрусским городом. И даже римская армия по вооружению и тактике боя уже не отличалась от армий этрусских городов. Однако менталитет командиров и бойцов остался прежним.
— А что лежало за неизменностью римского менталитета? — спросил Долгополов.
—Хороший вопрос, — улыбнулся Шутов. — Это чудо обусловлено патриархальным укладом римской семьи. Римлянин до семи лет находился под контролем матери — самого оторванного от жизни общества члена семьи, а от семи до совершеннолетия — под неусыпным контролем деспота-отца. Римлянка вплоть до замужества находилась под контролем матери. Основы менталитета формируются в детстве. Изоляция римской семьи и, главное, полная изоляция от внешнего мира римской матроны — вот, что лежало в основе поразительного консерватизма римского менталитета. Римская патриархальная семья с её изоляцией от внешнего мира и при этрусских царях продолжала штамповать идеальных воинов. За сто лет плотного контакта римляне преодолели комплекс неполноценности  перед этрусками, сохранив при этом исключительную силу духа своих предков. 
Случилось невероятное: этруски с помощью своей мягкой силы создали в лице окультуренных римлян себе могильщиков.

— А с чего ты взял, что по силе духа те окультуренные римляне превосходили своих учителей-этрусков? — Чуркин с трудом сдерживал презрение к горе-историку.
— Надеюсь, про Муция Сцеволу ты слышал? — уныло пробурчал Шутов.
— Имя это слыхал… Это что-то про человека, потерявшего руку, — ответил молекулярный биолог.
Шутов заговорил тоном, каким он привык говорить на уроке.
— В 509 г до н.э., то есть через год после изгнания Тарквиния Гордого, этрусские войска царя Ларса Порсены блокировали Рим. В городе начался голод. И тут один молодой патриций Гай Муций решил убить Порсену. Под покровом ночи юноша, зная этрусский язык, без проблем добрался до царского шатра. Там было несколько человек, но Муций не знал царя в лицо. Тогда он заметил человека, одетого в пурпурную мантию, подобрался к нему и убил ударом кинжала. Но убитым оказался писарь царя, сам же царь в походной обстановке одевапся скромнее.
На допросе Муций объявил Порсене, что был выбран по жребию из трёхсот римских юношей, поклявшихся убить его ценою собственной жизни. Порсена не поверил, и приказал пытать пленника. Тогда Муций протянул правую руку в огонь, горящий на жертвеннике. Пламя охватила кисть, но юноша невозмутимо молчал, глядя Порсене в глаза. Царь был потрясён и потребовал оттащить Муция от огня. Невероятная стойкость юноши выходила за пределы понимания этруска. Поразмыслив, Порсена отпустил римлянина и заключил с Римом мир. Муций получил почётное прозвище «Сцевола», что значит «Левша». 
— Это обычная легенда, пропагандистский ход для поднятия национального духа, — сухо заметил Чуркин.
— Возможно, и так, — так же сухо ответил Шутов, — но эта легенда показывает, как серьёзно римляне относились к сохранению силы своего духа.
— Понятно, а вот сейчас, у кого выше воинская доблесть, у нас или у западян? — спросил Долгополов.   
— В последнее время на Западе наблюдается небывалый рост феминизма, — хитровато улыбнулся Шутов. —  Даже министры обороны у них нередко бывают женщинами. Мы до этого едва ли дойдём, и к тому же в наших семьях есть бабушки. Так что в будущих войнах…
—  О чём ты говоришь? — оборвал приятеля Чуркин. — Какие войны? Никто не хочет на нас нападать. Не за горами полное разоружение, и тогда на земле воцарится вечный мир.
 — Господи, Пашка, твоими бы устами да мёд пить! — Какой, к чёрту, вечный мир? — Шутов хотел добавить что-то резкое, но только рукой безнадёжно махнул.