Старая песня

Я никогда не думал, что кандидат исторических наук может заняться концертной деятельностью, но вот поди ж ты, занялся. Не по чьей-то прихоти, а вполне себе осознанно, сам захотел. Что меня к этому подвигло? Всё просто. Совершенно случайно, копаясь в музыкальных архивах, я обнаружил песню, произведшую на меня впечатление. Несмотря на простейшее, по сравнению с современными возможностями, музыкальное сопровождение, она притягивала внимание своими словами. С неё-то всё и началось.

Дверь резко распахнулась, словно её кто специально с силой пнул, и в лабораторию ввалился мой приятель Миха. Он несколько секунд злобно разглядывал меня, а потом прорычал:

– Ты орал, что у тебя ко мне срочное дело! И если ты начнёшь мне заливать о роли римской конницы… – начал было он, но я не дал ему войти в роль оскорблённого величия.

 – Сядь и заткнись! – бесцеремонно перебил я его и ткнул пальцем в сторону стола. – Опускай свой зад и слушай, в данный момент от тебя больше ничего не требуется.

Миха демонстративно набычился, сдвинул в сторону стопку студенческих рефератов, уселся на столешницу и начал возиться, устраиваясь удобнее.

Дождавшись, когда он перестанет копошиться, я ткнул пальцем в визор, и прямо перед Михой в воздухе появилась трёхмерная электронная схема.

– Ты знаешь, что это? – поинтересовался я больше для очистки совести: ответ уже и так знал.

Приятель пожал плечами.

– Ясненько… – пробормотал я и вывесил перед ним ещё одну схему.

– Тоже не знаю, – опять пожал Миха плечами, – на первый взгляд ничего сложного. Хотя вторая будет, пожалуй, посложнее и посовременнее, но всё равно сейчас это уже древность, примерно двадцать третий век.

– Верно! Приятно иметь дело с физиком, – оскалился я, – и не просто с физиком, а с гениальным физиком!

– Хорош мёдом меня обмазывать, колись, что тебе надо, – подозрительно прищурился Миха, – не просто же так ты меня гением обозвал, явно что-то задумал.

– Хорош так хорош, – покладисто согласился я, свернул схему и, выдержав театральную паузу, начал излагать: – Первая схема использовалась при создании аппарата, двести лет назад применяемого в европейских странах для разгона нежелательных скоплений людей. Прибор генерировал волны, вызывающие сильную головную боль. Человек не мог долго её выносить и быстро покидал запрещённое место.

Вторая современнее, ты прав, но тоже старьё. Она использовалась для этих же целей, только в гораздо более щадящем режиме – никакой боли, установка воздействовала на психику неугомонных гомо сапиенс, вызывая страх. В результате чего, человек разумный улепётывал от неё со всех ног.

– Ну и что же ты от меня-то хочешь? – спросил Миха, когда я, давая понять, что закончил, уселся на соседний стол и сложил руки на груди.

– Хочется мне, друг мой, чтобы ты, используя свой незаурядный разум, соединил последнюю схему вот с этим музыкальным конвертером, – я вытащил из сумки, стоящей рядом со мной, инструмент и протянул его приятелю.

Тот принял его, осмотрел, понажимал на клавиши, и задал закономерный вопрос:

– Зачем?

– Имею непреодолимое желание выступить с ним 9 мая на праздничном концерте.

Миха хмыкнул и выразительно покрутил пальцем у виска:

– О том, что ты слаб на головушку, мне известно, но вот за каким лешим объединять мукон с этой схемой, непонятно, – он положил конвертер на стол и вопросительно на меня посмотрел.

– Ну хорошо, слушай, – вздохнул я, – если ошибусь, поправь, я в этой области не разбираюсь, знаю только то, что накопал в инете.

– Не переживай, поправлю, можешь даже не сомневаться, – злобно ухмыльнулся приятель и сложил руки на груди, всем своим видом давая понять, что готов.

– Так вот, музыкальный конвертер, или в простонародье мукон, создан для того, чтобы человек, даже не обладая специальными музыкальными познаниями, мог не только петь любым голосом, но и создавать музыку к стихам. Вернее, это делает, разумеется, не пользователь, а искусственный интеллект, встроенный в конвертер.

Я посмотрел на Миху, дождался благосклонного кивка и продолжил:

– Искусственный интеллект прибора мгновенно подбирает желаемый пользователем голос и накладывает на него созданную им же музыку. Человеку остаётся только нажимать на клавиши, подбирая тональность – выше, ниже, медленнее, быстрее и ещё несколько вариаций.

– Пока ровно идём, – удивился Миха, – даже странно…

– Благодарю!.. Продолжим… Кроме этих функций, конвертер в состоянии обрабатывать уже имеющуюся музыку. Ну и наконец, в комплекте у этого чудо- устройства имеется шлем, в него проецируются визуальные эффекты, если таковые загрузить для сопровождения музыки.

– Значит, ты хочешь при помощи этой древней схемки… воздействовать…

– Хочу, Миша, очень хочу! – не дал я договорить приятелю. – И надеюсь, что ты мне в этом поможешь, для твоей головы это труда не составит.

– Интересная задачка, – расплылся Миха в довольной улыбке. – Когда там, говоришь, у нас концерт намечается?

– Времени должно хватить, уложимся, муконом, как ты знаешь, я пользоваться умею, всё от тебя зависит.

* * *

Миха внимательно смотрел, как я вожусь с конвертером, иногда поясняя:

– Пришлось заказать и присобачить второй ряд клавиш, первый решил оставить, с ним диапазон возможностей шире.

– А если подробнее.

– Как ты знаешь, искусственный интеллект конвертера через датчики, встроенные в шлем, считывает волны головного мозга во время исполнения и транслирует их дальше. Если, скажем, в какое-то мгновение ты чувствуешь страх, нажав на клавишу «Выше», ты усиливаешь это чувство. Соответственно, на выходе все, кто слушает, тоже испытывают возрастающее чувство страха.

– Суть я уловил. Значит, второй ряд – это то, о чём я думаю?

– Да, каждая клавиша соответствует определённому чувству, – приятель тяжело вздохнул и покачал головой: – Штука должна быть убойная. Настраивал я его по собственным ощущениям, думаю, что все люди одинаково чувствуют горе, страх или злость. Поэтому и у тебя, скорее всего, чувства схожи с моими.

– Если не возражаешь, внесу небольшое уточнение: это, Миша, не чувства. Конвертер в нынешнем его виде усиливает эмоции. Чувство, довольно длительное состояние, могущее растянуться на годы, – например, любовь. Даже если это не истинная любовь, а только влюблённость, она может длиться месяц, два, а то и дольше, прежде чем сойдёт на нет.

Эмоции живут недолго. Взять, к примеру, тот же страх. Ты испугался чего-то и побежал. Отбежал подальше, понял, что тебе ничего не угрожает, и страх уходит, остаётся настороженность либо воспоминание о пережитом.

– Возможно, и так, не знаю, – отмахнулся Мишка, – ты это придумал, значит, во всех этих тонкостях разбираешься лучше, моё же дело было только весь имеющийся материал в одну кучу собрать.

Когда Миха ушёл, я осторожно напялил на голову шлем и запустил мукон. Тренировка не помешает, если с одним рядом клавиш я управлялся ловко, то ко второму надо привыкать.

Песню решил петь сам, справедливо рассудив, что в таком случае эмоции будут более выраженными. С помощью конвертера подобрал голос, обработал музыку, надел шлем и спел. Получилось очень даже неплохо, а с открывшимися возможностями бомба гарантирована. Осталось видео и изображения загрузить, но это проблемой уже не являлось.

* * *

Отбор на концерт обещал быть строгим. Ещё бы, такое событие – День Победы! Больше трёх сотен лет после завершения войны прошло. Абы кого с улицы не пропустят. Но мы со своим модернизированным конвертером справились на ура. Господа модераторы, правда, удивились:

– А почему вы вдруг такую старую песню решили исполнить? Сейчас масса современных имеется, а вы в такую древность ударились.

Но стоило мне самую малость взгрустнуть во время исполнения, как сразу же согласились с моим участием, даже дослушивать не стали.

Как издревле повелось, сцену установили на центральной площади, украшенной красными флагами и георгиевскими лентами. Для участников за сценой натянули большой шатёр, в котором артисты ожидали своего выхода.

Я сидел в кресле, слушал аплодисменты многотысячной толпы и терзался сомнениями: «Стоило ли вообще это затевать? Вон им как хлопают, даже орут! А что меня ждёт? Сработает моя задумка или нет?» Мучился ровно до того момента, пока женщина, распорядитель концерта, не пригласила меня пройти к сцене, за кулисы.

Пора – значит, пора, прихватил конвертер, надел шлем и стал ждать команду, с удивлением осознавая, что волнение как рукой сняло.

Наконец, она подтолкнула меня в спину и негромко сказала:

– Ваш выход. Удачи.

Я вышел на середину сцены, установил конвертер на заботливо подставленную сценическим работником подставку и прикоснулся к кнопке, пробуждая инструмент к жизни. Подождал, когда загорится зелёный огонёк на панели, указывающий на то, что конвертер соединился с акустической гало-системой. Затем опустил на глаза полусферу, с помощью которой буду видеть загруженную картинку, и нажал очередную кнопку, запуская огромную голограмму над сценой.

«Ну что же… Начали…» – скомандовал себе мысленно и начал петь, слегка прикоснувшись к клавише, вызывающей грусть:

«От героев былых времён» – так, повышаем уровень – «Не осталось порой имён» – ещё добавляем грусти – «Те, кто приняли смертный бой» – ещё, пускай это будет уже тоска – «Стали просто землёй и травой...» – а теперь откидываем тоску и давим на злость – «Только грозная доблесть их. Поселилась в сердцах живых» – злость – чувство жестокое, но она была и есть, никуда не делась, она, как соль в ране, не должна давать покоя, значит ещё добавляем – «Этот вечный огонь, нам завещанный одним» – здесь немного опускаем – «Мы в груди храним».

Что делалось на площади, я не видел, перед глазами плавно проплывали картины клипа, скрывая реакцию зрителей.

Отлично! Как говорит Миха, ровно идём. Здесь опять усиливающаяся с каждой секундой грусть – «Погляди на моих бойцов» – так, нажимаем на гордость за них – «Целый свет помнит их в лицо!» – добавляем гордости, добавляем,не скупимся, она нам необходима – «Вот застыл батальон в строю» – а теперь немного радостных эмоций не помешает – «Снова старых друзей узнаю. Хоть им нет двадцати пяти» – радость узнавания убираем, и резкий спад к скорби – «Трудный путь им пришлось пройти» – ну а теперь кульминация! Надо смешать воедино гнев, злость, тоску, радость победы – всё, что люди пережили во время великой войны! – «Это те, кто в штыки поднимался, как один» – и мощный, завершающий аккорд – «Те, кто брал Берлин!»

Дождавшись, когда промелькнут картины разрушенного Рейхстага, я умышленно затянул паузу и с лёгкой печалью продолжил: «Нет в России семьи такой, где б не памятен был свой герой» – а сейчас полной мерой горя, смешав его с усиливающейся тоской, не надо жалеть, люди должны прочувствовать горечь утраты – «И глаза молодых солдат. С фотографий увядших глядят...» – теперь постепенно сбавляем напряжение – «Этот взгляд, словно высший суд, для ребят, что сейчас растут» – ну и в концовке гордость за страну, за наших воинов, за народ наш, по максимуму – «И мальчишкам нельзя ни солгать, ни обмануть» – и как молотом врезать финал – «Ни с пути свернуть!»

Занавес. Я откинул с лица полусферу и наконец-то увидел заполненную людьми площадь. Все, кто находился на площади, молча смотрели вверх, на величественную голограмму журавлиного клина, проплывающего в вечернем небе.

О том, что моё выступление оказалось удачным, узнал на следующий день, посмотрев его в записи. Разумеется, того эффекта, как при прямой трансляции, быть не могло, но всё равно исполнение мне понравилось. Однако главным сюрпризом оказалось то, что, слушая песню, люди плакали! Смотрели на скользящие над сценой картины военной хроники и плакали. Женщины, девушки, подростки, даже мужчины.

Ну что же, полученным результатом я остался доволен. Осталось дождаться, когда и каким боком этот результат мне выйдет. На столь неординарное событие не могут не обратить внимания заинтересованные службы. Через несколько дней дождался. Слава Богу, отнеслись лояльно и пригласили в мэрию, а не в какое другое заведение.

* * *

В назначенное время, едва я переступил порог мэрии, меня мгновенно проводили до начальственного кабинета. Миловидная секретарша, едва завидев мою особу, до невозможности приятным голоском проворковала:

– Входите, Александр Андреевич, вас уже ждут, – и открыла передо мной дверь.

Комитет по встрече оказался более чем впечатляющим. Честно говоря, я даже несколько растерялся. Кроме самого главы города, за столом сидели не менее десятка человек, из которых я знал в лицо только прокурорское руководство и начальника городской полиции. Что касается остальных, то, по всей вероятности, тоже какое-то начальство, если судить по их внешнему виду.

Если с этими представителями власти всё для меня ясно, то неприметная парочка молодых мужиков, скромно пристроившихся у самого краешка стола, напрягала. Уж больно они отличались от городской элиты, и не только скромненькими, по сравнению с другими, костюмчиками: от них буквально исходила уверенность в своих силах и возможностях, заставляя присутствующих бросать на них мимолётные тревожные взгляды.

– Здравствуйте, Александр Андреевич! Проходите, присаживайтесь, – поприветствовал меня мэр, слегка приподнимаясь в кресле. – Я так думаю, что вы уже догадались, по какой причине вас пригласили.

Следуя приглашению, я уселся за стол и кивнул – приятно иметь дело с думающим человеком:

– Разумеется!.. Но у меня всё же остаётся надежда, что меня позвали для получения премии за участие в праздничном мероприятии.

– Александр Андреевич, я бы посоветовала вам вести себя более серьёзно, вы находитесь не в том положении, чтобы шутить! – возмутилась дородная женщина, одетая в шикарную синюю блузку и с намотанной на шею голубой косынкой. – Вы, можно сказать, заставили страдать тысячи людей, пришедших на концерт отдохнуть, а это подсудное деяние, если я не ошибаюсь. Анатолий Всеволодович, скажите! – с вызовом посмотрела она на прокурорского.

Тот явно смущённо откашлялся и, осмотрев наше собрание беглым взглядом, ответил:

– Безусловно, Анна Георгиевна! Безусловно! Все, кто заставляет страдать других людей, незамедлительно преследуются по закону.

– Ну! Что я говорила... – начала было она, но прокурор осадил её.

– Однако наш случай – это нечто другое. Насколько я знаю, ни одного заявления или жалобы на исполнителя не поступило, – он вопросительно посмотрел на главного полицейского и спросил: – А по вашему ведомству что-то имеется?

– Нет, – качнул тот головой, – напротив, одни только лестные отзывы.

– Простите, что вмешиваюсь, – сказал вдруг один из скромных гостей и приподнял руку, по всей вероятности решив, что иначе его не заметят, – о том, что Александру Андреевичу никто ничего вменять не станет, это и так ясно. Нам хотелось бы узнать, зачем он это сделал. Зачем заставил плакать столько людей? Прямая трансляция, как оказалось, не избавляет от влияния мукона.

– Видимо, я чего-то недопонимаю, – удивился мэр, – но при чём тут этот так называемый мукон?

– Видите ли, Александр Андреевич, с помощью своего друга внёс в конструкцию этого инструмента некоторые изменения, они-то и вызвали столь выраженную реакцию людей на его песню. Мы хотели бы знать, для чего он это сделал.

– Это просто, – пожал я плечами, – мы забыли ту далёкую войну…

– Как это забыли?! – возмущённо воскликнула Анна Георгиевна, приподнимаясь на стуле. – А праздник 9 Мая кто каждый год отмечает?

– А вы хоть помните, что это за война?

– Ну-у-у-у… как же… это… война была… вы сами сказали, – начала она мямлить.

– А это, Анна Георгиевна, праздник в честь победы в Великой Отечественной войне тысяча девятьсот сорок первого – сорок пятого годов.

– Я это и хотела сказать…

– А скажите, пожалуйста, в каком году состоялась Сталинградская битва, и сколько своих воинов в этой битве потеряла наша страна?

Анна Георгиевна не ответила, она покраснела и молча таращилась на меня возмущённым взглядом.

– Сталинградская битва началась в июле сорок второго года и продлилась больше пяти месяцев. Наша страна в ней потеряла полтора миллиона своих воинов! Полтора миллиона, Анна Георгиевна, и это только в одной битве!.. Давайте ещё попробуем, – предложил я, – что-нибудь попроще для запоминания. Сколько дней продлилась блокада Ленинграда? – и, заметив непонимание на лице женщины, добавил: – Это… город.

– Ленинграда?.. Но… я не слышала о таком...

– Конечно, не слышали и не могли услышать! Потому что о нём нет упоминания в школьных учебниках истории. Думаю, смысла продолжать нет, – развёл я руками, – мы практически забыли войну, победу в которой празднуем каждый год.

– Но вы ведь знаете, вы историк!.. – внёс свою лепту в разговор пожилой мужчина, одетый в белую рубашку без рукавов.

Спорить с очевидным смысла нет, и я согласился с этим утверждением:

– Да, я знаю, тем более что кандидатскую защитил именно по этой теме.

– Ну вот видите, – оживился мэр, – когда надо и кому надо, об этом знают…

– Об этом, Лев Николаевич, должны знать не потому, что так надо кому-то, а потому, что так должно быть у всех! Память о десятках миллионов погибших наших с вами предков мы обязаны вбивать в головы детей учебниками истории Великой войны. К сожалению, этого сделать невозможно, таких учебников уже давным-давно нет. Остался лишь невеликий раздел, ей посвящённый.

– Ваша позиция нам теперь ясна, – улыбнулся неприметный гость, – но всё же зачем?..

Я с трудом удержался, чтобы горестно не вздохнуть. Мы уже забылись настолько, что даже умным людям необходимо объяснять очевидные вещи.

– В течение длительного времени мы помаленьку, сами того не желая, копали могилу для своей памяти. Освобождали её от тяжких картин войны. Но, судя по реакции людей, генетическую память мы ещё окончательно не похоронили. Пускай люди плачут, вспоминая эту войну. Слёзы – это не стыдно. Пока так, под давлением, но мы должны оплакивать наших погибших предков. Стыдно, даже страшно, когда эта трагедия перестанет вызывать слёзы.

– Мы так и думали, – опять улыбнулся он, – этот вопрос уже поднят на самом высоком уровне. Государство постарается исправить эту непростительную ошибку, и в скором времени в образовательных программах произойдут значительные изменения.

Он поднялся из-за стола, подошёл ко мне, несколько секунд с любопытством разглядывал, а потом спросил:

– А что вас к этому подвигло? Какая причина явилась катализатором для столь неординарного поступка?

– Есть пара моментов, – усмехнулся я, – во-первых, мои студенты! Они знают историю войны на уровне школьного учебника. Другими словами, ничего не знают. Институтская программа немногим отличается от школьной и даёт им минимум знаний в этом направлении. Это в корне неправильно! Мне приходится хотя бы с помощью рефератов заставлять их получать информацию.

Во-вторых, мы уже полтора века назад заселили Луну и сто лет как прижились на Марсе. Там, на Российской территории, живут сотни тысяч наших с вами сограждан. Я, будучи в отпуске, наведывался туда несколько раз, и знаете, что я увидел, вернее, не увидел?

– Нет, я, к сожалению, там не побывал, не довелось как-то.

– Там нет ни одного памятника воинам, погибшим в той войне. Погибшим первопроходцам и поселенцам есть, а солдатам Великой Отечественной нет. Это уже по-настоящему страшно, не знаю, как вас, а меня это пугает.

– Уверяю вас, именно этот вопрос мы решим быстро. Сейчас же необходимо разрешить небольшую проблемку с вашим музыкальным конвертером.

– А что с ним не так? – забеспокоился я. Когда товарищи из спецслужб считают, что у тебя имеется проблема, это как минимум настораживает.

– Мы предлагаем вам в обмен на ваш мукон инструмент последнего поколения, если вы, конечно, не возражаете.

Ну ещё бы я возражал! Даже в мыслях не возникло. Модернизированным конвертером, как я уже понял, мне пользоваться всё равно не позволят. Ну а для личного употребления новый, как ни крути, будет лучше. О чём я и сообщил.

– Ну и отлично, значит, договорились. У меня к вам осталась маленькая просьба: не сообщайте никому, каким образом вы добились такого… звучания, – покосился он на сидящих за столом.

– Да, понимаю, никому не скажу! – поспешил я согласиться. – Но у меня есть приятель…

– А с Михаилом на этот счёт мы уже переговорили.



PS: Премию мне всё же выписали.



Песня «Вечный огонь» из кинофильма «Офицеры»

Стихи – Евгений Агранович

Музыка – Рафаил Хозак