Соломея 19-21 главы черновик

           19 глава
В полной темноте. стоя на коленях, Ариэдна уже в сорок второй раз читала молитву Богу Отцу-Матери:
Отец-мать, дыхание жизни нашей, создатель Вселенной!
Да воссияет свет твой внутри меня, освещая мне истинный путь мудрости твоея, чтобы я вместе с другими свободно и безбоязненно шла по нему навстречу Животворящей воле твоей! Позволь мне дышать одним чувством с тобой, чтобы мои желания всегда совпадали с твоими! Не введи меня в заблуждение и освободи от всего, что мешает росту души моей, стремящейся быть на одном уровне с тобой! Да не искривится зрение сердца моего на потеху врагу человечества! Поддержи меня в благих начинаниях и пусть Твоя любовь будет только там, где растут мои поступки! Да будет так! Ибо ты есть и сила, и слава мира, мелодия жизни, украшающая и обновляющая землю нашу. И ныне и присно и во веки веков. Аминь!
Ариэдна и сама уже понимала, что ничем не поможет ей эта старинная молитва к создателю Вселенной, данная ей ее духовником с таким загадочным и преисполненным собственной важностью видом, что можно было подумать, он дает ей в руки волшебную палочку.
При чем здесь внешний мир, искривляющий истину? И чем поможет ей возможность дышать одним и тем же чувством с Создателем? Чем? Когда здесь, за стенкой умирает в страшных мучениях ее любимый старший брат, единственный ее родной человек на этой Земле! Вот опять она слышит его приглушенные, похожие на звериные, стоны…
Двухнедельное пребывание в дорогущей клинике Ромеро, лучшего специалиста в стране по лечению заболеваний суставов, имело только один результат – уничтожило практически все накопленные еще родителями Ариэдны и Адольфа деньги. Теперь они находились на грани нищеты. Уже пришлось расстаться с домиком для гостей, продать великолепный черешневый сад, два гектара виноградников, конюшню с лошадьми, заложить в ломбард все ценные вещи и произведения искусства, рассчитаться с прислугой, за исключением Паолы, и то только потому, что она сама наотрез отказалась съезжать от них и готова была работать без жалованья, только бы сохранить крышу над головой … Экономили на всем. Даже лампы старались не жечь понапрасну. Вставали с рассветом, с закатом же ложились в постель. Как птицы… Птицы… Ариэдна с горечью усмехнулась своим мыслям. Птицы хотя бы поют, а ей Адольф даже к роялю запретил подходить, так как звуки музыки раздражали его обессиленную постоянными болями нервную систему. И вообще их отношения с братом во время его болезни стали с катастрофической скоростью ухудшаться, несмотря на поистине ангельское терпение сестры. С каждым днем Адольф становился все мрачнее, раздражительней, грубей и нетерпеливей. Ариэдна прекрасно понимала, что всему виной страшная болезнь, грызущая его тело, но все же иногда не могла сдерживать себя от слез обиды и бессилия, преимущественно по ночам, когда тоска особенно безжалостно зажимала ее измученную переживаниями душу в тисках безысходности.
Так как рояль оказался под запретом, от идеи зарабатывания средств на жизнь уроками музыки пришлось отказаться к великому разочарованию соседских девочек, горевших желанием освоить наконец вожделенное искусство музицирования. Вспомнив насмешливые слова брата о работе поломойкой при церкви, Ариэдна обратилась к своему духовнику за помощью. И действительно нанялась мыть полы в воскресной школе и в комнатах священнослужителей. Работа занимала у ней немного времени, часа два-три в день, но сил отнимала неимоверно много, а так как и дома все дела теперь были исключительно на ней по причине беременности служанки Паолы, то за какой-то месяц Ариэдна из пышногрудой волоокой красавицы превратилась в изможденную голодом и бессонными ночами девушку-сиротку с провалившимися заплаканными глазами, словно сошедшую с картинок-иллюстраций книг модного сентиментального писателя Де. Корасон, увлекающегося сюжетами о жизни нищих и обездоленных людей.
Стоны за стеной переросли в отчаянный, нечеловеческой силы, крик. Девушка вздрогнула и быстро поднялась с колен, тут же почувствовала, что затекшие ноги не слушаются ее, словно чужие, да и в глазах внезапно появились странные черные круги. Упала, с минуту приходила в себя, и снова попыталась встать, уже не так резко. Держась за стены, добралась до комнаты брата. Тот, весь скрюченный от боли в неестественной позе полулежал на кровати. Увидев сестру, поморщился и рявкнул:
- Чего пришла? Нечего тут ходить! Спать ложись! Сдохнуть бы поскорее!
- Я принесу тебе обезболивающее! И бульон! Ты же не ел сегодня ничего.
- А мне и не нужно ничего есть, неужели ты не понимаешь? Все!!! Я в прошлом. Таблетки ваши не помогают. Разве что опиум. Да, неси шприц!
Ариэдна горячо запротестовала:
- Нет! Ты уже утром делал инъекцию! Северино сказал, что больше одной в два дня нельзя, иначе зависимость разовьется!
Адольф зло возразил:
- Зависимость? И что с того? Да знаете ли вы с этим чертовым докторишкой, что такое боль?! Да ни хрена вы не знаете! Зубки у нее пару раз болели, бедненькая какая! Ну и животик на пять минуток прихватило! Да?! Это не боль, Арька, это так… легкая аскеза, как монахи любят выражаться… А я вот знаю, что такое боль! Хватит тут разглагольствовать! Пришла помочь, так помоги! Сделай укол! Ну! Быстро тебе говорят!
- Хорошо, только не сердись, пожалуйста! – со слезами на глазах ответила сестра.
И пошла на кухню, готовить опиум. Целую дозу набирать побоялась, напополам разбавила дистиллированной водой. И, моля бога, чтобы ее обман остался нераскрытым, вернулась с полным шприцом в спальню Адольфа.
Подействовало. Минут через пять после укола, брат уже не выглядел таким страшным, но и на человека, к сожалению, тоже не очень-то был похож. Блаженная расслабленная улыбка расползлась уродливой гримасой по измученному бледному лицу двадцатичетырехлетнего юноши, глаза же, абсолютно равнодушные, бессмысленно застыли, глядя в одну точку. Однако, мозг его работал, словно одержимый. Еще через пять минут были извлечены из папки чертежи «парящего павильона», на стол брошена внушительная кипа чистых листов, банка с карандашами от неосторожного движения руки перевернулась, ее содержимое с шумом просыпалось на пол.
Ариэдна вздрогнула, услышав грязные ругательства брата, за которыми последовал четкий приказ:
- Арька, быстро все подними! И наточи мне карандаши, вот эти синие! Быстро! У меня нет времени ждать! Эта чертова боль может вернуться в любой момент!
Спорить не стала, сделала, как велел Адольф. И тихонько глотая слезы, осторожно, мышкой, проскользнула за дверь, намереваясь поспать хоть немного перед утренней уборкой церковных помещений.
Напрасные надежды. Уже через десять минут снова послышался крик брата:
- Арька! Сюда! Бери перо! У меня руки стали ни к черту, не разобрать, что написал, пиши ты! Да не здесь, дура! Возьми вот это лист! Так… Пиши: прежде чем приступить к конструированию и изготовлению «летающего павильона», считаю целесообразным утвердить к реализации проект по постройке двух винтообразных лифтов, работающих по принципу гайки, по обе стороны Лурзийского водопада. Паровые машины должны быть установлены на смотровых площадках Нижней и Верхней. Черт! Нет! У подножий! Высота каждого винта должна превышать высоту верхнего пика на пять метров…
Девушка не выдержала, прервала диктовку:
- Но, Адольф! Это же невозможно! Во-первых, слишком дорого и затратно! Во-вторых, ты испортишь весь вид, всю красоту Лурзийской долины!
- Пиши, что сказал! Много ты понимаешь! И вообще, это только начало! Винт – чепуха, а вот магнитное поле! Да! Между двумя железными столбами, да замаскируем их так, что никто и не увидит! Между столбами – магнитное поле, а павильон – шарик, помнишь фокусника, который на рынке здесь людей дурил? Да, павильон будет лавировать по воле магнитного излучения. То выше, то ниже, то влево, то вправо… Стеклянный шарик с платформой! Нет, куб, он будет нырять под струи водопада, забираться высоко в небо! Опускаться в Лурзийсое озеро! О, можно будет организовывать целые экскурсии, подводные экскурсии…
- Адик, - осторожно обратилась девушка к брату. – Адик, ты меня слышишь? Ведь все, что ты сейчас говоришь, нереально, я помню, ты объяснял мне свой проект, там были тросы, кабинка, скользящая по рельсу… Какое магнитное поле? Как ты будешь управлять им? Адик?
Но посмотрев на брата, вдруг испуганно замолчала. Поняла, что тот бредит, что находится уже во власти галлюцинации, не в своей спальне, а где-то в царстве Нептуна и, судя по движениям рук, плывет… На лице ужас и какая-то отчаянная решимость… вот подскочил на месте, бросился на кровать, стал… креститься, шепча себе под нос несвязные слова. Сердце девушки заколотилось от нахлынувших эмоций. Какая же она дура, что поддалась уговорам и принесла ему эту отраву! Нет, никогда больше! Никогда! Только что же ей все-таки делать? Что?! Юноша на кровати между тем постепенно успокаивался, движения рук становились все ленивее, глаза закрылись…
- Вот и хорошо, вот и поспи, милый! Родной мой! Спи! Господи! Что же мне делать? – в отчаянии шептала девушка.
И снова опустилась на колени, и снова начала молиться…
На рассвете еще раз заглянула к брату. Спит, чуть порозовел, дышит спокойно. Что ж, уже хорошо, можно идти на работу. На всякий случай заглянула и в комнату Паолы. Так же спит, будить не стала. Пусть отдыхает.


          20 глава
Дамон, глава прихода и духовник их семьи, встретил Ариэдну своей неизменно ласковой улыбкой, улыбкой, которая в последнее время только одна и поддерживала жалкие остатки сил бедной девушки:
- Что-то рано ты сегодня встала, птичка божия. Иль опять не спала, милая?
- Доброе утро, отец Дамон! Спала, не волнуйтесь, недолго, но спала. Мне сегодня нужно пораньше домой, беспокоюсь я очень и за Адольфа, и за Паолу, ей тяжелое нельзя поднимать, а не будет меня, ведь обязательно что-нибудь да поднимет, ведро с водой, например. Вот и решила пораньше уборку сделать, ведь Вы не против, отец?
- Да не против, не против, только…
Он взял ее за руку и нежно-нежно заглянул в глаза. От этого взгляда у Ариэдны даже голова закружилась, настолько он был проникновенным и жалостным. Ее недомогание не укрылось от служителя церкви:
- Только, милая, сначала чаем тебя напою, и… ты расскажешь мне, что на самом деле происходит, а не то… (он пару секунд помолчал)… обижусь…
Скупая слезинка сорвалась с ресниц девушки… Она резко наклонила голову, скрывая ее, и послушно прошептала в ответ:
- Спасибо, отец Дамон, спасибо Вам за все!
И, понятное дело, не сумела-таки сдержать рыдания.
Пожилой человек нежно обнял ее и успокаивающе заговорил:
- Ну-ну, милая, не плачь! Не спала ты и эту ночь, вижу, обманываешь старика. Нехорошо, грех это! Пойдем, пойдем, чаю попьешь и никакой работы сегодня! Чисто же! Сама посмотри! Лучше поспи немного, у меня в кабинете и поспи, а мне как раз нужно к одному умирающему съездить в Куэрпокамро, каждый год вызывает, вот уже десять лет как. Так что часика три у тебя на сон есть, выспись, как следует! А поговорим после, как вернусь? Договорились? И не вздумай за уборку приняться, пока меня нет! Да я чулан закрою, чтобы до тряпок с ведрами не добралась! Вот так! А ключик-то… а ключик-то с собой заберу.
Старик хитро подмигнул девушке и снова улыбнулся. Теплая волна благодарности разлилась в сердце Ариэдны, правда, в слова так и не вылилась, иначе бы снова не сдержать ей рыданий.
Дамон, впрочем, никаких славословий от своей прихожанки и не ждал, провел ее на кухню, заварил чай с мятой, на большой ломоть хлеба щедро намазал сливочное масло, сверху положил толстый кусок ветчины и поставил угощенье перед Ариэдной. Та попыталась было возражать:
- Но, отец Дамон, ведь сегодня постный день… да и не хочу я есть…
В ответ послышалось сердитое:
- А ну не греши! Не обижай желающего тебе добра, не отвергай руку дающего! Лицемерие это! Учу, учу их, а они… пост, не хочу… Ешь! И не разговаривать тут! Ишь ты, яйца курицу учить вздумали! А после спать! Просто закрыть глаза и ни о чем не думать! Все образуется, вот увидишь, главное, сама себя не изводи, милая! Поняла меня?
- Поняла… простите, отец Дамон, и спасибо…



          21 глава
Думала, не заснет, но нет, сон почти мгновенно увлек измученную девушку в свое благотворное царство, без видений, тревожных мыслей и боли. Проснулась она от легкого шума осторожно открывающейся двери.
- Разбудил? – с отчаянием спросил вернувшийся Дамон, - вот медведь косолапый, думал, молитвенник взять потихонечку, а… вот не сумел потихонечку-то, прости!
- Да неужели уже три часа прошло? Как же это! Мне бежать надо, отец Дамон! Вдруг дома что случилось? Хорошо, что разбудили, а то…
- Э, нет! Никуда ты не побежишь! Справятся дома и без тебя, авось, не в пустыне живете! Соседи рядом! Помогут, если что. А мне с тобой поговорить нужно, серьезно поговорить… Только, уговор! О разговоре этом нашем никому ни слова! А то врагов у меня хватает, знаю…
- Отец Дамон, я не болтлива, если Вы об этом, - удивленно отреагировала девушка на просьбу, показавшуюся ей странной.
- Знаю, что не болтлива, просто… есть у меня кое-какие мыслишки по поводу болезни твоего брата. Давай, одевайся да в столовую проходи, завтракать будем! Мне утиных яичек будущий покойник, дай Бог ему еще лет двадцать в здравии да благоденствии прожить, пожаловал да сливочек свежих. Да каких сливочек! Ты таких и не пробовала, наверное! Ммм… объеденье! Кофеек-то у нас сегодня знатный выйдет, обещаю! Ну, жду…
Ариэдна невольно улыбнулась на такие чревоугодливые речи святого отца, поспешно привела себя в божеский вид, спустилась по чисто выметенной лестнице в столовую. И вдруг покрылась краской стыда, увидев, как Дамон спешно прячет от нее под длинную скатерть стола веник с совком. Вот отчего лестница чистая! Он за нее всю ее работу сделал, семидесятилетний старик! И ведь еще и денег даст! Ой, как стыдно!
Увидев, что его разоблачили, Дамон предотвратил неминуемое противоборство своей послушницы:
- Вот, в прошлые выходные пропустил ночную молитву, теперь епитимью на себя возложить пришлось. Каждое утро лестницу убирать! А иначе, без самоконтроля-то беда, душа так разленится! Так разоспится, не добудишься…
- Но в таком случае, отец Дамон, нужно сократить мне жалованье, а то нечестно это!
- Жалованье-то! А! Вот молодчина, что напомнила. Доченька, прости меня старика глупого! Оказывается, из столицы еще месяц назад указание пришло, жалованье служащим церкви поднять на двадцать процентов! Высший совет расщедрился, содержание нам повысил. А я, скряга несчастный, тебе по старым меркам отмеривал. Стыдоба! Ну ничего, я пересчитаю, не волнуйся, к воскресенью пересчитаю, а пока садись за стол. Пировать будем! Смотри, какая яичница-то! Знатная! Я тебе с десяток яиц отложил, Паоле сейчас усиленное питание нужно, ну и брату тоже, понятное дело. И сливочек горшочек. Сливки хороши! Ножом резал! Вот это я понимаю – сливки, не то, что у Магны…
Ну и как с таким хитрюгой разговаривать? Ариэдне ничего другого не оставалось, как только поблагодарить старика за очередные его милости к ней, да послушно сесть за стол.
И сливки, и яйца, действительно оказались превосходного качества! Насытившись, Дамон помолчал выжидательно и глубоко вздохнул. Так вздыхал он только на исповеди, задавая по долгу службы нескромные вопросы тем своим самым благочестивым прихожанам, которым его «подсказки» заведомо несли только вред, заставляя задуматься о всевозможных искушениях, столь чуждых их чистым натурам. Вздохнул и, словно стесняясь самого себя, аккуратно поинтересовался у девушки:
- Вот хотел у тебя кое-что спросить, насчет брата…
- Спрашивайте.
- Только не обижайся, если что не так. Просто подумал вот…
- Отец Дамон, Вы же знаете, как я к Вам отношусь, как к родному отцу! Так неужели же я посмею обидеться на Вас?
- Знаю, знаю, ты добрая девочка, но… тут такое дело… Вот ты говоришь, врачи не помогли, лекарства облегчения не дают, но и видимых ухудшений, вроде как, тоже не наблюдается.
Ариэдна удивленно возразила:
- Как не наблюдается? Он похудел страшно, бледный, не спит толком по ночам, не ест иногда по двое суток, нервный стал, раздражительный…
- Вот-вот… нервный, раздражительный… И злой, да? Признайся, мне можно… Кричит на тебя? Обижает?
Девушка густо покраснела, тем самым избавляя себя от необходимости отвечать.
Дамон продолжал:
- Говоря, что нет видимых ухудшений, я имею в виду, что ни температура не повышается, ни анализы крови не изменяются, ни давление не скачет… Так?
- В принципе, да. В клинике врачи тоже удивлялись этому факту.
- Вот… Милая моя… Есть у меня мыслишка, уж прости, если обижу тебя такими подозрениями, но мыслишка такая: проклят твой брат. Вот…
- Но… - девушка от неожиданности не сразу нашлась, что сказать. – Ведь Вы сами говорили, да и в Святой книге написано, что колдовства и ворожбы на самом деле не существует. Помните притчу, когда дом колдуньи сгорел и над ней все смеялись? А потом… Разве молитва не спасает от любого зла? Я за брата непрестанно молюсь! Да и всегда молилась!
- Много чего в книгах-то написано, иногда слишком много, да и я, бывает, лишнее болтаю… Но… тссс! Разговор наш с тобой тайный, мы уговорились. Так ведь?
- Конечно!
- А помнишь, с чего начался первый день нашего Искупителя? С прихода гостей. А кто гости-то были? А?
- Мудрецы и читатели по звездам, волхвы…
- Волхвы от слова волховать происходит, а волховать что значит, догадываешься?
- Ворожить, колдовать… - шепотом ответила девушка. – Но почему тогда церковь не хочет признавать существование магии? Наука признает! Ведь есть же у нас центр помощи поврежденным душой! А церковь нет.
- Хороший вопрос, да ответа на него нет. Одно скажу, я не врал тебе, говоря, что любое зло молитва искренняя снять может, любое, даже самое наимощнейшее, но… Прости, милая, но… брат твой – человек неверующий. Ты молишься, знаю, а он?
Бледными непослушными губами девушка прошептала про себя:
- Он только проклинает все и всех, в Бога же, сами знаете, не верит, только в науку…
- Вот!!! Да что ты так побледнела? Понимаю, что в церковь ты его и на аркане не затащишь, да и не надо, только себе навредишь, если настаивать будешь. И со мной разговаривать он не захочет…
- Именно! Да и в центр этот подозрительный он ни за что не пойдет, ведь Адольф не только в бога не верит, но и в дьявола тоже, даже гадальных карт на дух не переносит, помню, подруга мне однажды подарила набор безобидных карточек с шутливыми предсказаниями, так в печку, не глядя, выбросил. Даже в сглаз обычный и то не верит и в приметы тоже. У меня уже руки опускаются, отец Дамон, ну вот что, что мне с ним делать, чем помочь? – со слезами на глазах спросила Ариэдна.
- Есть у меня одна мыслишка…