Дом над морем. Глава 19

Давным-давно, в семидесятых годах прошлого века, далеко на севере в небольшом, но стратегически важном для добывающей промышленности городке сошлись интересы двоих мужчин — функционера Георгия Дорна и директора местного горно-обогатительного комбината Василия Пашутина. Пашутин руководил градообразующим предприятием и хотел лишь одного: чтобы его производство не останавливалось, и у каждого жителя городка была работа. Для этого требовалось расширить производство, а следовательно, добыть денег. Вот деньги-то предприимчивый Дорн Василию и предложил. Не сами, конечно, рубли, а свою помощь в выгодном комбинату распределении ресурсов и получении госзаказов. Но помощь эту, как выяснилось в самое короткое время, Георгий Дорн собирался оказывать не безвозмездно, а за вознаграждение. Откаты, проще говоря. Что значил бы небольшой процент от получаемых средств для комбината, куда благодаря Дорну польются просто водопады благ? И все будут довольны: чиновник получит свой “гонорар”, а Василий обеспечит бесперебойную работу комбинату и благосостояние землякам. Да и самому Пашутину деньги не помешают — как никак одинокий отец, дочь растит. Настеньку. Девочке уже пятнадцать, скоро поступать, а куда? Поблизости достойных вузов нет, значит, переезд? А на что жить в чужом городе? Да и поступит ли, куда хотелось бы? Так что и здесь помощь и связи Дорна пригодились бы.
Самому Василию Пашутину, человеку кристально честному и не приемлющему никаких кривых схем, вся эта затея не просто не нравилась — была глубоко противна. И если бы не Мила…

***
Людмила Дорн совсем не рада была тащиться за мужем в тьмутаракань даже ради перспектив безбедной жизни в будущем. Она ненавидела холод и грязь, а всего этого было предостаточно в местах, где собирался как следует обогатиться Георгий. Еще меньше радовались поездке сыновья Дорна, двадцатилетний Евгений и шестнадцатилетний Славка. Первого отец оторвал от веселой студенческой тусовки, а второго сдернул с уроков в выпускном классе.
— Ничего, парни должны знакомиться с производством страны. Когда-нибудь спасибо мне скажут за практику! — твердил Георгий.
“С производством ты их знакомишь, как же, — думала Людмила. — К авантюрам своим приобщаешь! Казнокрад чертов!” Людмила вовсе не из-за нечистоплотности мужа переживала — ее страшил риск попасться. И если благоверного просто посадят на казенные харчи за его деяния, то что станет с ней и мальчиками? Обыкновенный животный страх за себя и свое потомство — вот что заставляло Милу Дорн нервничать и злиться. Раздражительная, взвинченная, обиженная, она из чувства мести упорно отказывала Георгию в исполнении супружеского долга, а поскольку сама была женщиной очень темпераментной, то воздержание только добавляло стервозности ее и без того непростому характеру. В таком настроении Мила и приехала в городок, где ей предстояло провести несколько дней, а быть может, и недель. В таком настроении под руку с мужем она вошла на просторную проходную комбината. Вошла, подняла глаза на встречающую делегацию и… пропала. Пропала в ту же секунду, как увидела перед собой улыбающегося Василия Пашутина.

***
Теплее всего на душе у Василия становилось, когда он вспоминал день своего приезда в этот город. Шел шестьдесят первый год. Двадцатитрехлетний выпускник после распределения оказался в краю активных горных разработок, а вместе с ним прибыла в городок и его жена Анюта. Они были молоды и полны надежд. Аня дохаживала последние недели беременности, и супруги с нетерпением ожидали появления на свет первенца. Уже потом Василий с тоской думал, что лучше бы Аня осталась тогда у его матери хотя бы до родов. В тех местах и роддом был получше, и врачи опытнее, а что здесь, среди камней и льда? Такие же вчерашние выпускники, как и они, “распределенные”.
Спустя десять дней родился ребенок — белокожее создание с удивительными светло-зелеными глазками, так и не поменявшими впоследствии свой цвет. “Красивая малышка!” — восхищалась акушерка. Василий назвал девочку Настей. Назвал сам, потому что Анюта умерла, так и не увидев свою дочь — истекла кровью.
Пашутин, чтобы не сойти с ума, с головой ушел в работу и заботы о новорожденной. Трудился не покладая рук, делал карьеру и изо всех сил старался быть хорошим отцом. Так и не женился, хотя кандидаток вокруг статного красивого парня с разбитым сердцем во все года вилось хоть отбавляй. Василий же отговаривался: мол, некогда ему отношения строить, работать надо. А сам втайне просто боялся, что Настеньке достанется злая мачеха, поэтому перевез к себе мать, и она помогала, заботилась о внучке. Справились, вырастили, а Василий стал большим человеком. И все, казалось бы, неплохо в жизни складывалось, но тут появились в городке Дорны. Появилась Мила.

***
О Дорнах говорили разное, но молва всегда сходилась в одном — женщин они выбирать умели. Издавна любопытной особенностью семьи Дорн было то, что девочки у них почему-то не рождались. Кто-то из патриархов семьи горделиво заявлял, что, мол, Дорны — настоящие мужики, поэтому девок, слабый пол, не строгают. Как бы там ни было, а женщины в эту семью попадали только извне. И все были, как на подбор, красавицами.
Не была исключением и Людмила. Дорны питали особую слабость к определенному типу женской красоты, и Георгий в своих вкусах не изменил семейной традиции: выбрал в жены высокую и очень стройную девушку, отличавшуюся аристократической бледностью и тонкостью черт. Волосы у нее были от природы очень светлые, почти белые, а глаза, напротив, темнее ночи. Любой, кто видел Милу, оставался под впечатлением от ее необычной внешности, а женственность и очарование красавицы покорили немало сердец.
Не избежал этой участи и Василий Пашутин. Одинокий мужчина в самом расцвете лет и истосковавшаяся по любви красивая женщина… Они легли в постель в первый же вечер, когда Георгий с сыновьями отправился в местный клуб на увеселительное мероприятие в их честь. Мила тогда сказалась больной, Василий же действительно вынужден был остаться дома: Настя недомогала. Недавно она искупалась в ледяной воде, случайно упав в реку, а после перенесенной простуды начались осложнения, оказалось затронуто сердце… Словом, отец решил провести время с дочерью, пока ей нездоровится, чем и воспользовалась Людмила, заглянув “проведать по-соседски” и задержавшись до самой полуночи. Сначала они втроем ужинали, потом смотрели какое-то веселое кино, а когда Настя, насмеявшись, устала и отправилась спать, оставшихся наедине Милу и Василия словно магнитом притянуло друг к другу…
Василий влюбился. Впервые в жизни еще одна женщина, кроме незабвенной Ани, заставила его сердце биться чаще обычного. Он не требовал от Милы оставить мужа, прекрасно понимая, что означает развод и огласка для всех них. Они просто наслаждались друг другом. И чтобы не прекращались эти встречи, возможные только при условии командировок Георгия на комбинат, Василий согласился на его предложение и принял помощь чиновника в обмен на откаты. Механизм заработал: Георгий выбивал заказы, ездил на проверки, получал свою мзду, а Василий — Милу. Все были довольны и даже относительно счастливы. Но больше других счастлив был кое-кто еще, о ком эти трое, увлекшись собой и своими делами, совершенно позабыли…

***
Больше всего Настя Пашутина мечтала быть похожей на маму и бабушку. Внешне-то она и так пошла в мать: тоненькая, зеленоглазая, с толстой темно-русой косой до пояса… Но Настя хотела стать настоящей женщиной! Для нее это означало только одно — выйти замуж, нарожать много детей и осесть дома в заботах о домашнем очаге. В те годы, не знавшие феминистских повесток, подобные мечты никого не удивляли, вот только человека, достойного Настеньки, ее отец в городе не видел. Отдавать нежную девочку с поэтической душой в боевые подруги работяге с комбината? Увольте! Выращивать ей мужа самому? Выискивать кандидата, способного развиваться, поднимая его до уровня дочки директора? Сомнительно. Ждать, пока потенциальный жених явится в город со стороны? Но так всю жизнь можно прождать, а девочка растет, зреет. Скоро шестнадцать, потом семнадцать. Закончит школу и придется что-то решать — либо замуж, либо учиться. Конечно, Настенька могла встретить любимого именно в институте, для учебы в котором ей пришлось бы отправиться далеко за пределы края, и Василий не раз обдумывал и эту идею. Расставаться с дочерью было страшно, но у каждого своя судьба, своя доля. Не становиться же домашним тираном, удерживая дочь подле себя, ломая ей жизнь? Кто знает, что в итоге стало бы с Настей Пашутиной и ее мечтами, какой путь она выбрала бы, окончив школу, если бы не все тот же Георгий Дорн и его навязчивая идея обязательно возить в свои командировки жену и сыновей...
Еще в самый первый приезд Славка Дорн обратил внимание на удивительно красивую скромно помалкивающую девочку рядом с Василием Пашутиным. Даже у себя в городе он таких хорошеньких не встречал, а уж здесь, посреди карьеров и сурового рабочего люда, ее сияющее белизной свежее лицо и ясные глаза выглядели просто сказочно. Встретившись с девочкой взглядом несколько раз, Славка понял, что и он ей приглянулся.
А почему бы и нет? Высокий для своих лет, плечистый, но, как все Дорны, стройный, не коренастый, Славка всегда нравился девчонкам. Золотоволосый, сероглазый, красивый, он казался Насте похожим на героев древнегреческих мифов. Почувствовав взаимный интерес, подростки быстро сошлись. Правда, ничего лишнего себе не позволяли, а просто гуляли, держась за руки, пока Георгий Дорн осматривал производство и охотился, а Василий с Людмилой предавались страсти. Были, конечно, и поцелуи, и заверения в вечной любви, и однажды Славка заявил родителям, что Настя Пашутина ему нравится настолько, что когда-нибудь он на ней обязательно женится. Людмила только бровь приподняла — ей эта идея показалась весьма удачной, поскольку открывала интересные перспективы для Василия. В качестве свата Дорна Пашутин мог рассчитывать на дальнейший рост, перевод на другое предприятие, поближе к их родному городу, например… Словом, Мила сына поддержала. Георгий Дорн тоже особенно не возражал — брак Насти с его сыном укрепил бы зависимость Пашутина от Дорна. Ну, а Василий ради счастья любимой дочери на все был готов.
И только один человек был против отношений Анастасии и Славика — Евгений, старший сын Георгия и Милы и будущий отец Максима Дорна…

***
За окном стемнело, и стремительно наливалась чернотой узкая полоска темно-синего неба, еще подсвеченная откуда-то снизу давно зашедшим солнцем. Майя и Максим лежали на огромной кровати в его городской квартире. Он рассказывал историю своей семьи, а она внимательно слушала, не отрывая от Максима пристального взгляда янтарных глаз и пытаясь увидеть в его лице черты тех Дорнов из прошлого — умного и алчного Георгия, своенравной Милы, порывистого Славки, сдержанного Евгения. Пожалуй, на своего отца Максим и должен был походить больше всего, но ведь мы несем в себе гены всего рода, а значит воплощаем качества, взятые и от других его представителей.
— Ничего, что я начал рассказ издалека? — спросил Максим. — Мне кажется важным описать самое начало, иначе будет трудно понять, почему все эти люди действовали так, а не иначе…
— Мне интересно, — отозвалась Майя. — Но как же давно это было!
Максим улыбнулся. Девочка, рожденная в двадцать первом столетии… Да, она росла в нищете, и ее детство не было расцвечено многими достижениями новой эры, но все же события полувековой давности должны казаться ей доисторическими. Дорн повернулся к Майе:
— Ты понимаешь, что уже поздно, и я не успею закончить сегодня?
— У нас впереди вся ночь, — заметила она.
— Постой, — Максим приподнялся на локте. — Ты готова остаться тут на ночь? А твоя строгая директриса? А ученики, которые, возможно, приедут завтра?
Майя пожала плечами. Он залюбовался ею в который раз — ее гладкой сияющей кожей, плавной линией шеи… а вот это обязательно надо поцеловать… Майя тихо застонала в ответ на его ласки:
— Максим… Пожалуйста, хватит…
— Я хочу тебя двадцать четыре на семь, что мне теперь делать?
— Ты неутомим и измучил меня! — пожаловалась она.
— Я просто оголодавший одинокий лев, — Максим с трудом оторвался от Майи и перекатился на спину. — Так что? Едем домой или остаемся и слушаем сказку на ночь?
— Сказку на ночь! — захлопала в ладоши Майя.
— Ну хорошо…
Он подложил под спину подушку и поманил Майю к себе. Удобно пристроив голову на его широкой груди, она приготовилась слушать дальше.

***
Помимо отменного вкуса по части женской красоты, Дорнов отличал еще ряд качеств, не столь приятных. Например, редкостное упрямство в достижении целей. Казалось бы, что в этом плохого? Ничего, если речь шла о честной борьбе и преодолении себя. Вот только сам Георгий и другие его родственники частенько руководствовались девизом “цель оправдывает средства” и, вооружившись им, шли по головам, беря то, что уже принадлежало другим. В Георгии упрямство сочеталось с жадностью, сластолюбием и чудовищной злопамятностью, и именно эта гремучая смесь превратила всю историю Пашутиных и Дорнов в трагедию. А началось все с любовной драмы на избитый сюжет: Евгению Дорну изменила невеста.
Вероника, девушка юная, очаровательная и необычайно красивая, которую Евгений буквально носил на руках и называл своей без пяти минут женой, самым подлым образом предала его, да не с кем-нибудь, а с родным отцом жениха. Именно так: некстати вернувшийся домой студент застал там свою подругу полураздетой в объятиях Георгия. Потом был скандал, истерики Людмилы, слезы Вероники, уверявшей, что старший Дорн сам обманом заманил ее в квартиру и собирался изнасиловать… И слово самого Георгия, твердо заявившего, что Евгений жестоко ошибся в выборе невесты: девчонка развратна и всего лишь ищет возможности выгодно пристроиться. Прикинула, что отец-чиновник куда интереснее и перспективнее сына-студента, и сделала выбор. О том, зачем девушке из весьма небедной семьи большого начальника и знаменитой актрисы “пристраиваться”, никто почему-то не спросил. Родители Вероники не захотели связываться с влиятельным чиновником, Людмиле муж заткнул рот дорогими шмотками и побрякушками, а вот сын… Сын затаил злобу и на отца, и на неверную подругу. С Вероникой он расстался на долгие годы, а с отцом, конечно, вынужден был сохранять отношения, но постоянно корил себя за малодушие и неспособность уйти из дома от человека, разрушившего его счастье.

***
— И что, они больше не встретились? — спросила Майя. — Расстались навсегда, и твой отец встретил другую?
— Отец и Вероника? Нет, сошлись снова… и даже были счастливы, — со вздохом ответил Максим. — Но это совсем другая история. Еще более грустная.
— Ты так говоришь, как будто все члены твоей семьи всю жизнь только страдали…
— В том-то и дело, что не всю жизнь. Судьба давала нам очень многое, Майя. Но потом отнимала — и отнимала жестоко… Наверное, потому что смертный не имеет права на такие подарки.
— Звучит зловеще… Рассказывай дальше. Что случилось с младшим братом и его девушкой?

***
Пережив личную драму, Евгений изменился. Он больше не верил в любовь и женскую верность, а особенно не верил в то, что он или Славка могут найти свое счастье с любимыми, пока рядом находится их отец. Он постоянно внушал младшему брату:
— Твоя Настя говорит, что любит тебя, но вы еще дети, вы не умеете любить! Что у нее в голове? Детские сказки? Вот увидишь, пройдет время, она одумается и поймет, что ты еще кот в мешке, непонятно, чего от тебя ждать, а наш папочка тут как тут и времени терять не станет. Ему-то есть что предложить девчонке.
— Женька, что ты несешь?! — возмущался Славик. — По-твоему, отец извращенец, что ли? Настюхе еще восемнадцати нет! Если Ника оказалась дрянью, то с чего ты решил, что и моя такая же? Завидуешь, что у меня все хорошо, и нарочно нагнетаешь?
Евгений считал брата и мать слепцами. Они не видели того, что видел он — похотливых взглядов, которыми Георгий нет-нет да и окидывал хрупкую фигурку Анастасии, уже начавшую округляться во всех положенных местах. Юноша отлично понимал, что внешне Настя идеальная спутница Дорна — тонкая, бледная, невероятно красивая. Так что же могло бы остановить Георгия от посягательств на девочку? Только наличие у него законной жены и дела с отцом Насти. И однажды две эти преграды, казавшиеся незыблемыми, рухнули.