Бимба

Они стояли напротив друг друга - рядовой Чимитов из первого отделения и сержант Смирняк, командир отделения заправщиков. Бимба Чимитов внимательно следил узкими, превратившимися от гнева в щелочки, глазами за малейшим движением противника.

 Налитые кровью глаза Михаила Смирняка не выражали ничего, кроме ненависти и желания жестоко расправиться со своим противником - врагом его безраздельного господства над солдатами технического дивизиона зенитно-ракетного полка противовоздушной обороны.

А эти самые солдаты молча окружили их плотным кольцом, внутри которого должна была решится судьба многих из них - будут ли они служить нормально или беспредел в части будет продолжаться.

В это воскресенье в дивизионе только что закончился обед и противники сошлись на площадке рядом у стены дивизионной столовой, с давних времён украшенной пожарным щитом. Офицеров на службе не было: выходной они проводят в городе - дома со своими семьями. А единственного дежурного по дивизиону офицера поблизости не наблюдалось.

Стоял прохладный день конца короткого сибирского лета, когда изнуряющая жара вдруг сменяется уже почти осенней свежестью. Но внутри живого круга из человеческих тел температура, казалось, была выше нормы. И вдруг среди тревожной тишины кто-то громко произнёс:

- Чима, давай за всех!

Смирняк резко повернулся, пытаясь разглядеть в толпе обладателя голоса, тряхнул могучими плечами...

...Когда Бимбу Чимитова призвали в армию, признаться честно, служить он не особенно хотел. Но раз пришла повестка, отправился в военкомат без лишних вопросов. Медкомиссию прошёл легко: здоровьем Бог не обидел. Он был чемпионом района по бурятской борьбе. По многолетней, заведённой ещё с детства привычке, каждое утро совершал пробежку вокруг рабочего посёлка, где родился и жил с матерью и младшим братом в своём доме с огородом. Особых друзей у него не было ни среди ребят, ни среди девичьей части посёлка. Вечера он нередко проводил в местном клубе за нехитрыми тренажёрами, гирями и самодельной штангой или в борцовской секции.

Мать не возражала против его увлечения, тем более что тренер по борьбе хвалил её сына, ставил в пример молодежи, бесцельно болтающейся целыми днями по улицам посёлка, попивая традиционный самогон и покуривая от безденежья самокрутки, набитые местным табаком-самосадом.

Бимба рос крупным рослым парнем, ходил вразвалочку, любил поесть, и не очень любил учиться в школе. Хотя учителя отмечали в нём некое природное упрямство, которое не позволяло ему скатываться в разряд отстающих учеников, получал по многим предметам нечто среднее между твёрдой тройкой и слабой четвёркой.

Зато дома он всегда помогал матери по хозяйству, жалея её, устающую на работе на местной деревообрабатывающей фабрике, с малолетства умел убраться в доме, приготовить ужин, проследить за братом, даже с иголкой и ниткой мог ловко управиться. После девяти классов, не раздумывая, он пошёл в местное профтехучилище. "Буду слесарить на вашей фабрике, - сказал при этом матери. - Денег будет больше. Накопим, может, в Москву съездим..."

Побывать в далёкой Москве было мечтой едва ли не каждого мальчишки бурятского посёлка в те семидесятые годы. Но, когда, спустя два года, Бимба получил специальность слесаря первого разряда и был принят на фабрику учеником в бригаду слесарей, поработать ему пришлось всего несколько недель. Начался весенний призыв.

Его и ещё несколько десятков таких же, как он, пацанов поезд увозил всё дальше от столицы Бурятии, города Улан-Удэ, на запад. Офицеры, сопровождающие призывные команды, хранили молчание и на вопрос пацанов: где станция назначения? - отвечали уклончиво: приедете, узнаете.

Бимба всё время сидел у окна и следил за мелькающими полями, перелесками, населёнными пунктами, удивлялся, как много вокруг пространства. Ведь дальше райцентра, да находящегося километрах в сорока Улан-Удэ побывать ещё не пришлось.

Когда пошли вторые сутки поездки, у призывника Чимитова мелькнула шальная мысль: "Может, до Москвы довезут"...

Однако уже к вечеру второго дня путешествия велели выходить на перрон с вещами, строиться. Команда стриженных пацанов - человек тридцать - неумело построилась под короткие приказы сопровождающего их капитана, повернула налево и пошагала к стоявшему невдалеке автобусу.

Они приехали в большой многолюдный город, широко раскинувшийся на плоской ладони Барабинской степи, который считается столицей Западной Сибири, а дальше за ним начинаются уральские регионы. Пока ехали в автобусе, капитан начал раскрывать им военные тайны. Положенный месячный карантин и курс молодого бойца им предстояло пройти при штабном подразделении полка противовоздушной обороны, огневые дивизионы которого, вооружённые ракетными комплексами С-75, были расположены вокруг города, прикрывая его от нападения предполагаемого противника с воздуха.

- А противник-то кто? - не по уставу перебил капитана Бимба.

Тот поморщился, ответил нетерпеливому новобранцу:

- Узнаешь в своё время... Сейчас вас направят на помывку, получите форму, потом - ужин. И - в казарму - спать, - "свернул" беседу капитан.

Этот первый вечер Бимба запомнил, кажется, на всю оставшуюся жизнь. Через этот день прошла граница между старой - гражданской и новой - военной жизнями.

Их привели к бане, расположенной недалеко от двухэтажной казармы, к которой примыкал большой расчерченный асфальт плаца. Приказали ждать на банном дворе.

Вскоре появился невысокий полноваты прапорщик с зачесанными назад белёсыми волосами, обнажающими большие залысины на непомерно крупной голове, и неприятно бегающими глазами. За ним следовал солдат, который толкал перед собой большую четырёхколесную тележку на резиновом ходу. На тележке высились горы гимнастёрок, штанов, синих трусов и белых маек. Пилотки и кирзовые сапоги были сложены отдельно.

Прапорщик вынул из кармана своих брюк горсть красных звёздочек и алюминиевых перекрещенных пушечных дульцев - в петлицы гимнастёрок - и высыпал их на один из углов тележки. Сюда же сложил стопкой новенькие чистые погоны.

- Слушать меня! - перекрикивая гул голосов, обратился он к приезжим. - Я - старшина штаба полка. Сейчас вы разденетесь, подберёте себе обмундирование, сапожки. Обратите внимание на портянки, носки в армии носить нельзя. Поэтому учитесь мотать портянки, чтобы сапог не жал и не болтался при ходьбе. Берегите ноги! Потом пойдете в баню, новую обмундировку возьмёте с собой. Оденете её после помывки. У кого длинные волосы, перед помывкой - к парикмахеру. Длина причёски разрешается не больше... - он осмотрел парней и ткнул в стриженную голову Бимбы, - как у него.

Все посмотрели на Чимитова, а тот с довольной улыбкой на круглом лице переводил взгляд с одного на другого и гладил свою лысую голову.

- А наши домашние вещи куда? - спросил кто-то старшину.

- А вон – чурбак, видите, - и только сейчас Бимба обратил внимание на большой чурбак с изрубленной от постоянного употребления поверхностью. В него был воткнут широкий топор на длинном топорище.

- Гражданскую одежду изрубить на кусочки. Потом мы её сожжём в котельной, - толпа недовольно загудела.

- Может, можно домой отослать? - спросил за всех Чимитов.

- Никаких домой - всё в топку! Лично проверю. Не хватало нам тут заразы всякой нахватать! - старшина немного помолчал, потом спросил:

- Вопросы есть? Если нет, приступайте... После бани - встреча на плацу через два часа.

Он поманил Бимбу пальцем, а когда тот подошёл, приказал:

- Быстро раздевайся, подбирай форму и берись за топор. Дрова рубить умеешь?

- С детства умею! - похвалился тот.

- Вот и будешь рубить всё подряд, ничего не пропускай, следи, чтобы ничего не припрятали.

Бимба Чимитов снял с себя старенький плащ, чёрный свитерок, потёртые брюки, рубашку, носки. Остался в одних трусах. Он с удовольствием ловил на себе взгляды парней, которые с завистью поглядывали на его спортивную фигуру, бицепсы и квадратики мышц пресса на животе.

Форму ему удалось подобрать раза с третьего - все было тесновато. Наконец, он нашёл всё по себе. Впору пришлись и сапоги с пилоткой, к которой он ловко прицепил звёздочку. Он сложил всё аккуратной кучкой возле чурбака и взялся за топор. Ребята подкладывали ему на чурбак свою домашнюю одежду. А он только успевал махать топором. Парни расставались с ней по-разному: кто со смехом, а кто-то и с тяжёлыми вздохами. Ведь не все родные догадались обрядить призывников в старенькие штаны и куртки. Кое-кто был одет не хуже, чем для похода в театр.

При этом Бимба заметил, как старшина в сопровождении рядового подходил то к одному, то к другому хорошо одетому новобранцу, отводил его в сторону, о чём-то с ним шептался. Потом парнишка снимал с себя кожаную куртку или хороший пиджак, лакированные туфли и передавал старшине. Тот отдавал это сопровождающему солдату, доставал из кармана кошелёк, отсчитывал купюры и расплачивался за покупку.

"А мне-то что, - пожал плечами Бимба. - Значит, в армии тоже имеются спекулянты. Всё, как на гражданке. Раз так - не пропадём!"

Через пару часов все они вышли из бани. Парни не узнавали друг друга. То тут, то там раздавался громкий хохот. В новых, не обмятых ещё гимнастёрках, чёрных кирзовых сапогах, пилотках на стриженных затылках, все, казалось, были похожи друг на друга, как воробьи в стае.

Они со смехом рассматривали друг друга, удивляясь, как это в одночасье армия сделала всех их, разных и несхожих, такими одинаковыми и универсальными.

- Вот так фокус! - изумлялся Бимба, разглядывая сослуживцев, удивляясь одинаково торчащим из-под пилоток ушам, топорщившимся на плечах чёрным погонам с буквами "СА". - Что армия с нами творит!?

Длинный весенний майский вечер клонился к ночи, на землю опускались сумерки. Они не заметили, как быстрым шагом к ним подошёл молодой высокий краснощёкий лейтенант.

- Взвод, строится! По росту! В линейку по одному! - зычно подал он команды.

Парни засуетились, примеряясь к росту друг друга. Бимба оказался третьим справа. А когда лейтенант приказал рассчитаться на первый-второй, он был почти в самой голове колонны, которая нестройным шагом направилась в столовую.

Столы в армии вмещали по десять человек. А металлический бак, стоявший на каждом столе, содержал десять полноценных порций перловой каши или, как именовал её лейтенант, "шрапнель", которая была сдобрена крупными кусками варёного свиного сала. Бимба видел, как некоторые новобранцы воротили носы от такой еды. Сам он, привыкший дома к простому питанию, с удовольствием "умял" свою порцию, да ещё и добавки сумел заполучить. Наелся, что называется, "от пуза". И эта сторона службы ему понравилась.

Наконец, лейтенант, фамилия которого оказалась самой русской, - Иванов, привёл их на ночлег в казарму. Их ждала спальня на втором этаже, два длинных ряда двухъярусных кроватей. Бимба расторопно выбрал себе место на "втором этаже", возле окна. В казарме их снова построили, провели перекличку. Лишь после этого прозвучала, наконец, команда "отбой". Первый день службы закончился неплохо, решил Бимба Чимитов, и мгновенно уснул...

Дни, посвященные изучению курса молодого бойца, пролетали незаметно один за другим. Подъем в полседьмого утра, утренняя зарядка с пробежкой вокруг плаца, - это Бимба любил с детства. Потом следовал сытный завтрак с обязательными двадцатью граммами сливочного масла на белом ломте хлеба.

Следом шло изучение уставов Вооруженных сил СССР. Бимба узнал, что в армии есть строевой устав, устав внутренней службы, дисциплинарной службы и, наконец, устав гарнизонной и караульной службы. Кажется, в школе и ПТУ учебников было меньше. От зубрёжки того, что положено и не положено делать солдату, у него сводило челюсти.

Хорошо, что, после сидения в классе для новобранцев, приходило время обеда. Армейская пища была как раз по Бимбиному желудку. На приём пищи отводилось не больше получаса. Схлебать за это время глубокую миску горяченного борща, проглотить кашу с салом и запить всё это кружкой чая в первые дни во взводе новобранцев не удавалось никому. Лейтенант Иванов, казалось, даже радовался этому, подавая команду: "Приём пищи закончить! Встать, выходить строиться!" И они на ходу дохлебывали, обжигая рот, горячее варево, расталкивали по карманам куски хлеба, чтобы украдкой сжевать его в ожидании ужина.

Уже через пару дней Чимитов понял, что с этим надо что-то делать: молодой организм, отдающий много калорий, требовал восстановления энергии по полной. И он придумал, как можно нормально справиться с обедом. Он вспомнил, что в детстве его дедушка ел суп, накрошив в него кусочки хлеба: "Быстрее остынет", - говорил он. И Бимба попробовал применить это в солдатской столовой.

Вначале соседи по столу смотрели на его действия с усмешкой. Но зато он в пять минут справился с крутым кипятком борща, уже не торопясь проглотил кашу, запив её сладковатым компотом, и, в ожидании команды к окончанию обеда, стал с улыбкой наблюдать за теми, кто ещё лишь доедал первое. На завтра соседи по столу, не сговариваясь, приняли его обеденную тактику к действию. Вскоре к ним присоединились и другие столы новичков.

После обеда начинались строевые занятия. Лейтенант Иванов дотошно обучал их непростому, как оказалось, искусству шагистики. По его команде они шлёпали каблуками по плацу так, что болели стопы. А лейтенант всё был недоволен. "Солдат должен овладеть строевой подготовкой также хорошо, как умеет дышать. А вы - как коровы на льду!", - выговаривал им командир взвода.

Только недели через две, мало-помалу, у них начало получаться: выйти из строя, пройти строевым шагом, всем взводом по команде на ходу резко повернуть, не перепутав при этом, где право, где лево...

Отличился Бимба на загородном стрельбище, куда их вывезли на крытом брезентом грузовике. Перед этим каждому выдали по самозарядному карабину Симонова. Целый день они тренировались в заряжании и разряжании оружия, прицеливании, изучали мишень. Поездка разнообразила одинаковые дни в полку. Бимба занял в кузове место у заднего борта и с интересом рассматривал улицы незнакомого города: красивые купеческие дома - в центре, многоэтажки новостроек - на окраине...

Потом они шли друг за другом по лесной тропинке светлого берёзового леса на исходную позицию. Стреляли по пять человек за один раз из позиции лежа.

Бимба Чимитов улёгся на своё место. Получил из рук лейтенанта пять патронов: два - пристрелочных, три - зачётных. По команде: "Снарядить магазин двумя патронами", - вставил их в металлическую скобку магазина.

"Вставить магазин в карабин!" - приказал комвзвода. Бимба направил оружие на мишень, установленную в ста метрах, и вогнал в него магазин.

- Первый к стрельбе готов! - громко доложил он. Следом о готовности отрапортовали и все остальные.

- Огонь! - отдал команду лейтенант. Сразу же щелкнули два выстрела.

Бимба не торопился, устроился поудобнее, снял карабин с предохранителя, посмотрел на прицельную планку и установил её на отметку в сто метров. Резко дернул затвор, посылая патрон в патронник. Он вдруг почувствовал, как внутри него просыпается какое-то ранее незнакомое чувство охотника, от которого выровнялось дыхание и, кажется, кровь потекла чуть медленнее, а взгляд стал острее и зорче. Бимба хорошо видел мишень с изображенной на ней человеческой фигурой, не спеша прицелился, крепко прижав приклад к плечу, плавно потянул курок. На звук выстрела он даже не обратил внимания. Выстрелил еще, и был уверен, что пули попали, куда надо.

Убрав палец со спускового крючка, он поставил оружие на предохранитель, доложил:

- Первый стрельбу закончил, - и его доклад прозвучал последним в цепи стрелков.

- Разряжай, - приказал лейтенант Иванов. Солдаты выдернули пустые магазины, отвели и отпустили затворы, щелкнули незаряженным курком. Встали, предъявили оружие к осмотру.

Лейтенант, вооружившись карандашом, побежал к мишеням. На четыре глянул мельком, Бимбину долго разглядывал, приложился к ней карандашом. Потом вернулся на исходную позицию.

- Все - в молоко, - объявил он стрелкам. - А рядовой Чимитов выбил десятку и девятку. Ты где стрелять учился?

- Нигде, - улыбаясь, ответил Бимба. - Само как-то получилось...

Потом им выдали по три зачётных патрона. Чимитов снова выбил две девятки и десятку, отстрелялся лучше всех во взводе.

Впрочем, когда возвращались в часть, и Бимба вновь со своего места из-под брезента рассматривал оживлённые вечерние улицы, он вдруг неожиданно вспомнил, как когда-то, в далёком детстве, мама рассказывала ему историю их семьи: его прадед, дед и рано ушедший из жизни отец, - все были прирождёнными охотниками…

Вечером, в казарме, на вечерней поверке комвзвода приказал ему выйти из строя и объявил благодарность за отличную стрельбу. Парни с уважением смотрели на своего товарища, а после команды "разойдись", по очереди жали ему руку.

Через два дня произошло событие, которое ещё укрепило авторитет Чимитова во взводе новобранцев.

Дедовщину в полку пресекали жёстко. В случае, если "старослужащие" привязывались к "молодым", наказание следовало неотвратимо. Все подобные происшествия тщательно расследовали, наказывая виновных, как минимум, гауптвахтой. Поэтому первые несколько недель новички не сталкивались с грубостью "дедов". Но однажды трое солдат полка, отслуживших уже по полтора года и готовившихся к скорому "дембелю", напились после отбоя. И решили покуражиться. Они принялись по очереди будить новобранцев и выяснять с каждым отношения в комнате для умывания. Уже человека три из новеньких вернулись в свою спальню, размазывая слёзы и потирая рёбра, ушибленные крепкими кулаками, когда очередь дошла до Бимбы.

Он проснулся от резкого толчка в бок, услышал шёпот:

- Быстро встал и - за мной!

Чимитов спрыгнул на пол со своего второго яруса и босиком поплёлся за разбудившим в умывальник, спросонья ничего не понимая.

- Дверь за собой закрой! - приказал ему высокий - выше его на полголовы - светловолосый сержант в расстёгнутой до пупа гимнастёрке.

- Ну что, служба мёдом кажется? - спросил его, уже окончательно проснувшегося и начавшего соображать, что к чему, другой, прислонившийся к подоконнику, поменьше ростом, но поплотнее в плечах, с лычками ефрейтора на погонах. - Ну- ка, встал на колени, киргиз узкоглазый - приказал он.

А тот, что привел Бимбу, тоже сержант, толкнул его в спину:

- Ты, что, не понял, молодой?!

- Парни, вы чего? - заулыбался примирительно Бимба им в ответ. - Во-первых, я из Бурятии. А во-вторых, ночь на дворе, ночью спать надо...

- Ах ты, умный какой, из Бурятии... - на нетвёрдых ногах, вплотную подошёл к нему высокий, дыша в лицо перегаром. - Приказов не понимаешь? Сейчас мы тебя научим! - он замахнулся кулаком. Чимитов перехватил его руку, заломил её парню за спину и тычком отправил его на пол.

- Ты чё, молодой, оборзел?! - вскочил с места ефрейтор. - Дедов обижаешь! - Он принял боксёрскую стойку и начал подступать к Бимбе слева, а второй сержант - справа. Бимба мгновенно оценил противников. И ударом левой ноги отправил в нокаут сержанта, который, описав в воздухе дугу, приземлился прямо на фарфоровую раковину умывальника. Та с грохотом разлетелась на куски. Бросившегося на него крепыша-ефрейтора он уложил на пол ударом локтя в солнечное сплетение.

Тут дверь умывальника с распахнулась, и в комнату влетел дежурный офицер, из-за его плеча выглядывал дневальный. Именно он и поднял тревогу, услышав шум на втором этаже.

Половину ночи Бимба провёл в офицерской, описывая в рапорте случившееся. Это же самое делали и пострадавшие новобранцы, которых подняли с постели. Пьяным служакам не повезло, для них история закончилась гауптвахтой. А авторитет Чимитова среди "молодых" вырос.

Но долго почивать на лаврах ему не пришлось. Через несколько дней новобранцы давали воинскую присягу. Дело было на плацу. Новобранцев и всех свободных от полковой службы выстроили перед командованием части. Бимба в парадной форме жалел о том, что его сейчас не видит мама.

А когда он произносил слова: "Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином...", - голос его задрожал от волнения, но он справился с ним, и уверенно дочитал клятву воина.

Им объявили назначения в дивизионы или, как принято было говорить, на "точки". Бимба и ещё трое ребят из их команды попали в технический дивизион.

…Так он оказался вдали от города, за периметром большого - в несколько гектаров земли - прямоугольника, обнесённого колючей проволокой. Здесь предстояло почти два года служить и жить в одноэтажной деревянной казарме.

Чима, так коротко стали именовать его солдаты, уже знал, что предназначение техдивизиона - обслуживать огневые дивизионы полка. Эту задачу выполняли офицеры, сержанты и солдаты дивизиона. У техников в специальных ангарах хранились ракеты и части к ним - запасной полковой боекомплект. В любую минуту - по команде - им предстояло оснастить разобранные ракеты всем необходимым, заправить топливом, погрузить на специальные прицепы и доставить "огневикам" на пусковые установки.

Бимба был зачислен в первое отделение - в расчет контрольно-передвижной испытательной станции или коротко - КИПС. Главная задача кипсовиков заключалась в том, чтобы проводить регулярные - раз в три месяца - проверки бортовой аппаратуры ракет, которые стоят на боевом дежурстве на пусковых установках в огневых дивизионах. А в другое время отделение, как и все остальные, тянуло повседневную лямку солдатских будней.

Конечно, самыми трудными были первые дни и недели привыкания к новой обстановке. Казарма, по сравнению с полковой, казалась простоватой, обставленной с суровым минимализмом.

Жизнерадостный по характеру, Бимба не унывал от однообразия дивизионной жизни. Наряды в караул, дежурство по казарме и кухне, тренировки в расчёте кипсовиков, перемежались приёмами пищи. А кормили здесь даже лучше, чем в полку: Чима с удовольствием съедал доппаёк. Во всём этом он умел находить светлые стороны службы.

Однако так к солдатской жизни на "точке" умели относиться далеко не все. Многие солдаты испытывали депрессию от долгой жизни в замкнутом пространстве. Поэтому рядовые, особенно, первогодки, сразу потянулись к нему, и он умел находить для каждого простые слова, настроить на оптимистическую волну. Им импонировала его добродушная улыбка и вообще весь его крепкий вид, казалось, придавал сослуживцам новых сил.

Хотя дивизионный старшина Василий Кожемяка, сам богатырского роста, вначале отнесся к новичку Бимбе Чимитову с недоверием. В один из вечеров, отведённых солдатам для так называемой самоподготовки, которую, обычно использовали для написания писем домой, он отвёл Чимитова за казарму и рокочущим басом строго спросил:

- Ты чего светишься весь, как новый пятак? Хочешь у нас свои порядки установить? - Чимитов растерянно покачал головой.

- Знаю я тебя, - продолжал старшина. - Наслышан о твоих подвигах в полку. Здесь я тебе драться не дам. У нас - никакой дедовщины! Или познакомишься вот с этим, - и он поднёс к лицу солдата кулак размером с пивную кружку.

- Да, я - ничего, - улыбнулся в ответ своей обезоруживающей улыбкой Бимба. - Они первыми начали, солдат били. Вот я и ввязался. А так, я и сам дедовщину ненавижу...

Летняя жизнь в дивизионе отличалась от зимней. Летом, несомненно, было лучше. Можно было - в короткие минуты отдыха - растянуться на траве и глядеть в бездонное голубое небо. Можно на специально отведённой площадке длинным летним вечером покурить с товарищем под воспоминания о доме. Можно просто ходить на свежем воздухе в одной гимнастёрке. Зарядка летом переносится легче, чем зимой. А кроссы, которые старшина устраивает каждое воскресное утро, летом не кажутся такими бессмысленными.

Говорят, летом легче и отвыкать от дома, втягиваясь в армейское существование. Одно плохо, летние дни пролетают быстрее, чем зимние...

Короткое сибирское лето начало входить в силу, когда в дивизионе объявился сержант Михаил Смирняк. Из учебной части его - по каким-то неизвестным причинам - досрочно направили в действующее военное формирование. Так он попал в технический дивизион, причём, на должность командира отделения заправщиков ракет.

Это был крупный широкоплечий парень, белокурый альбинос с крепкими мускулами, бесцветными бровями и ресницами, отчего его глаза были похожи на глаза подозрительного поросёнка. От его пронзительного немигающего взгляда многим в дивизионе делалось не по себе.

Первые несколько дней он провёл в абсолютном молчании, лишь односложно отвечая на вопросы командиров, а равных себе или ниже по званию вообще не удостаивал ответом.

Однажды он подошел к Чимитову и презрительно спросил:

- Ты что ли "держишь" тут всех?

- Как это, держу? - улыбнувшись, не понял Бимба.

- Не придуривайся! И на тебя сила найдётся... - бросил ему Смирняк и отошёл от растерявшегося солдата.

Вечером того же дня Бимба видел, как новый сержант подозвал в казарме одного из своих подчиненный, показал на свои сапоги и приказал до блеска их начистить к утренней проверке. А когда солдат попытался отказаться, двинул ему кулаком в живот так, что тот согнулся пополам, хватая ртом воздух. А Смирняк медленно разулся, передал ему свои сапоги, и солдатик, понурив голову, отправился в умывальную комнату, где был отведён угол для чистки обуви.

Чимитов тогда ничего никому не сказал, решил не вмешиваться в жизнь другого отделения. Инцидент видели и другие солдаты, однако и они промолчали по принципу: раз тронули не меня, значит, это не моё дело.

Атмосфера в дивизионе начала постепенно меняться и - не в лучшую сторону. Вначале все заметили, как сменилось настроение военнослужащих отделения заправщиков. Они погрустнели, глаза у ребят потухли, в них затаился страх. То у одного, то у другого солдата начали появляться синяки и шишки, причём, на таких участках тела, на которых эти следы можно было обнаружить только вечером, когда они раздеваются перед сном. А днём офицеры этого под одеждой не увидят.

Чимитов вечерами в казарме подходил то к одному, то к другому, спрашивал, что случилось. Ответ всегда был стандартным: ударился на тренировке. Парни отводили глаза, бросали испуганные взгляды на Смирняка. А тот свирепо посматривал на подчинённых, при этом методично сжимая и разжимая кулак поднятой вверх правой руки. Однажды он надвинулся на Бимбу и, не глядя на него, спросил:

- Ты, Чима, чего лезешь не в своё дело? Чего моих сопляков допрашиваешь? Не лезь, а то...

- А то - что? - улыбаясь своей простодушной улыбкой, перебил его Бимба.

- А то глаза совсем перестанут раскрываться! - презрительно бросил он и, демонстративно оттолкнув Чимитова, направился тяжёлой походкой к своей кровати.

В глазах у Бимбы сверкнул и погас огонёк, он долго смотрел сержанту в спину...

Однажды во взводе заправщиков случилось ЧП. Там служили два брата-близнеца из Узбекистана - Хасан и Хусен. Они были так похожи, что их постоянно путали. И они частенько безобидно пользовались этим. Солдаты подшучивали над ними, вечно переспрашивали: "Ты - Хасан или Хусен?" А те, довольные вопросом, смеясь, называли себя.

Смирняку это надоело, и он положил конец этим шуткам самым бесчеловечным способом. Он вызвал Хусена и приказал немедленно сбегать на позицию, где установлены ёмкости для заправки ракет, и замерить уровень окислителя в баке.

Реактивный двигатель ракеты заправляется двумя компонентами: горючим и окислителем. Взаимодействуя между собой, они выделяют огромное количество тепловой энергии, которая движет ракету к цели. Роль окислителя выполняет высококонцентрированная азотная кислота - эта дымящаяся на воздухе жидкость бурого цвета. В ней растворяются многие металлы, а для человека она очень опасна: обжигает дыхательные пути, кожу, оставляя на ней долго незаживающие язвы. Поэтому работать с окислителем можно только в спецкостюме, перчатках и противогазе.

Смирняк же так "рявкнул" срочное приказание солдату, что тот помчался выполнять задание, в чём был - в гимнастёрке.

Он, запыхавшись, подбежал к баку, взлетел на мостки, с которых можно достать до горловины ёмкости, откинул крепления и открыл крышку. Заглянуть внутрь он не успел, так как над баком взметнулся клуб бурого тумана ядовитых кислотных испарений. Хусен отпрянул, заверещал не своим голосом, вмиг оказался на земле, катаясь по траве от боли, зажимая правой рукой обожженную левую щеку и тряся обожжённой ладонью левой руки.

На крики сбежались солдаты, тренирующиеся на других позициях. Появились озабоченные офицеры. Но первым до пострадавшего добрался Смирняк: "Сам виноват, нарушил технику безопасности. Кто тебя просил лезть туда без костюма? Скажешь по-другому, убью! - хрюкающе-свистящим шёпотом сквозь зубы процедил он. И так приложился кулаком к солдатским рёбрам, что тот на мгновение вообще отключился.

Хусена отправили в госпиталь. Провели разбирательство, по которому вышло: сам виноват, грубо нарушил технику безопасности. Смирняку сделали замечание, приказав усилить тренировки личного состава отделения. И он, рад стараться, гонял подчинённых до обмороков, из которых выводил их тычками кулака или пинками под рёбра.

А вернувшийся недели через три из госпиталя Хусен был молчалив, затравленно озирался при каждом громком звуке, а при виде Смирняка едва не падал в обморок от страха. На своего брата-близнеца Хасана он теперь совсем был не похож: левую половину лица покрывали розовые струпья от сильного ожога. Остались глубокие шрамы и на левой ладони. Братья совсем разучились смеяться.

За короткое сибирское лето общее настроение в части изменилось. Неладное в дивизионе чувствовали и офицеры. Только солдаты напрочь отрицали все их подозрения, молчали и командиры отделений: кто был запуган, а кто не хотел связываться на свою голову, рассуждая: днём командиры в части, а на ночь же уезжают домой, в город. Большинство своих нечистых дел Смирняк творил именно ночью.

А Смирняк ходил по дивизиону гоголем. Он даже на офицеров стал посматривать свысока. Здоровяк старшина Василий Кожемяка пытался "вернуть" его с небес на землю, напомнив, что в армии надо жить по уставу. "Тебе надо - ты и живи!" - нагло парировал тот. И, не дожидаясь разрешения, покинул каптёрку старшины.

Солдаты стирали и утюжили его форму, ежевечерне чистили его сапоги, пришивали чистый подворотничок. Он при офицерах делал вид, что ни при чём, что добровольцы делают это по собственному желанию, из уважения к сержанту. Однако в казарме всегда внимательно следил на тем, насколько тщательно подчиненные "обихаживают" его. И если ему казалось, что кто-то делает это недостаточно тщательно, следовало жестокое наказание. Нередко он вызывал провинившегося, по его мнению, военнослужащего после отбоя в умывальник и наказывал ударами пряжки ремня по мягкому месту. От него начало доставаться и солдатам других отделений.

Но наиболее нагло Смирняк начал вести себя в столовой. Там он запросто забирал у сидящих за одним с ним столом себе в тарелку любую понравившуюся пищу, оставляя солдат без масла, котлет, мяса, на голодном пайке. Те расстраивались буквально до слёз.

Уже не раз и не два к Бимбе Чимитову подходили сослуживцы и, испуганно озираясь, просили помощи. "Как служить дальше? Что с этим делать?" - спрашивали они его. А он, обычно улыбчивый с ними, всё реже улыбался в ответ, понимая, что добром всё это не кончится.

...Наконец, день "икс" наступил. В этот воскресный день обед в столовой шёл на редкость спокойно. Смирняк куда-то запропал. И солдатам, сидевшим за столом вместе с ним, в этот раз повезло поесть не только каши, им достался и воскресный доппаёк.

К концу трапезы они повеселели к даже начали шутить, что их сержанту сегодня не повезло: пропустил вкусный обед. Как вдруг из внутренних помещений кухни в обеденный зал выкатился толстоватый невысокий повар - ефрейтор Самвэл, он громко возмущался, размазывая по лицу кровь, сочившуюся из разбитого носа.

Это было так неожиданно, что несколько солдат вскочили со своих мест, кинулись к нему, спрашивая, что случилось? Самвэл, путая русские и армянские слова, начал сбивчиво рассказывать, что к нему на кухню пришел сержант Смирняк, потребовал дать ему на обед то, что повар готовит на завтра для офицеров. Когда тот отказался, Смирняк швырнул его на пол, оглушив ударом по голове, открыл дивизионный холодильник и начал есть всё подряд из офицерского пайка: колбасу, копчёное мясо, икру. Когда очнувшийся Самвэл пытался закрыть холодильник, он избил повара, разбил ему нос.

Столовая молча слушала откровения ефрейтора и не заметила, как в обеденном зале оказался Смирняк. Он незаметно подкрался к Самвэлу сзади и коротким резким ударом в поясницу заставил замолчать. Самвэл скорчился от боли, согнувшись пополам. Столовая тихо зароптала.

- Ну-ка, заткнулись все! - Смирняк обвёл солдат своими маленькими свиными глазками. - Кто ещё хочет попробовать моего кулака? Может, ты, бурят, хочешь? Я давно к твоей роже присматриваюсь? Она мне не нравится!

- А я - к твоей! Она мне тоже не нравится! - вдруг в тон ему ответил сидевший за столом у окна Бимба.

- Что? Что ты сказал, рожа? - Смирняк бросился к Чимитову. Тот мгновенно вскочил, принял оборонительную стойку, крикнул:

- Не здесь! Давай - не здесь! Выйдем на улицу!

Смирняк остановился, опустил кулаки:

- Давай, выйдем... - и пошёл к выходу. Чимитов - за ним. Следом на улицу высыпали солдаты. Они кольцом окружили противников.

Смирняк вдруг молниеносно кинулся к Бимбе, схватил его за ремень и воротник гимнастёрки и бросил на землю. Чимитов грохнулся об асфальт и на миг потерял ориентацию. Но уже через мгновение пришел в себя, начал подниматься, отряхиваясь от пыли.

Он понимал, что Смирняк сильнее его, что так просто его не одолеть. Однако Бимба знал и то, что он должен сегодня раз и навсегда остановить этого наглого, перешедшего все пределы, сержанта-кабана, как втихаря окрестили его солдаты. "Надо спасать дивизион", - мелькнуло в голове.

...Они стояли напротив друг друга - рядовой Чимитов и сержант Смирняк. Бимба внимательно следил за малейшим движением противника. И вдруг кто-то громко произнёс:

- Чима, давай за всех!

Смирняк резко повернулся, пытаясь разглядеть в толпе обладателя голоса, шагнул к кольцу солдат, выхватив одного из них, замахнулся кулаком. Солдат от страха громко закричал не своим голосом. Чимитов будто очнулся от этого крика, начал оглядываться в поисках какого-нибудь подручного средства.

- Ломик дай! - негромко попросил он ближайшего к нему солдата.

- Что? - не понял тот.

- Дай ломик с пожарного щита!

Солдат оглянулся, поискал глазами висящий на стене небольшой лом, раскрашенный красной краской.

- Быстрее! - торопил Бимба, а сам продолжал внимательно следить за Смирняком, занятым расправой над сослуживцем. Он крепко сжал правой рукой протянутый ломик и начал неслышно подступать к Смирняку, стараясь быть вне поля его зрения. А тот, занятый выкручиванием руки посмевшего подать голос солдата, вдруг почувствовал неуловимое движение за спиной, отпустил орущего парня, однако повернуться к Бимбе не успел. Тот со всего маху ударил его ломом по правой щеке. На мгновение глаза сержанта выкатились из орбит, потом его взгляд помутнел, и он без чувств навзничь рухнул на землю.

Толпа загалдела. Чимитова обступили со всех сторон, радостно похлопывая по плечам, спине...

- Стойте, стойте! - крикнул он. - Быстро разойдись! Никто из вас ничего не видел!

Толпа махом рассосалась по территории, кто-то исчез в казарме. Самвэл закрылся на своей кухне.

Бимба осмотрел Смирняка, положил руку ему на грудь, уловив биение сердца. Нижняя челюсть сержанта с правой стороны увеличивалась прямо на глазах. "Кажется, живой..." - прошептал Бимба.

Он вытащил из нагрудного кармана чистый носовой платок, тщательно протёр инструмент и вернул его на своё место на пожарном щите. Потом осмотрелся - вокруг не было ни души. И покинул поле боя.

Смирняка возле столовой обнаружил дежурный офицер. Лейтенант шёл на обед, распространяя вокруг себя аромат паров технического спирта, и наткнулся на распластанное тело сержанта. Он поднял тревогу, вызвал дивизионного фельдшера, который с помощью напитанной нашатырём ватки вывел потерпевшего из глубокого нокаута. Смирняк долго тряс головой, приходя в себя, что-то неразборчиво мычал в ответ на вопросы дежурного, морщился, прикасаясь к раздувшейся щеке.

Лейтенант по телефону доложил о ситуации командованию дивизиона, получил "добро", чтобы направить Смирняка в полковой госпиталь. И вскоре дивизионная дежурка увезла сержанта в город.

Солдаты молча издалека наблюдали за всеми этими действиями. К дежурному офицеру никто не подошёл. А когда лейтенант попытался сам найти свидетелей случившегося и начал поочерёдно - то одному, то другому - задавать вопросы, ответы были одинаковыми: ничего не видели, ничего не знаем.

Вечером в казарме на удивление было тихо. Солдаты в "красном уголке", молча писали письма домой, чистили сапоги и приводили в порядок форму, подшивали свежие воротнички к гимнастёркам, курили в курилке. Всё - молча. Только многозначительно обменивались взглядами.

На следующий день, в понедельник, командир технического дивизиона, высокий нескладный полковник Заикин, как всегда, с "помятым" после выходного красноватым лицом, приказал старшине Кожемяке построить на плацу личный состав.

- Солдаты! - обратился он к строю, - вы знаете, что у нас произошло ЧП. У сержанта Смирняка сложный перелом нижней челюсти. Пострадавший показывает, что сам споткнулся и упал, ударился об асфальт и потерял сознание... Лично я этому не верю! Тому, кто видел, что случилось с сержантом, приказываю выйти из строя!

Строй стоял, не шелохнувшись. Подождав немного, Заикин с офицерами ушёл в казарму, приказав старшине добиться от солдат правды. Василий Кожемяка почти два часа ходил взад-вперёд перед военнослужащими, внезапно останавливаясь то перед одним, то перед другим, тыкал в него пальцем:

- Рядовой, знаешь что-нибудь о происшествии?

- Никак нет, товарищ старшина! - следовал стандартный ответ. Ничего не добившись, Кожемяка, в конце концов, отправил личный состав на обед.

Прошло два дня. О случившемся со Смирняком в дивизионе старались не вспоминать. Будто сговорившись, солдаты наложили табу на эту тему.

В четверг в дивизион прибыл следователь военной прокуратуры. Он долго беседовал с лейтенантом, который дежурил в тот злополучный день. Лейтенант подробно рассказал, где нашёл лежащего без чувств сержанта, как привёл его в себя. Но о том, как всё случилось, ничего не мог показать. Не видел, и всё тут!

Три дня следователь допрашивал солдатско-сержантский состав дивизиона, вызывая по одному человеку в офицерскую комнату. В двух десятках протоколов допросов были одни и те же показания: ничего не видел, ничего не знаю. В субботу вечером следователь уехал в город.

В этот же день после ужина Бимбу вызвал к себе в каптёрку дивизионный старшина Кожемяка.

Он сидел за письменным столом.

- Садись, - разрешил он. А когда тот присел перед ним на уголок стула, старшина принялся долго и внимательно вглядываться в его лицо. Чимитов был спокоен, как обычно, улыбался в ответ Кожемяке, щуря свои раскосые глаза.

- Значит, говоришь, не знаешь, что случилось? - спросил, наконец, старшина.

- Вы о чём, товарищ старшина? - непонимающе переспросил Бимба.

- Я о Смирняке... - усмехнулся тот.

- А, - протянул Бимба. - Да нет, не знаю. Полковник сказал, что он упал по неосторожности. Осторожнее надо быть! - многозначительно произнёс солдат.

- А ведь я знаю, что это твоих рук дело, - заявил вдруг Кожемяка. - Знаю, знаю, - добавил в ответ на то, как Бимба отрицательно покачал головой. - Больше некому! Получить такой перелом при падении нельзя, - прав следователь. Вот только, как ты его, чем? Такого кулаком не прошибёшь!

- Не пойму, о чём вы? Он сильнее меня, однозначно, - Чимитов уставился в пол, помолчал, а потом добавил, - хотя, поделом ему...

- Я тоже думаю, поделом, - басовито поддержал Кожемяка. - Не зря говорится: Бог шельму метит!

Они посидели молча, время от времени обмениваясь взглядами.

- Значит, так, - не выдержал, наконец, старшина, - решено: дело не возбуждать, ведь это - несчастный случай. Тем более, и сам пострадавший так говорит. Однако, на всякий случай, его после госпиталя переведут в другой дивизион. Для верности. Ведь у него тройной перелом нижней челюсти. Не скоро сможет поесть нормально... Так что, иди, расскажи ребятам, пусть расслабятся. И больше, чтобы никакой дедовщины! - бухнул Кожемяка своим огромным кулаком по столу.

- Есть, никакой дедовщины! - подскочил Чимитов. - Разрешите идти?

- Иди, защитник угнетённых, - вставая, хлопнул его по спине старшина. - Да не попадайся!

Бимба выскочил из каптёрки, почти бегом заскочил в курилку. Здесь стоял дым коромыслом: после ужина считалось святым делом выкурить беломорину или сигарету "Прима". Говорившие о чём-то, солдаты умолкли на полуслове, уставившись на Чимитова.

- Смирняка после госпиталя переводят в другой дивизион! - выпалил он в ответ на немой вопрос сослуживцев. Они обмерли от такой сногсшибательной новости, выпустили из лёгких новые клубы дыма и дико заорали в едином порыве: "Ура! Чима! Ура!"

А Бимба пошёл в умывальник, умыл лицо, тщательно тёр мылом руки, будто смывая с них въевшуюся невидимую грязь. А потом отправился в спальню, надеясь сегодня лечь в постель пораньше...

                г. Владимир,
                август 2016 г.