Советский сатирикон

   Эпистолярное творчество стукачей стоило стране слишком дорого. Оно исчислялось миллионами загубленных жизней. В каждом доносе слышался не только шёпот зависти или злобы, но и эхо будущего приговора. В сталинские годы достаточно было клочка бумаги с анонимкой, чтобы человека не стало.
  Анонимки для меня были не просто бумагой — я брезговала ими, как чем-то липким и опасным. Но по иронии судьбы именно они становились частью моей работы, когда я служила инспектором школ и училищ Первомайского района Тбилиси..
  Раз в неделю на мой стол ложилась  огромная стопка писем. Этот день я называла «Днём смеха». Время было  другое, лагерями и расстрелами почти не пахло, и жалобы всё чаще превращались в фарс. Мы с коллегами иной раз хохотали до слёз, читая это «народное творчество».
Писали всё подряд. Кто-то жаловался, что муж бегает к соседке и разрушает устои советской семьи, мешая ребёнку получать нормальные знания. Одна дама по - видимому озабоченная и скучающая — требовала перевести школьницу в другой класс, поскольку её мать завела любовника, мужа держит как «заместителя по хозяйственной части», а сама носит непристойные джинсы клёш. Моя коллега бегала с этим шедевром по коридору, зачитывала вслух — и смех гремел на весь районо.
  Были и более «деловые» жалобы: директора, дескать, превратили школу в личную сберкнижку. А однажды досталось и мне: некая бдительная дама написала, что инспектор ела домашние хачапури прямо в школьном буфете. Вот уж действительно — преступление века.
  Однажды на мой стол легло письмо с грифом «Проверить срочно». В школе, где нужно было провести инспектирование директорствовала дама с громкой фамилией Прада. Вряд ли она тогда знала о существовании итальянского модельера, но фамилия звучала модно и властно.
  Визит был неожиданным и с сюрпризами.. свалилась я к ней как снег на голову. Не ждали... Я обомлела: в журналах числилось десять учеников, которых в природе никто никогда не видел. Десять мёртвых душ! Гоголь бы, наверное, ожил, узнай он, что в советской школе его Чичиковы размножились и сидят по классным журналам. Аттестаты им уже приготовили — как живым и здоровым.
Но настоящий шок ждал меня на балконе. Там стояли картонные коробки с чёрной икрой в килограммовых банках, консервы с филе форели, печень трески, осетрина холодного и горячего копчения. Полный набор страшного дефицита, который можно было увидеть разве что в "Елисеевском" или в «Берёзке». Перечень был столь внушителен, что у меня, как говорится, в зобу дыханье сперло.
  Меня быстро отвели в сторонку и предложили: всё это богатство переместить — ко мне в квартиру. И, разумеется, прилагалась ещё и денежная «надбавка». Но я, единственная еврейка на должности инспектора, прекрасно понимала: за этим пиршеством маячила не праздничная скатерть, а решётка.
   Перечёт лег на стол начальника. Надо было видеть его парцуф...резко запрыгала щека, забегали глазки. Кончилось тем, что мадам «Прада» увели. Не без визга, не без истерик и, похоже, не без досады некоторых райкомовцев, которые явно питались с того же балконного стола.
  Вот так оно и было: в советской школе "избранные" ученики существовали только в журналах, а настоящее образование получали овощи и осетрина на балконе.
Эх, жаль, что я не сохранила все эти "письма счастья". Сегодня из них можно было бы составить толстый том под названием «Жалобы советского народа». Читали бы и смеялись, не веря, что это всё было на самом деле. А это всё действительно было. Ещё как было.