Камиле

Камила, Здравствуй.
Помню о тебе.
Помнил, помню и буду помнить. Не смотря на то, что в общей сложности мы провели вместе не более двух дней.
Искал тебя и твою маму. Вы шифруетесь.
Чтобы ты понимала мои чувства к тебе - почитай пару глав из моей книги, которая до сих пор лежит в моём столе.

п.с.
Маме - привет

* * *


Затерянные острова . СОЛЯРИС
(главы из книги)


эпизод Первый

Он  занимался только тем, что путешествовал.
По Вселенной.
Искал. Открывал. Но главное – не замечал.
Ему даже и в голову не приходило, что НЕ НАХОДИЛ.
Терял.
Безвозвратно. Терял тех, кто его ждал.
И пока он преодолевал время
тайны познания
сотни световых лет, там – на Земле – старели
чувства. Они притуплялись. Сначала зябли, кутались. Затем
обрастали мхом отчуждения и
Умирали
Надежды

Стиралось всё. Молодость. Силы. Стремления. Всё покрывалось морщинами. Оставалась лишь ВЕРА
Слепая
и
Глупая
до последнего вздоха

А когда он вернулся – понял, что никакой пользы не принёс.
Ни Федерации по космическим изучениям.
Ни людям.
Ни близким.
Ни себе.
Просто устроил себе прогулку длиною в полжизни

и

Стоп

Оглянись
Оторвись от этих строк и оглянись

ЧТО?
Угрюмые. Серые. Безликие
вечно спешащие
Железный поток, пульсирующий по шоссейным дорогам, подземным магистралям, по воздуху, воде и под водой.
Замкнутость.
Отрешенность.
Суета.

Но ты не видишь главного.
Ты – никто. И не пытайся противоречить
много видел
много познал.
Разбираешься в жизни?
Но по какой причине ты разбился и теперь смотришь в чёрное небо в надежде увидеть лицо

вспомнить Лицо

В надежде вернуть попусту растраченную жизнь. Вернуть ЕЁ

Ту
которая слепо ждала
растворялась
затерялась среди миллиардов звёзд
которые ты завоевал
покорил

покорил?

для чего?

Чтобы уткнуться в Бездну и прислушиваться к шорохам Дряхлости
к Сырости
с которой Она тебя пеленает. Убаюкивает.

Не спеши. Она устала бить сгоряча.
Ещё немного и вернутся те, кого ты оставил бродить в пустоте
теряться во времени
блуждать в бесконечности

терпение
терпение
терпение

* * *

эпизод Восьмой

Какой-то странный звук. Он чуть слышен

из-за двери. Он то приближается, подхватывая душу и унося её за сотни световых лет, то удаляется
мягким шуршанием

босыми детскими ножками

шлёп-шлёп-шлёп

Тело.
Вздутое. Грузное.
Впрессованное в койку.
Впрессованное веками бессмысленного лежания в криогенных капсулах.
Впрессованное бесконечным застоем беспрерывно спящего мозга

чувств
жизни
топчущейся на месте

шлёп-шлёп-шлёп
снова слышится за дверью

Этот звук.
Втягивает. Вкручивает. Сдавливает
и звонит в тысячи колоколов
будит
надрывая связки. Поднимает стальные шлюзы, сквозь которые по капельке
маленьким ручейком
бурным потоком взорванной реки
беснующейся лавиной
рвётся на свет боль

из озера слепоты, застоявшейся густым мрачным студнем.

шлёп … шлёп … шлёп

Он открывает дверь

пустота. Будто ничего и не было.
Будто наваждение.
Будто лица коснулся встревоженный мягким крылом воздух

мираж.
Будто

думаешь, это - «будто»?
Это и есть наваждение. Холодная, жестокая правда жизни, прожитой без оглядки.



Он читал. День за днём.
Читал слова. Книги.
Мысли

тишину
орбитальной станции

настроение Океана

застывшую память в глубине цифровых носителей информации, разбросанных по каюте.

Он много читал.
Очень много.
Читал всё.
Таблички с указателями, которых на станции было больше достаточного. Сводки и сообщения, поступающие на Сервер Папы по межгалактической связи. Книги. Журналы.
Читал, чтобы не забыть
буквы
во время перелёта с Земли на Солярис.

Когда же это было?
???

«Странно»
«Не помню»

Во время перелёта его криогенную капсулу должны были четыре раза перегрузить с транспортных на транспортные корабли. Как почтовую посылку. Надеюсь, ничего не перепутали. И лишь на пятый, когда капсула достигла ближнего рубежа к Солярису, его отправили спецрейсом в конечный пункт. Это были самые простейшие перевалочные базы, которые обслуживают люди.

Люди?

которым нет дела до Вселенской эволюции. Нет дела до вымирающих планет. Их не интересуют катаклизмы, кризисы и виртуозность политиков. Их НИЧЕГО не интересует. У них есть задача: сортировка, подготовка и отправка грузов по назначению.
Главное – подготовка. Самая сложная часть транспортировки. На это Служба Спасения Человечества (громко сказано, не то что какая-то межпланетная лаборатория «Северное Сияние») от десятилетия к десятилетию тратит немыслимые суммы. Подготовка, если говорить другими словами, ничто иное, как адаптация миссионеров-исследователей к условиям будущей работы: изменение ДНК и структуры тела согласно предписанию. В конечном пункте перелёта человек полностью перерождается. Видоизменяется. Чтобы ничем не отличаться от жителей зондируемой планеты. Меняется ВСЁ. Кроме мышления. Точнее, мышление становится внешним. Принимает условия и законы зондируемых существ, не меняя собственных. Одним словом, миссионеры имеют мозги и задачи агентов Службы Спасения, а внешний уровень интеллекта маскируется под уровень местных аборигенов. Такие технологии могли создать только люди, рожденные вне Земли. Вне Солнечной Системы. Люди чистые от земных вирусов. Чистые сознанием

похожие, как сотни капель из одного стакана

не похожие ни одной биоклеткой ни на одного из миллиардов существ, населяющих маленькую планету с тюремным названием

питающихся (это странно слышать, но это так) спиртом и табаком. Спирт и табак. Без примесей глицерина, пропиленгликоля, мелассы.


Эти спец агенты, рождённые ВНЕ, уверены, что спирт высвобождает ту самую девятитысячную частичку мозга, которая отвечает за работу сокрытого подсознания, а табак сосредотачивает.
И как им вообще удаётся жить, создавать и размножаться в космической глуши среди всего этого?
Может быть, поэтому первая мысль, посетившая его после выхода из криогенного сна, заставила усомниться в правильности выполнения предписания:
«Мутанты. Никакие они не спец агенты. Именно мутанты. Явно что-то перепутали. Или намудрили».
И теперь, глядя на буквы  - простейший алфавит, которым пользуются даже дети детсадовского возраста – он не мог взять в толк: что это за палочки с кружочками и ломанными линиями? Он прекрасно понимал, что за этими знаками прячется информация.
Но как приоткрыть завесу?

Первым делом он пошел по станции в надежде найти зеркало.
Зеркал не оказалось.
Пришлось довольствоваться отражением в иллюминаторе.

«В роди бы всё в порядке».

Анализ.
Он вывел из тупика. Он научил не только чтению, размышлению
и чтению между строк
он научил смотреть в затылок, глядя в глаза.
Ему не хотелось снова ощутить себя глупым листом вакуума среди тысяч насмехающихся знаков.
Он читал
читал
читал
и в момент, когда чувствовал:

«Прочитанное ТОЛЬКО ЧТО уже было. БЫЛО! Две-три страницы назад»

осознавал: тело стареет, а жизнь сознательно топчется на месте, не желая разжать цепкую пятерню

отпустить в будущее. Жизнь требует немого существования в точке забвения

БЕЗсознательной паузы для ОСОЗНАНИЯ. Он этого даже не чувствовал. Он был уверен:
«Вернувшись на две-три страницы назад не найдет прочитанного, потому что Жизнь сдвинулась своими вековыми пластами»
как при земной встряске. Жизнь сбила программу. Запустила вирус, оскалив искореженные ряды почти шести тысячелетий бесславного шествия человечества по крошечной тюрьме с громким названием Планета Земля. Тюрьме, которая жуткой опухолью расплодилась в обе стороны бесконечности по безмерному телу маленькой Вселенной и костному мозгу Макрокосмоса.



Вакуум каюты потревожил монотонный, колеблющий воздух звук.
Он проснулся.
Сотни голосов одним басистым гулом переплелись в назойливое пчелиное жужжание.

Встал.

Подошел к двери.

Сердце притаилось
в ожидании.
Он достаточно долго блуждал между стен орбитальной станции. Стен, обтянутых изолирующей кожей.
Изолирующей от самого себя.

Кнопка под пальцем бесшумно утонула в стене. Мягким шуршанием поднялась дверь.
Гул басистого роя окутал вакуум каюты.

Шаг в коридор.

Люди.
Много людей.
Странно. За спиной – каюта. Вокруг – переход метрополитена.
И голосок – тонкий. Детский. Несущийся по переходу

несущийся ниоткуда

несущийся отовсюду

Где он? – голосок. Её голосок.
Где она? - малышка, танцующая среди кукол.

- Мама! – услышал он снизу. – Смати, люка!

Шапочка. Красная вязаная детская шапочка.
- Кайли? – удивился он.
Осторожно опустил руку девочке на голову.
Может быть это звучит странно, но рука не утонула
как раньше.
Рука коснулась шапочки и почувствовала тепло. Тепло и мягкость шерстяных волокон.
Малышка взглянула вверх и радостно закричала?
- Дядя Ека!!!
Её бровки дрогнули. Реснички – большие серые реснички, точь-в-точь как у папы – моргнули. А глаза
! точная копия его глаз !
тут же покосились в сторону.

«Элли», - ослепило мыслью сознание. – «Она здесь. Где ты, ласточка?».

Взгляд взбесившейся молекулой растолкал прохожих и увидел
её

- Мама, смати, дядя Ека!
Он снова почувствовал вязкость в ладони и посмотрел вниз. Малышка таяла

нет

нет

от малышки не осталось ничего

от Элли – тоже

Ничего не осталось ни от прохожих
ни от перехода метрополитена
ни от пчелиного роя.

Ничего и никого.
Только изолирующая кожа цвета металик, опутавшая стены станции тысячами подушечками, режущими сетчатку глаза. Миллионами квадратиками, вдавленных в кожу невидимой паутинкой. Миллиардами атомами раскрошенной с математической точностью пылью.

Станция содрогнулась и со скоростью смерча вкрутила его в своё металлическое чрево. Стон, рвущий в клочья живую плоть, метнулся по узким коридорам и в одно мгновение рухнул вниз

в Океан.
Волны расступились, образовали зияющую пасть бесформенного младенца и швырнули боль в обратную сторону.
Он бросился обратно в вакуум каюты. К иллюминатору. Отсчитал ровно девять нереально огромных шагов и прыгнул в стекло, выбрасывая перед собой руки.
Ещё мгновение – и он вырвется из оков металлического лабиринта обтянутого кожей, чтобы навсегда раствориться в колыбели волн безкрайнего Океана.
Стальная каюта замерла в ожидании

он ударился головой

в толщенное окно иллюминатора
чтобы упасть на пол и потерять сознание

до утра.

Иллюминатор дрогнул стальной жалюзи.
Жалюзи свалились с потолка и с облегчением выдохнули.


* * *