Неудобная статья

      Следователь Романов сидел в своем кабинете и курил. Дело, в общем-то, было готово. Сутенёра взяли с поличным, он сидел в камере уже третьи сутки, и можно было оформлять материалы на санкцию и ходатайствовать об аресте. Но что-то грызло Романова изнутри. Ощущение было такое, будто он плотно поел, но не наелся. В голове вертелось что-то обидное и ускользающее, как назойливая муха.
     Он снова потянулся к папке с допросами. Листал их, не читая, пока взгляд не упал на фамилию — Шурыгина Карина, шестнадцать лет, учащаяся колледжа. Её допрашивал в РОВД дежурный следователь, и прошла она по делу едва заметной тенью. Просто одна из многих. Но Романов вдруг ясно представил себе этого «предпринимателя», который сдавал внаём несовершеннолетнюю «малолетку». И статья в его деле была как-то уж слишком удобной, приглаженной. Удобной для адвоката, которого наверняка наймут сутенёру его покровители.
«Э-э, нет, – мысленно сказал себе Романов. – Так не пойдет».
      Он вышел в соседний кабинет, где сидели убоповцы, и, не глядя ни на кого, бросил:
— Найдите мне эту Карину. Сейчас же.
     Опера, собиравшиеся уже уходить, возможно, в ближайшую пивную, замялись.
— Геннадий Петрович, поздно уже. Пацанка несовершеннолетняя, скандал будет…
— Будет скандал — будем решать, — отрезал Романов. — Везите.
      Через час в кабинете сидела девица с нагловатым, уставшим от жизни лицом, а рядом — перепуганные психолог и завуч из колледжа, пахнущие дешевыми духами. Карина, нехотя, как будто делая одолжение, рассказала всё. Цифры, цены, имена. Романов слушал и курил, глядя в окно на тёмный двор. Внутри у него всё закипало от спокойной, холодной злости.
     Он допрашивал методично, выжимая каждую деталь, и, не отрываясь, не давая себе и ей передышки, высек из фактов новую статью — «торговля несовершеннолетними». Тяжёлую, как гиря. Электронная база данных, бездушная и послушная, тут же породила карточку дела, холодную, как латунная табличка на надгробье. И уже через несколько минут эта статья — с подробной, выверенной, как казённый отчет, фабулой — легла в недра генеральной прокуратуры, откуда убрать ее бесследно будет уже невозможно. Такова беззвучная, бюрократическая вечность.
      После этого на душе стало спокойно. Дело обрело правильный вес.
Наутро его в коридоре перехватил начальник следственного отдела, Фазылбек Бариевич, он же «Боров». Человек он был толстый, нескладный, носил старомодные очки, пугливый и вечно ходил с видом зайца, учуявшего волка.
— Романов! — зашептал он, заикаясь сильнее обычного. — К пр-рокурору! Срочно! По тому делу...
     Романов только кивнул. Он так и знал.
     Кабинет прокурора Нурланбека Мусаевича напоминал лавку старьёвщика: темно, дубово, подаренные кем-то картины в позолоте, которые к тому же висели криво.
      Сам прокурор, упитанный и чёрный, сидел за своим массивным столом. Когда он говорил, у него во рту поблёскивал золотой зуб, придавая его улыбке хищный и недобрый вид. В управлении его за глаза звали «Попрошайкой» — мог запросто, не стесняясь, попросить следователя «помочь с закрыть «небольшой» счет в ресторане».
— Ты, Романов, зачем возбудил торговлю несовершеннолетними, не согласовав со мной? Кто тебе разрешил?
— Закон разрешил, Нурланбек Мусаевич, — спокойно ответил Романов. — Следователь – лицо процессуально самостоятельное.
— До утра нельзя было подождать?! — прошипел прокурор, и его и так темное лицо начало медленно наливаться багрянцем. — Ты же статистику всей области портишь.... Отмени! Немедленно отмени эту статью!
Романов посмотрел на него прямо и вдруг почувствовал не злость, а какую-то усталую уверенность.
— Можете отменять сами, — сказал он ровно. — Я отменять не буду.
     Прокурор вскочил, будто его током ударило. Но Романов, не дав ему опомниться, добавил уже в дверях, тихо, но так, что было слышно каждое слово:
— Если отмените, я обжалую ваши действия в областную прокуратуру.
И вышел, оставив Попрошайку давиться собственной злобой.
В коридоре его уже поджидал Фазылбек Бариевич.
— Ну?! — чуть не плача, выдохнул начальник. — Ч-что он?
— Требовал отменить возбужденную статью.
— И?..
— Я отказался.
       «Боров» схватился за сердце, глаза его стали круглыми, как у мыши в мышеловке.
— Геннадий! Опомнись! Он ж-ж-меня живьем сожрёт! Нас всех порешит!
      Романов вздохнул. Ему было жаль этого толстого вечно дрожащего человека.
— Ничего, Бариевич. Закон — он на нашей стороне.
      Но Фазылбек Бариевич уже не слушал, он поплёлся прочь, бормоча под нос что-то бессвязное и безнадёжное.
     Позже Романов узнал, что на прокурора «вышли» «серьезные» люди — сулили круглую сумму, чтобы сутенёра выпустить под подписку о не выезде, а потом и вовсе развалить дело. Но статью о торговле несовершеннолетними Попрошайка все-таки тронуть не посмел. Побоялся.
     Дело ушло в суд. Прошло гладко, без сучка и задоринки. Сутенёру дали 6 лет лишения свободы. Когда его выводили из зала, Романов смотрел ему в спину и чувствовал, как спадает давнее напряжение в плечах. Справедливость — это не торжество, а просто тяжелый груз, который наконец-то сняли с души. На сегодня повестка дня закрыта – можно двигаться дальше…