Книга Вторая. Трудоголики и алкоголики
Глава 4. Хан
Ради красного словца не пожалеет и отца.
Русская пословица
Денис вышел из отпуска, и, увидев Василия Порфирьевича, сразу спросил:
- А Вы ещё не переехали?
Василий Порфирьевич опешил от его наглости: ведь скоропостижное увольнение Арефьева - это сильный знак, прежде всего, для Дениса, и этот знак говорил о том, что с людьми нельзя обращаться так, как он поступил с Моряковым. Но если Денис задал такой вопрос, значит, он ничего не понял. И его бесчеловечный поступок по отношению к Морякову, и его стремление найти более денежную работу говорили о том, что он утратил ощущение реальности, утратил свою духовность. Поэтому Василий Порфирьевич ничего не ответил Денису, хотя бы потому, что Арефьев работал последний день… Но его равновесие было нарушено, в нём ожила старая обида… А потом Василий Порфирьевич увидел ситуацию иначе: «Денис торопит меня с возвращением, я чувствую себя виноватым, начинаю мысленно оправдываться перед ним и утрачиваю равновесие. Но ведь Денис наверняка чувствует, что совершил по отношению ко мне хамский поступок, и теперь меня же торопит, чтобы за мой счёт исправить свою ошибку. Он проситель, а я - хозяин положения, и теперь я не позволю ему сделать вид, будто ничего не произошло, не позволю ему уничтожить следы преступления!» Эта мысль вернула Василию Порфирьевичу утраченное равновесие.
Арефьев устроил корпоратив по случаю последнего дня работы, он был полон радужных надежд:
- Если я буду платить за ипотеку по 12 000 рублей в месяц, то это растянется на 10 лет. А если буду платить по 24 000 рублей в месяц, то это всего лишь на 3 года. А если я буду работать здесь, то не смогу платить за ипотеку 24 000 рублей в месяц.
Василий Порфирьевич дал ему совет:
- Деньги никогда нельзя делать своей целью!
А Грохольский сгустил краски:
- Ты имей в виду, что многие фирмы до сих пор платят своим сотрудникам по-чёрному, отчисляя минимум в пенсионный фонд.
Когда они после корпоратива вернулись в свою комнату, Хан сказал Василию Порфирьевичу:
- Вы так красиво говорили про цели, что я заслушался. Теперь я вижу, что Вы хорошо изучили книгу Жикаренцева.
- Это не только Жикаренцев, а ещё и жизненный опыт. Деньги не могут быть целью человека, деньги - это лишь средство для достижения цели. Чем выше цель - тем больше будет денег… Или чего-то другого…
На следующий день Василий Порфирьевич зашёл в комнату 218, увидел, что на месте Арефьева - непривычная пустота, и спросил у Лёни:
- Кого Денис собирается брать на место Арефьева?
- Чухнов решил никого не брать со стороны, надо брать человека из мастеров цеха.
На следующий день Грохольский (опять Грохольский, везде Грохольский!) сообщил новость:
- В бюро МСЧ оформляется заместитель начальника механообрабатывающего цеха фирмы «Машиностроение» Иван Костогрыз!
Всё произошло стремительно, пустующее штатное место сотрудника бюро МСЧ теперь занято, и Василию Порфирьевичу не надо возвращаться в комнату 218! Ему даже думать об этом не надо.
Василий Порфирьевич прошёл по цехам фирмы «Машиностроение», выяснил возникшие вопросы… И в этот момент он осознал своё новое состояние. Никто его не контролировал: Денис был в другой комнате, Грохольского не интересовало, чем он занимается, потому что Василий Порфирьевич не был его подчинённым, а Гайдамаку он вообще стал забывать, как дурной сон. Это была настоящая свобода! Но это была духовная свобода, потому что у него на работе не было ни минуты свободного времени. Только так можно обрести плоть. В комнате 220 у него ещё не было плоти, потому что он бездельничал. Безделье лишает человека плоти.
1 сентября в 9 часов все сотрудники отдела собрались в кабинете Гайдамаки, который вышел из отпуска, и поздравили его с прошедшим днём рождения. Чухнов, поздравляя начальника от имени всего коллектива, в конце своей речи сказал:
- Я желаю Вам принимать неадекватные решения!
Несомненно, он хотел сказать что-то другое, но сказал то, что сказал… А из песни слов не выбросишь.
Гайдамака в ответ сказал, что он очень любит и ценит своих сотрудников… На словах у него всё получалось, как он сам любил выражаться, «гламурно»… Но суровая реальность неумолимо вносила свои поправки. Гайдамака вызвал на очередное утреннее совещание обычный молодёжный состав и, как обычно, был очень недоволен «молодыми перспективными специалистами». Он даже сказал Пешкину:
- Миша, ну чего ты молчишь? Или ты ждёшь, когда придёт полубезумная женщина и начнет всех нас учить?
«Интересно, а какой результат хотел получить Гайдамака, демонстративно закрывая глаза на ежедневные опоздания этой „полубезумной женщины“? – удивился Василий Порфирьевич, когда услышал от Хана подробный отчёт об этом совещании. - Именно так и становятся „полубезумными“, другого способа не существует».
* * *
Василий Порфирьевич мог смело оспаривать основные положения книги Леонида Кучмы «Украина не Россия», потому что автор уже оказался неправ, отстаивая националистический подход к отношениям между Россией и Украиной. Его неправота привела к тому, что Украина уже лишилась Крыма, наверняка лишится и Новороссии, потому что всё больше граждан Украины хотели войти в состав Российской империи и добровольно утратить свою самоидентификацию в качестве украинцев. Спор русских и украинцев рассудила сама история.
Гуляя по берегу Невы, Василий Порфирьевич увидел, как ребёнок и его родители пытались запустить воздушного змея, у которого вместо хвоста болтались жёлто-голубые ленты — такого же цвета, как цвета украинского флага. И запускали они его не на высокой части берега, а в низине, где не было ветра, потому что эти люди стеснялись своего поступка. А ведь этот поступок характеризовал украинский характер, приведший страну к краху. Эти люди сбежали из страны, которая им ничего не дала, в которой убивали граждан только за то, что они говорили на русском языке. Они приехали в страну, которая не преследовала их за жёлто-голубые цвета — и в то же самое время кичились своей верностью к жёлто-голубому флагу… От которого сбежали. Они всячески демонстрировали свою любовь к Украине, но, поскольку они сбежали из страны, которую очень любили, то их любовь к Украине была всего лишь товаром, который можно очень выгодно продать, особенно в странах «цивилизованного мира».
В России были такие же трудные времена, какие переживала Украина, но Василий Порфирьевич никуда не уехал, он страдал вместе со своей страной, поэтому честно заслужил нынешнее благополучие.
Если бы политический кризис на Украине стремились разрешить путём переговоров, то истинная причина конфликта всегда была бы на первом месте. Но власти Украины развязали войну, они жаждали только победы, и о причинах войны уже никто не говорил.
Когда антитеррористическая операция (а по сути это была гражданская война) на Украине только начиналась, министр обороны Украины торжественно заявил, что он вернёт Украине Крым в ходе победоносной войны. Но после поражения на востоке Украины уже мало кто всерьёз думал о возвращении Крыма: своё бы не потерять. Война резко меняет систему ценностей человека.
В новостях показали Президента Путина, который молился в церкви, а потом вышел и сообщил, что поставил свечку за погибших в Новороссии.
- В мире политики это является сильным знаком, - сказал Василий Порфирьевич Анне Андреевне.
На Украине было объявлено перемирие… И вдруг 24 сентября в Крыму, в районе Мариуполя и в районе Таганрога, то есть по побережью Азовского моря, прошёл ураган, подобного которому там не было около 50 лет. Люди в Ростовской области, оказавшись без газа и света, на себе почувствовали, что испытывают люди в Новороссии. Ситуация была такова, что несколько дней люди Новороссии и юга России жили одной энергией, были в одной реальности.
Анна Андреевна спросила с тревогой:
- Что это значит?
- Это значит, - сказал Василий Порфирьевич, - что там произойдут события, которые освободят Мариуполь и побережье Азовского моря от украинского влияния и присоединят их к Новороссии. Таковы законы энергии.
- А когда это произойдёт?
- Этого я не знаю.
- Что же случилось с этими украинцами? – горестно произнесла Анна Андреевна. – Чего им не хватает?
- Украинцы отличаются от русских лишь тем, что люто ненавидят русских. Все остальные нации они очень любят.
- Мне кажется, что украинцев сбили с толку их друзья с Запада…
- Нельзя вживить в голову взрослого сформировавшегося человека чужие мысли и идеи, - возразил Василий Порфирьевич. - И в прочитанных книгах человек находит подтверждение тому, что возникло в его голове, но пока ещё не оформилось в чёткие мысли. С Украиной происходит то же самое. Никто силой не внушал украинцам идеи национализма, они давно зреют в умах украинцев, и можно сказать, что это национальный украинский стереотип поведения. Это же можно назвать национальной украинской душевной болью. И сейчас, когда США и Европа поддержали украинский национализм и государственный переворот, украинцы перестали стесняться своих мыслей и дали волю своим эмоциям. Вся их духовная грязь вылезла наружу и оформилась в самый настоящий нацизм.
- Но ведь конфликт на Украине начали не только украинцы?
- Конечно, главной причиной всех военных конфликтов является борьба за природные ресурсы. Россия, живущая за счёт экспорта нефти и газа, справедливо считается «сырьевой экономикой». Но что происходит сейчас? США очень агрессивно пытаются вытеснить Россию с европейского рынка, чтобы поставлять туда своё сырьё. А это значит, что США начали превращаться в «сырьевую экономику», в то время как санкции вынуждают Россию становиться реальной экономикой.
- Как всё меняется!
- Да. Раньше США экспортировали духовные ценности — американский образ жизни, и эти ценности были востребованы в мире, в том числе и в России. Но как только США стали насаждать силой свои ценности, свой образ жизни, то с каждой разорённой ими страной желающих перенять американский образ жизни становится всё меньше и меньше. И США сейчас пытаются навязать Европе и остальному миру уже материальные ценности — нефть и газ. А это верный путь к краху.
- Интересно, удастся ли нам дожить до краха США? – спросила Анна Андреевна.
- Хотелось бы… Но у нас тоже не всё благополучно. Ты помнишь, что 21 сентября в Москве состоялся многолюдный митинг, который организовала «Пятая колонна». Митинг проходил под лозунгом «Мы за мир», но в резолюции осуждался режим Путина, звучал призыв прекратить войну на Украине. Сначала мне стало страшно, что внутри страны так много врагов, которыми руководят из посольства США. Но потом я вспомнил свои страхи, возникшие в тот момент, когда решалась судьба Крыма. Я не хотел, чтобы Крым присоединялся к России, потому что боялся, что это станет причиной войны между Россией и НАТО, я даже осуждал Путина за этот опрометчивый шаг. Но потом я пересилил свой страх и стал поддерживать действия Президента Путина, который верно оценил расстановку сил и вовремя сделал нужный шаг. И сегодня я понял, что на митинг оппозиции собрались люди, которые испугались неимоверного давления на Россию со стороны США и Европы. Они почувствовали на себе негативное действие санкций в виде подорожания продуктов, испугались, что после новой волны санкций жить станет ещё хуже, их нервы не выдержали, и они вышли на митинг. Я впервые отказался осуждать этих людей, отказался считать их врагами. И мне приятно сознавать, что я пересилил свои страхи, превозмог свою душевную боль. Сейчас в Гонконге начались беспорядки, спровоцированные США, и я боюсь, что в России может начаться нечто подобное Гонконгу и Украине. Но когда я вижу наш двор, полностью перегороженный забором, то понимаю, что этого не будет. Всё уже предопределено заранее, и необходимые меры приняты.
- А о чём тебе говорит вид нашего двора? – удивилась Анна Андреевна.
- Ты помнишь, что раньше в нашем дворе творился беспредел: автолюбители ездили по газонам и пешеходным дорожкам, особенно им нравилось ездить возле школы, для них это было высшее наслаждение. Но однажды наши власти приняли решение отгородить территорию школы забором, и когда это было сделано, беспредел прекратился, и школьники стали чувствовать себя в безопасности. И я понял, что людям нельзя давать слишком много свободы, их надо ограничивать, но делать это надо незаметно. И наши власти это делают. А США стали насаждать свой порядок во всём мире открыто, агрессивно. Нынешний миропорядок очень выгоден США, потому что именно он сделал США единственным источником мировой резервной валюты. Весь остальной мир принял этот закон. Но сейчас США изо всех сил стараются изменить существующий миропорядок, а это значит, что они сами себя лишают роли держателя мировой резервной валюты.
* * *
В начале сентября Кондратьева ушла в отпуск, и Василий Порфирьевич начал исполнять её обязанности. Он заметно волновался, потому что до сих пор, даже в пенсионном возрасте, не мог оставаться равнодушным и испытывал чувство вины, если что-то не умел делать. «Может быть, именно поэтому в последнее время обстоятельства регулярно ставят меня в положение, когда я лишаюсь своего профессионализма, из-за чего невольно чувствую себя виновным? – пытался разобраться в своих чувствах Василий Порфирьевич. – Но чувство вины - это детское чувство. Значит, чувство вины в разумных пределах помогает продлить молодость?.. Очень бы хотелось этого…»
А Грохольский был спокоен и весел, и проблемы на работе не лишали его равновесия, потому что он принципиально не собирался волноваться из-за Гайдамаки и его чудачеств. Для Грохольского в течение многих лет всё было знакомо и привычно. Видя волнение Василия Порфирьевича, Грохольский успокаивал его:
- Если что - обращайся за помощью! - и Василий Порфирьевич был очень благодарен ему за поддержку.
На самом деле у Василия Порфирьевича был повод для переживания, потому что в механообрабатывающем цехе фирмы «Машиностроение» прошла волна увольнений, причём, увольняли самых опытных, но пожилых сотрудниц цеха, настоящих профессионалов, и формулировка была такая же «творческая», как у Гайдамаки: «Вы нам не нравитесь!» Вместо пожилых профессионалов набирали молодых девиц с внешностью топ-моделей, но полных профанов. Все сотрудники бюро МСЧ были в шоке.
В бюро МСЧ тоже ожидались большие перемены. Через две недели Чухнов вернётся из отпуска, и Денис перейдёт на новое место работы: Гайдамака пообещал ему место начальника трубомедницкого цеха. Лёня Парамошкин будет Начальником бюро МСЧ. Василий Порфирьевич надеялся, что его статус повысится, поскольку Лёня слишком молодой начальник, и он не будет давить на Василия Порфирьевича, как это делал Денис.
Новый сотрудник бюро МСЧ Иван Костогрыз вышел на работу — он теперь сидел в комнате 218 на «месте у параши». Василию Порфирьевичу уже совершенно точно не придётся возвращаться в комнату 218, и он избавился от этого стресса. Границы его внутренней свободы заметно расширились, и он не переставал удивляться: «Какие мощные энергии были приведены в движение, чтобы переместить меня в комнату 221! Сначала эта энергия вышвырнула с насиженного места профессионала Булыгина, потом она привела к нам случайного человека Арефьева, заставив Дениса выгнать меня в комнату 221. Потом эта же энергия вышвырнула Арефьева с моего места, переместила Дениса на место начальника трубомедницкого цеха, а на моё „место у параши“ посадила Ивана Костогрыза. Все эти „кирпичи“ были перемещены в течение нескольких месяцев, брешь в стене заделана, и теперь в неё уже никому не пролезть. Мир, окружающий меня, изменился до неузнаваемости».
Цеха фирмы «Машиностроение» регулярно приносили Василию Порфирьевичу толстые пачки актов выполненных работ, которые он должен оформлять на оплату вместо Кондратьевой, и ему приходилось оставаться после работы... Но чего не сделаешь, чтобы спать спокойно.
Василий Порфирьевич едва успевал выполнять свою работу и замещать Кондратьеву… Но Гайдамака поручил ему в течение двух дней вести протокол совещания у исполняющего обязанности Генерального директора Ларионова, потому что, как утверждал начальник, больше было некому. Причём, об этом, стесняясь, Василия Порфирьевича попросил сам Денис, который лучше других знал, что его подчинённый загружен работой под завязку.
А причина этого форс-мажора была в том, что Ильюшин попал в аварию, и его положили в больницу. Он ехал домой, погода была дождливая, дворники его машины не работали, он остановился в очень оживлённом месте, стал протирать лобовое стекло, и с его машиной столкнулась другая машина. «А что если травма Ильюшина - это наказание за его высокомерные рассуждения о моём профессионализме на моём же юбилее? — вдруг подумал Василий Порфирьевич. - Можно сказать, что Ильюшин пострадал из-за отсутствия профессионализма: он протирал стёкла в потенциально опасном месте. И теперь создалась удивительная ситуация: у меня полно своей работы, мне каждый день приходится оставаться после работы, но вместо того, чтобы выполнять свою работу, я сижу на нудном совещании и веду протокол».
Но на этом испытание не закончилось: после совещания Гайдамака пригласил его к себе и собственноручно откорректировал протокол в его присутствии.
На следующий день Василий Порфирьевич снова вёл протокол совещания у Ларионова, и, как назло, диктофон выключился. Вторую половину дня он занимался протоколом, потом цеха снова принесли целую гору актов. Он понял, что ему никак не добраться до своих заказов даже завтра., всё было надёжно заблокировано. Все ушли домой, а Василий Порфирьевич остался работать, он превзошел сотрудников БОП, которые считали его бездельником. Ради этого стоило попотеть. Василий Порфирьевич был в шоке от свалившейся на него нагрузки... Зато в таком режиме его плоть быстрее укреплялась.
Василий Порфирьевич разложил на огромном столе посреди комнаты все полученные из договорного отдела акты выполненных работ, стал сортировать их по заказам, и документы заняли весь стол. Вошёл Денис, увидел сто, полностью занятый актами, и удивился:
- Это наши акты?
- Конечно, но это ещё не всё, часть актов я ещё не оформил.
- Ничего себе! - удивился Денис.
- А Вы думали, что он ничего не делает? - воскликнула Кожемякина. - Это ещё надо уметь так ничего не делать!
Потом пришла Личинкина и сказала Василию Порфирьевичу:
- Вас сегодня хвалили как очень хорошего «молодого сотрудника»…
- Спасибо! - ответил он, но когда попытался выяснить, кто его хвалил, она не сказала.
Василий Порфирьевич собрал рекордно толстую пачку актов с накладными и отнёс в бухгалтерию. Они тоже удивились: такого огромного количества актов Кондратьева никогда к ним не приносила. «Значит, мне "повезло", - решил Василий Порфирьевич. - Сегодня я всех удивляю, и сегодня меня все хвалят».
Гайдамака решил оформить Василию Порфирьевичу благодарность в приказе, и это было очень странно после всего, что он вытворял с Моряковым.
В комнате 220 Василия Порфирьевича пугал вакуум в общении, который умышленно создавал вокруг него Гайдамака. Но в комнатах 218 и 221 у него уже было достаточное количество общения, и его нисколько не беспокоило, что Гайдамака не общается с ним, он был бы даже рад вообще не видеть его. Ведь страх перед вакуумом в общении с начальником — это воплощение страха лишиться родительской любви. И тогда избавление от страха лишиться общения с начальником — это избавление от родительской контрволи, подавлявшей в детстве волю Василия Порфирьевича.
* * *
Гайдамака сжалился над Моряковым и заставил Гниломедова вести протоколы совещаний. Но Гниломедов был недоволен:
- Моя зарплата уменьшается, а работы прибавляется!
Хан мгновенно отреагировал и добавил ему информацию для размышления:
- Я только что был у Муси…
- А кто это? - спросил Гниломедов.
- Я так называю Мишу Пешкина, - ответил Хан, и это была не единственная кличка, которой он наградил Пешкина, были и другие: Мишель, Павлик Морозов, Буратино, а поскольку Пешкин сильно картавил, он дал ему соответствующие клички - Парижанин, Француз. - Так вот, Муся уже два часа подсчитывает, какую он получит прибыль, если будет до пенсии откладывать некоторую сумму. И у него получается довольно круглая сумма.
Услышав это, Гниломедов рассвирепел:
- Я тут вкалываю, а начальники получают огромные зарплаты!
Гайдамака ушёл с работы после обеда, Хан ушёл в 16 часов, и Гниломедов, которому надо было оформлять протокол совещания, проводил его грустным взглядом.
Когда Хан выпытал у Лёни, что он будет Начальником бюро МСЧ, все с нетерпением стали ждать череды банкетов – от Лёни, от Дениса, от Костогрыза. А Хан не упускал случая посыпать соль на душевные раны Гниломедова, который очень хотел стать хоть каким-нибудь начальником, чтобы получать больше денег:
- Да-а... Везёт же людям… Лёня без очереди стал ведущим инженером… - говорил Хан, медленно расхаживая по комнате, засунув руки в карманы и многозначительно поглядывая на обитателей комнаты 221. – Потом без очереди стал Начальником бюро МСЧ... Всё одному... Да-а… Одним всё, а другим ничего...
Лицо Гниломедова перекосилось от слов Хана, и он выбежал из комнаты.
«Гниломедов стал рабом стереотипа, который требует от него стать богатым как можно скорее, - решил Василий Порфирьевич. - И ещё он очень завистлив! К тому же он ещё и жадный…»
Но когда пришло время отмечать день рождения Гниломедова, то он накрыл довольно богатый стол и даже выставил коньяк «Hennessy». Василий Порфирьевич был искренне удивлён.
Вечером Василий Порфирьевич смотрел в телевизионных новостях интервью с бывшим Генеральным директором Адмиралтейских верфей Александровым, которому исполнилось 70 лет, и этот профессионал сказал, что молодым специалистам надо на 3-5 лет забыть о деньгах и карьере и упорно изучать избранную профессию, направив на это всю свою молодую энергию. Всё остальное они получат потом. «Я именно так и действую, словно я молодой специалист, - невольно подумал Василий Порфирьевич, - а настоящие молодые специалисты вроде Гниломедова ставят свои усилия в зависимость от размеров зарплаты, как будто они уже являются великими профессионалами, которые могут диктовать работодателям свои условия. Они уверены в том, что, стоило им, таким умным и талантливым, только лишь появиться на производстве, как сам Господь Бог расчистит для них непрерывный путь к большим деньгам и высоким должностям. Эту иллюзию создал в их неокрепших умах Гайдамака, он искалечил их судьбу, и теперь они уже никогда не поймут, что в реальной жизни всё устроено совершенно по-другому».
Вскоре Василий Порфирьевич узнал, что в ПДО появился ещё один шутник. Иван Костогрыз записал на свой смартфон видео, на котором Василий Порфирьевич заснул на несколько мгновений, слушая выступление Чухнова во время совещания с сотрудниками бюро МСЧ, которое он собрал в комнате 218. И теперь Костогрыз показывал это видео всем сотрудникам ПДО.
«Наверное, мне бы стоило обидеться... – размышлял Василий Порфирьевич. – Но, с другой стороны… Меня впервые кто-то снимает на видео, я, можно сказать, становлюсь популярным... Пусть это не совсем обычная популярность, но всё же… Раньше я никому не был интересен, меня все ненавидели, потому что считали бездельником. К тому же я не первый, над кем посмеялись таким образом: первым был заснувший в диспетчерской Самокуров, которого снял Булыгин и выложил видео в интернете. Хорошо ещё, что Костогрыз хоть в интернет видео со мной не выложил... А может, всё-таки выложил?.. По крайней мере, я зафиксировал неопровержимый факт: в нашем отделе стало на одного шутника больше. Что бы это могло значить?»
Когда Рогуленко взяла отгул, Костогрыз пришёл в комнату 221 и сказал Морякову:
- Сегодня нам можно стучать ложкой по кружке, размешивая чай...
- Значит, тебе она тоже сделала замечания? - удивился Василий Порфирьевич.
- Конечно! А я ей ответил: «Я не виноват, что у кого-то нервы не в порядке!» Она мне на это ничего не ответила...
После слов Костогрыза Василий Порфирьевич понял, почему в последнее время, заходя в комнату 218, он видел, что Рогуленко слишком «увлеченно» смотрит в монитор компьютера, не обращая внимания на вошедшего. Раньше она была хозяйкой в комнате 218, а теперь ей дали отпор. Видимо, она не оценила должным образом общение, которое имела в лице Морякова, и теперь наказана за это. Когда подобное замечание по поводу беззвучного размешивания чая она делала Морякову, он не отвечал ей, потому что трёхлетнее общение с Королёвой приучило его не вступать в конфликты, потому что он понял, что война — это не его природная сущность. Если какой-нибудь человек должен быть наказан за агрессию против Морякова, то на место Василия Порфирьевича придёт другой человек, который исполнит роль палача. И Костогрыз это доказал. Бумеранг, который запустила Рогуленко, вернулся, и она получила своё.
В БОП заглянул Самокуров и спросил:
- Кто-нибудь видел Емелина?
Грохольский ответил в свойственной ему манере:
- Мы бы и тебя не увидели, если бы ты не зашёл!
Самокуров спросил у Морякова:
- Василий Порфирьевич, как Вы выживаете в этой атмосфере цинизма?
- Это здоровый цинизм! - парировал Грохольский.
«И в самом деле, - подумал Василий Порфирьевич, - именно здесь моё артериальное давление стало приходить в норму. Выходит, здоровый цинизм Грохольского пошёл мне на пользу».
- Вас надо к нам, в диспетчерскую, чтоб не теряли навыки, - сказал Самокуров и вышел.
Как только Самокуров вышел, Василий Порфирьевич вдруг понял, почему ему нельзя быть ночным дежурным по заводу, хоть это и очень заманчивая должность. Общение, которое он имеет на заводе, создало в его сознании огромную нишу, и если он станет ночным дежурным, то эта ниша будет пустовать, но никуда не денется, она будет постоянно подпитываться при каждом его дежурстве и будет по-прежнему занимать значительную часть его воображения. Только уход на пенсию полностью очистит эту нишу и уничтожит созданный стереотип, поскольку он уже не будет подпитываться дополнительными эмоциями.
* * *
Королёвой не было, она снова заболела, и Пешкин опять оказался в центре внимания: он распределял новые компьютеры и выдавал перлы, которые Хан разносил по всему отделу.
Самокурову дали новый компьютер, Личинкиной тоже дали новый компьютер, и Василий Порфирьевич был единственным в отделе, у кого остался старый компьютер и монитор, принесённый из дома. Это было неприятно… Но это обстоятельство отрезвляло его, мешало полностью отождествить себя с работой и вынуждало менять некоторые свои решения. Например, Василий Порфирьевич хотел поработать в субботу, чтобы разобраться с горой нарядов и накладных, но теперь, после проявленной к нему несправедливости, ему уже расхотелось стараться ради производства, которое не способно обеспечить его нормальными условиями труда. В комнате 218 ему трудно было отказаться от работы в выходные дни, поскольку он был на виду, а в комнате 221 он был более свободным, и ему было легче отказаться от работы по субботам. Он начал учиться пользоваться своей свободой, которая нужна ему для личной жизни.
Василий Порфирьевич решил, что ему иногда полезно вспоминать и о том, что он уже пенсионер, а пенсионеру надо беречь своё здоровье, а не работать по субботам.
Ещё одним определяющим фактором его поведения была зарплата. Гайдамака упорно держал зарплату Василия Порфирьевича на одном уровне, невзирая на замещение Кондратьевой. Этим он давал понять, что доля участия Василия Порфирьевича, как пенсионера, в производстве жёстко ограничена, начальник не позволял ему забыть о том, что он уже пенсионер, то есть старик, и Василий Порфирьевич не сомневался, что он делает это умышленно.
А тем временем состоялось собеседование Дениса Петрова с Главным инженером Ларионовым, исполняющим обязанности Генерального директора, и Дениса утвердили на должность временно исполняющего обязанности начальника трубомедницкого цеха на пять месяцев… И когда это произошло, Василий Порфирьевич невольно вспомнил слова Королёвой: «Я решила написать на имя Генерального директора Крутова докладную записку с жалобой на Гайдамаку и собрать на ней подписи начальников цехов. Но мудрый начальник трубомедницкого цеха предложил написать служебную записку на имя исполняющего обязанности Директора по производству Гайдамаки с жалобой на Начальника ПДО Гайдамаку - и посмотреть на его реакцию. Я так и сделала. Гайдамака почитал служебную записку и пообещал заняться этим вопросом». Теперь Василию Порфирьевичу стало понятно, почему Денис стал начальником трубомедницкого цеха, а не какого-то другого: «Гайдамака пообещал Королёвой заняться этим вопросом – вот он и занялся, и теперь „мудрый начальник трубомедницкого цеха“ стал простым строителем заказов. Гайдамака никому не прощает обиды, и у него для этого есть мощный ресурс – „ручной“ Директор по производству Елистратов… Которому Королёва „написала“ дипломную работу».
После назначения Дениса исполняющим обязанности Начальника трубомедницкого цеха Начальником бюро МСЧ стал Лёня Парамошкин, у которого было иное, чем у Дениса, отношение к своим обязанностям. Денис требовал от Василия Порфирьевича, чтобы он более требовательно относился к сборочно-достроечному цеху фирмы «Машиностроение», Василий Порфирьевич стал строже относиться к цеху, они пожаловались Лёне, и новый Начальник бюро МСЧ сказал ему, чтобы он не препятствовал цеху. Василий Порфирьевич сначала разозлился на сотрудниц цеха и уже хотел было строго спросить с них за невыполненные наряды... И вдруг он понял, что, под руководством Дениса, уже обрёл имидж строгого планировщика... Но теперь, когда его начальником стал молодой и неопытный Лёня, он может позволить себе немного расслабиться, и ему уже не надо быть слишком строгим с сотрудницами цехов. Василий Порфирьевич старался не отождествлять себя с работой, и обстоятельства помогали ему в этом. Он перестал требовать от цехов выполнения плана так же жёстко, как это делал его предшественник Булыгин, потому что фирма «Машиностроение» деградировала на глазах, и все это понимали.
Приход Лёни Парамошкина к власти в бюро МСЧ говорил ещё и о том, что детская боль души Василия Порфирьевича стала гораздо меньше, чем в тот период, когда рядом с ним работала «полусумасшедшая» Королёва. Детская душевная боль, болезненная привязанность к состоянию несчастья и ощущение себя в роли жертвы - это постоянное ожидание человеком, что его непременно должны обидеть. Это душевная рана, которую человек старается защитить от других людей упреждающей агрессией. Душевная рана Василия Порфирьевича была такой огромной, что заслоняла чужие душевные раны и не позволяла ему видеть их. Как только его душевная рана уменьшилась, он начал видеть чужие душевные раны.
Но вскоре молодой начальник Василия Порфирьевича проявил себя с неожиданной стороны. Однажды, когда в работе было затишье, Василия Порфирьевича стал одолевать сон, и когда он на несколько мгновений заснул, вошёл Лёня и, увидев, что Василий Порфирьевич закрыл глаза, громко, чтобы все услышали, пошутил:
- Доброе утро, Василий Порфирьевич!
Василий Порфирьевич мгновенно проснулся, ему стало очень стыдно за свою слабость… И он нисколько не сомневался, что Лёня, вернувшись в комнату 218, с удовольствием расскажет всем, что Василий Порфирьевич спит на работе… Не потому, что Лёня плохой, просто здесь так принято: Грохольский разносит сплетни про всех, Хан разносит сплетни про всех… Здесь принято всех веселить. Булыгин уволился… Но дело его живёт.
И вдруг Грохольский стал защищать Василия Порфирьевича:
- Мы сидим на месте, значит, работаем, а молодёжь вечно болтается чёрт знает где и мелет языками без устали!
И он уже не впервые заступился за Василия Порфирьевича. Во время последнего корпоратива, когда кто-то намекнул на то, что Василий Порфирьевич слишком мало работает на заводе — всего лишь семь лет - он возразил:
- Зато Порфирьич на других заводах потрудился немало!
Василию Порфирьевичу было приятно, что циник Грохольский его защищает, поэтому сам старался не выпячивать свои амбиции: пусть говорят всё, что хотят.
* * *
В конце октября сотрудники ПДО собрались в комнате 218 и поздравили Рогуленко, которой исполнилось 65 лет, с юбилеем. В ответном слове она сказала, что ей пора уходить на пенсию, но она ещё немного поработает, и все к этому уже давно привыкли. Сразу после поздравления она взяла Парамошкина, Костогрыза и Грохольского, и они на машине Парамошкина поехали в магазин за продуктами для праздничного стола.
«Почти как в советское время», - невольно отметил Василий Порфирьевич.
В ожидание празднования юбилея Рогуленко, в отделе до обеда наступило затишье в работе не только у Василия Порфирьевича, но и у всех остальных сотрудников. Грохольский заказал пропуск своему бывшему партнёру по «шуткам» Булыгину, но начальник Отдела режима не подписал заявку. Тогда Рогуленко обратилась за помощью к Главному инженеру Ларионову, исполняющему обязанности Генерального директора, который прекрасно знал её, старейшего работника завода, и тот дал команду пропустить Булыгина.
В обед все пили за здоровье Рогуленко, и когда выпили уже достаточно, чтобы языки развязались, Чухнов официально признал, что «место у параши», на котором Василий Порфирьевич сидел в комнате 218 - проклятое место. Теперь на этом месте сидел новый сотрудник бюро МСЧ Костогрыз.
За праздничным столом Василий Порфирьевич не упустил возможность поговорить с пенсионером Булыгиным, и тот признался, что у него пенсия 11 700 рублей.
- Неужели тебе хватает этих денег? – спросил Василий Порфирьевич, чья пенсия была не намного больше – 12 000 рублей.
- Мне вполне хватает этих денег, и я не собираюсь нигде подрабатывать, потому что уверен в том, что можно прожить на пенсию, - ответил Булыгин.
- Но тебе, наверное, не хватает общения, которого ты лишился? - спросил Василий Порфирьевич.
- Нет, я не страдаю от потери привычного общения, которое у меня было на производстве, - ответил Булыгин. - Мне вполне достаточно общения с женой, сыном и внуками.
Василию Порфирьевичу сначала показались странными слова Булыгина... Но ведь в его жизни были периоды, когда он сидел дома, не испытывая никакой потребности в общении. А сейчас, наоборот, он не может находиться в равновесии без общения. Это была проблема, которую Василию Порфирьевичу предстояло решить перед уходом на пенсию.
Он дал Булыгину адрес своей электронной почты, чтобы тот прислал ему видео, записанное на юбилее Рогуленко.
После корпоратива Грохольский и Полянский не могли успокоиться, потому что оставалось ещё много водки. Они постоянно «дежурили» в комнате 218, и когда сотрудники цехов приходили поздравлять Рогуленко, они тоже участвовали во всех поздравлениях. В конце дня Полянский, который уже едва стоял на ногах, зашёл в комнату 221 и сказал Грохольскому, с трудом шевеля языком:
- Егор... Ты упустил свой шанс... Пять минут назад я ещё хотел выпить… А сейчас уже не хочу... Ну, ничего, оставим на завтра...
- Какое завтра? О чём ты говоришь? - возмутился Грохольский и буквально потащил Полянского допивать водку Рогуленко.
Полянский попытался сопротивляться:
- Давай оставим на завтра... Представляешь, завтра придём на работу, а у нас уже есть!.. Так хорошо будет... Так душевно…
- Сан Ваныч, ты в своём уме? У нас так дела не делаются! Нет, водка не должна остаться! - закричал Грохольский и потащил Полянского в комнату 218.
Вечером Булыгин прислал Василию Порфирьевичу фото и видео корпоратива.
На следующее утро Грохольского, который всегда приходил на работу около 7 часов, на рабочем месте не оказалось. Чуть позже Грохольский позвонил Хану и сообщил, что вчера вечером он упал и сломал правую руку. Это произошло за несколько дней до его дня рождения.
- В прошлом году как раз перед днём рождения Егору Анастасиевичу сделали операцию! - вспомнила Кожемякина, услышав неприятную новость.
«Мне кажется, что в этих совпадениях что-то есть, - подумал Василий Порфирьевич. - Наверное, это предупреждение Грохольскому, что он слишком много пьёт. В прошлом году это предупреждение сработало, и он какое-то время ограничивал себя в выпивке. Но сейчас он снова утратил контроль».
- Только вы там не смейтесь надо мной, - жалобно попросил Грохольский Хана.
- Ну-у, этого я Вам пообещать не могу... - честно ответил Хан и тут же побежал сообщать новость всему отделу.
И в этот момент Василий Порфирьевич понял, что совершенно неосознанно стал копировать манеру общения Хана. Теперь он, как и Хан, свободно ходил в другие комнаты, выпытывал там разные новости и, входя в комнату 221, с порога выкладывал их, стараясь развеселить обитателей комнаты 221. Он уже почувствовал, что подобная свобода в общении помогла ему избавиться от прежнего стереотипа, который довлел над ним, когда он сидел рядом с «полубезумной» Королёвой… Но когда «молодой сцыкун» Лёня Парамошкин, увидев, что Василий Порфирьевич, как говорится, «заснул за рулём», пошутил, чтобы повеселить публику: «Доброе утро, Василий Порфирьевич!» - самому Василию Порфирьевичу в этот момент было не до шуток. А ведь Лёня тоже копировал манеру общения Хана. И Грохольский вёл себя так же, как Хан: входя в комнату, с порога сообщал какую-нибудь сногсшибательную новость, «героем» которой становился кто-нибудь из его сослуживцев… Как, например, Гниломедов, над которым все открыто потешались. Василий Порфирьевич тоже потешался над Гниломедовым… Но Лёня продемонстрировал, что потешаться всем отделом можно и над Василием Порфирьевичем, а это уже было неприятно. Он понимал, что сотрудники отдела играют в одну из многочисленных игр, которые описаны в учебниках психологии. Суть этой игры заключается в следующем: когда, например, собирается женская компания, то женщины с большой долей вероятности будут обсуждать своих непутёвых мужей, чтобы представить самих себя в лучшем свете. А если какая-то женщина начнёт хвалить своего мужа и утверждать, что у неё всё прекрасно, то эту женщину не станут долго терпеть в подобной компании.
Нечто подобное стало происходить в ПДО с появлением Хана, в подобную игру с огромным энтузиазмом включились молодые профаны, чтобы этой игрой отвлечь внимание от своего непрофессионализма.
Хан стал подшучивать над Гниломедовым после того, как тонко уловил недовольство своего начальника Грохольского, который заявил: «Это чудо везде лезет!» Грохольский доверил Хану лишь ту мизерную долю своих профессиональных знаний, которые позволяли молодому инженеру более-менее сносно исполнять свои служебные обязанности… А он уже возгордился, возомнил себя великим профессионалом, которому позволено насмехаться над незадачливыми сослуживцами! В эту игру включился и Лёня Парамошкин, который решил, что его стремительный карьерный рост является неопровержимым доказательством его профессионализма, и теперь он может высокомерно подшучивать над пожилыми бесперспективными сослуживцами.
Но Василий Порфирьевич, наблюдая, с каким азартом включились в игру «молодые сцыкуны», понял, что ему в этой игре участвовать не надо, потому что она может завести игрока в опасные дебри, из которых потом невозможно будет выпутаться.
Хан постоянно рассказывал какие-нибудь смешные истории, и среди этих историй уже несколько раз со смехом рассказал, какая смешная у него мать:
- Вы представляете: на улице уже ночь, а она копает картошку при свете лампы! Я в два часа ночи вышел из дома и увидел, что она продолжает копать! Я спрашиваю: «Мама, ты что делаешь? Ложись спать!» А она отвечает: «Я ещё поработаю, пока светло...» - и он засмеялся, приглашая сослуживцев вместе с ним посмеяться над его смешной матерью. - А вчера я готовил плов для сегодняшнего корпоратива, и мама спрашивает: «Рудик, что тебе приготовить на работу?» Представляете? Я ей отвечаю: «Не беспокойся, мама, я пойду в столовую». У неё просто мозги заклинило!
Хан засмеялся, и Кожемякина с Кондратьевой радостно засмеялись вместе с ним, им очень нравилось, что Хан рассказывал про свою мать такие смешные истории.
Василий Порфирьевич, по замыслу Хана, тоже должен был посмеяться над матерью Хана, у которой «просто мозги заклинило»… Но он почему-то не мог смеяться. Вместо смеха он удивлялся вопиющему факту, что ни «молодой сцыкун» Хан, ни зрелые женщины Кожемякина и Кондратьева — не были в состоянии понять, что после смерти любимого мужа, кормильца семьи, мать Хана, очень вероятно, находилась в сильном стрессе, она не могла спать, поэтому старалась изнурить себя тяжёлой работой. У Хана, как и у всех молодых эгоистов, напрочь отсутствовало сострадание, и он в своём желании подчеркнуть свои способности был готов унизить даже мать.
Когда в бутыли закончилась вода, и Василий Порфирьевич поставил на стол полную бутыль, Хан сделал ему замечание:
- Василий Порфирьевич, Вы продолжаете корчить из себя молодого - таскаете бутыли?
Хан всегда говорил Василию Порфирьевичу, чтобы он не таскал бутыли с водой, и поначалу Василий Порфирьевич млел от счастья, что молодой человек так заботится о его здоровье… Но вскоре он понял, что подобная «забота» может быть ещё и публичным намёком на его старость и немощность. Гремучая смесь узбекских и корейских генов давала о себе знать.
«Хан насмехается над матерью, поэтому он очень востребован в коллективе, - подумал Василий Порфирьевич. — Когда меня в комнате нет, он насмехается надо мной, и это тоже нравится сослуживцам. А я ни над кем не насмехаюсь, и сослуживцы считают меня чужаком».
Хан продолжал всех веселить, но с некоторых пор Василий Порфирьевич стал улавливать в его шутках нотки превосходства над собеседниками, и особенно над Гниломедовым, который, если честно, своим поведением давал много поводов для этих шуток. Эта была очень заразительная игра, Кожемякина и Кондратьева охотно поддерживали Хана. Василий Порфирьевич считал, что нет ничего плохого в том, что человек любит себя и гордится своими успехами, такая любовь самодостаточна, и она никому не вредит. Хан явно любил себя, даже не будучи профессионалом в работе, и это было качество, которому Василий Порфирьевич мог бы позавидовать. Но если у человека, в силу каких-то причин, возникает завышенная самооценка, которая становится причиной презрительного отношения к чужим слабостям и недостаткам, то любовь к себе превращается в самолюбие, а гордость превращается в тщеславие. И Василий Порфирьевич видел, что нечто подобное происходит с Ханом. Поэтому его задача теперь была в том, чтобы, видя высокомерное поведение молодого сослуживца, самому не вовлекаться в эту опасную игру. Опасность этой игры заключалась в том, что её участники не могли чувствовать себя в безопасности с новым членом коллектива, пока не обнаруживали у него какой-нибудь изъян, который давал бы им моральное превосходство над ним и укреплял их позиции на обжитой ими территории. Если члены игры не могли обнаружить у новичка какой-нибудь изъян, то они всегда видели в нём не источник общения, а источник угрозы. Гниломедов и Хан были новыми членами коллектива комнаты 221, но самым «новым» членом был всё-таки Василий Порфирьевич.
* * *
В конце октября вышел приказ Генерального директора, в котором Василию Порфирьевичу была объявлена благодарность в связи с празднованием Дня Судостроителя. Он решил, вместо созерцания в гордом одиночестве вывоза заказа из эллинга, организовать корпоратив по случаю благодарности, и в результате получилось так, что он, в отсутствие Грохольского, у которого сломана рука, стал организатором празднования в отделе Дня Судостроителя, который был утверждён в России впервые. В 10 часов Василий Порфирьевич пошёл за продуктами для корпоратива, в это время ему позвонил Грохольский, спросил, что ещё надо купить, и они договорились, что Грохольский купит сок, а Василий Порфирьевич - всё остальное.
В обед сотрудники отдела отметили День Судостроителя, Василия Порфирьевича поздравили с наградой, и всё получилось прекрасно. Когда всё закончилось, Василий Порфирьевич почувствовал огромное облегчение. Для него профессия судостроителя имела важное значение. Он много раз пытался избавиться от неё, поскольку она требовала очень жёсткого режима работы и распорядка дня, но обстоятельства заставляли его вернуться в избранную профессию, и она неизменно спасала его от кризисов и депрессий.
Несмотря на то, что обеденный перерыв закончился, корпоратив продолжился. В конце дня в комнату 221 пришёл подвыпивший Гайдамака и сказал, что Василий Порфирьевич заслуженно получил награду. «Значит, именно для того, чтобы получить официальное признание, я вынужден был замещать всех, кого только можно, - решил Василий Порфирьевич. – Этими дополнительными усилиями я наверстал то время, которое упустил, пытаясь найти себя вне судостроения».
В этот день Василий Порфирьевич был в центре внимания, он без стеснения трижды брал слово для тоста и говорил столько, сколько считал нужным.
Спустя два дня Денис, Лёня и Костогрыз организовали совместный корпоратив по случаю своих новых должностей. Если ещё недавно Василий Порфирьевич выпивал во время застолья столько спиртного, сколько ему наливали, то теперь, наблюдая, как его сослуживцы выпивали всё, что им наливали, он старался выпивать из налитого не больше двух-трёх глотков. Хан раньше вообще не пил из-за того, что приезжал на работу на машине, а в последнее время всё больше стал брать на себя роль тамады, всё больше отождествляя себя с этим стереотипом. В этом он соревновался со своим начальником Грохольским. Глядя на него, Василий Порфирьевич как будто смотрел в зеркало, поэтому заведомо отказался соревноваться с ним в этом сомнительном деле. Василий Порфирьевич участвовал в корпоративах несколько отстранённо, стараясь не напиваться, а наблюдать за сослуживцами и анализировать происходящее, поэтому перестал отождествлять себя с этим стереотипом. У него из головы не выходила мысль известного психолога Эрика Берна: «К сожалению, ещё есть дети, которые растут в семьях, где отцы много работают и много пьют. Тяжелая работа — это способ у этих людей заполнить время между выпивками. Но выпивка может препятствовать работе, ведь алкоголь — это проклятие для рабочего человека. С другой стороны, работа мешает выпивке. Работа — это проклятие пьющего человека. Следовательно, в этом случае выпивка и работа препятствуют друг другу. Если выпивка — часть жизненного сценария человека, то работа — антисценарий».
Здесь было над чем подумать Василию Порфирьевичу. Ведь он вырос в семье, в которой, можно сказать, вообще не пили. А он в молодости пристрастился к выпивке, и у него даже было желание убедить себя в том, что вино очень полезно для здоровья. Получалось, что, пристрастившись к выпивке, он выражал неосознанный протест против стереотипа непьющего человека, навязанного ему родителями. Но его детская зависимость от родителей давно прошла, он вполне осознанно отказался от чрезмерной выпивки, в этом ему помогло повышенное давление, и теперь оно всегда будет стоять на страже.
В начале ноября Грохольский, больничный которого ещё не закончился, пришёл к обеду, и в обед сослуживцы поздравили его с днём рождения. Гайдамака, поздравляя Грохольского, не упустил возможности сообщить ему нечто «приятное»:
- Наша молодёжь мужает и крепнет... Пока Егор Анастасиевич болеет, Гниломедов сделал неплохой отчёт… Очень неплохой отчёт! И теперь Егор Анастасиевич может спокойно отдыхать в отпуске.
Но начальнику не удалось ввести своих подчинённых в заблуждение: все прекрасно видели, что Грохольский каждый день приходил в гипсе на работу и постоянно консультировал Гниломедова… Не доверяя ему своих главных секретов.
Потом все выпили за здоровье Грохольского. Стол был скромный, но всё равно всем было очень хорошо. Василий Порфирьевич сказал тост:
- Егор Анастасиевич больше, чем кто-либо другой, достоин повышения! – и все с ним согласились.
В этот день Василий Порфирьевич по собственной инициативе взял на себя обязанности тамады: он давал слово другим и сам произносил тосты. Он был уверен в своей правоте, и это право дала ему избранная в молодости профессия судостроителя, которая снова признала его своим. У него теперь была настоящая работа, которая получила всеобщее признание, и это всеобщее признание давало ему право быть уверенным в себе.
Вскоре сотрудники ПДО получили расчётные листки, и они мало кого порадовали.
- Моя зарплата уменьшилась! - пожаловался Хан. - И я подозреваю, что эти деньги Гайдамака заплатил Емелину.
- Моя зарплата тоже уменьшилась, - сказал Гниломедов, - причём, довольно значительно уменьшилась.
Василию Порфирьевичу начальник уменьшил премию на 1 000 рублей, и он тоже не стал этого скрывать.
Хан подвёл итог:
- Короче, начальник всем уменьшил зарплату, даже своему любимчику Мусе!
В пятницу в работе образовалось некоторое затишье, и Василий Порфирьевич решил немного расслабиться: до обеда у него было игривое настроение, он шутил и общался в обеих комнатах – 218 и 221... Но после обеда он вдруг осознал, что Хан начал разговаривать с ним довольно высокомерно, словно Василий Порфирьевич - это Гниломедов, над которым он постоянно издевался.
- Гайдамака в понедельник уходит в отпуск, - рассказывал Хан, все его внимательно слушали, и он был в центре всеобщего внимания. - А в следующий вторник он едет в Италию.
У Василия Порфирьевича был не очень тонкий слух, он не расслышал последние слова Хана, поэтому переспросил у него... И Хан, уже войдя в роль литературного героя Василия Тёркина, обрадовался удачному случаю и тут же начал глумиться над ним под общий хохот присутствующих в комнате:
- Василий Порфирьевич! Специально для Вас я отмечаю в календаре дни, когда Гайдамака будет в отпуске! - и он красным маркером демонстративно выделил в своем календаре эти дни.
- А ты ему письмо напиши! - пошутил Грохольский, и Хан тут же подхватил: - Да, Василий Порфирьевич, давайте я Вам письмо напишу на случай, если Вы до сих пор ещё не поняли!
Настроение Василия Порфирьевича резко ухудшилось, потому что поведение «молодого сцыкуна» было слишком оскорбительным для него: «Хан уже стал позволять себе насмешки над пожилым человеком, высмеивая его физические недостатки, - удивлённо размышлял он. - А чего же ещё можно ожидать от человека, который публично высмеивает свою мать, не обращая внимания на горе, которое на неё свалилось?»
Василий Порфирьевич понял, что ему придётся менять своё поведение, поскольку этот случай показал, что игривое поведение его молодых сослуживцев очень легко и незаметно может перейти в высокомерие, как это произошло у Хана. Справедливости ради, он вспомнил, как в прошлую пятницу во время корпоратива ради развлечения пьяной компании точно так же поглумился над Полянским, чего тот никак не заслуживал. Это воспоминание навело его мысль, что он наказан Ханом по заслугам… Но что же дальше? Его глумление над Полянским было неосознанным, но сегодня, когда Хан точно так же публично поглумился над ним, он осознал свою ошибку и понял, что его природа не позволяет ему презрительно относиться к людям, и он понимает, что это очень вредное качество. Василий Порфирьевич уже достиг своей цели – он стал своим не только в комнате 221, но и во всём отделе, и теперь может поберечь энергию для себя. Хан дал ему понять, что ниша шута уже занята, ему удалось вытеснить из этой ниши самого Грохольского, и Василию Порфирьевичу незачем ломиться в эту нишу. Хану роль шута очень нужна, чтобы, глумясь над незадачливыми сослуживцами, скрыть от них недостаток профессионализма. А Василий Порфирьевич должен идти другим путём – повышать свой профессионализм, теперь уже в планировании изделий МСЧ. Василий Порфирьевич свободен от необходимости быть шутом из чувства вины перед сослуживцами за отсутствие профессионализма, и теперь может позволить себе быть самим собой.
Хан своей выходкой показал, что он относится презрительно не только к Гниломедову, но и ко всем остальным людям, в том числе и к своей убитой горем матери. «Презрение - это очень заразная болезнь, - сделал вывод Василий Порфирьевич, - и если ты позволяешь себе относиться презрительно только к одному человеку, то, незаметно для себя, ты и ко всем остальным людям тоже будешь относиться презрительно. Нельзя относиться к разным людям избирательно, ко всем надо относиться одинаково, и относиться к другим людям надо точно так же, как ты относишься к самому себе». В этот момент Василий Порфирьевич понял, что, вопреки стараниям Хана, он должен относиться к Гниломедову так же уважительно, как к самому себе… Или хотя бы не презирать его.
Василий Порфирьевич продолжил свои размышления, и они привели его к пониманию причины неконтролируемой агрессии «молодого сцыкуна» против него: «Гайдамака объявил мне благодарность в приказе Генерального директора, это, похоже, сильно задело амбиции Хана, и он воспринял это как вызов. Наверняка Хан считает, что он, молодой и перспективный, больше, чем я, пенсионер, достоин благодарности, хотя работает на заводе, как говорится, „без году неделю“. Не сомневаюсь, что амбиции Хана очень умело подпитывает Гайдамака — и высокой зарплатой, и ежедневным участием в совещаниях. Значит, Ханом сегодня руководила зависть, и теперь я понимаю смысл загадочных слов Гайдамаки, произнесённых 8 Марта: "Клуб завистников в полном составе"».
В лице Хана Василий Порфирьевич увидел человека, который стремится подчеркнуть своё превосходство над другими людьми. Наверное, для этого существует несколько способов, но Василий Порфирьевич знал только два способа. Первый способ - каждый день без устали всем твердить, что ты самый умный, самый красивый, самый сильный, самый богатый, самый достойный из всех. Этим и занимается Королёва. Хан тоже старается подчеркнуть своё превосходство, но при этом он себя не хвалит, как Королёва, зато очень талантливо выпячивает недостатки других людей.
Когда в комнату 221 пришёл Лёня, он завёл разговор с Ханом о плане декабря, и Лёня сказал:
- У нас, в бюро МСЧ, план будет 29 декабря!
Хан мгновенно прицепился к его словам, он не поленился напечатать и повесить во всех комнатах плакат со словами Лёни: «План у нас будет 29 декабря! Начальник бюро МСЧ Парамошкин».
Эта выходка была очень похожа на майскую злую выходку Булыгина, и, конечно, в этом поступке Василий Порфирьевич тоже усмотрел зависть Хана к карьерному росту Лёни. Поскольку Хан особо выделил слова: «Начальник бюро МСЧ Парамошкин», - то в этих словах криком кричала его зависть к Лёне, который, едва устроившись на работу, уже стал начальником бюро. Развесив плакат во всех комнатах отдела, Хан растиражировал свою зависть… Чтоб никто не сомневался.
Анализируя поведение Хана, Василий Порфирьевич как будто увидел в зеркале своё собственное поведение в молодости. Он всегда чувствовал свои способности, поэтому высокомерно относился к людям. Несомненно, Хан тоже ощущал свои способности, поэтому старался конкурировать с Василием Порфирьевичем в исполнении роли тамады, а с Грохольским в выпивке… Но именно в этом и заключается момент истины, и главный вопрос состоит в том, какие способности человека при этом раскрываются. В этом Василий Порфирьевич увидел огромную разницу между собой и Ханом. Василий Порфирьевич, исполняя роль шута, старался в своём шутовстве не унижать человека, а у Хана так не получалось, у него не было таких способностей, и он мог исполнять роль шута только тогда, когда появлялась возможность унижать других людей.
Василий Порфирьевич проанализировал своё поведение, сделал необходимые выводы, перестал конкурировать с Ханом в стиле общения… И их отношения начали налаживаться… Но это уже были совершенно другие отношения. Хан в последнее время стал не таким активным, как прежде, потому что Василий Порфирьевич перестал подпитывать его амбиции, когда реагировал на его шутки или когда обращался к нему: «Рудик, ты у нас всё знаешь!» - и задавал ему свой вопрос. Василий Порфирьевич перестал обращаться к Хану с вопросами по темам, в которых тот прекрасно разбирался - по машинам, по компьютерам, по телефонам и т. п. Василий Порфирьевич оставил амбиции Хана на голодном пайке, и молодой всезнайка чувствовал себя уже не так уверенно, как прежде.
Сам Василий Порфирьевич теперь был несколько замкнут в общении, не принимал участия в обычных шутках и розыгрышах Хана и Грохольского, потому что общаться, как прежде, он уже не мог, а новую, более сдержанную форму общения ещё не выработал. Однажды, когда Василию Порфирьевичу было нехорошо от расстройства пищеварения, и он почти не общался с сослуживцами, в самом конце дня все заговорили о вкусной, но совершенно вредной для организма пище, и Грохольский сказал:
- Что-то Василий Порфирьевич никак не отреагировал...
- Я отравился! - признался Василий Порфирьевич, и это позволило ему до конца недели выдержать более сдержанный стиль поведения… А там будет видно.
Василий Порфирьевич старался тратить на эмоции меньше энергии, особенно после урока, который преподал ему Хан. Вскоре Хан снова произнёс какую-то бестактность в адрес Василия Порфирьевича, но он не расслышал, что сказал шутник, а переспрашивать, понятное дело, не стал. Хан позволял себе подобные «шуточки» только потому, что в своё время Василий Порфирьевич дал ему повод, он слишком поддался его шутливому тону, стал соревноваться с «молодым сцыкуном» в остроумии. А теперь Василий Порфирьевич со всей очевидностью понимал, что это качество очень часто подводило его в жизни, поэтому ему и был дан Хан, чтобы он, терпя его нападки, навсегда отказался от дурной привычки быть шутом. Особенно показательным был случай из его молодости, когда Борис, коллега по работе на Балтийском заводе, пригласил его в гости. Жена и тёща Бориса накрыли очень вкусный стол, а когда они вкусно покушали, Борис стал подшучивать над тёщей… И Василий Порфирьевич, поддавшись на эту провокацию, стал соревноваться с ним в остроумии, насмехаясь над женщиной, которую он совсем не знал. И теперь, когда Василий Порфирьевич вспомнил этот случай, ему стало очень стыдно.
Грохольский на удивление спокойно реагировал на весь словесный понос Хана, который, к слову сказать, уже стал позволять себе насмешки над самим Грохольским — своим начальником. Василий Порфирьевич не знал, насколько Хан вырос как профессионал, но в вопросе глумления над окружающими его людьми он очень быстро прогрессировал. Однажды он, ни с того ни с сего, завёл с Грохольским странный разговор:
- Егор Анастасиевич, а как Вы думаете, согласится ли Полянский выпить, если ему сейчас предложить?
Грохольский не нашёлся, что ему ответить, потому что Хан завёл разговор о его собутыльнике, и ответ на этот вопрос ставил и его самого в неловкое положение. А Хан начал этот провокационный разговор потому, что обнаружил слабость Полянского, обратил на это внимание остальных сослуживцев… И сослуживцы находили это смешным, охотно поддерживали насмешки «молодого сцыкуна» над профессионалом Полянским… Которому уже 65 лет. Когда в комнату 221 пришёл сам Полянский, Хан «доверительно» сообщил ему о своём споре с Грохольским, и Полянскому стало неловко. Так Хан поступал со всеми, и делал он это для того, чтобы всегда быть в центре внимания… В лучах рампы… Своим поведением он подтверждал закон: «Получить нечто большее, чем у других людей, можно только за счёт других людей».
Но у Василия Порфирьевича было подозрение, что не только любовь к славе руководила Ханом. Своим поведением, даже не осознавая этого, он пытался доказать всем, что он более достойный кандидат на замещение Грохольского, чем Гниломедов: он более остроумный, он более общительный, он умеет организовывать корпоративы, именно его больше любит Грохольский... Но Василий Порфирьевич был уверен, что Хан выбрал не ту аудиторию: всё это он должен доказывать Начальнику ПДО, а не сослуживцам. Гниломедов, хоть и слишком проникся важностью своей миссии, всё же более серьёзно относился к работе. Когда он замещал Грохольского, то с цехами разговаривал очень строго: «Я, как исполняющий обязанности Начальника БОП, могу заставить любой цех...» - и все смеялись над ним. Он вёл себя тупо, примитивно... Но зато очень серьёзно. Гниломедов не был шутом.
В какой-то момент Василий Порфирьевич вдруг понял, что Хан очень похож на него, когда он работал рядовым технологом на Балтийском заводе. Он сразу взялся реализовать свои личные качества и способности, а работу просто игнорировал, считая её скучной и неинтересной. И у него возник перекос в восприятии реальности: когда умер директор завода, он всерьёз думал, что именно он самый достойный кандидат на эту должность.
Senex. Книга 2. Глава 4
© Copyright: Вячеслав Губанов, 2025
Свидетельство о публикации №225100200628
Свидетельство о публикации №225100200628
Рецензии