Соломея 22-26 главы черновик

       22 глава
Четыре дня потребовалось Соломее и Пенелопе, чтобы привести чудом спасенного Юлия в относительно приличную форму. Благодаря слаженной работе двух юных служительниц медицины и магии, здоровье юноши улучшалось буквально с каждым часом. Рана затягивалась, общая слабость, вызванная большой потерей крови, почти уже не давала о себе знать. Тело неудавшегося самоубийцы постепенно возвращалось к жизни, тело, но не душа…
Он по-прежнему был угрюм и мрачен, неохотно отвечал на вопросы своих благодетельниц, а иногда и вовсе игнорировал их. Пепа злилась и обещала через пару дней выставить неблагодарного пациента вон из своего дома.
- Да, да, курс лечения закончится, и топай себе на все четыре стороны! Если хочешь, могу даже веревку покрепче подарить с куском мыла в придачу, у меня, кстати, есть один кусочек такого вонючего мыла, что тебе наверняка понравится! Только смотри, сук, на котором вешаться будешь, покрепче выбери, а то еще сломается невзначай, потом возись с тобой опять!
Соломея только усмехнулась, услышав эту эмоциональную тираду подруги из-за закрытой двери чердачной комнаты старенького двухэтажного домика Пенелопы. Опять воюют!
- Что за шум, а драки нет? – поинтересовалась она вместо приветствия.
- Да не был бы он ранен, так бы и пристукнула, - в сердцах выдала подружка. – Есть не хочет! Вчера не ужинал, и сегодня от завтрака отказался! Я ночей не сплю, на ноги его пытаюсь поставить, а он…
Солли посмотрела на Юлия. Лежит неподвижно в постели, глаза закрыты, делает вид, что не слышит ничего. Только нервно вздрагивающие веки выдают. Да еще и учащенное дыхание.
- Юлий, - осторожно заговорила с ним Соломея. – Да пойми ты, что мы помочь тебе хотим! Если ты замкнешься от нас, ты и проклятие свое замкнешь, не смогу я его снять тогда, понимаешь? Или тебя все устраивает? А? Тебе нравится быть подлецом?
Губы пациента вздрогнули, в уголке одного глаза блеснула слезинка. Девушки, не сговариваясь, вздохнули. Да, это все проклятие, парень не виноват ни в чем, вон как переживает…
Пепа устало предложила подруге:
- Может, винца выпьем? Дед такую наливку в этом году сварганил, закачаешься! Малиновая. Правда, крепкая, предупреждаю сразу. Ну что? Нести?
- А давай по чуть-чуть!
Солли и самой захотелось немного отвлечься от всех тех непонятностей, в последнее время буквально заедающих ее совесть. Завралась кругом, со снятием проклятия Юлия – ничего не выходит, ну никак ей не удается определить исходную точку привязки, да и судя по замкнутости пациента, ее хваленые в академии таланты в области психологии, на самом деле и гроша ломаного не стоят… В общем, да, расслабиться не помешает, а то так и до депрессии недалеко.
Пепа принесла тарелку с оливками и сыром, поставила на стол, достала из шкафа наливку, разлила в два стаканчика… И тут же подал голос Юлий:
- А мне можно?
Обе девушку чуть ли ни с презрением фыркнули на такое бестактное поведение капризного пациента, но решили не жадничать, поднесли и ему полстаканчика ароматного малинового зелья. Юлий жадно проглотил его. И тут же произошло чудо. Юноша словно ожил, потянулся за сыром и в пять минут уничтожил все содержимое тарелки, оставив девочек без закуски.
Впрочем, возмущаться они не стали, только порадовались за своего пациента, налили ему еще полстаканчика. И снова произошло очередное чудо. Он заговорил:
- Я извиниться перед вами хочу, знаю, что веду себя, как последняя свинья, но… не могу объяснить… Понимаете, такое ощущение, что горло кто-то веревкой стягивает, когда что-нибудь захочу сказать. Бред какой-то! А что делать, не знаю…
Солли осторожно спросила:
- А сейчас этого удушья нет? Так?
- Сейчас намного легче.
- А когда ты стреляться вздумал, ты трезвым был?
- Нет, конечно. Я перед этим неделю где-то в глубоком запое был, даже не помню, как в ваших местах очутился…
- Так, очень интересно! Еще одна просьба: постарайся вспомнить, не совершал ли ты каких гнусностей за время запоя. Извини за вопрос, но это важно!
- До запоя да! Я такую гнусность совершил, что теперь все! Теперь мне ввек не отмыться… Зря вы меня спасли, зря…
Солли поспешила пресечь опасное направление его мыслей:
- Я тебя спрашиваю именно о запое, Юлий! Да пойми ты, что мне важно выяснить механизм действия проклятия. С совестью своей потом разберешься, хотя… Больна она, Юлий, понимаешь? Нужно лечить, а не усугублять ее положение. Когда ты пьян, ты ведь лучше себя чувствуешь, не так ли? Я помню, как мы с тобой в баре сидели, ты мне тогда совсем адекватным человеком показался, если бы специально на ауру твою не посмотрела, то о проклятии и не догадалась бы. Подожди! Еще вопрос! Ты пил перед тем, как меня на танец пригласить?
Юлий внимательно посмотрел на девушек, ожидавших его ответа, и глубоко задумался. Ему не мешали. Минут через пять парень неожиданно улыбнулся и с едва скрываемой надеждой в голосе тихо произнес:
- Ты права! Когда я пьян, я не делаю гадостей! Глупостей – сколько угодно, но гадостей нет!
Пенелопа наигранно всплеснула руками:
- Ага, щас! Даже не намекайте мне тут, это вообще-то дедова наливка, и не думаю, что ему понравится ваша идея – снимать проклятие его запасами алкоголя, их и так не много, между прочим! Ишь вы какие шустрые, что только ни выдумают, лишь бы свой алкоголизм оправдать! Фиг вам, а не наливки!
И демонстративно прижала к своей груди почти опустошенную уже бутылку, заставив подругу облегченно и почти радостно рассмеяться. Наконец-то, Соломея нащупала ниточку, ведущую к распутыванию этого сложного клубка. Теперь – дело за малым, теперь-то она знает, как справиться с этим проклятьем!
После четвертой порции чудодейственного зелья, парень, к великой радости девочек, совсем размяк и разоткровенничался:
- Хорошие вы, обе такие хорошие! Солли, и почему я тебя раньше не встретил, а? Я бы на тебе женился! А не захотела бы такого мужа, то познакомила бы со своей подругой, и я бы на тебе, Пенелопа, женился…
- Ага, щас! Разбежался! Нужен мне…
И тут же замолкла под недовольным взглядом подруги. Действительно, не стоит сейчас парня расстраивать, сейчас нужно узнать о нем все, чтобы помочь ему окончательно выздороветь. Не до шуток.
Соломея осторожно поинтересовалась:
- Юлий, может, нам письмо или телеграмму твоим родным отправить? Они, наверное, потеряли тебя, волнуются…
- Эх, Солнышко, Солнышко! Никто больше обо мне не будет волноваться, потому что я… предатель! Подлец! Знаете, что я сделал? Рассказать? Отца родного подставил! Печать его стащил и подпись подделал на одной очень важной бумаге. И ладно бы нужен мне был этот подряд! А то… Тьфу! Все Алекс! А теперь что? Теперь на отца такая грязь со всех сторон польется, да уже полилась… Нет, зря вы меня спасли, истек бы кровью, все бы и кончилось…
Пепа вскочила, будто догадавшись о чем-то, и ненадолго выбежав из комнаты, тут же вернулась со старым номером газеты в руках.
- Ты об этом? Беспредел в министерстве или куда катимся? О том, что у вдовы и сирот имения их родовые отбирают за неуплату налогов? Так это твоих рук дело? Надо дедушке сказать будет, а то он так расстроился, он вообще-то твоего отца очень уважает, вернее, уважал…
- Вот и я о том же… уважал… скотина я последняя… Что там еще пишут?
Солли положила конец опасному разговору:
- Неважно, что пишут! Важно – снять наконец это проклятие! В конце концов, имения еще не отобрали! Напиши отцу! Повинись, расскажи о своем несчастье! Может, поймет. А когда выздоровеешь, тогда и будешь исправлять то, что натворил! Все можно исправить! Все!
Юлий горько вздохнул:
- Не все, к сожалению. Если бы меня Алекс своим замом не сделал, тогда да… Тогда бы отец, возможно, и простил бы… А так… Получается, что мне выгоден был этот подряд… А мне он и даром не нужен! И вообще, я же эколог! В первую очередь эколог, а во вторую строитель… Нет, отцу нельзя ничего говорить. И друзей у меня нет, доверия Ада мне не вернуть уже, а Алекс не друг никакой, ему бы только карман себе набить за счет других, так что никого у меня нет, получается… Если только братишка…
- Вот, братишке и напиши! – подхватила Пепа. – Пусть сюда приезжает! Пиши адрес, я сегодня же телеграмму подам!
Юлий грустно покачал головой:
- Маленький он… не поймет… Он, понимаете ли, девочки, он… чистый! Ангел просто, стыдно мне… Не смогу я… Он в меня верил, как в старшего брата… Да что там! Он… моя совесть, вот кто он… братишка… Ой, что-то я улетел от твоей наливочки, Пепочка… Спать хочу!
- Сначала адрес напиши, а потом спать! – буквально приказала  Соломея. - И еще, извини, конечно, но… придется тебе на время лечения снова в запой уйти… Так надо, Юлий! Мы рядом будем, не волнуйся, не дадим тебе очередных глупостей наделать.
Пациент покорно согласился принять предстоящее лечение:
- Как вам угодно, девочки, как вам будет угодно, только бы снять уже эту дрянь, снова самим собой стать. А глупости… пусть бы их, лишь бы от подлостей отмыться да новых не наделать…
- Не наделаешь, это я тебе обещаю, - почти торжественно заверила его Солли.
Она имела все основания для подобного оптимистичного заявления. Во-первых, за сегодняшнее утро ей, между делом, удалось выявить причину возникновения порчи – личная обида за неудовлетворение какого-то интимного желания, во-вторых, возраст женщины был существенно подкорректировал – сорок шесть лет на момент постановки, а в-третьих, обнаружилось, что в деле еще одна женщина замешана, хоть и с косвенной, но с очень цепкой привязкой… Вот выспится Юлий, и снова придется паренька спаивать, дабы все сокровенные тайны его души разведать. Неприятно, конечно, но по-другому, никак… В первый раз Соломее пришло в голову, что наконец-то она нащупала ответ на столь интересующий ее с самого раннего детства вопрос: «Почему никто, абсолютно никто, не любит представителей ее профессии?»  За помощью обращаются часто, а после выздоровления, если и поздороваются когда, то исключительно сквозь зубы… Да все просто на самом деле! Ведь магические целители все равно что хирурги, только не тела, а души. А кто захочет дружить с тем, кто копался в твоей совести, вскрывая зловонные гнойники в ней, да не просто вскрывая, а досконально вычищая их, слово за словом, эмоцию за эмоцию? Никто… От этих невеселых мыслей Солли даже загрустила немного. Может, дедушка и прав, что противится ее увлечению? Он ведь, действительно, только добра ей желает… Может, и прав, но… Если все так рассуждать начнут, да о собственном благополучии заботиться, то кто же тогда души людские спасет? Желающих заниматься этой неблагодарной работой немного на самом деле. Только выпускники факультета снятия проклятий, да еще разве что священники, редкие, правда…



         23 глава
Возвратившись домой с почты, откуда она послала телеграмму брату Юлия с призывом немедленно приехать в Торрено, Соломея застала у себя в комнате деда. Он с интересом проглядывал наваленные на столе журналы о вышивке. Сердце девушки невольно екнуло, ведь она совершенно забыла взять у подруги очередную тряпочку, разукрашенную цветными нитками, для еженедельного отчета перед Дедалом. Все ее мысли были поглощены здоровьем несчастного Юлия.
Дедал же встретил внучку приветственной улыбкой:
- Ну что, мартышка, чем сегодня деда порадуешь? Я тут журнальчики твои просмотрел и вот что мне на ум пришло! Может, хватит уже подушечек да платочков? У Вас с Пепой их для всех девок с Торрено на приданое поди скопилось.
- А что Вы предлагаете?
- Глянь-ка! Смотри какое покрывало! Как бы оно у нас в гостиной смотрелось, а? Что скажешь?
Солли взглянула на умопомрачительный райский пейзаж, изображенный на рисунке, который был настолько сложен и громоздок, что сотрудникам журнала пришлось печатать его на отдельной сложенной вчетверо вкладке. Нет, до такого уровня мастерства даже Пенелопа еще не доросла. Ответила честно:
- Ой, дедушка! Это слишком сложно! Такое покрывало и в год не вышьешь! А потом… тут техника незнакомая. Нет, это я не потяну.
Брови Дедала нахмурились:
- То есть как это – не потянешь? Нет уж милая! Я тебя чему всю жизнь учил? Если берешься за какое-нибудь дело, так делай его мастерски, чтоб все ахнули от результата, а не можешь, так и не берись вовсе! Сможешь, Пепа поможет, если что! Главное, не трусь! А сколько по времени займет, это и не важно вовсе. Куда торопиться-то? Вся жизнь впереди!
Солли не выдержала, вспылила:
- Как бы позади не оказалась, если всю ее на покрывала да подушечки растрачивать!
Услышав в голосе внучки крайнее раздражение, Дедал поспешил на попятную:
- Ну-ну, полно тебе! Да и то сказать, твоя воля, не хочешь деда порадовать новым интерьером – и не надо. Что мне осталось то? О саване пора думать, а не о покрывалах. Я смотрю, настроение у тебя сегодня плохое, ты отдохни, милая, а жизнь-то впереди, впереди, не сомневайся! Вот погоди, найдешь себе достойного жениха, выйдешь замуж, деток родишь, и узнаешь тогда, что такое настоящая жизнь, счастье-то твое от тебя не уйдет, не думай! А давай я Дафне скажу, чтобы она тебе пирожных напекла, а? Пригласишь свою подружку, пир устроим? Может, настроение и поднимется. Как тебе это предложение?
- Спасибо, дедушка, но я, и вправду, что-то устала сегодня, не хочу ни есть, ни чаепитий устраивать, посплю лучше, ладно? Не обижайтесь только!
- А не заболела ли ты часом? – встревоженно поинтересовался Дедал, рукой уже щупая лоб внучки.
- Нет, нет, все со мной в порядке. Просто устала. Простите, дедушка. А покрывало, может, и вышью еще, но… позже…
- Да на кой ляд оно мне сдалось, покрывало-то! Ты бы здорова была, в тебе все счастье мое! Ты ложись, милая, отдыхай, мартышка моя, отдыхай!
Дверь за выходящим стариком бесшумно затворилась, Солли вздохнула, недовольная собой, бросилась на кровать и в бессилии стукнула кулаком по ни в чем не повинной подушечке с вышитыми на ней пасхальными цыплятками. Нет, жить во лжи было свыше ее сил! Но и огорчать дедушку откровенными признаниями сейчас тоже не имело никакого смысла.



          24 глава
Пепа стояла на перроне, поджидая поезд из Солана. Нужно было встретить брата Юлия, подготовить его к предстоящему разговору, объяснить все, как можно доходчивее и мягче, чтобы, не дай Бог, не произошло какого конфликта между братьями. Надо было, конечно, не ей на вокзал ехать, а Соломеи, она все-таки профессиональным психологом является, лучше бы с заданием справилась. Но ту дед не отпустит, а если и отпустит, так многочисленные любопытные соседи, увидев внучку Дедала с незнакомым парнем, прибывшим из столицы, наверняка, заинтересуются его личностью, и несмотря на то, что Дедал вот уже который год сам не проявляет ни к кому никакого интереса, имея репутацию нелюдимого тщеславного гордеца, найдется-таки тот смельчак, кто обязательно захочет лично осведомиться у соседа, а не намечается ли часом в его семействе свадьба. Этого девочки никак не могли допустить. Ничего, сама справится. К тому же Юлий заверил, что его брат очень мягкий, покладистый и неуверенный в себе человек. Совершенно неконфликтный и, при этом, неизменно вежливый. Настолько вежливый, что даже вспыльчивый характер Пенелопы и ее подчас откровенно грубые высказывания своего мнения не смогут шокировать его, да он и не заметит их даже. Девушке оставалось только верить этим словам и ждать поезда.
А вот и он. Огромная неповоротливая железная махина со скрежетом и свистом медленно подбиралась к притихшему перрону, даже милые девочки-двойняшки, очевидно пришедшие сюда с бабушкой встречать кого-то из прибывающих родных, перестали резвиться и задирать друг друга, стоят, как два невинных ангелочка и приоткрыв розовые ротики, восторженно смотрят на грохочущую машину, тихие, очарованные.
 Пенелопа внимательно вглядывалась в выходящих из вагонов пассажиров, пытаясь угадать, кто из немногочисленных молодых людей Леон. Наверное, вот этот. В огромных очках, прыщавый, с зализанной челкой на вспотевшем от жары лбу. Идет один, в руках только какая-то папка. Идет, под ноги себе внимательно смотрит. А с какой осторожностью он носильщика с тележкой обошел! Точно Леон. Взгляд сосредоточенный, будто испуганный. «Может, подойти, окликнуть?» – подумала было девушка, но потом решила не делать этого. Написала же в телеграмме, что будет ждать его у первой от выхода скамейки, так что сам подойдет. Но какой же он не красивый! Даже обидно.
Девочки-близняшки встречали папу. Обрадовались, облепили его со всех сторон и тут же, получив по гостинцу, блестящему петушку на палочке, вновь расшалились, затеяли игру в догонялки, нисколько не смущаясь толпы, снующей по перрону.  А вот еще колоритная парочка – чопорная старушка в каком-то фантастическом наряде из фиолетового шелка и, видимо, внук ее, юноша лет двадцати, красивый, статный. Походка ровная легкая. В руках огромный и, несомненно, тяжелый чемодан ярко лилового в тон платью бабушки цвета. Мягкие русые волосы аккуратными волнами обрамляют чистое умное лицо. А глаза! Голубые, ясные! Пенелопа не удержалась, бесцеремонно заглянула парню прямо в лицо и улыбнулась. Он тут же ответил ей приятной и доброй улыбкой… Легкий румянец проступил на щеках девушки, она невольно потупилась и отвернулась в смущении.
Внезапно толпа охнула. Одна из девочек двойняшек, заигравшись, подошла слишком близко к краю перрона и чуть было не упала на еще дымящиеся раскаленные колеса железного монстра, стоящего внизу на рельсах. Пепа в испуге невольно задержала дыхание и тотчас же облегченно выдохнула. Голубоглазый незнакомец, недолго думая, опустил свою ношу прямо под ноги какому-то зазевавшемуся прохожему и быстро подхватил падающую девочку на руки. Та и испугаться, как следует, не успела. Тут же, даже не поблагодарив своего спасителя, вскочила на ноги и побежала по перрону догонять сестренку, отца и бабушку. Судьба же оставленного без присмотра багажа была не столь счастливой. Лиловый чемодан не выдержал столкновения с незадачливым прохожим и упал-таки прямиком на аккуратно сметенные дворником в кучку окурки, перемешанные с пылью и прочим вокзальным мусором. Юноша хотел было подойти и поднять его, но не тут-то было. Фиолетовая старушка не дала ему этого сделать, завопив на весь перрон:
- Ах ты паразит этакий! А ну пошел отсюда, разбойник! А еще интеллигентом прикидывался! И я, дура, куда смотрела! Кому доверила моих мальчиков! Не дай-то бог зашиблись бедненькие мои!
Проходящая мимо миловидная женщина в элегантной розовой шляпке с осуждением спросила:
- Так что же Вы, бабушка, домашних животных в чемодане перевозите? Чай, задохнулись в дороге-то?
Старуха уничтожающе взглянула на непрошеную критиканшу, даже не удостоив ее ответом. Продолжая насылать проклятия на голубоглазого попутчика, она склонилась над своим багажом, извлекая из него многочисленные коробочки с наборами оловянных солдатиков и принялась тщательно осматривать свою игрушечную гвардию, явно привезенную в Торрено для перепродажи, на предмет повреждения.
Юноша же ничуть не расстроился, потеряв это сомнительное преимущество - служить бесплатным носильщиком у истекающей злобой спекулянтки, только выдохнул в сердцах: «Да пошла ты, карга старая!», сплюнул на землю, и с доброй, обезоруживающей улыбкой направился прямиком к скамейке, у которой стояла Пенелопа.
- Леон? – с нескрываемым удивлением спросила его девушка.
- Да. А вы – Пенелопа, так ведь? Ради бога, скажите, что с моим братом? Я ведь толком и не понял ничего! Он болен? Где он?
Она поспешила успокоить взволнованного юношу:
- С ним уже все хорошо, почти хорошо. Не волнуйтесь! Он у меня дома, я все сейчас подробно расскажу, но…
Взгляд ее упал на все еще не угомонившуюся скандалистку…
- Но… я думаю, что нам лучше уйти отсюда поскорее!
Леон оглянулся. Бабка, одной рукой угрожая своему обидчику костылем, а другой кое-как волоча наспех застегнутый чемодан, словно ледокол продвигалась сквозь веселящуюся толпу прямиком к их скамейке. Какой-то старик задорно выкрикнул:
- Так его, бабуля! Проучи костылем-то! Ату!
Пенелопа смело дернула парня за рукав рубашки:
- Бежим! Давай через забор! Здесь как раз самая короткая тропинка к моему дому.
Леон охотно принял ее предложение и в мгновение ока, словно заправский гимнаст, одним движением перемахнул через метровый дощатый забор, отделявший перрон от пологого косогора. Пепа, обычно так же без труда справлявшаяся с подобными препятствиями, чуть замешкалась, оказавшись наверху. Леон все с той же очаровательной улыбкой легко подхватил девушку и осторожно, может даже излишне осторожно, почти деликатно, поставил ее на самое чистое место тропинки, давно уже натоптанной местными «гимнастами», ценящими свое драгоценное время и не желающими тратить его на обход громоздкого здания вокзала.
Когда молодые люди прибыли домой, Пенелопа была уже по уши влюблена в брата своего пациента и только недоумевала, отчего Юлий дал Леону такую глупую и совершенно неправдоподобную характеристику.
Впрочем, откуда ей было знать, что Леон и сам удивлялся сегодняшнему своему поведению, удивлялся и радовался тому, что в кое-то веки ему удалось не выглядеть перед красивой и умной девушкой неуклюжим тупицей, удивлялся, как быстро он подхватил падающую на рельсы девочку, как не покраснел и не заплакал от обиды, слушая несправедливые проклятия злобной спекулянтки, удивлялся и благодарил судьбу за фантастическое везение, ниспосланное ему свыше.



          25 глава
Соломея, ругая на чем свет стоит самое себя, закрыла на ключ чердачную комнату, в которой блаженно храпел абсолютно пьяный Юлий. Ну как она могла перепутать наливку с самогоном?! А ведь сейчас Леон приедет! Она вообще-то планировала уже сегодня вечером все подготовить для очередного и на этот раз действительно окончательного сеанса снятия порчи. Оставалось только выяснить внешность той сорока шестилетней женщины, вернее, уже сорока девятилетней, которая и наслала на бедного юношу эту пакость. Девушка надеялась и не без оснований, что в этом ей поможет прибывающий из Солана Леон. А тут такое… Абсолютно пьян! Теперь и до утра не протрезвеет! А с одурманенным чем бы то ни было человеком психологические операции проводить строго настрого запрещалось, так как результат мог быть абсолютно непредсказуем. Эх, а ведь пил-то даже не морщась! И не закусывая. И зачем дед Пенелопы вздумал самогон свеклой окрасить, да еще и малиновым ароматом каким-то чудом снабдить? Вопрос риторический…
Во дворе скрипнула калитка. Приехал, вот молодец! Значит, любит своего брата. А какой симпатичный!  И Пенелопа… так и светится вся! Что это с ней?
Наскоро перезнакомившись, все трое прошли в столовую для серьезного разговора. Узнав, что ее пациент выпил целую бутылку крепкого самогона, Пепа в негодовании всплеснула руками, но поспешила утешить подругу заверениями, что к утру сможет очистить кровь Юлия от спирта. Но только к утру, никак не раньше. Договорившись перенести основную операцию на десять часов следующего дня, во время утренней прогулки Дедала, чтобы не дай бог, старик не застал их с поличным, Пепа ушла на кухню готовить восстанавливающее средство своему подопечному, а Соломея приступила к расспросам. Спрашивала, конечно, не прямо, не раскрывая перед юношей своих догадок и подозрений, и правильно, кстати, сделала, так как в процессе разговора быстро обнаружилось, что его матери как раз сорок девять лет. Это неприятное открытие было неожиданно и полностью переворачивало все ее планы. Она-то думала сделать Леона своим союзником, но если в злодействе замешана его мать, то… лучше даже не пытаться. Все равно ничего не получится. Еще одним поводом для расстройства стало известие о болезни отца Юлия. Ну а новость о смерти на следующий день после выхода скандальной газетной статьи одной из фигуранток дела, а именно старой вдовы, сердце которой не перенесло мысли о возможной потери своего родового именья, и вовсе повергло юную целительницу в уныние. Проклятие-то она снимет, а что будет с Юлием дальше? Не захочет ли он снова свести счеты с жизнью?
- Заставила его проснуться и выпить отвар! Даже не буянил, покорнее младенца, - с гордостью отчиталась перед друзьями вернувшаяся в столовую Пепа. – А вы что такие кислые? Случилось что?
Леон с покрасневшим от волнения лицом растерянно пожал плечами и вопросительно уставился на Солли, видимо, ожидая от нее ответа на этот вопрос.
Соломее очень хотелось посоветоваться с подругой наедине, но напрямую приказать парню выйти за дверь, это было бы чересчур бестактно. Поэтому ответила полуправдой:
- Отец Юлия был серьезно болен, лежал в больнице в предынфарктном состоянии…
- Господи! Но ведь помогли ему, да? Сейчас как он? – с глубочайшим сочувствием поинтересовалась Пенелопа.
- Помогли, инфаркта удалось избежать, но… понимаешь, тут еще одна неприятность – вдова, которой принадлежали эти спорные земли, умерла на следующий день после выхода статьи, ну той, знаешь…
- Но…, нет, я понимаю, что все это просто ужасно, конечно. -Попыталась Пепа смягчить обстановку. - Но та вдова и так уже старая была, да и здоровьем особым, как я думаю, никогда и не отличалась. Да и вообще, неизвестно еще, читала ли она эту статью. Скорее всего это просто фатальное совпадение, так бывает… Будь я на месте твоего отца, Леон…
- Отчима… - хмуро поправил ее юноша.
Соломея взволнованно переспросила:
- Отчима?
Сердце ее предательски сжалось. Если Юлий матери Леона не родной сын, то вполне возможно, что проклятие действительно поставлено ею. Эх, ей бы сейчас с подругой поговорить! Впрочем, Пенелопа девушка не глупая, может, и сумеет сама догадаться, если чуть намекнуть. Попробовала:
- Леон, извини, конечно, но ради спасения твоего брата мне необходимы все подробности о твоей семье. Итак, твоей матери, а для Юлия мачехи – сорок девять лет! Так?
Мельком взглянула на подругу. Та ответила ей удивленным и немного испуганным взглядом. Поняла, умница!
Пепа не просто поняла, она и немедленно помогла прояснить дело, задав очень уместный и важный вопрос:
- Подождите! Леон, а у твоей мамы есть близкие подруги – ровесницы?
- Есть, конечно. Вернее, была! Эва – одноклассница бывшая. Но они в пух и в прах рассорились года три назад, точно не помню из-за чего.
- И не надо. – мгновенно успокоившись перебила его Солли. – Расскажи, пожалуйста, в каких отношениях были Юлий и твоя мама.
- Да в отличных! Она его очень уважает, мне постоянно в пример ставила. По крайней мере, раньше… Потом Юлька как-то сразу изменился в нехорошую сторону. Теперь-то понимаю, что он не виноват, а раньше, признаюсь, даже я, хоть и люблю его очень, но в душе… осуждал немного, каюсь. Но мама, кстати, его поведением не очень-то и огорчалась, верила, что все это временные возрастные изменения и ничего больше. Даже когда он пропал без вести, уверяла нас, что Юлька просто влюбился в кого-нибудь, вот и загулял…
Девушки снова тревожно переглянулись.
- Что-то не так? Подождите, вы что, думаете, моя мама…
Пепа не дала юноше договорить:
- Никто ничего не думает! Просто нужно собрать все кусочки пазла, чтобы получить общую картину, понимаешь?
- Прекрасно понимаю, но, может, лучше вспомнить тот день, когда было наложено проклятие? Дату вы установили?
Солли вздохнула:
- Это было бы идеально! Но вряд ли ты сейчас вспомнишь, что происходило 26 января 33 года, вернее, даже 25 января! И да, вспоминать нужно, кого Юлий в этот день обидел или задел нечаянно! Так что, из области фантастики…
Леон возразил:
- Почему? 25 января день рождения моей мамы, был устроен праздничный обед, Юлий, насколько я помню вел себя там очень прилично, но вот 26, утром я заметил кое-какие странности в его поведении.
- И какие же?
- Он не захотел выходить к завтраку, пока Эва из дома не уедет. Я еще удивился тогда, обычно ему все равно, кого родители к себе приглашают. А уж эта баба, ох, извините, женщина… В общем, она не из тех, на кого внимание обращают.
Солли попросила:
- А теперь посидите тихо. Мне нужно сосредоточиться. Хотя… подожди! Леон, опиши пожалуйста, внешность Эвы и твоей мамы тоже.
- Да при чем тут мама?!
- Потом объясню, просто опиши внешность, хотя бы цвет волос и особенности фигуры! – терпеливо повторила свою просьбу Соломея.
- Ладно. Мама черноволосая, кареглазая, фигура самая обыкновенная, то есть, не худая и не полная, да обыкновенная она вообще-то.
Пепа усмехнулась:
- Странно, почему все дети считают своих родителей внешне обыкновенными и толком их даже описать не могут. Вот сколько раз замечала!
Леон согласился с ней:
- Наверное, дело в привычке. Каждый день видимся, вот и привыкаем. А так-то маму все красавицей считают…
Солли сидела с закрытыми глазами и напряженно всматривалась в картины, всплывающие перед нею:
- Эва… рыжеволосая? Худая? Сероглазая? Так?
- Так! Круто! Это ты увидела, или Юлий рассказывал?
- Да ничего он нам не рассказывал! – возразила Пенелопа. – Зря ты в Солькиных способностях сомневаешься! Она в своем деле…
- Помолчите, пожалуйста, оба! – грубо оборвала их Соломея.
Те послушно притихли.
Девушка внимательно всматривалась в созданное ею усилием мысли пространство: темная комната, почти аскетичная меблировка, ночь… юноша… спит… Это Юлий… Легкое движение воздуха от приоткрытой двери… Женщина… в одном халатике… халатик розовым пятном скользит на пол… Рыжие пряди волос на щеке Юлия… его глаза, испуганные, удивленные… резкие смены теней и светлых пятен, яркий свет… это кто-то зажег лампу… Женщина плачет… на коленях… юноша выталкивает ее за дверь… вот и розовый халатик летит вслед… Черная резкая нить злобной энергии змеей присасывается прямо к груди Юлия… Проклятия… Что же он наделал! Нельзя проклинать обижающих тебя! Сам же и позволил порче войти в его сердце, глупый… Эх, глупый!
Солли открыла глаза и уверенно объявила:
- Как и кем было поставлено проклятие, мне ясно. Можно снимать. Но… прости, Леон, но я вижу еще кое-что. И это кое-что мне не очень-то и нравится. Твоя мама каким-то образом связана со всем этим, связана буквально, понимаешь?
- Нет, - честно ответил он.
- Проклятие задело и ее. Остается выяснить с какой стороны.
- Ничего не понимаю. Мама тоже проклята? – с тревогой спросил парень.
- Пока не знаю. Пожалуйста, сиди тихо, закрой глаза и постарайся думать о маме, только не отвлекайся! Ладно?
- Я постараюсь…
… Рассвет… две женщины сидят на постели… пьют вино… жалобы рыжеволосой на жизнь, утешения брюнетки… дым папирос…
Нет! Ничего не понятно! Тут нужно слушать!
Соломея достала из сумочки маленькую коробочку с «вечным колоколом», тряхнула его… Шепот, шепот, всхлипывания… Имена: Юлька, Давид, Леон… Леон? Девушка максимально сосредоточилась. Говорит Камилла: « Ты права, Давид не любит Леона, только о Юльке своем и думает. Конечно, Леон – размазня… А его сын – он просто идеален… Куда моему… Ты права…» Голос Эвы: «Вот увидишь, скоро все изменится, этот щенок еще покажет себя, Давид пожалеет, что на свет его произвел!» Испуганный и пьяный протест матери Леона: «Нет, нет! Юлька хороший, я же его как сына ращу, я люблю его, а мой весь в отца, наследственность, ничего не поделаешь». Солли срочно утихомирила «колокол», снова принялась вглядываться в темноту перед глазами. Женщины… опять пьют… обнимаются… плачут… совсем пьяные… Камилла ложится в постель… Эва наклоняется к ней… что-то говорит… мать Леона отмахивается… поворачивается спиной… демонстративно. Эва идет к двери… раздраженная… резко захлопывает ее… А вот и змея… маленькая, тоненькая, серенькая, тянется своим жалом прямо к животу спящей пьяным сном женщины… Эх, если бы она не была пьяной, то у проклятия не было бы ни малейшего шанса выжить! Но… вино, ревность, сомнения…
- Отмираем! – уже весело приказала Солли. – Все хорошо, Леон! Да, проклятие слегка задело твою маму, но помочь ей можно, так что не волнуйся. У нее в последнее время нет проблем со здоровьем? С желудком, например?
Леон с почтительным испугом посмотрел на девушку и ответил:
- Да, три года назад ее начали мучать боли в желудке. Кстати, с Эвой они как раз к этому времени рассорились, не на жизнь, а на смерть.
- Это хорошо, что рассорились. И ты близко к той женщине не подходи, и отчима постарайся от нее отгородить как-нибудь. Эта очень темная женщина, просто – клубок змей какой-то! Видимо, когда-то она занималась магией, но занималась не профессионально, иначе бы поостереглась в пьяном виде проклятия рассылать… Эх, как же мы все не образованны на самом деле! Элементарных вещей не знаем! Не хотим знать!
Пепа согласилась с ней:
- Вот именно, отмахиваемся от существования психической энергии, как от суеверия, не верим – и все тут! А потом – спасайте нас семеро!
Дверь в столовую внезапно распахнулась. Юлий, слегка пошатываясь, подошел к столу и встрял в разговор:
- Да! Спасайте меня! Если бы вы только знали, как мне сейчас хреново! Спасите! Пожалуйста, Пепа! Полстаканчика волшебной наливки твоего дедушки и я спасен! Пепа, ты же спасешь меня, да? Пожалуйста, моя любимая всемогущая фея, всего полстаканчика…
Пенелопа среагировала мгновенно, потянулась за кочергой, валяющейся возле камина, и мрачно пообещала:
- Спасу, спасу, не волнуйся! Только вот волшебную палочку возьму! Сейчас как врежу по башке твоей непутевой! Мало не покажется. Глаза протри, алкаш! К тебе брат приехал!
Юлий застыл на месте и растерянно оглянулся по сторонам. Увидев недоумевающее и явно чем-то огорченное лицо Леона, только прошептал:
- Ох ты ж… ешкин кот! Привет.
И срочно принялся одной рукой застегивать рубашку на все пуговицы, а второй попытался заправить ее в помятые брюки.
- Ну и видок у тебя, брат! – не удержался от замечания Леон. – Ты хоть знаешь, что дома творится? Отец в больницу угодил с сердечным приступом, мама места себе не находит, и тоже больна, между прочим. А про ту гнусную бумагу…
Солли перебила его:
- Не надо, бесполезно сейчас! Да как же вы все не поймете, что проклятие действительно поставлено?! Действительно! Это как наркотическое опьянение, как гипноз! Юлий, иди спать, пожалуйста, завтра утром, обещаю, ты выздоровеешь, только… есть одна проблема. Пить тебе больше нельзя! А трезвым ты не захочешь избавляться от порчи…
Пенелопа фыркнула:
- Тоже мне проблема! Свяжем его ночью покрепче, пока спит, вот и все! А можно еще и в курятник посадить, там решетки крепкие, не сбежит, только воняет там правда, а потом куры обидятся…
Юлий затравленно зыркнул на свою целительницу и сквозь зубы прошипел:
 - Ведьма! Леон, осторожней с ней!
И повинуясь мягким рукам Солли, толкающим его к выходу из столовой, безропотно направился в спальню.
На Леона жалко было смотреть, так он был впечатлен произошедшей негативной переменой в характере и облике своего старшего брата, что если бы не феноменальные способности девочек в области психологии, то развернулся бы и уехал домой, бросив Юлия на произвол судьбы. Пару часов Солли потребовалось на реабилитацию бывшего кумира Леона, для этой цели даже пришлось поработать сверхурочно: снять несколько прилипших к спине юноши вязких, но совершенно не опасных проклятий «фиолетовой» железнодорожной попутчицы. Леона сильно впечатлило, когда ничего не знающая о его небольшом вокзальном приключении, девушка с фотографической точностью описала внешность старухи. А когда еще и о родинке на левой щеке мамы услышал, то окончательно поверил в магию.
- Что же тогда получается, - растерянно спрашивал он. – все плохие люди просто больны?
- Э нет! – горячо возразила на это Пенелопа. – Больных на самом деле не так уж и много, процентов двадцать, не больше. Одна из задач магической медицины в том и состоит, чтобы различать порок и болезнь. Солька в этом деле мастер! Можешь ей полностью довериться.
- Да я уже понял, понял… Но что же завтра? Неужели и вправду связывать его нужно будет?
- Попробуем обойтись без этого. Все готово для операции, если ты сможешь его сдержать минуты две хотя бы, то и хватит для обрезания нити, - успокоила его Солли.
- Ну минуты две я его, наверное, сдержу, мы в детстве с ним часто боролись, правда, он побеждал всегда…
- Я помогу! – не без удовольствия пообещала Пепа. 
Солли взглянула на часы, ойкнула, схватила со стола одну из вышитых подругой салфеток для отчета перед дедушкой и наскоро простившись, побежала домой. Поздно, Дедал уже, наверное, тревогу забил. Еще заподозрит чего, а им это перед предстоящей операцией ну совсем ни к чему.



          26 глава
Мощный раскат грома разбудил Соломею за полчаса до завтрака. Гроза! Этого еще не хватало! Если Дедал сегодня не пойдет на свою утреннюю прогулку, то как она тогда сбежит из дома? Под каким предлогом? Ни за что дедушка не отпустит ее в такую непогоду! «Помолиться что ли?» – подумала она шутки ради. «Господи, сделай так, чтобы не было дождя! Ну что тебе стоит?» - прошептала девушка, глядя на маленькую почерневшую иконку, с изображением небесного владыки. Словно в ответ на ее просьбу, небольшой паучок, вероятно устроивший себе дом в труднодоступном для уборки уголке за старинном киотом, соскользнул на тоненькой паутинке вниз по иконке и принялся весело раскачиваться прямо перед носом великого творца. Солли фыркнула от смеха и принялась одеваться.
К десяти часам неожиданно выглянуло солнце, воробьи тут же запрыгали по мокрым от дождя веткам сирени. Дедал тщательно скрывая от домашних свое недовольство изменением погоды, сбросил с плеч мягкий домашний халат, натянул на себя кожаную спортивную куртку, переобулся в кирзовые охотничьи сапоги и молча направился к выходу.
- Дедушка, возьмите зонтик на всякий случай! – услужливо напомнила ему внучка.
А сама быстренько юркнула в комнату, проводила взглядом из окна Дедала, и, захватив с собой небольшой хрустальный шарик-ловушку, нужный для ритуала очищения, поспешила через черный вход к Пенелопе, на помощь Юлию.
Входная дверь была открыта. Уже подозрительно! Неужели сбежал? С замирающим сердцем девушка бегом поднялась по чердачной лестнице. И буквально наткнулась на Леона в разорванной рубашке, с только что приобретенном лиловым синяком на лице, и такую же растрепанную Пепу, оба они изо всех сил пытались сдержать хлипкую деревянную дверь комнаты, которая в последнее время служила спальней для неудачливого самоубийцы. Делали они это с трудом, дверь постоянно вздрагивала от мощных ударов изнутри.
- А ну откройте! Вам все равно меня здесь не удержать! Не верю я в никакие проклятия! Откройте немедленно! – раздавались гневные крики Юлия.
Солли одной рукой помогая друзьям придерживать дверь, другой выхватывая из сумочки шарик-ловушку, приказным тоном прошептала:
- Пепа, бери вот этот брезент! Так! Ты Леон с другого конца. На счет три, отпускайте дверь, кидайте на него брезент и постарайтесь повалить. Мне нужно минуты две, может, меньше. Готовы?
Леон сосредоточенно кивнул головой, Пепа и отвечать не стала, по выражению ее глаз и так было все понятно.
- Раз, два, три… вперед!
Все произошло мгновенно, дезориентированного Юлия, не ожидавшего от вчерашних друзей такого подлости, легко удалось повалить на мягкий шерстяной ковер комнаты. Слабо сопротивляясь, он неуклюже барахтался под тяжелым темным брезентом, пытаясь стряхнуть с себя навалившихся на него, словно мешки с зерном, Пенелопу с Леоном. Соломея не стала дожидаться полного обездвиживания пациента, прекрасно понимая по сдержанным стонам и проклятиям всех участвующих в процессе, что никогда не дождется этого. Легко подхватив черную ниточку темной энергии, (начало ее оказалось прямо в голове Юлия), она сосредоточенно направляла длинную и уже успевшую обрасти живыми присосками, змейку в камень ловушку.
 Со стороны улицы снова раздалось раскатистое ворчание грома, следом послышался скрип входной калитки, видимо, раскачивающейся от поднявшегося ветра.
На все ушло чуть больше минуты. Черная змейка невинным клубочком безжизненно заполнила почти все пространство хрустального шара, обмякшее тело пациента больше и не думало сопротивляться. Соломея вытерла проступивший пот со лба, весело взглянула на застывших в ожидании друзей и не удержавшись, фыркнула от смеха. Выглядели они действительно забавно. Леон, раскрасневшийся от борьбы, растрепанный, полуголый, с возбужденно горящими глазами сосредоточенно, до побеления пальцев, держал полотно брезента. Рваная рубашка не сумела-таки удержаться на его плечах, сползла к поясу и не преодолевши преграды в виде туго затянутого ремня, наподобие экзотической юбочки причудливо свисала с бедер юноши. Пенелопа, с задранной до неприличия юбкой, стояла на четвереньках с другой стороны от лежащего пациента и что-то явно нелицеприятное шептала себе под нос. Слипшиеся от пота грязные пряди волос живописно обрамляли красное, нервно вздрагивающее лицо Юлия, только наполовину выглядывающее из-под брезентового одеяла-ловушки.
Солли не удержалась от комментария:
- Видели бы вы сейчас себя, красавчики! Эх, умела б я рисовать! Вставайте уже, все получилось!
И тут же над ее ухом послышался грозный, не предвещающий ничего хорошего, рев Дедала:
- Ах, вот чем вы здесь занимаетесь! Хорошо рукоделие! А ну домой, быстро! Быстро, я сказал, а не то прокляну, без наследства оставлю! А тебя (он указал на бледную испуганную Пенелопу) и деда твоего развратного, засужу как содержателей притона!
Он грубо дернул Соломею за руку и потащил за собой!
Ничего не понимающий, но уже пришедший в себя Леон, поспешил объясниться:
- Вы неправильно все поняли! Мы не… мы проклятие снимали с брата моего. Вернее, не мы, конечно, а Соломея, она…
Лучше бы он промолчал. Пепа дернула своего нового друга за руку, давая понять, чтобы тот ничего не говорил, но было уже поздно. Внезапно послышался резкий звук короткой пощечины, это Дедал ударил по щеке Соломею.
- Что?! Что ты делала?! – заорал он на сжавшуюся в комок от предчувствия непоправимой беды внучку. – Ах ты обманщица подлая! А ну домой! Я тебя больше из комнаты не выпущу! Пошли!
Солли почувствовала, как ледяной ветерок сосущим вихрем закружился где-то под ее сердцем, она грубо вырвала руку из отчего-то ослабевшей вдруг ладони Дедала, и отчетливо проговорила:
- Простите, дедушка. Я действительно Вас обманывала, но больше не могу, скажу Вам всю правду, я не собиралась и не собираюсь бросать дело своей жизни. И буду впредь помогать нуждающимся людям избавляться от порчи и прочих наведенных пороков. Хотите, проклинайте! Да и наследство Ваше за Такую цену мне тоже не нужно!
- Ах, ты мартышка твердолобая! Не нужно ей! Ну и скатертью дорога! Вернешься, на коленях просить будешь о прощении! Куда денешься! Поголодаешь с месяц…
- Не вернусь, - побелевшими от горя губами, прошептала девушка.
- Прокляну! – с горящими глазами резко бросил он непоправимые слова прямо в лицо любимой внучки.
Солли едва сдержала себя от постановки защиты. Уберечься от проклятия ей ничего не стоило, просто спокойно пожелай обидчику добра и здоровья, и злая энергия развернется в сторону своего создателя, но… в этот раз она не могла этого сделать. Не могла допустить, чтобы ее дедушка и так уже пострадавший от ее вранья, претерпел еще больше несчастий из-за каких-то глупых необдуманных слов. Не могла, пусть уж цепляется эта проклятая змейка к ее душе, ничего, как-нибудь позже справится она с ней, Агата поможет снять, если что.
Соломея просто и кротко посмотрела в глаза проклинающего ее дедушки. Тот вздрогнул и тут же послышался страшный резкий хлопок. Это шар-ловушка, все еще находившийся в сжатой руке девушки внезапно раскололся на мелкие стекляшки. В комнате воцарилась необычная тишина, только за окном вовсю шумел разбушевавшийся снова дождь.
Дедал сплюнул, бессильно потряс кулаком над головой внучки и прошипел:
- Ууу, ведьма! Вся в мать.
И тяжело развернувшись в узком проеме двери, начал медленно спускаться по лестнице. Вот послышался грохот входной двери. Солли кинулась к окну, и увидела, как сгорбленный, промокший за считанные секунды до нитки старик, не оборачиваясь на призывающий зайти в гости веселый крик деда Пенелопы, мрачно пересек сад наикратчайшим путем, даже не по каменной тропинке, а прямо по разбрюзжимся луковым грядкам, подошел к калитке, и хлопнув ею на прощанье так, что она сорвалась-таки с петель, исчез из поля видимости девушки.
Она перевела отрешенный взгляд на герань, стоявшую на подоконнике, еще вчера такую свежую, жизнерадостную, всю украшенную пышными ярко оранжевыми шапочками цветов, теперь же абсолютно черную, засохшую, мертвую, и в испуге крикнула:
- Быстро! Все из комнаты, вещи Юлия заберите и бегом!
Послушались сразу, даже не задавая никаких вопросов, только ослабевший Юлий не смог встать с первой попытки, пришлось Леону с Пенелопой помочь ему. С двух сторон взяли они его под руки и повели.
Солли, стараясь не думать о только что произошедшем несчастии, схватила рюкзак своего бывшего пациента, выбежала вслед за друзьями из комнаты и наложила на дверь защиту.
По лестнице навстречу ребятам уже поднимался встревоженный Макарио:
- Что? Что случилось-то? Чего-то с Дедалом? Опять вожжа под хвост попала?
Но увидев Соломею, чуть осекся:
- Ой, прости, Солнышко, что я о деде твоем так, просто взбалмошный он какой-то в последнее время. Так что случилось-то, ребят, а?
Солли с трудом удержав слезы, стоявшие в глазах, тихо прошептала:
- Это Вы меня простите, дядя Макар, я… нечаянно разбила в комнате, там, на чердаке, шар с темной энергией. Я все очищу, обещаю, но сейчас, лучше туда не заходите, не надо…
- Эээ, не понял… Черт с ним с шаром-то, и с чердаком этим, мне туда подниматься все равно что на лурзийский хребет влезать! Что с Дедалом?
Пенелопа пояснила:
- Солька проклятия с Юлия снимала, а в этот момент дедушка ее заглянул, узнал, что мы его обманывали, и… проклял Соломею… И из дома выгнал…
- Ах ты, дубина твердолобая! Внучку он проклял! Дурак! А ты, доченька, не переживай особо. Оттает, поразмыслит чуть, да и сам придет прощения просить. А не придет, так вместо сестры Пепе моей будешь! Не пропадем! Урожай в этом году хорошим обещает быть, если дождь этот проклятый дел сегодня не натворит. Да пустяки это все, ребят! Вы лучше скажите (он посмотрел на бледного Юлия) как наш больной-то, исцелился? Смотрю трезвый сегодня…
Тут его взгляд упал на Леона. Увидев на его лице синяк, Макарио с удивлением спросил:
- Никак Дедал постарался? Ну не ожидал от старика. Руки распускать-то, это совсем уж на грани. И что с ним такое? А, Солнышко, не знаешь? Часом не проклятый, а? Не смотрела?
- Смотрела, нет, не проклят, - ответила девушка с грустью в голосе. – С проклятием же Юлия мы справились, слава Богу!
- И правда, слава Богу! А то такими темпами мне на зиму наливочки-то и не хватило б, - добродушно улыбаясь пошутил дед. – Рад за тебя, парень, рад! Да смотри, больше о глупостях не думай даже!
Юлий смущенно кивнул, краска стыда робкой пеленой чуть застлала его щеки…
- А синяк, это не то, что Вы подумали, - Леон поспешил отвести подозрения от Дедала, - это я об дверь случайно ударился.
Макарио подозрительно взглянул на него, потом на опустившего голову Юлия, еле стоявшего на ногах. И поспешил переменить тему:
- Да, что я вас задерживаю? Пойдемте, в столовой уже все готово, чайку попьем с малиной и блинами, подкрепитесь, отдохнете. Тебе, парень, полежать еще не мешает (он махнул головой в сторону Юлия), я в бильярдной постелю, там, конечно, не убрано, но ничего.
- Спасибо, - еле выговорил юноша в ответ.
- Да чего там! Не раскисайте, все уладится! Подумаешь, беда! Беда, это когда поправить ничего нельзя, когда близкий человек умирает, а все остальное – так, мыльные пузыри, лопнут и следа не останется, а и останется, так убраться можно. Прав я, а, Леон? Ты тут самый рассудительный, как я заметил.
Леон густо покраснел от неожиданного комплимента и поспешил согласиться с доводами старика.
Ели молча, хоть и вкусными оказались блины заядлого кулинара Макарио, но никому нынче кусок в горло не лез, дед и не обижался, понимал, что сегодня комплиментов в адрес своих талантов не дождется. Выпив рюмочку крепкой самогонки, настоянной на полыни, он поинтересовался у Соломеи:
- Так что там с чердаком? Весь проклят? Или травы из чулана можно забрать?
- Из чулана можно, да я очищу все, сегодня вечером и очищу, просто сейчас не смогу, уж простите, сил не осталось, - слабым голосом ответила целительница.
- А может, рюмочку, а? Ну не хочешь, не надо. Так мне интересно, что будет, если в комнату войти, а?
- Заболеть можно серьезно, да и в депрессию затяжную впасть.
- Ха! А не проучить ли мне, пока шанс такой есть, Сабаса, а, Пепа, как думаешь? Улыбочку-то его вечную с лица стереть не мешало б. Он ворюга такой за это лето уже раз шесть в сад мой залезал! Два куста малины ободрал. И грабли пропавшие, его рук дело, как пить дать, его! Скажу ему, чтоб кресло наше старое с чердака забрал, он давно на него глаз положил… А, Пеп? А ты, Солька, потом с него денег сдерешь за снятие порчи-то, а? Как вам?
Пенелопа возмущенно вырвала из рук дедушки бутылку, которую он уже схватил для того, чтобы вновь наполнить свою рюмку, и решительно заявила:
- Так, дед! Пить ты больше не будешь! Такое плетешь! Да что гости-то подумают?!
Дедушка довольно улыбнулся:
- Ага! Поверила! Да шучу я, шучу, пусть себе Сабас и дальше улыбается. Я человек добрый, вы знаете.
Он добродушно потрепал внучку по спутанным волосам и принялся накладывать себе на блин щедрую порцию варенья, после чего с шумом отпил пару глотков липового чая из жестяной кружки и, подмигнув ребятам, негромко добавил:
- Хотя улыбка-то у него противная…
Солли вымученно улыбнулась. Она хорошо знала добродушный характер Макарио и его привычку дразнить экстравагантными шутками Пенелопу. Знала, что в этом доме она действительно может найти себе безопасное и сытное пристанище. Знала, но… гордость не давала ей воспользоваться гостеприимством своих друзей, да и остаться в Торрено после разрыва с Дедалом она не сможет, просто не хватит у нее на это душевных сил… Не хватит.