Айседора и Есенин. Инсценировка в Англетере

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.

Есенин "Чёрный человек"



130 лет Есенину... На мой взгляд, нет ничего более утончённого, символизирующего Серебряный век русской поэзии, показывающего неразрывную связь Европы и России, Руси на мистическом уровне, проявлений небесных знамений, чем союз и отношения Айседоры и Есенина.

Не во всём согласен с далее следующей информацией из рассылки для лайвлибовцев. Прежде всего, конечно же, по теме смерти Есенина в "Англетере".

Это было рассчётливое, хладнокровное убийство, осуществлённое врагами России, русского народа.
Что касается "пророчеств" Есенина о своей смерти, то это же можно сказать и про многих писателей и поэтов, которые прожили гораздо дольше Есенина.
Сама суть творческого поиска и литературного мастерства предполагает необходимость заглядывать за порог собственной физической жизни.

Напомню, что в издательстве «Молодая гвардия» в серии «ЖЗЛ» вышла биография Сергея Есенина, написанная известным писателем и общественным деятелем Захаром Прилепиным.
По мнению Прилепина, на психическом состоянии поэта сильно сказалось знакомство с Айседорой Дункан. Американская танцовщица имела безграничный доступ к алкогольным напиткам. Есенин, всегда «нацеленный на трагедию», стремительно спился, что и привело к ожидаемому финалу.
Не секрет, что публично оспариваю версию гибели русского поэта, озвученную Прилепиным. Он считает примерно так, как и авторка рассылки Лайвлиба.

В официальном тг канале Прилепина 3 октября 2025 года на 16 часов 15 минут нет публикаций о юбилее Есенина.
В посте о театральном режиссёре Боякове - без отсылок к театру Есенина, значение которого для исторической России сравнимо с театром Вампилова для советского времени и театром Шекспира для театральной Англии.


Одной из задач новой культурной политики, очередной стадии культурной революции является и проведение нового объективного расследования всех обстоятельств смерти Есенина.

В спецпроекте Карпенко, транслировавшемся по радио "Бизнес ФМ", видна русофобия по отношению к Есенину, снова говорится о нём применительно только и исключительно к "Москве кабацкой", это предвзятое отношение к выдающемуся поэту России.

О поэме "Чёрный человек" Есенина. Русофобы «перевернули» эту поэму «Чёрный человек»,как и многое из Есенина, увидев в поэме самого автора как хронического алкоголика и забулдыгу.


Итак.

«Он был диким зверем»: 10 скандальных фактов о Есенине из воспоминаний его жены

3 октября — день рождения Сергея Есенина, поэта, чья жизнь была такой же яркой и бурной, как и его творчество. Никто не знал его скандальную натуру лучше, чем его жена, легендарная танцовщица Айседора Дункан. В своей книге «Мой муж Сергей Есенин», личных дневниках и письмах, она без прикрас описывает их бурный роман. Ко дню рождения поэта — 10 шокирующих фактов из первых уст.

Первая встреча: Есенин пришел на всё готовое

Их знакомство в 1921 году сложно назвать случайностью. К тому моменту Есенин, несмотря на молодость, уже был знаменитым поэтом, кумиром московской богемы. Айседора Дункан, всемирно известная танцовщица, только что открывшая в Москве свою студию, была окружена ореолом скандальной славы и считалась одной из самых эксцентричных женщин эпохи. Их миры были обречены столкнуться.

Есенин целенаправленно пришел в мастерскую Дункан на Пречистенке, словно зная, что его там ждут. По воспоминаниям современников, он явился не с пустыми руками — с ним была ватага его друзей-поэтов, что превратило визит в настоящее представление. Дункан, привыкшая к поклонению, сама стала поклонницей.

«Ко мне пришёл золотоволосый поэт... Я почувствовала, что это была сама Россия, с её широкой, нежной, мятежной душой... Я поняла: это был гений, дитя-бог, и я должна бросить к его ногам всё — и искусство, и жизнь».

Этот момент она описывает как мистическое прозрение. Для неё, влюблённой в образ «крестьянской Руси», Есенин стал его живым воплощением — диким, прекрасным и неукротимым. Она, знавшая многих гениев, мгновенно признала в нём родственную душу. Их роман начался в тот же вечер, положив начало одному из самых скандальных и трагических союзов в истории искусства.

Брак по расчету... с обеих сторон

Их брак, заключенный 2 мая 1922 года, с самого начала был откровенным прагматическим альянсом, прикрытым романтическим флёром. Айседора Дункан в своих мемуарах не скрывает этого, представляя их союз как стратегический договор между двумя творческими державами. Для сорокатрёхлетний танцовщицы, одержимой идеей «русской революции духа», двадцатишестилетний Есенин стал воплощением той самой «загадочной русской души» — молодым богом, чья гениальность оправдывала любые жертвы. Он был для неё живым символом России, которую она боготворила, и одновременно — талантливым проектом, который она взялась «предъявить миру».

Сам Есенин, несмотря на пылкую страсть, также отдавал себе отчёт в практической выгоде этого союза. Для него Дункан была не просто возлюбленной, а могущественной покровительницей, его «золотым билетом» в мир западной славы и финансовой независимости. В послереволюционной Москве он был звездой, но его манила мировая арена. Брак со всемирно известной знаменитостью открывал перед ним двери, которые оставались бы закрыты для простого советского поэта. Дункан же, пользуясь своими связями и статусом, могла обеспечить ему выгодные контракты и гастроли.

«Я выхожу замуж за Есенина, чтобы он мог поехать со мной в Америку... Я знала, что без меня его никуда не выпустят. Он был моим пропуском в мир, я — его в Европу».

Эта цитата — ключ к пониманию всей их истории. Дункан прямо указывает на бюрократические барьеры: советские власти с недоверием относились к поездкам за границу своих граждан, особенно таких непредсказуемых, как Есенин. Его брак с иностранкой был единственным легальным способом покинуть страну. Таким образом, их страсть была с самого начала обременена грузом взаимных расчетов: он получал свободу передвижения и международную известность, она — живой символ своей любви к России и вечную музу, которая должна была вдохнуть новую жизнь в ее творчество. Этот расчетливый старт во многом предопределил и последующие трагические разногласия: когда страсть угасла, остался лишь холодный договор, который обе стороны стремились разорвать.

Ревность как двигатель скандалов

Истеричная, почти патологическая ревность Есенина стала одним из главных разрушителей их брака. Но ревновал он не к мужчинам — его бесила сама слава Дункан, её мировая известность и финансовое превосходство. Он, «первый поэт России», в её тени оказывался всего лишь «спутником великой Айседоры», молодым мужем-аксессуаром. Это сильно ранило его невероятное самолюбие.

Так их европейские гастроли превратились в непрекращающуюся войну из-за афиш. Есенин требовал, чтобы его имя печатали тем же крупным шрифтом, что и имя Дункан, и был в ярости, когда импресарио объясняли, что это невозможно по контракту: публика платила за имя «Айседора Дункан».

«Он кричал: “Я не мальчик на побегушках у знаменитой танцовщицы!”. Он требовал, чтобы моё имя печатали так же мелко, как и его. Это было невозможно, и это сводило его с ума».

Его скандалы на эту тему были столь громкими, что доходили до драк с менеджерами и порчи рекламных материалов. Один из самых показательных инцидентов произошёл в Берлине, где Есенин, увидев афишу, сорвал её и публично растоптал, крича, что он «не щенок при блуднице».

Эта ревность к славе была симптомом патологической неуверенности и страха быть поглощённым, растворённым в личности более знаменитой жены. Он хотел не просто быть с великой женщиной — он жаждал паритета, которого изначально в их союзе не могло быть по определению. Это противоречие — между его грандиозным самоощущением и ролью «мужа при звезде» — и стало пороховой бочкой, взрывавшей их отношения снова и снова.

Алкоголь как главный соперник в браке

Алкоголь для Есенина был не просто дурной привычкой — это была разрушительная сила, настоящий соперник в их браке, с которым Дункан была вынуждена бороться за своего мужа. Его запои были не романтическими поэтическими кутежами, а многодневными кошмарами, превращавшими гениального поэта в одержимого демона. Дункан, выросшая в более либеральной богемной среде, была шокирована не столько самим фактом пьянства, сколько той беспощадной, уничтожающей яростью, что бушевала в Есенине под воздействием алкоголя.

В своих воспоминаниях она описывает эти эпизоды с почти физиологическим ужасом. Пьяный Есенин был непредсказуем и страшен. Его одолевала мания разрушения: он мог разбить зеркало в гостинице, символически уничтожая собственное отражение, которое, казалось, ненавидел. Дорогие платья Дункан, ее сценические костюмы, которые были частью ее искусства, он в ярости рвал на куски, уничтожая не просто вещи, а часть ее личности. Стены дорогих номеров он разрисовывал цитатами из своих же стихов и похабными словами, используя для этого ее же губную помаду — кощунственно превращая символ её сценического образа в орудие своего безумия.

«Пьяный, он был не человек, а дьявол. Он бил зеркала, рвал мои платья, измазывал губной помадой стены и кричал самые ужасные оскорбления. А наутро не помнил ничего».
Самым страшным для Дункан была не ярость, а последующее раскаяние. Протрезвев, Есенин часто искренне не помнил содеянного. Увидев последствия своего погрома, он мог рыдать, целовать ей руки, валяться в ногах, называть себя «подлым мужиком» и клясться, что это больше никогда не повторится. Этот цикл — срыв, разрушение, слезливое раскаяние и короткое затишье — стал порочным кругом их совместной жизни. Для Дункан эти качели были особенно изощренной пыткой: она проигрывала самого дорогого ей человека не другой женщине, а бутылке, и каждое его искреннее, но пустое раскаяние заставляло ее снова верить и прощать, пока следующий запой снова не уничтожал эту веру.

Физическое насилие и сломанные пальцы

Скандалы в их семье редко ограничивались словесными перепалкам: они часто перерастали в физическую агрессию, и Айседора Дункан становилась главной жертвой этой неконтролируемой ярости. Для нее, всемирно известной танцовщицы, чье тело было главным инструментом творчества, это было не просто бытовое насилие, а покушение на саму суть её профессии и личности.

Один из самых жутких эпизодов, описанный в мемуарах Дункан, произошел во время очередной ссоры. Есенин, будучи в состоянии алкогольного опьянения и припадке бешеной ревности, с силой схватил ее за руку. Для танцовщицы руки были продолжением образа, инструментом экспрессии, не менее важным, чем ноги.

«В припадке ярости он схватил мою руку и сжал палец до хруста. Я не могла танцевать две недели. Он плакал, целовал мои руки, умолял о прощении. Я прощала. Это было ошибкой».
Две недели простоя в работе для артистки такого уровня означали срыв гастролей, отмену выступлений и колоссальные финансовые потери. Но что важнее — это был удар по ее художественной самоидентификации. Она оказалась в ловушке: с одной стороны — физическая боль и профессиональная беспомощность, с другой — истеричные рыдания Есенина, его детское раскаяние и мольбы о прощении. Она, как и многие жертвы абьюзивных отношений, верила в его искренность, принимая слезы раскаяния за истинное лицо человека, а вспышки ярости — за действие неких сторонних сил, «демонов», которых нужно изгнать.

Угрозы убийством и пистолет на столе

Худшим проявлением этой мании преследования и саморазрушения стал эпизод, когда Есенин в пьяном угаре, во время очередной ссоры, достал револьвер — не для демонстрации, а с конкретной целью.

«Он положил на стол револьвер и сказал: “Сегодня я убью или тебя, или себя“. Я сидела и смотрела на него, не в силах пошевелиться. В ту ночь я действительно думала, что умру».
Вряд ли эта цитата — метафора. Дункан описывает состояние парализующего ужаса: она понимала, что имеет дело не с романтическим героем, а с человеком, утратившим связь с реальностью. Револьвер на столе был символом окончательной потери контроля. В его глазах она видела не театральный надрыв, а пугающую пустоту и решимость. Их отношения — это не игра в страсть, а опасная русская рулетка, где на кону стоит жизнь.

«Охота» на Есенина: как его вылавливали после побегов

Заграничные гастроли 1922–1923 годов для Айседоры Дункан превратились в изматывающую операцию по поиску и спасению собственного мужа. Есенин, оказавшись в непривычной среде Западной Европы и США, чувствовал себя чужим, непонятым и глубоко несчастным. Его тоска по России и неприятие «буржуазного» мира выливались в многодневные запои и внезапные побеги. Дункан, отвечавшая за его безопасность и репутацию, была вынуждена организовывать за ним настоящую охоту.

Однажды во время подготовки к выступлениям Есенин пропал на три дня. Для Дункан это обернулось кошмаром: она не спала сутками, объезжая на такси все известные русские эмигрантские притоны — рестораны «Доминик» и «Вольтер», кабаре «Ла Стелла», опрашивая официантов и шоферов. Она обзванивала морги и полицейские участки, опасаясь худшего — что его убили в пьяной драке или он покончил с собой.

«В Париже он пропал на три дня. Я обзванивала все русские рестораны и полицейские участки. Его нашли в самом дешевом притоне, без денег, без документов, в разорванной рубахе».
Есенина обнаружили в грязном номерке дешевого отеля в районе Монмартра, где он, по некоторым свидетельствам, пытался «запить» тоску в компании таких же эмигрантов. Его нашли в состоянии полного физического и морального упадка. Для Дункан это зрелище было душераздирающим: ее «золотоволосый бог» предстал перед ней жалким, потерянным и униженным человеком. Эти побеги и их последствия стали мучительным доказательством того, что их брак обречен, а попытка вписать «стихийного» русского поэта в формат западных гастролей провалилась.

Швыряние денег в толпу и сжигание франков

Поведение Есенина с деньгами во время заграничных поездок было для Дункан не просто эксцентричной выходкой, а демонстративным, почти истерическим отрицанием тех самых «буржуазных ценностей», которые он ненавидел, но в кругу которых оказался. Его жесты были призваны шокировать, унизить и доказать свое превосходство над миром наживы.

Получив солидный аванс за выступление или гонорар от издателя, он мог выйти на балкон фешенебельного отеля или на оживленную улицу и с театральным презрением начать швырять купюры в толпу, наблюдая, как прохожие — те самые «буржуи» — с криками бросаются их подбирать. Это был не щедрый жест, а акт уничижительного милосердия, своеобразное «кормление зверей». Он наслаждался своей ролью повелителя, раздающего подачки, и в этот момент чувствовал себя выше окружающей его материальной реальности.

Но самым шокирующим для Дункан, вынужденной считать каждый франк для финансирования их дорогостоящего турне, стал другой эпизод.

«Он взял пачку франков, поджёг её от сигареты и бросил в камин со словами: “Деньги — для дураков“. Это были все наши деньги на неделю».
Он сжигал не просто бумагу — он сжигал ее усилия, ее заботу о нём, ее попытки встроить его в систему, которая была ему отвратительна. В этом акте сожжения денег был и элемент его собственного разрушения: таким образом он уничтожал часть себя, которая была вынуждена зависеть от этих «дурацких» бумажек. Для Дункан это стало очередным доказательством того, что их совместная жизнь невозможна: она не могла быть вечным спонсором человека, который видел в её деньгах лишь средство для самоуничижительных перформансов.

Унизительные побеги из отелей через окно

Поведение Есенина в заграничных отелях перешло грань эксцентричности и превратилось в откровенный циничный расчет. Осознавая свою безнаказанность и финансовую зависимость от Дункан, он мастерски устраивал спектакли, где главным режиссером был его собственный эскапизм. После очередного скандала с битьём зеркал или мебели, понимая, что счет за ущерб будет астрономическим, поэт выбирал самый драматичный путь отступления — бегство.

Его побеги были обдуманными и театральными. Он связывал простыни и спускался из окна, как заключенный, бегущий из тюрьмы буржуазного комфорта. Для него это был и побег от ответственности, и унизительный перформанс, демонстрирующий его презрение к «продажному» миру гостиниц и денег.

«Мне приходилось унизительно извиняться перед менеджерами отелей, расплачиваться за разгромленные номера и за его побеги. Он смеялся: “Пусть платит буржуазная дама!“».

Эти побеги стали метафорой всего их брака: он — вечный беглец от ответственности, она — вечная плательщица по его счетам, как финансовым, так и эмоциональным.

Последнее пророчество: «Я умру молодым и знаменитым»

Одной из самых мрачных и фатальных сторон личности Есенина была его почти мистическая одержимость идеей ранней, театральной и кровавой смерти. Это не было минутным настроением или позой — это стало частью его мифологии, своего рода поэтическим завещанием, которое он методично воплощал в жизнь.

Он постоянно, почти в каждом серьезном разговоре, возвращался к этой теме. В состоянии опьянения, меланхолии или даже в моменты кажущегося спокойствия он мог неожиданно произнести эту фразу — чётко, ясно, с леденящей душу уверенностью. Для него это была не угроза, а констатация факта, о котором он, казалось, был осведомлен из какого-то тайного источника.

«Он часто говорил: “Я не доживу до тридцати. Умру в крови, славе и скандале“. Я зажимала ему рот, плакала, умоляла не говорить такого. Но он был уверен. Это было его последнее и самое страшное пророчество».

Эта идея стала для него формой эстетического и экзистенциального бунта. Умереть молодым — значит остаться вечно прекрасным, не успев увянуть. Умереть знаменитым — обеспечить себе бессмертие в легендах. Умереть в скандале — бросить последний вызов обывательскому миру. Эта триада стала его навязчивой идеей, и он, сам того не осознавая, выстраивал свою жизнь и особенно её конец так, чтобы максимально точно соответствовать этому придуманному им самим идеалу. Его самоубийство (или загадочная смерть) в номере гостиницы «Англетер» стало чудовищной кульминацией этого спектакля, режиссёром, актёром и жертвой которого он сам себя назначил. Дункан, узнав о его смерти, поняла, что он, как всегда, добился своего, и это было самой страшной правдой об их любви.

«Рыдала и страдала из-за него так много, что, мне кажется, исчерпала все человеческие возможности для страданий».
От гонораров за все его стихи Дункан отказалась в пользу матери и сестер Есенина. Через два года Айседора Дункан трагически погибла в Ницце, удушившись собственным красным шарфом, попавшим в ось колеса гоночного автомобиля, первый же оборот колеса сломал ей шею.

Текст: колумнист и автор телеграм-канала «Бомба замедленного действия» Левиафан Марина


НОМАХ ЕСЕНИНА


«Страна негодяев»:  драматическая поэма Сергея Александровича Есенина, написанная в 1922–1923 годах. При жизни поэта полностью не публиковалась, редко публиковалась и после его смерти, театральных постановок по ней никогда не ставилось.

Действие происходит на Урале в 1919 году. Главный герой — бандит Номах, нигилист, романтический бунтарь-анархист, ненавидящий «всех, кто жиреет на Марксе». Он пошёл когда-то за революцией, надеясь, что она принесёт освобождение всему роду человеческому, но, обнаружив, что быстро сделать это не получится, теряет интерес и разочаровывается.

Основные темы поэмы:

Революция и её последствия. Есенин критически осмысливает революционные события в России, показывает, как идеалы революции превращаются в хаос, насилие и разрушение.

Конфликт между идеалом и реальностью. В поэме сталкиваются мечты о справедливом обществе и суровая действительность, где власть захватывают циничные и жестокие люди.

Образ России. Россия в поэме предстаёт как «страна негодяев», где царит беззаконие, коррупция и моральный упадок.

Тема бунта и свободы. Одним из ключевых персонажей поэмы является Номах (прототипом которого, вероятно, был Нестор Махно). Он символизирует стихийный бунт, стремление к свободе, но также и разрушительную силу, которая не способна построить новое общество.

Сообщает ИИ DeepSeek

Сергей Есенин написал поэму "Страна негодяев" в 1922-1923 годах. Это произведение отражает его разочарование в революционных идеалах и послереволюционной действительности. В поэме Есенин критикует новую власть и её представителей, выражая своё неприятие насилия и лицемерия. Главный герой, Номах, становится символом протеста против системы, которая, по мнению поэта, превратила страну в "страну негодяев".

Поэма была опубликована лишь частично при жизни Есенина, а полностью её текст стал доступен только в 1990-х годах. Это произведение считается одним из самых острых и противоречивых в творчестве Есенина, отражающим его сложные отношения с советской властью и эпохой.

Известно, что «Чёрного человека» Есенин начал писать ещё в конце 1923 года, а окончательный вариант датирован 14 ноября 1925-го. 28 декабря этого же года поэта не стало. Согласно официальной версии, он покончил жизнь самоубийством. Однако, очень много фактов свидетельствуют о том, что это было хладнокровное и рассчётливое убийство русского поэта.

Один из охранников Троцкого Леонтьев сообщил, что они вдвоём с Блюмкиным должны были уговорить Сергея Есенина, приехавшего в Ленинград, помириться с Троцким и за приличное вознаграждение стать его соглядатаем. Как только Блюмкин предложил Есенину стать осведомителем в богемной среде, тот сразу же бросился на него с кулаками. Известный факт, что драться Есенин умел очень хорошо. Им сложно было справиться с Есениным даже вдвоём. И тогда Леонтьев выстрелил. Затем они умело инсценировали самоубийство в номере гостиницы «Англетер».

Блюмкин и Есенин знали друг друга достаточно давно. Периодически между ними вспыхивали конфликты.

Блюмкин был подручным у Троцкого. Это был единственный человек, кого Блюмкин ценил и уважал. Вот ради кого он мог пойти на всё, что угодно.

Есть версия, что Сергей Есенин стал невольным свидетелем и узнал способы доставки финансовых средств Троцкому. Ведь известный факт, что Блюмкин был одним из связных международных банкирских кругов. На сегодняшний момент уже ни для кого не является тайной, что Троцкий приплыл в Россию в революционные дни, имея при себе большую сумму денег, которую ему выделили миллионеры с Уолл-стрит, а также американский паспорт, который, кстати, вручил ему в 1917 году лично президент США Вудро Вильсон.

Банкир Улоф Ашберг, шведский банкир еврейского происхождения, не жалел средств для племянника своего друга и компаньона Абрама Животовского Лейбы Бронштейна (Льва Троцкого).

К слову, человек, который задумал покончить жизнь самоубийством, не будет вести с собой 19 пар обуви. Есенин приехал в город на Неве жить.

В это время террористическая группа Троцкого отступала по всем фронтам. Во многих городах страны уже шли перестановки. Об идущих политических изменениях знал и ленинградский лидер Сергей Миронович Киров. Он, кстати, благоволил своему тёзке Сергею Есенину. Дело в том, что заместителем у Сергея Кирова был друг Есенина Пётр Иванович Чагин. Документально известно, что незадолго до смерти Есенин встречался с Кировым. И согласно их договорённости, должна была реализоваться давняя мечта поэта о редактировании журнала.

После того, как Сергей Киров занял бы пост 1-го секретаря Ленинградского губернского Комитета (а это произойдёт ровно через две недели после смерти Есенина), Сергей Есенин, в свою очередь, должен был возглавить «Литературный журнал».

Есенин своим согласием на должность редактора «Литературного журнала» раз и навсегда определялся и с командой, в которой ему в будущем предстояло играть. Как известно, Киров был ближайшим другом Сталина. Блюмкин и Леонтьев, соответственно, были из другой команды. Они были агентами Троцкого.

«Я позавчера сидел напротив Троцкого, как сижу напротив Вас, – произнёс Есенин, – он абсолютно сумасшедший. И они все сумасшедшие. Вы не видите этого?». Подслушанный разговор Есенина и Маяковского. Из докладной записки сексота Родкина в 46 отделение милиции города Москвы.

«Не поеду в Москву, пока Россией правят Бронштейны!». Сексот ОГПУ Алексеев.

Из архивных документов стало известно, что к этому времени на Сергея Есенина было заведено 13 уголовных дел, 9 из них – за «антисемитизм».

В поэме «Страна негодяев» Сергей Есенин пишет о Троцком. Есть там такой персонаж по фамилии Чекистов. Было время, когда Троцкий жил и учился в Веймаре. Оказывается, Троцкий получал деньги из США через Веймарский банк. Откуда Есенин это знал?

Существуют неопровержимые свидетельства, что Блюмкин, входивший в состав экспедиции Рериха, в декабре 1925 года уже находился в Москве. Так что он мог быть 28 декабря 1925 года в Ленинграде, в день смерти Есенина. Напомню, экспедиция Рериха, в которой участвовал и Блюмкин, выдвинулась из Москвы в Тибет лишь в начале следующего 1926 года.


Произведение «Страна негодяев» Сергея Александровича Есенина.

Отрывок

Замарашкин

Слушай, Чекистов!..
С каких это пор
Ты стал иностранец?
Я знаю, что ты
Настоящий жид.
Фамилия твоя Лейбман,
И черт с тобой, что ты жил
За границей…
Все равно в Могилеве твой дом.

Чекистов

Ха-ха!
Ты обозвал меня жидом?
Нет, Замарашкин!
Я гражданин из Веймара
И приехал сюда не как еврей,
А как обладающий даром
Укрощать дураков и зверей.
Я ругаюсь и буду упорно
Проклинать вас хоть тысчи лет,
Потому что…
Потому что хочу в уборную,
А уборных в России нет.
Странный и смешной вы народ!
Жили весь век свой нищими
И строили храмы Божие…
Да я б их давным-давно
Перестроил в места отхожие.
Ха-ха!
Что скажешь, Замарашкин?
Ну?
Или тебе обидно,
Что ругают твою страну?
Бедный! Бедный Замарашкин…

Поэма завершена в 1923 году. Её автору исполнилось 28 лет, вместе с женой,танцовщицей Айседорой Дункан он, по сути, находится в гастрольном туре, в том числе, по городам США. Поэт готовит к печати сборники «Стихи скандалиста» и «Москва кабацкая». Летом этого же года он уже читает фрагменты поэмы на литературном вечере в Политехническом музее. Осенью он разрывает отношения и с А. Дункан, и с имажинистами. В жанровом отношении – драматическая поэма, фарс, сатира, как в кривом зеркале, в ней отражается шекспировский «Гамлет». Даже зачин одинаков: смена караула. Однако события сверхсовременные: Гражданская война, борьба с бандитизмом, НЭП. Двойственность главных героев, комиссаров Чекистова и Рассветова, бандита Номаха (по сути, Нестор Махно, внешне – сам поэт-хулиган), рабочего-добровольца Замарашкина. В сущности, все сходятся на том, что России нужна «стальная клизма», даже почти Робин Гуд (на словах, по крайней мере) Номах – и тот мечтает половить рыбку в мутной воде, затеять бунт против большевиков. Кстати, оба комиссара жили в Европе и США, а теперь, как вороны, слетелись на труп империи. «Говорящие» фамилии даны несколько в лоб, топорно.
Та же двойственность присуща и самому поэту в ту пору. Как однажды он сказал критику А. Воронскому: «я за советскую власть, но я люблю Русь». В речах персонажей и его собственные мысли, он видит основу для перекройки страны в совместных усилиях пусть не прекраснодушных, но, как ему кажется, людях дела. «Я только всему свидетель»: эти слова Замарашкина могут считаться и авторской позицией. Сюжет поэмы прост: комиссары охраняют поезд с золотом, который грабит Номах. Начинается погоня. Финал открытый, Номах все еще на свободе. Реалии тех лет: недовольство крестьян поборами, людоедство, гнилая селедка – как основа рациона, бывшие люди (дворяне), браунинг, спирт, кокаин, опий, китайские коммунисты. Лексика то возвышенная (в монологах, к примеру, о Гамлете), то грубая, бранная (черт с тобой), есть и советский новояз. Речь героев выразительна, афористична.

...

В некоторых отрывках чувствуется влияние В. Маяковского, отражены и американские впечатления (о «мировой бирже», шаржированные словечки «plis», «bisnes men»). Название поэмы можно отнести и к стране, и к людям, взявшим власть (когда «противны и те, и эти»), и к эпохе, времени. В этом контексте важна и фраза «страна негодует на нас». Мотив вьюги, необходимости идти на ощупь, наугад (в прямом и переносном смысле). Образ Петра Великого, давно ставший литературным.

Полностью «Страна негодяев» С. Есенина была опубликована уже после смерти поэта.

https://rustih.ru/sergej-esenin-strana-negodyaev

Есенин развил традицию «говорящих» фамилий в русской драме, используя подчёркнутую этимологию имён как выразительное средство, ключ к их характеристике: Рассветов, Замарашкин, Чекистов, Чарин. Дворянам Щербатову и Платову дал широко распространенные дворянские фамилии (см. Унбегаун Б. О. Русские фамилии. Пер. с англ. М., 1989, с. 348). Если говорить о трёх основных персонажах — Рассветове, Чекистове и Номахе, то здесь подразумеваются определённые прототипы, причём фамилии персонажей отличаются от фамилий прототипов и в чём-то сходны с ними. Есенин сделал это, чтобы имя персонажа помогало узнать прототип и одновременно для того, чтобы «увести читателя от прототипа, с именем которого, однако, автор не может расстаться» (подробнее о принципах выбора имени персонажа см. в кн. В. А. Никонова «Имя и общество», М., 1974, с. 233–245).

Чекистов — этимологически фамилия (псевдоним) восходит к аббревиатуре ЧК (Чрезвычайная комиссия) и используется как метафора, характеризующая героя. Кроме того, Замарашкин напоминает настоящую фамилию этого действующего лица — «Лейбман» и называет его «жидом». На основании этого, а также сходных биографических фактов («в Могилеве твой дом», «гражданин из Веймара») ряд исследователей считают прототипом комиссара Чекистова — Троцкого (Бронштейна) Льва (Лейбу) Давидовича (1879–1940) (см., например, Куняев Ст. и Куняев С. Сергей Есенин, с. 265), хотя образ Чекистова имеет, скорее, собирательный характер.

Номах — именем этого героя Есенин хотел озаглавить поэму, когда готовил к печати третий том своего Собрания стихотворений. Редактор Собрания И. В. Евдокимов вспоминал о подготовке к печати третьего тома: «Остановились над поэмой „Страна негодяев“. Есенин перелистал ее, быстро зачеркнул заглавие и красным карандашом написал: „Номах“.

— Это что? — спросил я.

— Понимаешь, надо переменить заглавие. Номах это Махно. И Чекистов, ты говорил, я согласен с тобой, выдуманная фамилия. Я переменю. И вообще я в корректуре кое-что исправлю.

— А мне жалко названия „Страна негодяев“, — сказал я. — „Номах“ очень искусственно.

Впоследствии он опять восстановил название „Страна негодяев“» (Восп., 2, 291–292).

Номах — перевернутая в слогах фамилия Махно. Но значение этого образа гораздо шире, и Номах не во всем совпадает с реальным прототипом. Об этом говорит прежде всего тот факт, что зимой 1921–1922 гг. (время действия поэмы, которое обозначено в первой публикации монолога Рассветова) Махно уже находился в Румынии. Кроме того, Махно появляется в поэме и под своей действительной фамилией в словах Чарина: «И кого упрекнуть нам можно? // Кто сумеет закрыть окно, // Чтоб не видеть, как свора острожная // И крестьянство так любят Махно?».

Есенин использует также своё портретное сходство с героем и прототипом: Махно — блондин с синими ясными глазами (см. описание, данное секретарем Л. Б. Каменева в журн. «Пролетарская революция», М., 1925, № 6 (41), с. 136). На основании этого сходства образ Номаха неправомерно трактуется как автобиографический (см., напр., Переяслов «Н. Блондин. Среднего роста. 28-лет...» — Газ. «Лит. Россия», М., 1995, 21 июля, № 31, с. 10). Ряд учёных, прежде всего Г. Маквей, считают, что Есенин «эмоционально и интуитивно сочувствует крестьянскому бунтарю Номаху» (IE, 177). Некоторые исследователи расшифровывают имя Номах как анаграмму Монаха, деревенского прозвища молодого Есенина (см.: Мекш Э. Б. Сюжетно-жанровые искания Есенина 1921–1925 гг. — Сб. «Сюжет и художественная система», Даугавпилс, 1983, с. 100–111; Никё М. Поэт тишины и буйства. — Журн. «Звезда», СПб., 1995, № 9, с. 126).

...
Есенин создал оригинальное произведение, в котором развил традиции Пушкина и Шекспира и учёл положения пушкинской статьи «О народной драме и драме „Марфа Посадница“» (1830): «занимательность действия», «истина страстей», «правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах», «вольность суждений площади» и «грубая откровенность народных страстей» (Пушкин, VII, 211–221, см. цитаты из этого «манифеста» о драме: Мейерхольд В., Бебутов В., Державин К. О драматургии и культуре театра. — ВТ, 1921, № 87–88, 5 апр., с. 3). У Шекспира Есенин ценил также то, что больше всего ценил у него Пушкин — «достоинства большой народности» (Пушкин А. С. О народности в литературе. — Пушкин, VII, 39).
...
Характер исполнения белового автографа «Страны Негодяев» (см. выше, с. 541–542) также показывает, как ценил сам автор эту поэму, какое придавал ей значение.

Есенин охотно выступал с чтением «Страны Негодяев» во время зарубежной поездки и по приезде в Россию. 1 июня 1922 г. в Берлине (Блютнерзал) состоялся нашумевший литературный вечер под названием «Нам хочется Вам нежно сказать» (название почти дословно повторяет строку из стихотворения Есенина «Исповедь хулигана» — ноябрь
1920), который называли также «Вечером четырех негодяев» («негодяи» —           А. Н. Толстой, С. А. Есенин, А. Б. Кусиков и А. Ветлугин; см. воспоминания Г. Д. Гребенщикова 1926 г. — РЗЕ, 1, 99).

У Есенина представлена своего рода «мышеловка» наизнанку: театрализованное представление с переодеванием устраивает тот, кого хотят поймать в мышеловку — Номах переодевается китайцем и уходит от преследователей, а золото, за которым охотится агент ЧК, уносит повстанец Барсук, переодевшийся в костюм стекольщика.

rvb.ru/20vek/esenin/pss7/vol3/notes/205.html


http://proza.ru/2025/03/12/941