Только для писателей. Более 150 постов и статей

Только для писателей. 10-дневный email-курс «Творческая свобода». Стартуем 6-го октября:
14priemov.ru/svob

Главная проблема многих авторов — не в том, что они мало знают. А в том, что они знают слишком много. Обилие информации приводит к выгоранию. Что в итоге? Вместо живого текста — вымученная, стерильная конструкция. Знания слишком часто становятся клеткой. Пора из нее выйти.

Перешёл по ссылке, зарегистрировался.

Ответ робота.

Успешная
регистрация
Спасибо за регистрацию!

Подпишитесь на главные соцсети проекта,
чтобы не пропустить самых важных событий.

Мгновенная польза
Мы регулярно проводим семинары о создании литературных произведений.
Посмотрите записи прямо сейчас, чтобы оценить качество обучения.

Подпишитесь на полезную рассылку проекта «Курсы писательского мастерства».

С 2013 года через курсы проекта прошли больше 10 000 писателей. Сейчас наши студенты публикуются в ведущих издательствах страны, регулярно оказываются среди топов платформ АТ и ЛН, издаются в толстых литературных журналах и популярных сборниках.

В одной статье мы собрали больше 150 полезных материалов для писателей по рубрикам. Нажмите на кнопку — в первом письме вы получите ссылку на рубрикатор статей.

Обещанная ссылка.

Рубрикатор всех полезных публикаций для писателей:
vk.com/@pisateli_rf-post

Добавьте эту запись в закладки и сделайте репост, чтобы в любой момент вернуться к интересным материалам.

Наслаждайтесь!


150+ постов и статей для писателей

Идеи и вдохновение
Как работать с идеями?

Как рождается замысел?

Истории расцветают из воспоминаний

Пять вопросов, которые являются концентратом идеи

Радость писательства

Развивать чужие идеи

«Вдохновение» — это непристойное словечко

Процесс зарождения сюжета

Дисциплина

Замысел рассказа может возникнуть при наличии двух условий

«Сгущение мысли»

Все окружающее является литературным материалом

Основной элемент писательской практики – это упражнения на время

Чужестранец на улице

Чистый импульс радости

Смотрим по сторонам

С чего начать?

Корень любой истории – жизненный опыт человека

Хороший способ заполучить много идей

Нельзя продать идею

Чек-лист замысла

Мы все творцы

Персонажи
Характеристика — это показ природы людей в произведении

Голоса персонажей

Сильные и слабые стороны героев

Оживить персонажей. Семь приёмов работы с портретом (+ шпаргалка)

Шесть психотипов трёхмерных персонажей (+ шпаргалка)

Верьте в персонажа

Писать о персонажах, как о реальных людях

Создание характеров

Читатели не любят идеальных героев

Трансформации, которые происходят с героями

Ключ к созданию персонажей – в самопознании

История жизни каждого персонажа начинается в семье, где он появился на свет

Характер и выбор

Перенаселение

Рост характера

Герой завладевает автором

Лидия Яковлевна Гинзбург о текучести персонажей Толстого

Миссия героя

Выбор персонажа

Выражение подлинного характера через дилемму

Эмоции ваших героев

Центр притяжения истории

Как вдохнуть в антагониста жизнь

Роль персонажа

Как поместить читателя в шкуру вашего героя

Делитесь с читателем информацией и предысторией

Персонажи должны развиваться

Одна из главных функций романа

Чек-лист. Пять вопросов, чтобы проверить глубину проработки главного героя

У каждого есть цель

Истинная проблема: герой — сам себе злейший враг

Заставьте героев действовать на пределе способностей

Принцип трансформации

Создайте дилемму

Линия развития персонажа

Актёрский метод при написании романов

Две теории создания персонажей

Сюжет
Устанавливайте причинно-следственные связи

Напряжение – слуга конфликта

О планировании рассказа

Экспозиция сцены

Пять простых советов писателям о сюжетах

Сюжеты организуются по-разному

Драматургия: чем похожи отличный спортивный матч и увлекательная история

Как найти проблему, за которой будет интересно следить читателю?

Начинайте с кульминации

Композиция предрешает жизнеспособность и красоту художественного организма

Искусство (литература) дает целое в движении

Особый способ организации композиции на примере «Шинели» Гоголя

Перипетия

Мир монтажен

Шесть составляющих драматического искусства по Аристотелю

Зачем нужна конструкция?

Бедность фабулы и интриги

Закон единства и эмоциональной экономии

Как современные писатели используют мифологические сюжеты?

Для меня история и сюжет — два противоположных конца одного спектра

Как мифы и фольклор помогут улучшить сюжет именно вам?

Экспозиция

Побочные сюжетные линии и предыстория

Вопросы, которых не должно возникать у читателей [Десять пунктов]

Что такое сюжет?

Поворотный момент

Середина вашего романа

Пять простых советов писателям о структуре

Сюжет — это динамическая сторона художественной формы

Структура истории

Можно выделить два типа конфликтов

Проблема, содержащая конфликт

Конфликт, сюжет и характер

Конфликт как источник движения сюжета

Середина — вот где у героя начинаются настоящие проблемы

Классики и планирование

Усилие и противодействие

Две сюжетные линии любого романа

Многие истории начинаются с момента неожиданного изменения

Сюжетная комбинаторика

Ключ к отличному сюжету

Какую сюжетную структуру выбрать?

Как мы определяем, что та или иная история хороша?

Напряжение: «часики»

Стиль
Переписать по крайней мере два раза и непременно прочитать себе вслух

Точка зрения повествователя — последовательный обзор

Слова имеют свое сердце, свое дыхание

«Толстовские» и «чеховские» детали

Атмосфера

О характерности речи

Роман как целое

Передача мыслей от первого лица

Тем в сцене

Не забывайте о молчании

Обработка деталей

Вычеркивайте, где можно, определения существительных и глаголов

Роману необходимы диалоги

Впечатляющая сцена

Рутинные приемы в описаниях природы

Психологизм в литературе (пять примеров из классической прозы)

Николай Михайлович Соколов про описание человека в литературе

Пишем хороший диалог

Приём «остранения»

Сцена и детализация

Ритм

Диалоги. Я уметь сказать красиво

Полифония

Внимание к деталям

Имейте смелость вымарывать лишнее

Скорость, с которой разворачивается повествование

Как миф проникает в ткань художественного произведения

Катарсис

Описания природы должны быть весьма кратки

О связи формы и содержания

Подлинные детали

Когда роман хорошо написан, обстановка в нем работает

В чем разница между поэзией и прозой?

Нужно не называть вещи, а показывать их

Одна из основ писательства – хорошая память

Среди произведений от первого лица можно выделить три разновидности

Старайтесь не писать о том, что читатель все равно пролистнет

Будьте конкретны

Вечно сокращаемый текст

История – это звучание жизни

Образность

Подборки советов
Джон Стейнбек — шесть советов для писателей

Пять советов для писателей от Джорджа Оруэлла

Рэй Брэдбери — пять простых правил для самых начинающих

Семь советов начинающим авторам от Зэди Смит

Курт Воннегут: 8 правил писательского мастерства

Три цитаты Умберто Эко из «Откровений молодого романиста»

Писатели — о материале

Писатели — о структуре

Чеховские советы

Обсуждения
Музыка для писательства

С чего начинать изучение писательского мастерства? Какая тема самая важная? Почему?

Электронная книга или бумажная?

Что в рассказе важнее всего?

Как вы планируете сюжеты?

Почему писателю важно разбираться в мифологии?

О художественных конфликтах

Другое
Читайте как писатель

Искусство художественного слова

Ежедневное писательство очень похоже на тренировку мышц

Томашевский. Семь форм романа

Автор, текст и толкователи

Бессюжетный текст

Соображения о рассказе

Размышления о писательстве

Полифонический роман Достоевского

Суеверная этика читателя

У великого писателя характер как бы снят разными аппаратами с разных точек зрения

Сделанная работа — это урок, который необходимо выучить

Вас, писателя, выбросило на необитаемый остров

Простое и безыскусственное может быть нехорошо, но непростое и искусственное не может быть хорошо

Как стать фантастом?

Герой интересует Достоевского не как элемент действительности

Константин Паустовский – о призвании писателя

Оплакивая Анну Каренину

Список Бродского: «Для начала. Чтобы с вами было о чем разговаривать»

Писательство — страшно одинокое дело

Рецепта бестселлера не существует

Виктор Шкловский о чтении писателя

О хороших читателях и хороших писателях

Главным материалом для литературы служит сам человек

О рассказе Антона Павловича Чехова «На подводе»

Память писателя

Искренность как источник оригинальности

О внутреннем хранилище

Семь простых приёмов – работаем над впечатляющим рассказом

Герой — это вы

Поэтика намека

Рассмотрите предметы

Антураж

Три круга внимания

Психология любопытства

Настрой

Разрешите себе писать

Твоя история нужна миру


Также публикуем для вас ссылки на все соцсети:

Расписание курсов: https://14priemov.ru/

YouTube: https://vk.cc/3wlfg5

Telegram: https://t.me/litcour



VK: https://vk.com/pisateli_rf

Больше 50 эксклюзивных материалов для донов проекта: https://vk.com/@pisateli_rf-don

Лекторий писателя: https://14priemov.ru/lekt




РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПИСАТЕЛЬСТВЕ

Как-то, отвечая на анкету, Кнут Гамсун заметил, что пишет исключительно с целью убить время. Думаю, даже если он был искренен, всё равно заблуждался.

Писательство, как сама жизнь, есть странствие с целью что-то постичь. Оно — метафизическое приключение: способ косвенного познания реальности, позволяющий обрести целостный, а не ограниченный взгляд на Вселенную. Писатель существует между верхним слоем бытия и нижним и ступает на тропу, связывающую их, с тем чтобы в конце концов самому стать этой тропой.

Я начинал в состоянии абсолютной растерянности и недоумения, увязнув в болоте различных идей, переживаний и житейских наблюдений. Даже и сегодня я по-прежнему не считаю себя писателем в принятом значении слова.

Я просто человек, рассказывающий историю своей жизни, и чем дальше продвигается этот рассказ, тем более я его чувствую неисчерпаемым. Он бесконечен, как сама эволюция мира. И представляет собой выворачивание всего сокровенного, путешествие в самых немыслимых широтах, — пока в какой-то точке вдруг не начнёшь понимать, что рассказываемое далеко не так важно, как сам рассказ. Это вот свойство, неотделимое от искусства, и сообщает ему метафизический оттенок, — оттого оно поднято над временем, над пространством, оно вплетается в целокупный ритм космоса, может быть, даже им одним и определяясь.

А «целительность» искусства в том одном и состоит: в его значимости, в его бесцельности, в его незавершимости.

Я почти с первых своих шагов хорошо знал, что никакой цели не существует. Менее всего притязаю я объять целое — стремлюсь только донести моё ощущение целого в каждом фрагменте, в каждой книге, возникающее как память о моих скитаниях, поскольку вспахиваю жизнь все глубже: и прошлое, и будущее. И когда вот так её вспахиваешь день за днем, появляется убеждение, которое намного существеннее веры или догмы.

Я становлюсь всё более безразличен к своей участи как писателя, но всё увереннее в своём человеческом предназначении.

Поначалу я старательно изучал стилистику и приёмы тех, кого почитал, кем восхищался, — Ницше, Достоевского, Гамсуна, даже Томаса Манна, на которого теперь смотрю просто как на уверенного ремесленника, этакого поднаторевшего в своём деле каменщика, ломовую лошадь, а может, и осла, тянущего повозку с неистовым старанием.

Я подражал самым разным манерам в надежде отыскать ключ к изводившей меня тайне — как писать. И кончилось тем, что я уперся в тупик, пережив надрыв и отчаяние, какое дано испытать не столь многим; а вся суть в том, что не мог я отделить в себе писателя от человека, и провал в творчестве значил для меня провал судьбы. А был провал.

Я понял, что представляю собой ничто, хуже того, отрицательную величину. И вот, достигнув этой точки, очутившись как бы среди мёртвого Саргассова моря, я начал писать по-настоящему. Начал с нуля, выбросив за борт все свои накопления, даже те, которыми особенно дорожил. Как только я услышал собственный голос, пришёл восторг: меня восхищало, что голос этот особенный, ни с чьим другим не схожий, уникальный. Мне было всё равно, как оценят написанное мною. «Хорошо», «плохо» — эти слова я исключил из своего лексикона.

Я безраздельно ушёл в область художественного, в царство искусства, которое с моралью, этикой, утилитарностью ничего общего не имеет. Сама моя жизнь сделалась творением искусства. Я обрёл голос, снова став цельным существом. Пережил я примерно то же, что, если верить книгам, переживают после своей инициации приобщившиеся к дзэн-буддизму. Для этого мне нужно было пропитаться отвращением к знанию, понять тщету всего и всё сокрушить, изведать безнадёжность, потом смириться и, так сказать, самому себе поставить летальный диагноз, и лишь тогда я вернул ощущение собственной личности.

Мне пришлось подойти к самому краю и прыгнуть — в темноту.

Генри Миллер «Размышления о писательстве», 1941




ПОЛИФОНИЧЕСКИЙ РОМАН ДОСТОЕВСКОГО

При ознакомлении с обширной литературой о Достоевском создаётся впечатление, что дело идёт не об одном авторе-художнике, писавшем романы и повести, а о целом ряде философских выступлений нескольких авторов-мыслителей — Раскольникова, Мышкина, Ставрогина, Ивана Карамазова, Великого инквизитора и других.

Для литературно-критической мысли творчество Достоевского распалось на ряд самостоятельных и противоречащих друг другу философских построений, защищаемых его героями. Среди них далеко не на первом месте фигурируют и философские воззрения самого автора. Голос Достоевского для одних исследователей сливается с голосами тех или иных из его героев, для других является своеобразным синтезом всех этих идеологических голосов, для третьих, наконец, он просто заглушается ими. С героями полемизируют, у героев учатся, их воззрения пытаются доразвить до законченной системы. Герой идеологически авторитетен и самостоятелен, он воспринимается как автор собственной полновесной идеологической концепции, а не как объект завершающего художественного видения Достоевского.

Для сознания критиков прямая полновесная значимость слов героя разбивает монологическую плоскость романа и вызывает на непосредственный ответ, как если бы герой был не объектом авторского слова, а полноценным и полноправным носителем собственного слова.

Совершенно справедливо отмечал эту особенность литературы о Достоевском Б.М.Энгельгардт. "Разбираясь в русской критической литературе о произведениях Достоевского, — говорит он, — легко заметить, что, за немногими исключениями, она не подымается над духовным уровнем его любимых героев. Не она господствует над предстоящим материалом, но материал целиком владеет ею. Она всё ещё учится у Ивана Карамазова и Раскольникова, Ставрогина и Великого инквизитора, запутываясь в тех противоречиях, в которых запутывались они, останавливаясь в недоумении перед не разрешёнными ими проблемами и почтительно склоняясь перед их сложными и мучительными переживаниями".

Аналогичное наблюдение сделал Ю.Мейер-Грефе. "Кому когда-нибудь приходила в голову идея — принять участие в одном из многочисленных разговоров "Воспитания чувств"? А с Раскольниковым мы дискутируем, — да и не только с ним, но и с любым статистом".

Эту особенность критической литературы о Достоевском нельзя, конечно, объяснить одною только методологическою беспомощностью критической мысли и рассматривать как сплошное нарушение авторской художественной воли. Нет, такой подход критической литературы, равно как и непредубеждённое восприятие читателей, всегда спорящих с героями Достоевского, действительно отвечает основной структурной особенности произведений этого автора.

Достоевский, подобно гётевскому Прометею, создаёт не безгласных рабов (как Зевс), а свободных людей, способных стать рядом со своим творцом, не соглашаться с ним и даже восставать на него.

Множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний, подлинная полифония полноценных голосов действительно является основною особенностью романов Достоевского.

Не множество характеров и судеб в едином объективном мире в свете единого авторского сознания развёртывается в его произведениях, но именно множественность равноправных сознаний с их мирами сочетается здесь, сохраняя свою неслиянность, в единство некоторого события. Главные герои Достоевского действительно в самом творческом замысле художника не только объекты авторского слова, но и субъекты собственного, непосредственно значащего слова. Слово героя поэтому вовсе не исчерпывается здесь обычными характеристическими и сюжетно-прагматическими функциями, но и не служит выражением собственной идеологической позиции автора (как у Байрона, например). Сознание героя дано как другое, чужое сознание, но в то же время оно не опредмечивается, не закрывается, не становится простым объектом авторского сознания.

В этом смысле образ героя у Достоевского — не обычный объектный образ героя в традиционном романе.



Спасибо!

С уважением, команда проекта «Курсы писательского мастерства».


Продолжение следует