Сезон охоты

 Он вышел из квартиры так, будто выбирался из клетки. Тихо притворил дверь, задержал дыхание и постоял в темноте лестничной клетки, прислушиваясь: снизу доносился кашель, а наверху хлопнула дверь — уже повод насторожиться.

—  Явно ждут меня...

Прямая дорога к супермаркету занимала всего десять минут, но он знал: идти открыто — всё равно что поднять руку и крикнуть «Вот я!». А это в его городе было равносильно самоубийству.

Первый двор встретил его запахом мокрого бетона и кошачьих воплей. На скамейке сидели двое подростков в чёрных капюшонах. Один курил, другой просто смотрел вперёд. Но когда он проходил мимо, их головы одновременно повернулись за ним. Он ускорил шаг, но не бежал — бежать значит признать, что ты боишься.

— По мою  душу...

В подворотне скрипнула калитка, и чей-то силуэт метнулся назад. Он остановился и сделал вид, будто ищет в кармане ключи. Потом — шаг в сторону, прыжок через лужу и узкий переулок, где стены почти сходились, а над головой свисали оборванные провода. В темноте что-то зашуршало — крыса или человек? Он не стал проверять.

— Обложили, сволочи!

Сзади вдруг раздались шаги — ритмичные, тяжёлые. Он свернул за угол, потом ещё раз, сбросил скорость, прислушался: шаги исчезли. Но сердце колотилось, словно его гонят в спину.

— Вот, гады!

Дальше — пожарная лестница. Он взялся за холодные прутья, металл скрипел, словно жаловался на каждый его шаг. Под ногами разлеталась ржавчина. На середине подъёма распахнулось окно, и из темноты высунулась чья-то рука. Он отпрянул и едва не сорвался вниз. «Мимо, мимо, я просто тень», — пронеслось в голове, и он, затаив дыхание, дождался, пока окно снова закроется.

На крыше он задержался, вдохнул сырой ночной воздух. Внизу мелькали огни, как глаза сторожевых псов. С другого конца крыши донёсся смех — кто-то сидел у вентиляционной шахты и пил, бутылка звякнула о бетон. Пришлось ползти вдоль края, пригибаясь, чтобы не заметили.

— Просто так я вам не дамся...

Спускаться по балконам было ещё страшнее. На втором этаже женщина вдруг вышла с бельём и уставилась прямо на него. Он прижал палец к губам — она ничего не сказала, только молча втянула сушилку обратно и закрыла дверь. Внизу мелькнула собака, зарычала и рванулась на цепи. Он едва успел перескочить на соседний двор, прежде чем лай разбудил весь подъезд.

— Не на того нарвались!

Аллея к рынку встретила его пустотой. Но пустота была обманчива: каждый тёмный угол казался засадой. И действительно — из тени вышли трое. Он прижался к стене, но они прошли мимо, переговариваясь, даже не взглянув на него. Хотя один всё же обернулся — и в этом взгляде было что-то слишком долгоживущее.

Он почти чувствовал запах хлеба и апельсинов с рынка, когда вдруг снова услышал шаги. На этот раз — слишком близко. Он ускорился, пересёк улицу, нырнул за киоск, и вот она, долгожданная цель — двери супермаркета, сияющие стеклянным светом. 

—  Неужели, добрался?

Он уже протянул руку к двери, когда плечи сдавили чьи-то сильные пальцы.

— Только попробуй дёрнуться! — зашипел один.
— Молча идёшь с нами! — добавил второй.

Вот и всё! — мелькнуло у него в голове.

Но его увели не в подворотню, не к машине, а к палатке с яркой вывеской: «Партия За всё хорошее!».

Один молча натянул на него кепку с логотипом. Другой сунул в одну руку шариковую ручку, в другую — коробок спичек с той же надписью. На закуску ему в рот втиснули маленькую шоколадку с логотипом.

— Слушай сюда, избиратель! — торжественно заявил первый. — Мы партия «За всё хорошее»! Мы выступаем за всё хорошее, понял?! Не перепутай нас с партией «Против всего плохого»!

Второй поднял палец:
— Наш кандидат под номером 7777. Зовут его Галактион Халява. Запомнил?

И хором, резко, как удар ножа:
— Всё, свободен. Мы следим за тобой!

 

«Свободен…» — звучало в голове насмешкой. Да какой там свободен? Он ведь должен будет вернуться обратно. Туда же, через те же дворы, лестницы, переулки. И все те, кто притаился в тенях, кто смотрел ему вслед, кто шёл за ним шаг в шаг — они всё ещё там. Они ждут. И теперь он — отмеченный, с кепкой и коробком спичек, словно мишень, которую легко узнать.

И вдруг мысль ударила холодом: «Назад будет вдвое страшнее. Теперь они знают, что я иду. Теперь охота только начинается…»

Супермаркет сиял в двух шагах, но он уже знал: поход за хлебом превратился в ловушку, в нелепое испытание, где вместо пули — агитационный пакет.

Город, пахнущий хлебом, ржавчиной и кошками, снова распахивал пасть, и каждый его шаг назад грозил превратиться в новую опасность.