Дорожная история

               Мой сосед по купе, пожилой мужчина, долго путался с простынею и наволочкой. Наконец справился с постелью, облегченно вздохнул и уселся за столиком напротив меня. Мы молча смотрели в окно, изредка поглядывая друг на друга. Его звали Иван Сергеевич. В поезд он сел в «Великих Луках» и ехал, как и я в Москву. Молчание затянулось. Я чувствовал, что ему неловко, но первым заговорить не решался. В купе заглянула проводница.
               – Чай будете?
               – Да, – одновременно ответили мы и рассмеялись. 
Так за чаем и дорожным перекусом из бутербродов мы познакомились. Недопитая бутылка коньяка у меня в чемодане оказалась как нельзя кстати. Он работал учителем в местной школе, преподавал физику и математику. При этом, как выяснилось, окончил один из престижных вузов Москвы, что меня удивило и озадачило. Я не понимал, что могло подвигнуть специалиста с университетским образованием уехать в глубинку простым учителем. 
               – О, это длинная история, а вот коньяк чудесный, давно не пил.  Похоже я слегка опьянел, но это неважно. – Затем помолчав продолжил. – Вам не кажется, что в случайных дорожных знакомствах есть некая особая интрига. С незнакомым человеком, зная, что его больше не увидишь, легче быть откровенным. Моя история проста, даже может показаться банальной.  Однако есть некоторые моменты, которые я не могу объяснить до сих пор.
               Через открытую дверь было видно, как по коридору шла проводница, а за ней два монаха. Они заглянули в купе. Бородатые ребята в подрясниках, увидев на столике бутылку сконфузились, что-то сказали проводнице и пошли дальше по вагону.
               – Вы видели? - обратился ко мне сосед. – Что, по-вашему, могло подвигнуть молодых красивых сильных парней уйти из мира в монастырь? 
               – Не представляю, – ответил я.
               – И я тоже раньше не понимал. – Иван Сергеевич замолчал. – В моей жизни был очень непростой период, который закончился инфарктом. Спас меня тогда именно монах.
               – Он что же был доктором?
               – Нет, кто он я так и не знаю, но запомнил его как черного монаха. Может быть потому, что всегда был одет во всё черное. Впрочем, все монахи одеты в черное. Вся эта история, изменившая мою жизнь, теперь кажется какой-то фантастической, нереальной, если хотите, пропитанной мистикой. По всей видимости это следствие глубокой психологической травмы, которую я переживал в тот период. Прошло много лет, я никому не решался её рассказывать. Нет, не то, чтобы мне было стыдно, впрочем, стыдно вообще-то было, но, как бы сказать. – Он замолчал, пытаясь подобрать нужные слова. – Это вроде того, как прилюдно раздеться до гола и бахвалиться своим уродством. А все-таки желание поделиться с кем-нибудь иногда возникало.   
                – Не смущайтесь, если вам тяжело об этом говорить, то и не стоит себя утруждать, а вот если полегчает на душе другое дело. Я готов вас слушать хоть всю ночь, так как в поездах практически не сплю. 
               – Спасибо … Это случилось в середине девяностых годов. Сумашедше было время. Вы тогда были молоды и вряд ли помните.
               – Почему же, немного помню лихие девяностые, в которых всё было разрешено.
               – Да всё разрешено, что не запрещено законом. Но законы были писаны не для всех. …

               В то время я работал в почтовом ящике. – Он тихо рассмеялся. – Вспомнил как один молодой человек, узнав, где я работал, решил, что это удаленка. Нет, это был крупный, известный в своей отрасли Научно-исследовательский институт с богатой историей и традициями. К тому времени я окончил аспирантуру и защитил кандидатскую диссертацию. Работал старшим научным сотрудником, был руководителем темы. В общем работа, карьера складывались удачно, правда, чего не скажешь о семейной жизни, но об этом потом. 
               И вдруг, практически в одно мгновение всё рухнуло. Иностранное слово «Конверсия» дамокловым мечом прошло по оборонке. Ветер перемен, который вырвался из девяностых вместе с «гласностью» и «перестройкой», ломал, крушил все привычные жизненные устои, беспощадно калечил судьбы людей, не успевающих за чередой нововведений. Многие из нас не понимали, что происходит и попросту выпадали из этого бурлящего потока социальных потрясений.
               Вы не подумайте, что я берусь осуждать кого-то, нет, – он ухмыльнулся, – пусть этим занимаются политики. Просто в такой же ситуации оказался и я. Зарплаты фактически не было, пришлось перебиваться случайными заработками. Жена быстро сориентировалась и нашла себе более обеспеченного мужчину. Квартиру мы разменяли и мне досталась комната в коммуналке с соседом пьяницей.  Я оказался лишним в этой новой жизни. Вот тогда-то впервые встретил его, черного монаха.
               В то утро, как всегда, ехал в метро на работу. Надо сказать, что несмотря на все перипетии, проблемы с зарплатой и прочее, мы все же продолжали исследования. В лаборатории нас оставалось трое, я и еще два пенсионера старой советской закалки. Что нами двигало трудно сказать, чувство долга – вряд ли, научный интерес – возможно. Но скорее это была единственная отдушина, позволявшая продолжать жить по-старому, или хотя бы делать вид, что вокруг ничего не изменилось.
               В вагоне как всегда утром было многолюдно. Я стоял у окна и неожиданно почувствовал, что на меня кто-то пристально смотрит. Понимаете это было почти физическое ощущение стороннего взгляда. Я обернулся и увидел в толпе, в нескольких метрах от себя, мужчину средних лет с легкой проседью на висках и черной аккуратно подстриженной бородкой. Одет он был во всё черное. Было в нем что-то особенное, что выделяло из толпы. Это его лучистые глаза, которые завораживали и притягивали к себе. Он смотрел на меня и улыбался как старому знакомому. Тогда я не придал этой встрече особого значения. Уже на выходе из метро ещё несколько раз увидел, как его лицо мелькнуло в толпе. 
               Тот день оказался неудачным, у нас сгорел силовой трансформатор. Кроме то у меня болел левый бок и отдавало под лопатку. Домой пришел пораньше и сразу лег спать. У соседа в самом разгаре была очередная пьянка. Заснул очень быстро, как будто провалился во что-то вязкое, липкое. Помню лишь острую боль, как будто тысячи иголок вонзились в сердце.
               Когда проснулся у меня было странное состояние, что-то вроде полнейшей отрешенности и безразличия. В комнате было тихо. Ни шум машин за окном, ни Петрович с компанией, ничто не нарушало удивительную, до звона в ушах, тишину.  Боль прошла, лишь мучила жажда. Я вышел в кухню, чтобы напиться и … о ужас! Под потоком висел на веревке Петрович. Из открытого рта вывалился посиневший язык, глаза остекленели. Помню, что кое-как совладал с собой и стал лихорадочно дозваниваться до скорой. И вдруг услышал его голос.
               – Иван Сергеевич да брось ты, всё равно уже поздно, никто не приедет. Лучше иди сюда и подставь мне стул.
Я вернулся в кухню и увидел, что Петрович медленно раскачивался из стороны в сторону и пытался ногами найти опору. Пододвинул ему стул. Он долго развязывал узел, затем снял петлю, сел на стул и стал растирать на шее красный след от веревки.
               – Ну ты и дурак! Ты что сам додумался или твои собутыльники удружили? – возмутился я.
               – Нет Иван Сергеевич, это ты меня повесил …
               – Тоже мне скажешь, пить меньше надо.
               – Эх Ваня, Ваня … забыл, как однажды хаял меня и подумал: «а хорошо бы он с пьяна удавился, тогда бы и комнату можно было бы приватизировать». Ан нет? Чего молчишь. Ну да ладно, это в прошлом. Налей-ка мне пол стакана, надо горло промочить, а то след от веревки зудит.
               – Ты же знаешь, я не пью.
               – А бутылка водки, которая осталась от твоего дружка ещё прошлым месяцем? Забыл, как спрятал ее за тумбочкой чтобы никто не нашел? – Я действительно забыл про водку. Он встал прошел в мою комнату, вышел с бутылкой, налил себе стакан и выпил, медленно смакуя. Затем крякнул: – А ты чего не на работе? Иди работай. Она того, таких как ты любит.
               На улице были сумерки. Небо заволокло серой пленкой так что сразу и не поймешь утро или вечер. Я с удивлением озирался по сторонам. Многоподъездный дом напротив был разрушен, верхние этажи обвались, обнажив содержимое жилых комнат. Груды мусора лежали на тротуаре и проезжей части дороги. Черные проемы окон пугающе смотрели на меня пустыми глазницами. И никого, ни машин, ни прохожих, никого не было видно. Я один и от осознания одиночество ставилось жутко. Я не понимал, где я, что всё это значит. Может быть война, или всё это продолжает мне сниться.  Но так отчетливо, реально, со множеством подробностей и мелких деталей, я никогда не видел сны. Кроме того, – продолжал рассуждать, – если это сон, то почему не могу проснуться? Так мучимый сомнениями и страхом спустился в подземный переход, где находился вход в метро. Но входа не было.
              Не найдя метро, вышел на противоположную сторону улицы. На месте большого универсама, где всегда закупал продукты, прямо передо мной раскинулся незнакомый парк со стадионом. Здесь у стадиона на удивление было людно. Среди разноликой толпы узнавал лица сотрудников института. Подходил к ним, спрашивал, что происходит? Но они молча отворачивались, никто не хотел со мной разговаривать. Ко мне подошла профорг отдела Зинаида Петровна. 
               – Иван Сергеевич, ну наконец-то. А мы вас заждались. Идите берите номер. У нас эстафета, вы бежите на десять километров.  –
               Я недоумевал, какая эстафета и причем здесь я. Меня обступили незнакомые люди и поверх костюма повязали тряпочный номер. Затем вытолкали на беговую дорожку. Я держал в руках портфель и не знал куда бы его приткнуть. Рядом со мной оказался молодой паренек, наш бывший лаборант Вовчик. Он указал на незнакомого молодого человека в спортивных трусах и майке с номером «четыре», который отдельно от всех приседал и размахивал руками. 
               – Это наш новый начальник отдела, – сказал Вовчик. – Его командировали из министерства. Он зять какого-то чинуши. Мой вам совет, – шепнул мне на ухо, – не вздумайте его обгонять.
               Затем где-то грянул духовой оркестр, раздался хлопок стартового пистолета, и все куда-то побежали. Бежали все, с номерами и без номеров, молодые и старые, мужчины и женщины, мамаши с колясками и детишками. Натыкались друг на друга, падали, поднимались и снова бежали. Сначала бежали в разные стороны, но затем толпа сгруппировалась и двинулась в одном направлении. Через некоторое время я остался один, попытался тоже бежать, но затем остановился. Долго смотрел им вслед пока последние бегуны не скрылись за многоэтажной застройкой. Затем вернулся в подземный переход, пытался все же попасть в метро.  Но вход в метро так и не нашел.
               Снова вернулся к стадиону и побежал вслед за остальными, в надежде догнать их.  Бежал в полном одиночестве. В своем микрорайоне я хорошо ориентировался, но он был так разрушен, что я не узнавал его. Через некоторое время понял, что заблудился.  Помню страх, животный страх обуял меня. Мне казалось, что из развалин домов за мной кто-то наблюдает. Мне хотелось спрятаться, забиться в какой-нибудь угол, свернуться калачиком и лежать так незаметно, пока весь этот ужас не кончится. И тут услышал жалобный писк, затем глухое рычание. Прямо передо мной из развалин вышла большая черная пантера. В зубах она держала, маленькую собачку, у которой дергалась задняя лапка.  Увидев меня, пантера положила собачку на землю и уставилась на меня своими зелеными глазами. У меня всё похолодело внутри. От страха я закрыл глаза. Помню лишь мелькнула мысль – какая нелепая смерть. Когда открыл глаза пантеры не было, а мимо меня шел черный монах. Не знаю почему, но тогда я решил, что это тот самый человек в черном, который улыбался мне в метро. Он шел быстро, не обращая на меня внимания, как будто не замечал меня. Я попытался его догнать, стал кричать. Но вместо крика из горла вырвался какой-то нечленораздельный хрип. Монах то исчезал, то снова появлялся и уходил всё дальше и дальше. Через некоторое время я потерял его из вида.
               Место, где я оказался, преследуя монаха, было знакомым, рядом с нашим институтом.  Страх прошел, и я почувствовал себя увереннее. Вспомнил про работу, про трансформатор. На проходной было пусто. Из окошка выглядывало унылое лицо начальника охраны. Он дремал и на меня не обратил внимания. Я направился к начальнику отдела с твердым решением требовать новый трансформатор.
               В приемной, как всегда, за письменным столом, заставленным телефонами, сидела секретарь отдела Фаина Львовна. Надо сказать, что это была уже не молодая, но ещё красивая и ухоженная дама. Говорят, что по молодости лет она была любовницей то ли министра, то ли зам. министра, в общем какого-то крупного чиновника. И после скандала, который устроила его жена, её перевели в наш институт.
               Когда я увидел её, то от удивления не мог выговорить ни слова. Она сидела за столом голая по пояс. Большие дряблые груди с длинными сосками обвисли. При этом одна грудь была ниже другой, и она поддерживала её рукой. Я молчал, и не знал, что сказать.
               – Ну, что Иван Сергеевич? Как я вам?
               – Что с вами, Фаина Львовна?
               – Как что? Вы же каждый раз, когда приходили к начальнику отдела раздевали меня до гола. Любопытствовали, если можно так сказать. Вот теперь и полюбуйтесь. – Она приподняла груди. – Я всегда знала, что у вас богатая фантазия. А уж какие любовные сцены рисовало ваша воспаленное воображение … Ну что молчите, напомнить? Кстати, – проворковала она своим завораживающим голосом, – у меня ключи от подсобки, она свободна. Так что есть возможность реализовать ваши потаенные мечты.
               Я растерялся, и не готов был к такому обороту событий. Что-то невнятно пробормотал про трансформатор, который перегорел и поспешил в кабинет начальника отдела.
               – Вот все вы такие, ученые, – услышал вслед её голос.
               В кабинете за большим столом сидел бегун с тряпочным номером «четыре». Он был в спортивных трусах и кроссовках. Сидел, опустив голову и читал иллюстрированный журнал. Я стал подробно рассказывать про трансформатор, который перегорел и как он нам нужен для продолжения исследований. Спортсмен молчал. Я еще раз повторил свою просьбу. Он ответил, не поднимая головы и не глядя на меня.
               – Я менеджер! – Затем цокнул языком, – Эх, хороша штучка …
Я ему в третий раз сказал про трансформатор. Наконец он посмотрел на меня.
               – Я же вам сказал. Я менеджер, идите работайте …
Уже выходя из кабинета, заглянул через плечо, что за журнал он читал. Это был «Playboy». И тут меня прорвало. Я топал ногами, кричал, швырнул на пол стул, вырвал из рук журнал, изорвал его в клочья. Он как-то сразу побледнел, весь сжался и стал похож на провинившегося школьника. Затем дрожащим голосом пролепетал.
               – Если вы из-за журнала так у меня еще есть. Хотите дам? – Я плюнул и ушел в свою лабораторию.
               Здесь меня ждал сюрприз. Мои коллеги пенсионеры сидели за осциллографом, застеленным газетой, как за столом, и пили пиво с вяленной рыбкой.
               – А вот и Ваня, – в два голоса встретили меня. – Присаживайся, угощайся.
               – Это по какому поводу праздник? Вы что, вольфрамовые стержни загнали?
               – Обижаешь Ваня, мы государственным добром не торгуем. Это наш новый начальник проставился. Так что бери стакан, пей и не бубни.
               – Всё мужики, кончай базар, сейчас пойдем к соседям и снимем у них трансформатор. Они всё равно не работают.
               – И правильно делают Ваня. Вот скажи мне, а собственно какой толк от всей нашей работы. Ты когда-нибудь задумывался? – Михалыч допил пиво и продолжил.  – Ну закончим мы исследования, ты напишешь рекомендации, отошлешь в КБ. И что? Если они внесут изменения в конструкцию 432-го изделия, то может быть повысят его эффективность процентов этак на двадцать. А ты задумывался что это значит?  – Он многозначительно переглянулся со своим напарником. – А это значит, что на двадцать процентов увеличится радиус действия. И, как следствие, может больше погибнуть людей. Ты этого хочешь?
               – Хватит чушь нести, мы исследуем физическое явление, а не конструируем изделие. 
               – Ну конечно, у нас руки чистенькие. Только где в природе ты видел такое явление. Ваня, ты же знаешь, что если нет изделия, то нет и явления.
               – Да ну вас к черту. – Я хлопнул дверью и ушел. Был зол, понимал, что они по-своему правы, но не мог им возразить. Потом, уже позже, узнал, что тему закрыли, якобы из-за её не перспективности и изменения стратегии развития отрасли. 
               Я ушел из Института и понимал, что больше в него не вернусь. Долго бесцельно бродил по городу, пока случайно, а может быть и не случайно, оказался у дома, в котором жила моя бывшая жена. Вспомнил, что она просила забрать какие-то книги, которые по ошибке увезла с собой. Встречаться с ней не хотелось, но раз уж оказался рядом, решил зайти.
               В подъезде под самым потолком тускло светила одинокая лампочка. Стены подъезда были исписаны матерными словами. Лифт, конечно, не работал. Судя по запаху, его использовали не по назначению. На лестничной клетке тусовались бомжи. Двое мужчин неопределенного возраста и пожилая женщина с пропитым лицом сидели на полу, пили какую-то зеленоватую жидкость и закусывали тухлой селедкой. Один из них увидев меня, прохрипел сиплым голосом.
               – Вот наконец-то и жилец появился, сейчас мы его пощупаем.
               – Сиди дурак, – женщина грязно выругалась. –Только тронь его, башку оторву. Иди мил человек, иди.
               – Мать ты чего?
               – Того … Он мне когда-то денежку дал, много дал, целых семьдесят пять рублей. Только не помнит он, давно это было. Я тогда сидела у метро. Народу тьма, хотя бы рублик кто-нибудь дал, так нет, накось выкусь. А он тогда деньги нашел. Кто-то потерял, а он нашел. Они трубочкой свернутые на земле валялись. И давай спрашивать прохожих «кто потерял? кто потерял?». Вот дурак подумала я, бери деньги, да беги. А он покрутился, покрутился сунул их мне не глядя и ушел. Уж мы тогда погуляли. Так что мил человек иди, никто тебя не тронет. 
              Я поднялся на шестой этаж. Дверь в квартиру была приоткрыта, долго звонил, но никто не вышел. Толкнул дверь и вошел в большую комнату. Здесь, как и на улице были сумерки. Затянутое паутиной окно прикрывала рваная штора. Старые обои клочьями свисали со стен. Посреди комнаты стояла большая двухспальная кровать. На ней в ночной сорочке сидела, свесив ноги, моя бывшая жена. Рядом с ней лежал прикрытый простыней голый по пояс мужчина.
               –  А, это ты …, – сказала она, зевая, – Чего приперся?
Я смотрел на неё и с трудом узнавал. Лицо, припухшее с большой гематомой под глазом. Засаленные и давно не мытые волосы, сосульками торчали в разные стороны. Постельное бельё и сорочка грязные, как будто кто-то в обуви топтался по ним. На полу валялись окурки и пустые бутылки.
               – Ну, что смотришь, не узнал? Видишь, до чего ты меня довел …
               – Это был твой выбор. Я тебя предупреждал.
               – Толку от твоих предупреждений, лучше бы научился деньги зарабатывать. Вон твой дружок ушел на Мясокомбинат, и жена довольна, и он сам. Всегда при деньгах. Подумаешь мясом приторговывает, так ведь жизнь нынче такая.
               – Твой новый вроде бы мастак по таким делишкам. 
               –  Дурак он, а не мастак. Тоже мне, главный инженер, – она ткнула лежащего рядом мужчину, – возомнил о себе. Не поделился с директором и главбухом, вот его и поперли. Эх и за что мне такое наказание, не везет с мужиками.
               В комнату вошел наш сосед по даче. Я с удивлением смотрел на него. На нем был махровый халат, полотенцем вытирал мокрую голову. Меж собой мы называли его Карасиком, хотя он больше напоминал колобка.
               – Ну, вот, ещё один явился, – тяжело вздохнула жена.
               – Иван Сергеевич, вы только не подумайте чего-нибудь такого. Я здесь случайно. – Начал, заикаясь Карасик. – Вы зря меня ревновали. Вообще-то мне нравятся миниатюрные женщины. А то, что ваша жена разделась в примерочной не дождавшись, когда я выйду, так это она сама того. Я вас уважаю и конечно никогда бы ничего себе не позволил чего-нибудь …
               – Да заткнись ты, – оборвала его жена. – Представляешь намедни решил платье мне подарить, идиот. У него челночный бизнес.
               От шума проснулся главный инженер, узнал Карасика, и с криками полез бить ему морду. Карасик бегал по комнате и визжал как поросенок на убое. Жена истерично хохотала, тыкала в них пальцем и кричала мне: 
               – Смотри, смотри это всё твои проделки, это твои мысли, твои фантазии, подозрения … Ну, что доволен, – и в конце концов громко разрыдалась.
               Мне стало противно до тошноты. Я выбежал из квартиры, из этого сумасшедшего дома с женой истеричкой, её любовниками, бомжами. Увидел лавку рядом с детской площадкой и рухнул на неё. Я чувствовал, что мои силы на исходе, нужно что-то предпринимать, чтобы вырваться из этого ада. И тогда пришла в голову страшная мысль, а не удавиться ли мне как Петровичу. Я умру, меня не станет и всё исчезнет. И вдруг услышал рядом голос.
               – Нет, не исчезнет, Иван Сергеевич. Это никогда не прекратится. Кстати, второй раз умереть не получится. – Я обернулся, рядом на лавке сидел мой монах. Тогда я даже не удивился увидев его.
               – А, это опять вы … Что вам от меня надо? 
               – Я хочу вам помочь.
               – Помочь умереть?
               – Нет, вы уже умерли, или почти умерли. У вас случился инфаркт, и врачи констатировали клиническую смерть. Сейчас бригада скорой помощи пытается вас реанимировать.
               – Я что уже в аду?
               – Нет, это ваш ментальный мир, который сформировался в вашем подсознании под действием, эмоций, настроений, помыслов, потаенных желаний, мыслей и прочее. Если он и похож на ад, так это вы сами сделали его таким.
               – Но если врачи меня не спасут, и я окончательно того … умру, то вместе со мной исчезнет и этот мир?
               – Иван Сергеевич, вы останетесь в нем навсегда. Который час был, когда вы проснулись дома?
               – Ровно семь часов.
               – А вы не обратили внимание, что и ваши часы, и часы на кухне Петровича, и в приемной начальника отдела, и в комнате вашей жены показывали одно и тоже время, семь часов. Не пытайтесь что-либо понять. Там у врачей свой счет на секунды. Они без вашей помощи вас не вернут. Вы должны сами выйти из этого города, покинуть свой ментальный мир. Если сможете, то может быть продолжите жить, если нет, то останетесь здесь навсегда.
              – Мне что, вывернуться наизнанку, чтобы выйти из себя? – сказал я с недоумением. Монах сочувственно посмотрел на меня.
              –  Я понимаю вас и ваше состояние. Вокруг разруха, коррупция, несправедливость с которой приходится сталкиваться на каждом шагу, неурядицы на работе, семейные проблемы, измены, предательства со стороны друзей, женщин. Вы запутались в собственных мыслях. Вы перемалываете одни и те же проблемы и всё глубже и глубже погружаетесь в них. Поверьте мне, все они вкупе не стоят и одного дня жизни. Попробуйте отрешиться от всего этого негатива.  Настройте себя на другую волну. Попытайтесь вспомнить какой-нибудь эпизод или случай из вашей жизни, когда вы сделали что-то хорошее, доброе. Просто помогли кому-нибудь. –
               И тут я вспомнил бомжей: – Милостыня, я подал милостыню нищим. 
               – Э нет Иван Сергеевич. – Монах покачал головой. – В тот день вы получили денежную премию в размере оклада. Поэтому давали от избытка. Вот если бы не было премии, я не уверен, что отдали бы найденные деньги нищим. Вы уж не обижайтесь на меня. Кроме того, на ваши деньги устроили попойку с поножовщиной. Так что этот поступок на доброе дело не тянет.
               – Да, наверное, вы правы, – ответил я и задумался. – И что же мне теперь делать?
               – Побродите ещё по городу, может быть, найдете свой благо родный поступок.  Да, вот возьмите. – Он наклонился и взял из песочницы гуттаперчевую куклу в розовом платьице, отряхнул с неё песок и подал мне. – Держите при себе, не потеряйте. 
               Я машинально взял куклу положил рядом на лавку и вдруг вспомнил про пантеру. – Здесь по городу бродит черная пантера, наверное, сбежала из зоопарка.
               – Иван Сергеевич, в этом городе нет зоопарка, а пантера – это ваши страхи. Не бойтесь и её не будет. – Он встал и не попрощавшись ушел. Я остался один сидеть на лавке.
               Сумерки сгущались, а я всё сидел, вспоминал свою жизнь, отыскивал в памяти хотя бы один, как сказал монах, благо родный поступок. Школа, институт, друзья однокурсники, несуразный брак с женщиной, которая меня не любила и в которой я быстро разочаровался. Затем работа, работа и еще раз работа. Почему-то вспоминались застолья, ссоры, обиды, несбывшиеся мечты. От всего этого на душе становилось ещё тяжелее. Я остро чувствовал свою никчемность и ничтожность. Как сомнамбула встал и медленно побрел по бульвару вдоль набережной реки.
               Вдоль набережной горели фонари, отчего казалось, что наступил вечер. Вдалеке слышалась негромкая музыка, пел мужчина на французском языке. Слова я не понимал, но что-то очень знакомое и трогательное было в этой простенькой и забытой мелодии. На большой открытой веранде, украшенной гирляндами, за столиками сидели молодые люди, мужчины и женщины, пили вино, смеялись, не стесняясь ласкали друг друга и целовались. Между столиками в обнимку скользили в танце влюблённые пары. И это всё так контрастировало с тем, что я видел раньше, с разрухой, запустением, одиночеством.  Казалось, сама атмосфера здесь была другой, пропитанной ароматом дорогих духов, вина, сигарет. А от флюидов любви, которые витали в воздухе, начинало учащенно биться сердце.
               Ко мне подошла молодая симпатичная девушка. На ней было короткое кисейное платьице черного цвета, которое лишь подчеркивало её наготу. Сквозь полупрозрачный материал просвечивалась молодая упругая грудь и тонкая полоска кружевных трусиков. Она была пьяна.
               – А вот и наш герой появился, – произнесла она заплетающимся языком, – прошу любить и жаловать, сам Иван Сергеевич! –  Все стали дружно аплодировать, из-за столиков послышались приветственные возгласы. Я растерялся и с недоумением смотрел на незнакомые лица, не понимал, кто они и откуда, почему эти люди знают меня. Девушка усадила меня за столик, а сама пристроилась ко мне на колени. 
               – Почему ты такой грустный, что с тобой случилось? – Она прижималась ко мне, обнимала, ласкалась. Мне было неловко.
               – Я ведь умер, и у меня сломался силовой трансформатор, – как-то нерешительно пробормотал, не к месту вспомнив о работе.
               – Вы слышали, у него не работает силовой трансформатор. – прокричала она. – Кто у нас специалист по трансформаторам?
               – Марго, Марго, – раздались голоса.
               К нашему столику подошла пышная блондинка и обняла меня сзади за плечи. – Мы вдвоем починим твой трансформатор, – сказала она глуховатым с хрипотцой голосом. –  Он будет у тебя как новенький, даже лучше, чем был раньше. Пойдем с нами. –  На веранде раздался дружный смех. Я понял их недвусмысленный намек, и мне стало стыдно. Смех на веранде не прекращался. Я встал оттолкнул девиц и пошел подальше от этой шумной компании.
               – Он уходит, уходит! – кричали мне вслед.
               Дорогу преградил пожилой мужчина с седой шевелюрой в ослепительно белом костюме, с большим перстнем на мизинце левой руки. 
               – Иван Сергеевич, вы что обиделись? Посмотрите какие милые ребята, мальчики и девочки. Правда у них на уме одно и тоже. А всё потому, что они молоды. А как нам с вами известно, что молодо, то и зелено. Меня зовут Эдер, я здесь вроде метрдотеля, распорядителя. – Затем сочувственно похлопал меня по плечу. – Давайте присядем, – он указал на отдельный столик, в стороне от веранды.
               – Я слышал, что вы хотите покинуть наш город, то есть ваш город, – поправился он. – Выйти из этого чудесного мира. Зачем?
               – Но у меня это последний шанс вернуться к жизни, а не остаться здесь навсегда, – грустно ответил я.
               – Я понимаю вас. –  Он налил в фужеры шампанское и предложил с ним выпить. Я отказался.
               – Вы хотите вернуться в привычный для вас мир. Но позвольте спросить, разве тот мир, в который вы так хотите вернуться лучше нашего. Там тоже разруха, измены и обман. Только там всё это завуалировано и преподносится вам в красочных обертках под предлогом социальных и демократических перемен. И вы с удовольствием их заглатываете. Кто вы там? Никто! Вы там ничего не сможете добиться в жизни. Так и просидите в своем НИИ за копейки. Разве что на вашем надгробии выбьют три буквы: к.т.н. такой-то. И никто вас не вспомнит, не помянет добрым словом. –
              Почему-то этот человек был мне неприятен. Его менторский тон, и легкий акцент раздражали. Взгляд жесткий, колючий, а глаза светло зеленные, как у той пантеры, которую встретил среди развалин.
               – А здесь вы творец этого мира. – продолжал он. –  В нем вы царь и бог. Он ваше отражение. Да, он не устроен, хаотичен, как и вы сами. Но я научу вас пользоваться этим миром. Ваши фантазии, желания, потаенные помыслы удивительно богаты и разнообразны. И только здесь они все уже реализованы. Как у нас говорят «All inclusive». Вам остается только расслабиться, скользить по волнам памяти и наслаждаться, получать удовольствие. Разве не к этому мы все стремимся? Посмотрите какие девочки вокруг, и каждая из них готова стать вашей. Наука? Пожалуйста, завтра же вы будете профессором или, если захотите, то и академиком. И не нужно на это тратить молодые годы. – Я молчал. Он видимо почувствовал, что ему не удается убедить меня. – В том мире, в который вы так стремитесь, рано или поздно всё равно придется умереть. И куда вы попадете, это ещё большой вопрос? Подумайте хорошенько. – Его глаза вспыхнули желто-зеленым цветом, и я услышал рык пантеры. Обернулся, за спиной у меня сидела большая черная кошка. Странно, но в тот момент я совершенно не испытывал страха.
               – Ну так что вы мне скажите?
               – Вы не правы, – ответил я, вставая из-за стола. – Этот мир лишь отражение того, что я сделал там. А значит только там могу хоть что-то изменить здесь. Если успею. – Затем пошел прямо на большую черную кошку, которая преграждала мне путь.  Она отпрыгнула в сторону и исчезла в кустах.
               –  Ты ещё пожалеешь и вернёшься к нам. –  Услышал вдогонку его голос.
               Но я уже никого и ничего не боялся, понимал, что самое страшное уже случилось. И всё-таки было досадно, что сначала почти поддался на его уговоры.   Правда встреча с пантерой придала мне уверенности. Уже на выходе из парка увидел незнакомую женщину. Она стояла в тени деревьев, в руках у неё была моя гуттаперчевая кукла,
               –  Ваня, ты меня не узнаешь? – робко спросила она. – Наверное я постарела. Это было так давно. Помнишь Кисловодск, санаторий, «Горная лаванда».
               –  Вера?! Что ты здесь делаешь?
               –  Тоже что и все остальные. Я не успела тебя предупредить и переживала, что ты останешься там с этой компанией. Они тебя обманут. А ты молодец что ушел от них.
               –  Я так рад встрече, а ты почти не изменилась. Я часто вспоминал тебя. Наверное, ты была единственной женщиной в моей жизни, с которой я мог быть счастлив.
               –  Нет Ваня, нельзя построить счастье, на несчастье, других. У меня ведь муж, дети, у тебя жена. Да и все эти санаторные романы обманчивы, и как правило не выдерживают проверку буднями.
               –  Если бы мы встретились с тобой раньше, может быть моя жизнь сложилась по-другому. – Я обнял её, и она прильнула ко мне.
               –  Может быть. А помнишь, как мы прощались с тобой, и ты чуть было не опоздал на поезд. Ты бежал по перрону вслед уходящему поезду и едва успел вскочить в вагон.
               –  Честно говоря, я тогда жалел, что успел на поезд.
               –  Ваня ты должен уехать из этого города. Нужно торопиться попасть на вокзал, пока поезд не ушел.  Это твой реальный шанс выбраться из этого мира.
               –  Но, если я опоздаю, мы останемся здесь вдвоем?
               –  Нет Ваня, я должна тебя покинуть. Кстати, не теряй больше куклу. Бежим. – Она схватила меня за руку, и мы побежали
               –  Но я не знаю где вокзал?
               –  Бежим, не отставай! Я знаю.
Мы бежали мимо развалин домов, сбившихся в кучу автомобилей, через гаражи, промзону. Наконец показался вокзал. Он был похож на наш дом культуры, такой же помпезный, в стиле советского ампира.  В зале ожидания было пусто.
               –  Билет, мне нужно купить билет, – вспомнил я.
               –  Ваня, какой билет, и куда? Там разберешься.
Долго искали и наконец нашли дверь с надписью «Выход на перрон». Но перрона не было, а сразу за дверью возвышалась высокая насыпь, почти с девятиэтажный дом. На самом верху насыпи виднелась железнодорожная платформа. К ней вела крутая лестница с перилами.
               –  Видишь на платформе стоят люди. Значит скоро должен прийти поезд. Беги Ваня, беги! – Она буквально вытолкала меня на лестницу. 
               И я побежал. Сначала быстро, перепрыгивая через ступеньки, затем медленнее и медленнее. Перехватывало дыхание, ноги наливались свинцом, но я не сдавался и продолжал упорно двигаться вперед. На последние два пролета сил уже не хватало, и я просто полз на четвереньках. Когда выбрался на платформу, то упал и долго не мог отдышаться. Платформа была пуста. Я опоздал. Помню, как сумасшедший стал хохотать над собой – хотел опоздать на поезд, вот и получил то, что хотел. 
                У меня не было ни сил, ни желания куда-то идти или что-либо предпринимать. Я чувствовал себя усталым и разбитым. Свернулся калачиком и лег в углу платформы. Буду вот так лежать. Пройдут года, столетия, вечность, я покроюсь пылью, обрасту мхом, превращусь в Ничто.  И тут услышал знакомый голос.
               –  И ради такого будущего стоило родиться на свет? – На меня смотрел черный монах, он сидел на корточках рядом со мной. 
               –  Ну насчет родиться, меня никто не спрашивал.
               –  Да уж, если таких как вы спрашивать, то на земле, могла бы прекратиться жизнь.
               –  Что вы от меня хотите?
               –  Ваше будущее зависит только от вас, и только здесь, и только сейчас. Поверьте мне, ещё не всё потеряно.
               После этих слов монах исчез. Я был в растерянности и не знал, что дальше делать. И тут сверкнула шальная мысль, а не вернуться ли к Эдеру и оттянуться по полной? Но вспомнил куклу и обнадёживающие слова монаха. Кукла осталась в зале ожидания.  Заставил себя поднялся и прихрамывая стал осторожно спускаться по лестнице.
               В пустом зале, между рядами сидений, увидел маленькую девочку, лет пяти-шести. Она укачивала мою куклу, напевала детскую песенку. Я подошел и сел рядом.
               –  Тебе нравится кукла?
               –  Да, ей пора спать.
               –  Если хочешь оставь её себе. Мне она, по-видимому, уже не понадобиться.
               –  Ваня, а я тебя помню. Ты был студентом, и мы вдвоем с мамой жили с тобой в коммуналке. Ты арендовал комнату. Мама часто задерживалась на работе и просила тебя присмотреть за мной, чтобы я на ночь умылась, почистила зубы и легла спать. Ты ещё читал мне сказки Андерсона «Снежная королева», «Русалочка». Помнишь? – Я молчал. –  А потом мама достала билеты на выставку кукол, но ее не отпустили с работы. Я тогда плакала, и ты согласился пойти со мной. Ты ещё пропустил какую-то важную лекцию.
               –  Да, да, что-то припоминаю, лекция по ТФКП, я получил тройку на экзамене.
               –  Там на выставке я увидела изумительно красивую куклу-принцессу и просто влюбилась в неё. Она была в платье, расшитом жемчугом, вся в розовых оборочках, на голове корона с блесками, и настоящие волосы, которые можно было расчесывать. Я просила маму купить мне эту куклу, но мама сказала, что это авторская работа и она должна стоить безумно дорого. Тогда я тихонечко, как меня учила бабушка, просила боженьку подарить мне куклу. А потом я заболела …
               –  Да, у тебя было воспаление легких, высокая температура за сорок, и ты бредила. Звала куклу. Мы боялись, что ты умрешь.
               –  Я знала, что ты вспомнишь. Боженька меня услышал, и ты купил мне куклу. После этого бабушка одела мне крестик.
               –  Я тогда откладывал стипендию, копил на магнитофон. Потом подумал зачем он мне, обойдусь и без него. Твоя мама ругала меня.
               –  Вот видишь Ваня, как в жизни всё складывается. Твоя кукла помогла мне справиться с болезнью. Потом мы с мамой уехали. А с куклой я уже не расставалась. Она ещё не раз выручала меня. – Девочка вздохнула. –  Я ведь Ваня уже взрослая. Теперь с твоей куклой играет моя дочь. – Она встала и взяла меня за руку. – Не огорчайся, я помогу тебе, пойдем со мной. – Мы вышли из вокзала и направились к лестнице, ведущей на платформу.
               –  Ты думаешь, что еще может прийти поезд? – спросил я.
               –  Нет Ваня, поезд нам не нужен, пойдем по лестнице.
Девочка не выпускала моей руки, и мы вместе, не спеша поднялись на самый верх насыпи и вышли к платформе.
               –  А теперь смотри, Ваня, – сказала она. –  Видишь внизу твой город. Отсюда его хорошо видно. Он отражение состояния твоей души. Ты видишь, какой он мрачный, серый, сколько обид, несправедливости в нем. А теперь повернись к нему спиной и посмотри, что на этой стороне. Видишь чистое поле до самого горизонта, заросшее травой и полевыми цветами. На этом поле, как на чистом листе ты можешь построить свою жизнь заново. Ну что, ты готов?  –  Я кивнул головой. – Тогда следуй за мной.
               Она легко бежала, как будто летела вниз по пологому склону. Среди высокой травы мелькала её светлая головка. Затем исчезла. Я бежал вслед за ней. Высокая трава вперемежку с цветами хлестала меня по лицу. Я жадно ловил и вдыхал аромат полевых цветов. Наконец упал в траву раскинув руки. И тут сквозь серое небо увидел солнце. Оно светило мне прямо в лицо. Внезапно солнце заслонило лицо женщины в марлевой повязке, и я услышал голоса:
               –  Пульс! Есть пульс! Он дышит…
               –  Слава богу, похоже мы его вытащили. Сколько времени прошло?
               –  Не больше двух минут.
               –  Повезло мужику.

               Это были последние слова, которые я там услышал. В реанимации пролежал около недели, затем ещё три недели в палате общей терапии. Пока лежал в больнице, пытался найти рациональное объяснение своим видений. То, что это были именно видения и галлюцинации я не сомневался. Понимал, что они спровоцированы травмированной психикой и экстремальной ситуацией на грани между жизнью и смертью, в которой оказался после инфаркта. Но вот черный монах, как с ним быть? Ведь его я встретил в метро ещё до инфаркта. Единственное объяснение, которое приходило на ум, позволяющее избежать мистики, это признать, что я был болен шизофренией. Монах всего лишь фантом, плод моего больного воображение и его никто не мог видеть кроме меня.
               Помню в каком радостном и приподнятом настроении возвращался из больницы. Дома, улицы, оживленные проспекты и никаких следов разрухи. На улицах машины, толпы людей в метро, на автобусных остановках. Все куда-то спешат, чем-то озабочены. Мне хотелось громко крикнуть: – Люди остановитесь, одумайтесь, будьте счастливы!
               Ключ от квартиры, как всегда, лежал под ковриком входной двери. Я вошел в свою комнату и увидел черного монаха. Он сидел на диване и ждал меня.
              –  Иван Сергеевич я рад что вам удалось вернуться, – он улыбался мне своими лучистыми глазами. –  И какие у вас планы на будущее? –  У меня не было никаких планов, и я честно признался – Не знаю.
               –  Здесь в Москве вам будет трудно что-либо изменить в своей жизни. А не уехать ли вам подальше, куда-нибудь в глубинку, простым учителем. –  Он достал листок бумаги. – Здесь адрес школы и фамилия директора. Они как раз не могут найти преподавателя математики и физики, а учебный год уже на носу.  Поверьте мне, уж если менять жизнь, так менять кардинально. Ну, а теперь мне пора, я прощаюсь с вами. –
               Я пошел провожать его и у двери встретил Петровича. Он пробурчал что-то нечленораздельное, вроде приветствия и быстро ретировался в свою комнату. Монах ушел. И тут у меня сверкнула мысль, если монах плод моего воображения, то Петрович не должен был его видеть. Я вошел к нему в комнату.
               –  Петрович, ты видел со мной мужчину, одетого во всё черное, похожего на монаха?
               –  Твоего родственника, что ли? Имел счастье познакомиться.
               –  Я не понял, ты что, видел его раньше?
               –  Ещё бы, не приведи господь. Это он, когда тебя чуть не хватила кондрашка, разогнал нашу компанию. Как посмотрит своими черными зелками, так внутри всё холодеет и дрожь пробирает до колен. Он тогда заставил меня вызвать скорую. Я ему, мол Ваня того, просто спит, а он нет, вызывай и всё тут. У него будет инфаркт. Я и сейчас как увидел его, так от страха вон как руки трясутся. Вань, ты не займешь червончик, похмелиться?
               Я уже не слышал его. Вся моя конструкция с шизофренией рушилась как карточный домик. Тогда я подумал, что монах не просто так дал мне бумагу с адресом. Отложив все свои дела уже через пару дней, уехал в надежде что там снова встречу его. В школе, которая был указана в адресе про монаха ничего не слышали. Зато узнав, кто я по образованию директор и завуч буквально вцепились в меня, упрашивали остаться. И я согласился. Вот так неожиданно для самого себя стал учителем в обычной школе.
               Первое время всё ждал монаха. Но он так и не появился. И всё же я не оставлял попыток подвести хоть какую-то основу под мои видения. И знаете, ведь я нашел. Нет не у мистиков и не у философов, а в Библии в Евангелии от Луки. Меня поразила одна фраза: «Царствие божие внутрь вас есть».  Но если Царствие божие внутрь нас есть, то и ад тоже внутрь нас. Мудрая книга, и говорится в ней не о каких-то потусторонних загробных мирах, а о душе, которая внутрь нас есть. Именно в ней мы сами готовим себе тот мир, в котором возможно окажемся. Ну а что касается монаха, то я так и не узнал кто он, это осталось для меня загадкой.   
             Иван Сергеевич раскраснелся, я видел, что воспоминания давались ему не легко. Немного помолчав, он спросил меня.
               –  А вы читали Библию?
               –  Когда-то, так листал, – ответил я.
               –  Зря, надо обязательно прочитать хотя бы один раз. Вы знаете, а я не жалею, что всё так сложилось. Городок, где я оказался, небольшой, красивый и мне сразу понравился. Комнату в Москве обменял на однокомнатную квартиру чистенькую и уютную. А в школе чего я только не преподавал, – он рассмеялся, – и физику, и математику, и даже биологию. Какие же дети в глубинке, способные, одаренные, схватывают всё на лету. Просто их надо заинтересовать, развернуть в нужном направлении и слегка подтолкнуть, а дальше они уже сами двигаются к намеченной цели. Да и народ там другой, я бы сказал, более человечный, что ли. К тому же я там женился. – После этих слов он как-то смутился и замолчал.
               Молчал и я. За окном мелькали столбы освещения.  Поезд сбавил скорость, притормозил и медленно подъехал к станции. На ночном перроне одиноко светил фонарь, рядом с которым стояла дежурная с палочкой в руке. В сторонке от неё сидел лохматый пес и тоскливо смотрел на вагон. Через несколько минут поезд тронулся и стал разгоняться, набирая скорость.
               – Ох и наговорил я вам здесь, после коньяка. Вы уж меня не судите меня строго. – Виновато сказал Иван Сергеевич. Затем выглянул в окно. –  Это была последняя остановка перед Москвой. У нас с вами ещё часа три в запасе, так, что можем немного подремать. –
                Утром на платформе его встречала молодая пара, муж и жена, с букетом цветов. Они радовались встрече, обнимали его, целовали. Он обернулся и помахал мне. –  Это мои выпускники, Коля Скориков профессор математики и его жена, врач Любушка.
               –  Иван Сергеевич, не отставайте, нас в машине ждут Вадим и Сергей.
               Иван Сергеевич улыбался мне,  я понял, что он счастлив.