Человек со злобным лицом

На дорогу выскочил чёрный кот, и Павел резко затор-
мозил. Кот вильнул хвостом и был таков. Исчез в за-
рослях придорожного олеандра. Сзади засигналили, и
красная «тойота» появилась слева от машины Павла; во-
дитель, киприот в возрасте, стал что-то говорить, энер-
гично жестикулируя. Было понятно: он возмущался тем,
что создалась аварийная ситуация:

– Да ехай ты, ехай, – раздражённо стукнул двумя рука-
ми по рулю Павел.

Киприот осуждающе покачал головой и нажал на газ,
видимо, не желая тратить время на неразумного ино-
странца.

Всеволод Иванович сидел на переднем сиденье ря-
дом с Павлом и молчал, недоумевая: чего это вежливый
и обычно сдержанный приятель вдруг взорвался? И не-
свойственное ему словечко «ехай» выдал, словно бандю-
ган-водитель крутой иномарки из криминальной хрони-
ки. Надя не выдержала и сделала замечание мужу:

– Паша, что ты возмущаешься? Он же тебя не слышит!
– А что, я должен был кота задавить? Молчи, женщи-
на!

Павел привык так разговаривать с женой: полушу-
тя, полусерьёзно, без улыбки и с тщательно скрывае-
мой любовью. Вроде бы стесняется показывать свои
чувства! Может быть, уродился таким серьёзным? Или
стал таким, потому что внутренне сконцентрирован на
чём-то своём, никому, кроме него, не известном? Па-
вел – творческая личность, всю жизнь постигает что-то
новое. Английский выучил в совершенстве, да так, что
некоторые англичане-грамотеи на фирме обращаются к
нему за консультацией, когда деловые письма пишут. И
128 129
японским владеет. Целый год на курсах в Москве учил, а
потом аж семь лет работал в агентской компании в То-
кио; начинал в советское время, а закончил уже при Ель-
цине. В Россию не вернулся, а отправился в Гонконг на
службу в рыболовную компанию с промысловым флотом
на Сахалине. Владельцы компании – выходцы из Одес-
сы, бывшие цеховики, а заправлял там всем некий Ралф,
гражданин Австралии, когда-то работавший биндюжни-
ком в одесском порту! Вот так бывает: в Одессе был груз-
чиком, а в Гонконге стал солидным бизнесменом. Новые
времена на постсоветском пространстве породили но-
вых героев и разбросали их по всему миру. Павел пять
лет продержался в гонконгской компании. Бизнесменом
не стал, но на заработанные деньги смог купить неболь-
шую квартирку в Лимассоле на Кипре и остался здесь на-
всегда. И снова повезло: сумел попасть в компанию ещё
одних одесситов, снабжавшую топливом и маслами суда
на российском Дальнем Востоке. И тоже пришлось соот-
ветствовать: выучил греческий! Павел, сколько помнит
себя, всегда учился. Не до улыбок ему. Он хорошо усво-
ил уроки выживания в этом неспокойном мире: не вы-
совываться, не нарываться и соответствовать. Соответ-
ствовать должности и времени. Но время диктует свои
требования, часто невыполнимые. Как-то незаметно по-
дошёл-подкрался пенсионный возраст, и пришлось уво-
литься. На смену менеджерам старой закваски пришли
новые ребята с бульдожьей хваткой. Наглые и агрессив-
но-предприимчивые, такие, что не только своего нигде
не упустят, но того гляди и чужое урвут. А Павел Мор-
ковников с его честностью и порядочностью перестал
отвечать новым реалиям. Сам взятки не берёт и другим
давать не умеет. А без этого новых клиентов уже не при-
влечёшь. Да и возраст за шестьдесят, былой резвости,
напора не стало у него. Сам ушёл из компании или его
ушли – не так важно, важно, что свободного времени
стало много! Нашёл себе новое дело: стал стихи писать.
И всё о любви! Вот здесь, казалось, и пришло время и
шутке, и улыбкам. Так нет же, лирика у него тоже ка-
кой-то серьёзной оказалась. В его стихах главные ге-
рои – собственная жена и домашняя кошка! И ту, и дру-
гую любит Морковников безмерно. Кошка из дому ни на
шаг! Чувствует животина любовь человеческую, хотя и
лишили её важных кошачьих радостей – кастрировали.
Может, потому такая преданная, что не отвлекается ни
на кого? А жена Надя? Без Нади Павел – никуда, будь то
ловля карпов и карасей в кипрских водоёмах или кон-
церт какого-нибудь Губермана из Израиля. Они всегда
вместе – неулыбчивый Паша и весёлая хохотушка Надя.
Весёлая-то весёлая, но и умеющая, когда нужно, своего
Пашу приструнить. Вот и сейчас Надя за словом в кар-
ман не полезла, а тут же ответила мужу:

– Паша, посмотри на Всеволода Ивановича! Всегда в
хорошем настроении. Со всеми приветлив, шутит. А ты
вечно недоволен. И лицо у тебя злобное! А ты ведь, Па-
шенька, добрый, я-то знаю.
– Молчи, женщина, – опять повторил Павел, но голос
его был совсем не строгим.

Всеволод Иванович привык к чудачествам своего
приятеля, упрямого и неуступчивого даже в мелочах, но
вежливого и культурного до невозможности.

– Паша, ты можешь хоть раз в жизни заматериться? –
как-то лет пятнадцать назад спросил его сахалинский
дружок Дусик, в обычной жизни плутоватый Серёга из
Херсона.
– Нет, не могу, – невозмутимо проронил Павел.

Эх, было время! Работали вместе в государственной
судоходной компании. Стабильная высокая зарплата,
квартальные премии, понятное будущее на пенсии с се-
верными надбавками. И рыбалка в студёных сахалинских
речках, когда рыба сама за гольный крючок цепляется. А
в конце лета и осенью ягодное раздолье: брусника, крас-
ника – клоповка по-народному, смородина на дачном
участке. А грибы, грибы какие! Боровички ядрёные и на
засолку годятся, и пожарить можно, да и сушёные радуют
в супчике зимой. Бросишь горстку в кипящую воду, доба-
вишь картошки да крупы какой-нибудь, хоть бы и пер-
130 131
ловки, и грибной дух по всему дому разносится. От вос-
поминаний лицо Павла стало ещё более напряжённым.
Какой чёрт занёс его на этот Кипр? Здесь самых разных
грибов в магазинах хоть пруд пруди, а не то. Искусствен-
но выращены! Хотя в горах в сезон дождей в конце осени
можно найти и дикий гриб. Дикий, да не свой какой-то.
Не родной! Куда кипрским грибам до наших белых! Или
взять те же подберёзовики, подосиновики. Но нет здесь
ни берёз, ни осин. А под пальмами да под оливами грибы
не растут. А если бы росли, то как бы они звались? Подо-
ливники? Подумал – и, вместо того чтобы рассмеяться от
придуманного смешного слова, Павел чертыхнулся:

– Чёрт бы вас побрал!
– Ты чего, Паша? Кого ты к чёрту посылаешь? Меня с
Надей?! – удивился Мареев.
– Да нет! Водилы местные никогда поворотники не
включают. Вон перед самым носом та же красная «тойо-
та» перестроилась внезапно. А пару минут назад меня
вздумал учить.
– Паша, а ты, я вижу, выучился на Кипре ругаться! А
на Сахалине всегда начинал со слов «извините, пожалуй-
ста». На рыбалку ходишь здесь?
– Хожу! На подлёдную!
– Ну, Паша, да ты ещё и в шутники здесь записался?
Значит, не ходишь!
– Да какая рыбалка?! Карпа и карася уже не ловим,
воды в водоёмах мало, рыба тиной пахнет. Разве что
зимой в море, когда фермерские садки штормом пораз-
метает, так сбежавшая рыба сама бросается на блесну.
Лавраки – так здесь окуня называют. Или ихняя ципура,
что-то вроде морского леща. Ну разве это рыба! Мясо от
комбикорма жирное и дряхлое. То ли дело наш дальне-
восточный окунь – терпуг! Помнится, когда на Курилах
пароход стоял на рейде, так мы такие «лапти» вытаскива-
ли из воды! А здесь в магазинах вся рыба из садков! Фо-
рель норвежская свежая продаётся, головы отдельно во
льду лежат, по килограмму каждая. Может быть на Кипре
свежая норвежская форель? Вот то-то и оно! Привезут за-
мороженную, разморозят, в лёд положат и продают как
только что из моря выловленную!
– Паша, не брюзжи! Что было в молодости, не вернёт-
ся. Вспомнил бы ещё, как кижуча на Камчатке когда-то
ловили! Или это было на мысе Лазарева? Но там две-
надцать месяцев зима, остальное лето. А на Кипре всег-
да лето. От жаркого, начиная с весны, до просто тёплого
зимой, – вмешалась Надя. – И рыба местная свежая здесь
есть: групер красный, групер белый, мелкие рыбки в ма-
газинах продаются. А кальмары, осьминоги... Да чего тут
только нет! Не то что раньше, на Сахалине: вокруг море,
рыба косяками ходит – а в магазинах, кроме ржавой се-
лёдки и лежалого мороженого минтая, ничего нет! А здесь
рыбы, овощей местных свежих, фруктов – завались! Те же
лимоны кисло-сладкие, как яблоки, с кожурой едим. Нет,
на Кипре очень хорошо! И киприоты – народ доброжела-
тельный и дружелюбный, правда, Всеволод Иванович?
– Да, я заметил уже. Незнакомые люди утром на пля-
же говорят друг другу «калимера», то есть «доброе утро».
В глаза смотрят и улыбаются. Открытые люди. А насчёт
рыбы на Сахалине ситуация поменялась: на рынке всё
можно купить, от крабов до икры морских ежей! Хотя
самую хорошую рыбу вывозят в Японию, Корею, Китай.

После прогулки с четой Морковниковых на машине
по окрестностям Лимассола вернувшийся в гостиницу
Мареев наугад открыл подаренный ему сборник стихов
Павла. Бросилось в глаза стихотворение «Не поступлюсь
ни строчкой...».

...Вот паучок к нам в комнату проник,
Ползёт куда-то по твоей сорочке.
Да будет славен жизни нашей каждый миг! –
Не поступался в ней я ни единой строчкой.
«Неуступчивый ты наш, Паша!» – рассмеялся своим
мыслям Мареев и тут же на полях книги написал про-
стым карандашом довольно острую эпиграмму.

132 133

Открыл фотографии в айфоне. Вот насупившийся Па-
вел рядом с Надей, жизнерадостно-улыбчивой. А вот он с
ним, Мареевым! Опять же стоит этаким суровым непри-
ступным мужчиной, и ни тени улыбки на лице. А Мареев
улыбается. «Лицемер ты, Мареев! – подумал о себе. – Вот
только что написал злобную эпиграмму на Морковнико-
ва, а полчаса назад улыбался ему во весь рот. – Но тут же
оправдался: – Славная пара. Люблю их обоих. Но Паша
всё-таки какой-то замороченный. Не поймёшь, что у него
на уме. И говорит как-то витиевато, то извиняющимся,
то брюзжащим тоном».

С самого первого приезда на Кипр Мареев подружил-
ся с пенсионером, бывшим бизнесменом-строителем
Атанасиосом. Имя, созвучное русскому Афанасий, но все
друзья обычно зовут его Атосом с ударением на первом
слоге. Прелюбопытнейшая личность. Много домов по-
строил за свою жизнь на Кипре. Начал этим заниматься
поздно, лет в сорок, а до того девятнадцать лет прослужил
детективом в лимассольской криминальной полиции. В
пятнадцати минутах пешком от пляжа у Атоса домик сре-
ди деревьев – дача. На даче с полсотни кур и с десяток ко-
тов. Вот и вынужден каждое утро приезжать на эту дачу
кормить живность. А когда обедает с друзьями на веран-
де, то и куры, и кошки тут же крутятся и подбирают ку-
сочки рыбы, хлеба или мяса. Пока какая-нибудь кошечка
аккуратно принюхивается к брошенному кусочку, глупая
курица тут же кинется и склюёт добычу. «Вот так и в чело-
веческой жизни, – подумал Мареев, наблюдая за нахаль-
ными курицами и интеллигентно-скромными кошка-
ми, – кто пошустрей, тот и выхватывает кусок пожирней.
А скромняги типа того же Морковникова довольствуются
крохами, в лучшем случае зарплатой, честно заработан-
ной». Вон очередного мэра в России арестовали за то, что
воровал в открытую и много. А воровал бы скромно, не
выбиваясь из рядов других высокопоставленных воров,
глядишь, и пронесло бы! Высунулся – и получай, хотя оно
и не совсем так. Много таких жуликов-воротил при чи-
новничьих должностях. На них пробы негде ставить, а –
ничего! Никто их не сажает в клетку позора в зале суда!
Хотя и те, кого посадили, выглядят не угнетёнными, а
скорее озлобленными и обиженными: «Как же так?! Дру-
гие воруют, и никто их не трогает, а тут за мелкие шало-
сти преследуют!» Пытаются преследовать, да не очень-то
получается. «И на Кипре бывают случаи жульничества», –
подумалось Марееву. Как ему надоели эти еженедельные
репортажи по телевизору о ворах-чиновниках, об отпры-
сках богатых россиян, разъезжающих на крутых иномар-
ках в нетрезвом виде. Показывают, говорят, обличают,
а ничего не меняется. Вот и захотелось успокоить себя
тем, что коррупция – не только российская беда. Атос та-
кого же мнения, а ему-то многое известно, как бывшему
детективу. Сейчас Атос интересуется искусством. Запал
на нэцке – резные японские фигурки. Собирает только
женские статуэтки. Даже с десяток редких старых нэцке
в его коллекции имеется. Не подделки, нет. Купленные в
разных местах по миру, с сертификатами известных экс-
пертов, подтверждающими их подлинность. Атос может
часами сидеть с лупой и любоваться своими сокровища-
ми. И рассказывать о них может бесконечно долго.

Как-то Атос предложил Марееву поехать с ним в Ни-
косию на японскую выставку.

– Да, я с удовольствием поеду, – обрадовался Маре-
ев. – Сегодня?
– Нет. В пятницу.
– Ну ладно. Подожду.

И вот пятница. Мареев основательно подготовился,
прочитал в интернете всё, что нашёл на эту тему. Вни-
мательно рассмотрел две фигурки, которые давно купил
в Японии: одна выточенная из кости – возможно, даже
мамонта? Да так искусно сделана, что действительно
хочется смотреть и смотреть на склонённую в поклоне
обнажённую японскую девушку. Всё при ней: маленькие
груди, аккуратные ручки, и всё остальное, что положено
девушке иметь, тоже имеется. А сзади, красным цветом,
оттиск маленькой печати с иероглифами. Интересно бы
узнать, что там написано. А вторая фигурка деревянная,
134 135
но не менее красивая, и тоже красная печать на ягодице,
но иероглифы другие.

Ехали в машине и болтали о всякой всячине. Атос –
тёртый калач! Попутешествовал по всему миру. Тонкий
ценитель женской красоты. А какой киприот не ценитель
женщин? Но Атос – особый случай! Родился в бедной кре-
стьянской семье в деревне Пахиаммос, что недалеко от
курортного городка Полиса. Помнит, как начал ходить
в деревенскую школу, четыре класса окончил, а даль-
ше надо было учиться в городе. Отец наотрез отказался
платить, и не потому что не хотел, а потому что денег не
было. Откуда деньги у крестьянина? В те послевоенные
времена большинство киприотов испытывало нужду.
Учитель и так, и этак уговаривал семью отпустить сына,
но никакие уговоры не помогали. И вот после оконча-
ния сельской начальной школы учитель пригласил Атоса
и ещё одного смышлёного мальчика к себе домой пого-
стить на три дня. А сам записал их в городскую школу, с
чем родители потом смирились. Некогда Атосу было на
девушек обращать внимание: учёба, а после уроков отцу
помогал.

Это уже потом, когда в полиции Лимассола начал ра-
ботать, кто-то ему сказал, что в соседней деревне есть
красивая девушка на выданье. Вот и отправились с роди-
телями свататься, хотя невесту и в глаза не видел. Отец
Илиады считался богатым по тем временам, поэтому не
сразу согласился на брак своей дочери с бедным детекти-
вом. Не отказал, но и не согласился. Обещал известить о
своём решении письмом, но прошёл месяц, а никакого
письма нет. Атос сам написал будущему тестю, попросил
ещё раз руки его дочери и спустя неделю получил утвер-
дительный ответ. Вот так Атос познакомился с первой
своей девушкой, которая и стала ему женой. Двоих детей
родили: сын Панос и дочь Платонида. А потом жизнь Ато-
са круто изменилась, красивый был, нравился женщи-
нам, а жена Илиада не стерпела измен. Но это уже было в
те времена, когда Атос стал строителем, появились боль-
шие деньги. Известно, что чем больше денег, тем больше
соблазнов у мужчины.

Атос рассказывал Марееву историю своей жизни, а
тот удивлялся перипетиям его судьбы.

– Да, Сева, погулял я в своей жизни хорошо! А сейчас
гулять уже здоровье не позволяет. Осталось любоваться
японскими нэцке, – пошутил Атос.
– Любишь, друг мой, азиаток? – поддержал игру Все-
волод Иванович.
– От макушек и до пяток, – ответил по-русски киприот
фразой из стихотворения Мареева и добавил по-англий-
ски: – Вот и всё, что я знаю по-русски.
– И это уже немало, – рассмеялся Мареев.

По небольшой комнате ходили люди, в основном
японцы, и рассматривали маленькие фигурки с напи-
санными на белой бумаге иероглифами. Потом Всеволод
Иванович узнал, что это были стихи танка известных с
древности японских поэтов. Кроме фигурок женщин на
отдельном стенде были выставлены фигурки японских
136 137
детишек, на другом фигуры мужчин, в основном стари-
ков, боги и божки или просто тучные мужчины с обна-
жёнными животами. Были фигурки различных живот-
ных: зайцы, лягушки и даже две коричневые обезьяны.
Нэцке из кости, из дерева, из керамики высотой не более
двух дюймов. Атоса же интересовали только женщины.
Он восторгался тонкостью работы японских мастеров и
то и дело приглашал Мареева разделить с ним его восхи-
щение какой-нибудь красавицей в кимоно, а то и обна-
жённой. Некоторые мастера Атосу были знакомы, и он с
удовольствием узнавал их работы и комментировал для
Мареева. И вдруг он как вкопанный остановился перед
изумительной фигуркой из чёрного дерева – сидящей на
корточках миниатюрной красавицей с веером.

– Не может быть! – воскликнул Атос. – Я читал, что су-
ществует нэцке обнажённой японки с веером, но никогда
не видел даже её изображения. Вот так удача!
– Красиво, но что же здесь необычного?
– Это работа современного мастера. Он никогда не
подписывает свои работы.

Стоящий недалеко японец в строгом костюме с синим
галстуком, наверное, экскурсовод, внимательно посмо-
трел на Атоса и спросил на хорошем английском языке:

– Вы действительно интересуетесь этим мастером?
Он здесь, в соседней комнате, даёт интервью японскому
журналисту.
– И я могу с ним поговорить? – спросил Атос.
– Конечно, когда с ним закончит беседовать журна-
лист. Но увидеть его вы можете и сейчас.
И японец подвёл приятелей к полуоткрытой двери.
Сказать, что Мареев испытал шок, – это почти ничего не
сказать. Это было и удивление, и потрясение. Вполобо-
рота к двери сидел Паша Морковников и говорил с по-
жилым японцем, а тот торопливо записывал его слова в
блокнот. Это был совершенно другой Паша, улыбающий-
ся и счастливый. Мареев тихонько потянул Атоса за рукав
от двери. Они снова подошли к экскурсоводу, и Мареев
спросил:
– Извините, этот европеец, говорящий по-японски, и
есть мастер нэцке – обнажённой японки с веером?
– Именно так, – поклонился почтительно японец. –
Это господин Павел Морковников, русский. В своё время
он жил в Японии и увлёкся нашим традиционным искус-
ством.

«Вот тебе и человек со злобным лицом!» – подумал
Мареев, но вслух не стал ничего говорить.

Не ожидая, когда Паша его увидит, Мареев поспешил
покинуть выставку. Зачем смущать друга? Захочет – сам
когда-нибудь расскажет о своём увлечении.

Атосу он что-то наплёл, почему ему нужно срочно
вернуться в Лимассол. Дома первым делом нашёл поэ-
тический сборник Морковникова и стёр написанную на
полях страницы эпиграмму. Стёр не потому, что Мареев
изменил мнение о его поэзии, нет, не потому. Он решил,
что не имеет права судить стихи. Вспомнил выставку
нэцке, вдохновенное лицо Павла, увлечённо беседующе-
го с японским журналистом. «А Надя? Где была в это вре-
мя Надя? Знает ли она об этом увлечении мужа?»


В конце дня Мареев стоял на пирсе у набережной Ли-
массола. Лучи скатывающегося за горы солнца щедро
освещали море, стоящие на рейде корабли, далёкий го-
ризонт, отделяющий чертой светло-голубое небо от спо-
койного синего моря. Безмятежность и покой в природе.
Но что за этой безмятежностью скрыто? Что происходит
в глубинах морских? Возможно, вот так же тысячу лет на-
зад на этом берегу стоял человек и с теми же мыслями
обращался к морю. «Взлетаю, как птица, с тобой в под-
небесье, стою пред тобою один на причале...» – Марееву
вспомнились слова песни, и он несколько раз повторил
знакомые строки.

Разве возможно этим поступиться? Отказаться от
того, что было в этой жизни? Наверно, прав Паша Мор-
ковников – невозможно и не нужно.

Что происходит в глубинах души поэта? Кто знает?
Кто скажет? Да и знает ли сам поэт эту тайну?