Santa Barbara

Если считать на пальцах, то у моей двоюродной сестры Наташки, с её умершей мамкой, в данный момент — 40-й день, но в 1997-м году, в который, по семейным традициям, принято посещать место захоронения родными и близкими. Этот день длится в идентичных частотах с днём сегодняшним. Однако, Наташка, поняла весь посыл и сказав:

— Хотите, езжайте. Я останусь дома. — Не обращала внимание она на сегодняшний ворох эмоций в параллельной реальности людского бытия.

Именно этот ворох, будто нацепив упряжку, — ветром принёс к нам туда Лёньку, который с кошачьим дыбом на голове, поведал о секретах и таинствах, которые ему известны до сих пор.

— Твои 17, это уже почти 18, а значит прямая дорога в лагеря. — Поведал чекист деду на допросе. — Там выживают единицы. А у тебя убийство.

Лёньке было 15 лет. Он был мартовский 36-го года. Прабабка же, как мы знаем, ещё даже не родила деда, так и не выразив набор необходимых умозаключений в начальный период беременности, который длится сорок дней. Поэтому младший брат мог даже не сопротивляться.

Лёнька отсидел за удар палкой, повлёкший за собой летальный исход. Он отсидел два года до амнистии, которой награждали многих после смерти Сталина. Ещё чуть-чуть и ему бы стукнуло 18...

Дед повесился после поножовщины в клубе, когда у наших матерей были зимние каникулы в школе-интернате. Школа была за пределами деревни, а деревня находилась южнее, на самом большом острове Чудского озера.

— Похоже у нас разные отцы... — Вытирая пот со лба признавался сегодня скобарь Лёнька всем нам, сидя за нашим столом, там, в 1997-м году. В их семье было много братьев и сестёр, а Лёнька был второй после нашего деда по матерям-двойняшкам.

Напряжённую ситуацию разгрузила Наталья, сказав:

— У вас ещё сорок дней не прошло в 1987-м году, после похорон матери.

Немного погодя:

— “Мать“, а мы думаем, что за “мать“ происходит! — Из невероятных глубин, с человеческим рыком, выронил он.

Затяжное, коллективное молчание.

— Santa Barbara. — Махнул с лёгкой руки я, воспроизведя свойственный двенадцатилетнему ребёнку рык, чуть более ироничного порядка.

— Сходить бы тебе к ним, да признаться во всём. — Переживая сорок дней в 1987-м году, обратился Колька к Лёньке, после того, как всё уже произошло в тот же сегодняшний день, но через 10 лет. — Попами бабу не отпеть. Нужна грамота. — Подчеркнул он. Каким-то образом Николай стал проникнут в эту тему. — Мы же там все уже поумирали. — Указывая пальцем на данность текущей у нас ситуации, добавил он. Он не лукавил.

— Без грамоты никак. — В один голос, сквозь десятилетие, утвердила реальность Наталья. — Мож они уже всё сделали? — Будто уже избавившись от ненужного, спросила она, приподняв с лёгкой улыбкой свои брови.

Второй смысловой ряд, скрывающийся в этом вопросе, заставил всех задуматься о семейном старшинстве, при наличии подобного разумения двенадцатилетней девочки, — дочки маминой двойняшки.

Наталья, поняв про биологическое время сорока дней после смерти своей матери, посчитала в уме, что часы пробьют только завтра, вечером, а после прихода Лёньки, посмела задаться столь необычным вопросом.

Игорь глубоко задумался, ни разу не подняв выше носа. По прошествии пары часов, он понял, что в вопросе Натальи не хватало одного местоимения.

— Или мы всё уже сделали?… — Немного более уверенно, сможет исправить ситуацию он. Там, где нам ещё каких-то двенадцать-тринадцать лет.

ЯСЛИ
— Сын ровный стал. — Подметил обо мне Игорь, после того, как отец Твардовский, будто отчитался перед моей матерью за промежуток пережитого мгновения, когда мамка забирала меня, буквально на днях, из яслей домой.

— У нас всё долго… — Признаётся Твардовский своей жене дома, готовясь к следующему дню, когда снова придётся забирать сына и пытаться по-совести донести хоть что-то человечески ровное моей маме, по возвращении домой из детского сада.

Его сын, с которым мы дружили в яслях, как взрослые люди, готовился к обрезанию крайней плоти, чтобы стать вообще другим. Однако, у природы с человеком имеется и Космос. Поэтому, когда вот-вот умерла мама, о чём Твардовский признавался по дороге домой, да ещё и у жены не прошло сорокадневного срока беременности, то как не крути, а проявятся некоторые правила жизни в общем для всех доме.

— Я стал другой! — Явным особняком утвердил мне давным-давно свою реальность сын Твардовского.

Мне стало немного печально, что у меня больше нет друзей, когда подобный ход был выдержан в нотах отторжения.

Почувствовав присущий “другим“ трепет ситуации, сын Твардовского сделал шаг навстречу:

— Я хочу, чтоб и ты стал другой!

Спросил ли я у него: «А что значит стать другой?», я не помню, я помню, что у меня мелькали такие диалектические фрагменты в голове, перпутывающиеся с незнанием ситуации о проделанном с ним действе, вспоминая движения его пальцев, указывающих некогда на то, что его может ждать в будущем.

Мне удалось “заснять“ своим любопытным взглядом его раненое со мной отличие, когда мы писали рядом в настенные горшки. Я почувствовал, что между нами образовалось огромное по масштабам, недосягаемое пространство. Больше я его не помню. Не помню своего, бывшего некогда, хорошего друга.

После мне помнятся только мелки, которые я ждал от мамы, чтобы нарисовать на асфальте во дворе детского сада не менее красивую картинку, как та, на которую мне нравилось смотреть. Мама, несколько задержавшись после работы, с жизнерадостным воодушевлением и некотрым, свойственым матери предвкушением, подала мне новенькие мелки. Я с азартом вытащил один из них и сразу понял, после того как он оказался в моих пальцах, что эти мелки не рассыпаются, как и не оставляют пыльцы на руках.

— Это не те мелки! — Впервые, на моей памяти, я заглянул в зубы дарёному коню от матери.

— Как не те, попробуй? — Не признавая реальность, голосом молодой мамы взмолила меня она.

Я поверил, почувствовав, что мама могла оббежать пол города, и бросился к асфальту, но чувства моих пальцев подвели меня тогда наименьшим образом. Мелки, будучи масляными, попросту не рисовали на асфальте. Тогда я ещё не понимал всех вопросов о старшинстве, но мама, не расстроилась, только что-то буркнула и взяв меня за руку, повела печального домой.

Был ещё магнитик, который кто-то примагничивал к несущей крышу, трубе веранды. Мне было волшебно интересно, как это камушек так звонко прилипает.

Были немецкие очки Игоря для газо-сварки, которые я у него стащил накануне вечером из кухонного ящечка с его личными, мужскими вещами. Если его открыть, то оттуда сразу веяло чем-то близким. Очки разбили следующим днём ребята, которые залезая на веранду, как-то старались с ними поиграться. Я просто не думал, отдав их, как приятелям, с просьбой вернуть обратно...

— Понял. Все живы. — Почувствовав, под напором, из глубин веков другую мечту, уверенно сказал своей жене отец Твардовский.

Мечту стать человеками.

МЕЧТА
— Твою же ж мать, к кому обратиться, чтобы закончить эти дни грамотно?! — Хватаясь за головы обоими лапами, задавались в один голос вопросом те князья, у которых имеется твёрдое миропонимание о том, как можно было бы с этой ахинеей покончить. Мы не имеем никакого об этих князьях представления, но фамилии, имена и отчества многих из них всем известны.

Мечты сбываются. Ибо в условиях наших возможностей, можно выявить точное до секунды время смерти любого из родителей, когда проходит ровно сорок дней, оставляя им возможность продолжать грамотно, как учиться в условиях их невинной и целомудренной юности, так и просыпаться детским сном в раннем возрасте, что для нас всегда достижение.

Когда такой разброс по временным диапазонам, утверждающим лишь то, что главенствующую роль в этом мире играет мгновенный автомат воспроизводства, то может не возникнуть девочки, которая в некоторый период зарождения новой жизни, способна будет спокойно, как написать любому, так и сказать собеседнику, что же действительно необходимо ребёнку:

— С “вечной памятью“ разобраться.

— Что же нужно для того, чтобы нас не разбрасывало по сторонам?

— Спокойное решение “проблем“ в кругу семьи описуемых размеров.

— Когда мечта стоит на целеполагании, то человеческому промыслу не может быть розни, как не может быть розни и человеческому удовлетворению, а там и космическое строительство не за горами.

— И до всех человеков рукой подать. Но как быть с “хороший или плохой“?

— Либо есть человек, либо его нет. А как быть с “верю, не верю“?

— Либо есть грамота, либо её нет. — Спокойно ответила девочка, которая вскоре станет по-человечески настоящей женщиной и мамой, стоящей на диалектическом фундаменте невинности природы и чутко ощущающей чувство меры грамотного Космоса.

Вдруг раздался вопрос на засыпку:

— Если имеется “мёртвая хватка“ беременности, то что необходимо предпринять, когда многие из нас имеют представление о некотором “б... чемодане“?

НАДЕЖДА
Следующим днём, подняв некоторые хронологические факты.

Дед Владимир рождается 11 ноября 1930-го года, что меняет картину всей “Санта-Барбары“. Кончает жизнь через повешенье 7 января 1977-го года, когда нашим с Наташкой матерям нет полных 17-ти лет. При условии, что я в свои полные 18, уже заканиваю ПТУ, что равносильно 12-ти классам образования (не взирая на то, что я сразу поступил во второй класс). Там же, из воспоминаний, 8 классов школы-интерната, что ломает всю парадигму движения к грамоте.

Колька оказывается второй и, скорей всего, первой надеждой своей матери, как нашей прабабки. Рождается 3 ноября 1934-го года и умирает 21-го марта 2019-го года, аккурат за несколько неполных месяцев до того, как во мне началась эта “шумотерапевтическая спецоперация“, что чуть минус 7-го августа 2019-го года.

В 1987-м году, за день до дня рождения Кольки их мамка умирает. Скорей всего, чтобы поподробнее разобраться в вопросе беременности вторым сыном. Ибо вторым ребёнком в семье была Таська, которая родилась в 1932-м году и умерла за пару месяцев до зачатия моей дочери, когда я только собирался ехать в Беларусь к бабке по отцу.

Получается, что в момент совершённого убийства, деду Владимиру, уже, как минимум 20 лет… А матрица совести идёт в ногу со всеми надеждами вместе взятыми.

В эстонском языке есть такие слова, как loodus и lootus. Если просклонять слово lootus, применяя необходимое местоимение, то получится loodame — надеемся.

Надеемся, как растения природы (loodus)?
Можно ли всё списать на те годы, которые пришлось пережить прабабке Евдокии до рождения первого сына и которая родилась 26-го января 1909-го года?

ЦЕЛЕПОЛАГАНИЕ
Из рассказа Лёнькиного сына Борьки, который нам дядька, муж Евдокии был священником, который, вроде как, — куда-то делся, что в общем и целом, — не точно.

Если не внести в картину смерть матери Сталина, то получится “езда“ на “кривой кобыле“. Она умирает 4 июня 1937-го года, скорей всего, так до сих самых пор и не показав все “мультфильмы“ сыну Иерофанту в сорокадневный срок после своей смерти.

Знакомый приказ Ежова появляется только 30-го июля 1937-го года.

С точки зрения наличия непоколебимого целеполагания, сегодня именно тот день, когда могут завершиться последние секунды всех сорокадневных сроков вместе взятых, когда от по-человечески грамотных умозакючений будет никуда не деться.

Ибо в то самое первое мгновение становления плода — закладывается, “молчаливым“ Союзом природы и Космоса, непоколебимое целеполагание стать человеком, где на спокойное понимание всей совокупности по-человечески грамотных категорий — выделяется ровно сорок дней биологического времени. Секунда в секунду, отсылая каждого из нас к постижению азов эталона длин дня и ночи.

III-й поймёт, как полагается, ибо имеется, как минимум, не только Лев, но и Илья — отец Владимира.

ВСПОМНИ "...НО" ВОТ И ОНО
Наши мамки с Наташкой были двойняшки. Двойняшки от деда Владимира Бурцева. Бабушка была Мурашина. А Мурашины это отдельный слой скобарей в городе Таллин, если опираться на интерпретацию Бурцевых.

Так вот. Нам помнится, как мы, приехав большой семьёй в самую южную деревню самого большого острова Чудского озера, вдруг столкнулись с ситуацией похорон бабушки, — матери наших с Наташкой матерей.

Я тогда уже ходил.

— Надо помыть. — Сказала азартно моя мать... Кто был, в тот момент, перед ней более ловким, мне неведомо. Предположим — Гера Мурашин, или Герасим, как я его называл позже.

"Может это всегда так...", — думалось мне, когда дело касалось смерти. — "Всегда нужно помыть перед тем как...". — Что же касалось того о чём как-то, то у меня были смутные сомнения.

Просто кого-то не стало.

Вчера, тётя Тамара, рассказав историю, мне сразу напомнила минуты, когда в условиях этого рассказа от матери и я был рядом, но рядом несколько иначе:

— Мамка, видимо, так потдавала, что при попытке "разгрузить"  выгребную яму, попросту в ней утонула... — Будучи несколько "взаймы отлаватой" промолвила моя мама тёте Тамаре, когда я рядом что-то крутил в своих пальцах ребёнка "годов от роду" . — Да, Ромулька? — Кивнула мне головой мать, когда ещё не время было понимать.

О НАС
Всё это стремится стать "эффектом Санта-Барбары“, где основоположник идеи о том или ином эффекте, лучше, чтобы был уже погребён. Погребён по-русски.

По сему, наследством от столь необузданной семейки, является только некоторый "эффект".  "Эффект Санта-Барбары".