Часть вторая. Исковое заявление...

Часть вторая. Исковое заявление...



Широко распростирая крылья, двуглавый орел парил под потолком здания суда. Прибитый высоко на стену он олицетворял собой справедливость, несправедливость и выборочную благосклонность Фемиды.

Страсти кипели внизу. В здании суда и в его многочисленных судебных залах страсти разворачивались нешуточные. А на небольших возвышениях сидели и наблюдали за процессом развития страстей и подводили к ходу суда правильное русло отделенные от простых смертных служители Фемиды, живые боги, судьи.

Их одеяния, темные просторные мантии с неопределенным, серым, мышастым отливом, а также плоские шапочки с нелепой кисточкой, ниспадающей на один бок или тянущейся к носу, никому из присутствующих в зале не казались смешными, потому что олицетворяли ВОЗМОЖНОСТИ СУДА. ЕГО ЗАКОН И ПОРЯДОК. Судебное заседание закончилось.

- Все было как всегда, - устало думала судья и шла по коридору, возвращалась в свой кабинет. И мантия струилась, немного отставая, вслед за ней, повторяя движения, поддерживая СУДЕБНУЮ ВЛАСТЬ. – Ни истец, ни ответчик, - продолжала размышлять судья. – Не смогли стать довольными результатами судебного разбирательства. Невозможно примирить две, отчего-то враждующие между собой стороны, с помощью судебного решения, простой бумаги, отпечатанной на двух или нескольких листах. Но суд может обязать и заставить подчиниться, потому что государственная судебная машина, пусть неуклюжая, иногда, и неповоротливая, обладает таким запасом могущества и прочности, что даже я, боюсь, и с опытом моим, и, обладая знаниями, не смогла бы устоять, попади я случайно под каток системы. Хорошо, что судья обладает статусом, который обеспечивает защиту и неприкосновенность. Судья уединилась в кабинете. Непонятно отчего и неясно болела голова.Увлечься работой также не удавалось. Судья рассеянно кивнула в ответ на сообщение своего помощника о том, что работу девушка закончила. И отпустила ее.

В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, повернули ручку и вошли. Судья капризно сморщила свой немного вздернутый носик, недоумевая, откуда или из какого подвала вдруг донесло запах холода, сырости, старых костей и плесени. И пропустила тот момент, когда из просыпавшейся на пол небрежной кучки старых костей успел сформироваться потрепанный жизнью скелет. Изящно сгибаясь в полупоклоне, завершающим движением скелет поднял с пола линялую тряпку с резким запахом плесени и завернулся в нее изящно, как в плащ. Судья посмотрела растерянно, скорее изумленная, чем испуганная. Скелет посторонился немного, пропуская в дверь субъектов еще более странного вида.В дверном проеме возникло хрупкое полупрозрачное существо. Слабым голосом представилось.

- Привидение.

Наконец, в дверь протискался большой волк.

Дрожащим пальчиком судья потянулась к тревожной кнопке.

В этот момент скелет, постепенно приближающийся к ней, прервал свою изготовленную в высоком старомодном стиле речь.

- Сударыня, мы побеспокоили Вас, имея в виду одно, чрезвычайно важное для нас обстоятельство, - скелет прервал свою речь и приказал. – Полтергейст!

Внутри тревожной кнопки что-то скрипнуло, затем из кнопки вырвалось нечто, что оказалось сначала ярким пламенем, затем забавной и вредно-хихикающей рожицей. Судья слабо взвизгнула и отдернула пальчики. Затем перевела взгляд на НАСТОЯЩИЕ ЧУДОВИЩА, что образовались рядом и вокруг нее, и взвизгнула вновь.

- Волк!

- Волк, волк, - усаживаясь на пол неуклюже и по-собачьи, обиженно ворчал волк. – Вот все вы так! Без разбору кричите. Оборотень я!

- Не смей пугать даму! – Строго одернул волка скелет. И вновь обратился к судье в манере церемонной и возвышенной.

- Сударыня, мы явились, чтобы подать Вам жалобу.

- Невозможно, - тоскливо подумала судья. – Я или сплю, или брежу. Ничего страшного. Пройдет немного времени. Охрана знает, что в кабинете я одна. Исполнители пройдут по этажу с проверкой. Они обязательно войдут сюда и меня спасут. - Ничего не выйдет сударыня, - добавил уточняюще скелет. – Я выслал на охрану Сонный Морок. Никто не может помешать нашей беседе.

- Вы не существуете! – Слабо защищалась судья. – Вы телепат?

- Как все духи, - согласился скелет, - мы умеем читать мысли людей. И, конечно же, мы не существуем. И стараемся устроиться в нашем несуществовании с возможно большим комфортом, примерно так же, как и вы, люди, в жизни. Именно в этом и состоит суть нашей дальнейшей жалобы. Мы жалуемся на некоторую писательницу. Чайковская ее фамилия. Она настолько невоспитанная и бесцеремонная, что извлекает нас из нашего не существованияи помещает в свои и очень слабые, с моей точки зрения, литературные опусы. Писательница заставляет нас не существовать в несвойственном нам виде. Или, даже, существовать в образах наполовину людей, а наполовину привидений.Может ли быть большим оскорбление для духа? Привидение слабо вздохнуло и всхлипнуло.

Судья ощутила неожиданный профессиональный интерес. Обращаясь к волку, она спросила.

- Вы тоже на что-то жалуетесь? Или пришли, как свидетель? Или в сопровождении?

- Конечно, жалуюсь. – Ворчливо ответил оборотень. – Писательница пишет о нас, оборотнях ТАКУЮ ЧУШЬ, уже в пятом или шестом своих романах! И заставляет меня превращаться в человека каждый раз, как мне необходимо заговорить по-человечески. Мы, оборотни, и без превращений говорить умеем.– Оборотень широко зевнул, обнажая и пасть, и зубы. – Глотка у нас такая. –Крепость, острота и белизна блестящего частокола, а скорее дырокола зубов оборотня заинтересовали бы любого рекламодателя зубной пасты. Но обычному человеку находиться рядом с ТАКИМИ ЗУБАМИ, сразу становилось неинтересно.Судья вздрогнула и отвела глаза, переводя разговор в более безопасную тему. - К адвокату обращаться пробовали? – Спросила судья. Скелет вздохнул.

- На работу поговорить к ним не зайдешь. Во - первых днем. И сидят адвокаты кучками, то коллегиями, то конторами. Домой к одному я подобраться пробовал. На ушко шептал, - пиастры, пиастры. Золотишком звенел. Но адвокат проснулся, меня увидел, испугался и за жену прятаться полез. Вот Вы, совсем другое дело.

Полтергейст всунулся между говорящими язычком затейливого зеленого пламени и радостно завопил.

- Очень смелая женщина!

Судья внезапно вдруг рассердилась и заявила.

- Помогать я вам не буду! И заставить вы меня не сможете! – И, вспомнив о своем, обеспечивающем ей неприкосновенность статусе, оскорблено выпрямилась на стуле. Примерно так же она выпрямлялась в высоком судейском кресле перед прочтением судебного решения, обычно, окончательного и бесповоротного. Скелет помолчал немного и грустно ответил.

- Заставить мы Вас не можем, а вот принудить, боюсь, что да… - И продолжал говорить, время от времени грустно вздыхая. И тогда его плащ чуть распахивался, приоткрывая то, что было остатками грудной клетки. – В мире духов привидений и оборотней существуют разные возможности, недоступные для живых людей. И не стоит их недооценивать. – Скелет продолжал говорить размеренно и медленно. Время от времени он делал небольшие паузы, как бы давая женщине время и возможности осмысливать доводы и согласиться с ними. На четвертом доводе судья согласилась, перепугавшись, на двадцать шестом поняла.

Прошло обычное число дней. В природе обычное тепло дней золотой и ранней осени сменила промозглая сырость октября. Судебная машина катилась ровно, поступательно и медленно, не ускоряя и не замедляя ход. Начались судебные заседания. Окончилось время, отпущенное на подготовку дела до суда. Выступая в роли ответчика, писательница пыталась, в начале процесса, и отбиваться, и отказываться, утверждая, что подобные мелочи о жизни привидений она не знала, знать их не могла, И даже не была эти подробности знать обязана. Но вскоре сдалась. Вину свою полностью признала. И жалко, время от времени, всхлипывала, переменяя один носовой платочек за другим.

Выступавший защитником на стороне истца Волверссон был хорош. Стиль его выступлений был блестящим, отточенным, лаконичным. Впрочем, его слова, вернее, не только его слова производили ошеломительное впечатление на аудиторию, но и манеры его поведения, а также ослепительная и завораживающая взгляды улыбка с рядами острых и белоснежных зубов, которые частоколом или дыроколом выглядывали из пасти. И могли бы привести в восторг любого рекламодателя отбеливающей зубной пасты. А на обычных пастопотребителей все-таки нагоняли тайную дрожь. Судья превзошла самою себя. Она неожиданно и смело привлекала к рассмотрению дела нормы международного права. И ошеломила народных заседателей каскадом оригинальных и парадоксальных, но всегда верных суждений. Впрочем, народные заседатели всегда следуют за судьей и бывают ему послушны.

А потом полностью раскаявшаяся писательница Чайковская, естественно, проигравшая свое дело, плакала на плече у судьи. Судья же думала в тот момент о том, что выиграла нечто важное и для себя тоже, в ходе рассмотрения дела. И, может быть, в первый раз в своей судебной практике оказалась в состоянии примирить зачем-то враждующие две стороны. Потому что жители или нежители несуществующего мира далеки от желаний большинства людей. Их не интересуют материальные вещи, выгода, благосостояние. И потому, решение суда, обязавшее незадачливую писательницу, принести пострадавшим публичное извинение и знать в дальнейшем больше о жизни привидений, полтергейстов, оборотней, буде соберется писательница их жизнь или привычки описать, удовлетворяло духов полностью. Духи не хотели существования ошибок, более похожих на ляпсусы. Писательница с условиями согласилась. Радостно приносила публичные извинения слабому прозрачному существу, которое бережно придерживал за видимость руки, представитель истца Волверссон. И любезно при этом улыбался, обнажая ряды белоснежных и острых зубов, которые восхитили бы любого работника по рекламе и продвижению на рынок новой зубной пасты. Простому человеку хотелось бы все-таки быть подальше от такого зубного дырокола, скорее даже частокола, хотя бы и очень белого. От восхищенных улыбок и поздравлений судья спаслась в своем кабинете. Она передала секретарю, что занята и просит к себе никого не пускать. Судья задумалась немного. Неторопливый шорох привлек ее внимание. Она посмотрела и увидела, что из кучки костей в углу, выстраивается знакомый ей скелет. Скелет собрался, запахнулся в плащ, судье вежливо поклонился.

- Садитесь, - пригласила его судья. Она не совсем еще понимала, как правильно обращаться с духами, поэтому была с ними в меру дружелюбна и вежлива. Не больше.

- Я постою, - сказал скелет. – Мы Вам благодарны. И мы уходим. Вы нас хорошо защитили. И не сильно обидели писательницу, нас создававшую.

В наступившей длинной паузе судья думала, необходимо что-то сказать. Но не смогла подобрать нужных слов, поэтому промолчала.

- Я польщен, - продолжал скелет. – Ваши невысказанные мысли делают Вам честь. Вы молоды пока. И Вы еще поймете смысл Ваших собственных мыслей. И сможете применить в своей работе. Никто не уйдет из зала суда, обиженный на несправедливость судейства. Я также хочу сказать, - добавил скелет, - мы благодарны очень. И мы хотели бы, чтобы наша благодарность навсегда осталась с Вами.

- Нет! Нет! – Взволновалась судья.

- Ах! – Возразил ей скелет. – Ничего материального. Вы зря образовываете в своих мыслях ужас по поводу слова «взятка». Мы посоветовались. И дарим Вам ХОРОШИЕ СНЫ. В течение всей Вашей жизни, подумайте хорошенько, не отказывайтесь, Вы станете старше, и ничто никогда не обеспокоит Вас бессонницей или ночным кошмаром.

Судья промолчала. Скелет разматериализовался и исчез.

Свечерело. Работать над бумагами не хотелось. Судья подумала, что присутствовать на обычном вечернем банкете, в подвалах, расположенных под зданием суда, ей сегодня не хочется. Не хочется и не интересно. А потому, лучше всего, ей было бы исчезнуть из суда до начала банкета. Она отпустила секретаря и помощника и начала собираться.

За углом представительного здания суда судью ожидали спрятавшиеся около здания дождь и холодный ветер. Они налетали порывами. Ветер кидался в лицо, тащил за собой шлейфом шуршавые, падшие листья, которые кружились и танцевали, послушные воле ветра. Женщина равнодушно отвернулась. И сначала не узнала того, кто ее ожидал. И лишь потом вспомнила. Они вместе учились, не просто на курсе, но в одной группе их юридического университета. И одно время были немного влюблены друг в друга. Правда, их влюбленность быстро закончилась. Заботы учебы, будущей карьеры легко и быстро отделяют людей друг от друга…

Судья смотрела на мужчину рядом и видела, как он изменился и похудел. Мужчина оглядывался нервно, торопил ее.

- Пойдем, пойдем.

Не обращая внимания на порывы ветра познакомиться и чуть плотнее пообщаться, двое перешли через дорогу и вошли в кафе напротив.

- Ветер разочарован, - подумала женщина, отвлекаясь. Смотрела в окно. На кубическое и аккуратное, наполовину стеклянное, с зеркальными, отражающими непогоду большими стеклами, здание суда, соединенное со зданием прокуратуры крышей и закрытой от непогоды, застекленной галереей. На некоторое мгновение строения показались ей небольшой, но очень защищенной крепостью, в которую посторонние не допускаются. Отхлебывая из чашечки горячий, заказанный ее спутником кофе, судья удобнее расположилась в кресле и решила отдохнуть этим вечером, забыть о существовании и проблемах собственной профессии.

И только сейчас поняла и услышала, насколько взволнован ее спутник, несколько минут ей что-то рассказывающий, возбужденно и нервно. Мужчина наклонился близко, касался рукой ее колена под столом и не задерживал на этом свое внимание.

Стряхивая ненужную, но приятную расслабленность, наступившую в теплом уюте кафе, женщина стала слушать.

- …Он жаловался мне на режиссера, который знал о том, что он оборотень и медведь и нарушал его права оборотня. И разрешал ему на экране любить актрису, только оставаясь в образе человека. И не было в фильме кадров о любви медведя к женщине.

- Что?! – Удивились в ней двое, судья и женщина.

- Я же объяснял, - ответил ей мужчина. – Мой странный посетитель представился мне медведем-оборотнем. И персонажем довольно известного фильма. Я счел его маньяком или психопатом, пытался осторожно объяснить. Он вроде бы понял. Спокойно ушел.

Но через некоторое время ко мне пришли еще более странные посетители. Абсолютно бесформенные, они назвались мне рекламой. И требовали настойчиво оградить их от невнимания и беспредельной грубости собственных рекламных издателей. Я ничего не понял. Им всем в приеме заявлений отказал. Через некоторое время у меня начались неприятности. То есть, - мужчина неожиданно смутился. – Не в жизни, а во сне. Стоит мне только задремать, начинает сниться реклама асфальта. Ты, может, помнишь? Рекламу асфальтоблоков, что долго висела над пассажирами и над трассой на разъездном и трамвайном кольце. В любой моей полудреме огромные буквы по очереди обступают меня, складывают зловещее черное слово: «Закатаем»! Я чувствую, как крупными каплями, сочится на асфальт кровь, моя кровь. Пытаюсь проснуться и не могу. Я продолжаю сниться себе самому в образе анекдотического охотника с ружьем и всем остальным, печально зависшим в грустной, навсегда опущенной позиции, примерно на половине шестого вечера, если засечь по часам... В этот момент, обычно, возникает медведь -оборотень. Он идет ко мне, приближается с ревом: «Ты против сексуальной свободы медведей -оборотней»? Я потерял сон и аппетит, - нервно оглядываясь, понизил голос собеседник. – Я чувствую, что теряю все. Сегодня я случайно услышал твое блестящее выступление в суде. И решил, только ты можешь мне помочь. Если захочешь…

Женщина сидела рядом, молчала задумчиво. Смотрела в измученное лицо своего собеседника и вспоминала тот короткий роман, их молодость, влюбленность и легкость начинавшихся отношений. И ощущала сочувствие и желание помочь. Но она оставалась судьей, была профессионалом, опасалась случайностей и провокаций. Поэтому не торопилась говорить о делах или начинать объяснения, сидела... И просто помешивала остывающий кофе ложечкой...