Глава 16. Сквозь миры

Ирдар шёл лесом, где тропы давно забыли человеческую ногу. Ветви висели низко, спутанные, словно сеть, и корни вздымались из земли, как хребты древних зверей. Он слышал лишь свой шаг и тяжёлое дыхание. С каждым поворотом казалось, что лес всё глуше, тише, будто сам воздух отрезал его от мира людей.
Земля под ногами изменилась: стала твёрдой, каменной, покрытой мхом, чьи нити светились тускло-зелёным светом в полумраке. Ветер стих, и воздух сделался вязким, тяжёлым, с горьким привкусом. Ирдар остановился — и понял: он пересёк невидимую черту.
Впереди, меж стволов, возвышались корни, такие огромные, что каждый мог бы стать мостом через реку. Они уходили в небо, и казалось, что весь лес держится на них. То был Иггдрасиль — не видение, не образ из слов мудрецов, но сама реальность, его живая плоть.
Ирдар коснулся ладонью коры. Она пульсировала, словно под кожей текла кровь. Сила прошла сквозь его руку в сердце, и он почувствовал дрожь. Это не был Мидгард. Он шагнул в мир, где законы были иными.
Вдали слышался гул — низкий, глухой, как дыхание великой кузни. Воздух становился жарче, сухим, пахнущим серой. Свет переливался красными искрами. Ирдар сделал шаг вперёд, потом второй.
И вскоре деревья исчезли. Перед ним раскинулись раскалённые равнины, и над ними стояли языки огня, лизавшие небеса. Это был Муспельхейм.

Жар ударил Ирдару в лицо, словно раскалённый молот. Воздух был густым, сухим, и каждый вдох обжигал лёгкие. Земля под ногами трещала и дымилась: это была не почва, а застывшая лава, покрытая коркой, под которой клубилась огненная река.
Вдали громыхало — небо раскалывалось огненными вспышками, искры сыпались, словно дождь, и, ударяясь о землю, вспыхивали короткими кострами. Горы здесь дышали огнём: их вершины изрыгали пламя, и дым клубился, затмевая небеса.
Ирдар шагал осторожно. Его сапоги прилипали к горячей земле, щит нагревался, и металл меча был словно раскалённый. Капли пота стекали по лицу, и даже его сила, закалённая тысячами битв, казалась слабой против этой неумолимой стихии.
И вдруг он увидел их. Огненные великаны. Высокие, как башни, их тела пылали белым и красным светом. Они двигались медленно, но каждая поступь заставляла равнину дрожать. Один из них держал в руках копьё из чистого пламени, другой нёс щит, сиявший, как солнце. Их глаза горели, словно угли в кузне, и взгляд их прожигал насквозь.
Один великан остановился и повернул голову к Ирдару. Казалось, весь мир замер. Гигант вдохнул — и из его уст вырвалось пламя, которое пронеслось по равнине, пожирая всё на своём пути. Ирдар бросился за обломок скалы, и жар опалил волосы на его голове, обжёг кожу.
Сквозь треск огня он услышал гулкий раскат, похожий на смех или рёв. Его сердце сжалось: это был смех Сурта, повелителя Муспельхейма.
Ирдар понял: в этом мире чужак не может остаться. В этом мире ему не отыскать Лорна. Здесь каждое дыхание — уже вызов, каждый шаг — битва с самой стихией. Если задержаться, огонь не оставит от него даже пепла.
Он крепче сжал копьё и, прячась меж дымных скал, поспешил к корням Иггдрасиля, что виднелись вдали, сияя тёмным светом. Только они могли вернуть его прочь из этого пылающего ада.

Когда Ирдар миновал корни Иггдрасиля и вышел из жара Муспельхейма, его окутал иной воздух — прохладный, мягкий, словно весенний ветер коснулся его лица. Пепел и дым сошли на нет, и перед ним распахнулся Альвхейм.
Это был мир света. Небо здесь сияло без солнца: оно было соткано из тысяч золотых и серебряных лучей, что струились, будто вода. Земля цвела ковром из трав и цветов, которые переливались, словно камни в короне. Ручьи пели, журчали, и их вода светилась изнутри, как жидкое стекло.
Из рощ выходили альвы — стройные, прозрачные, словно сотканные из сияния. Их лица были прекрасны, но лишены страсти: глаза светились ясностью, в которой не было ни радости, ни скорби. Их движения напоминали танец ветра, их голоса были музыкой, что вела сердце к покою.
Они посмотрели на Ирдара. Но не с ненавистью, не с жалостью — с равнодушным принятием. Казалось, они знали каждую его рану, но не считали нужным ни лечить, ни осуждать. Для них его судьба была лишь пылью в луче света.
Ирдар остановился. В его груди поднялась странная тоска. Он, привыкший к крикам битв, к крови на руках, чувствовал себя здесь чужим. Даже воспоминания о Сигрид тускнели в сиянии Альвхейма, будто свет стремился вытравить их из его души.
Один из альвов подошёл к нему ближе. Он протянул руку, и в ладони сверкнула крошечная искра, напоминавшая звезду.
— Это свет, воин, — сказал он голосом, в котором не было ни интонаций, ни сомнений. — Он укажет дорогу, но не зажжёт огня в сердце.
Ирдар взял искру. Она была холодной. Слишком холодной. В ней не было ни тепла Сигрид, ни жара его клятвы. Он сжал кулак, и свет погас.
— Нет, — сказал он. — Моё сердце живо только там, где есть боль.
Альв не ответил. Лишь развернулся и растворился в сиянии, словно его никогда и не было.
Ирдар пошёл дальше, к новым корням Иггдрасиля. Там, где свет гас, уже поднималась тень — холодная и каменная.

Когда сияние Альвхейма угасло, Ирдара окутала мгла. Холодный ветер ударил в лицо, тяжёлый и сырой, словно дыхание ледника. Он поднял голову — и увидел перед собой Йотунхейм.
Горы стояли стеной, так высоко, что их вершины терялись в бурлящих тучах. Снег падал огромными хлопьями, крутился вихрями, а гром гремел так, будто сами небеса рушились. Меж глыбами льда и камня двигались тени — не скалы, не облака, а великаны. Их тела были так велики, что целые леса росли на их спинах, а реки текли по плечам.
Открывающийся вид заворожил Ирдара, несмотря на то что он уже наблюдал эту картину в своих видениях. Но одно дело смотреть на это, как на что-то отдалённое, и совсем другое — самому находиться среди невообразимых титанов, видя их воочию.
Один из них поднялся. Его шаг разбудил лавину, и грохот покатился по ущельям. Голос его был, как раскат грома:
— Кто смеет идти среди земель йотунов?
Ирдар сжал копьё, сердце его стучало тяжело, но он не отступил.
— Я иду своим путём, — ответил он. — И никто не остановит меня.
Гигант наклонился, и тень его заслонила полнеба. Его глаза сияли холодным светом, в них не было злобы, только вечная сила камня и льда.
— Ты мал, — сказал великан. — Как искра в буре. Но искра может зажечь огонь, и буря поглотит его. Запомни это, человек.
С этими словами он отвернулся, его шаги снова потрясли землю, и туман закрыл его силуэт.
Ирдар шёл дальше по ущелью. Снег хлестал по лицу, ветер пытался сбросить его в бездну, но он продолжал путь. Йотунхейм давил на него своей мощью: здесь человек был ничто, но именно это ничтожество заставляло его держаться крепче, сжимать копьё и идти вперёд.
Он знал: сила великанов не в том, что они воюют, а в том, что они стоят, вечные, как горы. И в этом был урок: выстоять, даже если весь мир больше и сильнее тебя.
Вскоре корни Иггдрасиля вновь показались впереди, и холод начал спадать. Ирдар сделал последний шаг — и горы исчезли за его спиной.

С каждой новой трещиной, с каждым шагом по корням Иггдрасиля Ирдар ощущал, что воздух меняется. Холод Йотунхейма отступал, как тень на закате, и вскоре его вновь окутали запахи земли и влажного леса. Он вдохнул глубоко — и впервые за долгое время почувствовал аромат хвои, сырости, мха. Это был Мидгард, его родной мир.
Он остановился и обернулся. Там, за корнями, ещё светились и горели миры: пламя Муспельхейма, сияние Альвхейма, громады Йотунхейма. Всё это исчезало в дымке, но он знал: теперь они живут в его сердце. Он видел их не в пророческом сне, а своими глазами. Он дышал их воздухом, ощущал их силу, и часть их силы осела в нём.
Ирдар сжал копьё. Его рука дрожала не от усталости, а от осознания. Он — воин Мидгарда, смертный, но прошёл тропами, где ступали лишь Боги и герои. Он вынес холод, выдержал жар, не сломился перед светом и тьмой.
Слова мудреца звучали в голове тихим гулом:
— Ты сам — Древо. Твои корни в боли, твои ветви в надежде.
И теперь он знал, что это значит. В каждом мире он встретил отражение себя: соблазн забыть, жажду сжечь, равнодушный свет, созидание во тьме, вечную силу. Всё это было в нём самом.
Ветер Мидгарда снова зашумел в кронах. Где-то крикнула птица. И в этом звуке было больше жизни, чем в холоде Нифльхейма и огне Муспельхейма вместе взятых.
Ирдар шагнул вперёд, оставив позади корни Иггдрасиля. Теперь он видел все девять миров единым мгновением. Теперь он знал, где его враг. Его путь не стал легче, но он обрёл ясность: он был частью большего. И это «большее» вело его дальше — к Лорну, к последней битве, к исполнению клятвы.