ZOV. Глава 21. Молчание фельдшера

Глава 21. Молчание фельдшера

Его называли просто — Фельдшер. Бессменный санитар роты, мужчина лет пятидесяти с руками, которые никогда не дрожали, и глазами, видевшими слишком много. Он не пил с остальными после боя, не смеялся за общим столом. Его война была тихой — без выстрелов, но с вечным запахом крови и йода.

Вчерашний бой добавил ему работы. В палатку, пахнущую антисептиком и смертью, принесли молодого бойца. Пуля прошла навылет, но задела легкое. Парень хрипел, его пальцы впивались в края носилок.
— Держись, сынок, — бормотал Фельдшер, ловко накладывая повязку. — Все обойдется.

Он говорил это каждому. Даже тем, кому уже ничто не могло помочь. Даже тем, чьи глаза застилала пелена небытия. Это была его молитва — монотонная, лишенная веры, но необходимая.

Раненый боец — его звали Максим — умирал три часа. Все это время Фельдшер не отходил от него, меняя повязки, вводя обезболивающее, хотя знал — это бессмысленно. Когда хрипы прекратились, он аккуратно закрыл парню глаза и перекрестился. Потом вышел из палатки и закурил, глядя на заходящее солнце.

К нему подошел Семен.
— Как он?
— Ушел, — коротко бросил Фельдшер.
— Жаль. Молодой еще.
— Здесь все молодые. — Фельдшер сделал затяжку. — И все старые одновременно.

Вечером, когда основные работы закончились, он достал потрепанный блокнот. В нем не было ни имен, ни дат — только зарисовки. Рука, сжимающая крестик. Глаза ребенка, смотрящие в небо. Профиль умирающего солдата. Это был его дневник — без слов, потому что слова были бессильны.

Как-то раз он нашел в кармане убитого бойца письмо. Жена писала о том, как растет их сын, как тот впервые пошел. Фельдшер перечитал письмо, аккуратно сложил и положил в свой блокнот. Он не отправил его обратно — что бы это изменило? Лучше уж одна вдова, чем тысяча несбывшихся надежд.

Иногда по ночам к нему в палатку приходили солдаты — не за помощью, а просто посидеть. Молча. Они понимали — этот человек несет на себе груз, который не под силу нести им всем вместе. Груз чужих смертей, чужих страданий, чужих жизней.

Однажды после тяжелого боя, когда палатка была заполнена до отказа, Фельдшер не выдержал. Он вышел наружу и закричал. Без слов, просто крича в ночное небо, пока голос не сорвался в хрип. Потом вернулся к работе — спокойный, собранный, без тени эмоций.

Утром Семен принес ему кружку чая.
— Ты сколько еще выдержишь?
— Пока есть кому помогать, — ответил Фельдшер. — А там посмотрим.

Он снова открыл свой блокнот и начал новый рисунок — рука, держащая кружку чая. Простая, живая рука. Пока он рисовал такие руки, война не могла победить окончательно. Пока он помнил, что спасает жизни, а не просто констатирует смерть, он оставался человеком.

А вокруг продолжалась война. Но здесь, в его палатке, царил хрупкий мир — мир между жизнью и смертью, где каждый миг был на вес золота. И он, молчаливый фельдшер, был его хранителем.