Путы Времени

Почва, песчинка за песчинкой, травинка за травинкой, медленно, но неуклонно проплывала под ногами. Как эскалатор. Земля действительно вертелась. Приходилось переставлять непослушные ноги, продвигаясь по сетке безразлично-инертного, – как казалось, отсутствующего, – Времени.
Теперь они чувствовали его.
Путь вёл к сияющей, строгой в своей красоте Вершине. Идти туда не хотелось. Но они всё же, нет-нет, да кидали взгляды на величественный Пик, отвлекаясь от тяжёлых мыслей. И неожиданно для самих себя обнаруживали, что невольно им любуются.
Скоро начнётся подъём, идти станет тяжелее.
– Ты табетки пий? – спросил худой бледный путник. Правая половина его лица всё Время оставалась неподвижной, словно маска из гипса, на левой стороне едва шевелились края губ, когда он начинал говорить. Речь была чуть разборчива, но тот, второй, уже привык понимать комбинации звуков.
– Да что ты всё со своими таблетками! – грузный мужчина от раздражения раскраснелся и остановился. Тяжело дыша, достал из кармана коробочку.
– Не вонуйся, – тихо сказал Бледный, – а то пьидёся выдзывать Миоседых Етунов.
– Милосердных Летунов? – взорвался Красный. – Да вызывай! Сразу уж доставят на Вершину, и точка!
– Ты, это... Пей, Инфат.
Бледному с трудом удавалось стоять без помощи. Ему плохо подчинялись правые конечности. Этот грузный красный товарищ весь Путь поддерживал его под руку, не позволяя упасть. Сейчас Бледный боялся, что упадёт, – так долго его спутник дрожащими руками доставал таблетку. Но таблетка в очередной раз падала на тропу и, подхваченная неумолимым движением, проплывала под ногами, растворяясь в темноте.
Был некоторое Время назад момент, когда Красный, рассвирепев от безысходности и бесконечной усталости, резко повернулся назад и упёрся в Ничто. Это был протест, спонтанное желание двинуться обратно, но Обратно не существовало. Рассмотреть Ничто было невозможно. Нельзя было увидеть Ничто. Его можно было только вспоминать.
Это был Лик Времени.
...Метки Времени стали пролетать мимо устрашающе быстро. Бледный одёрнул товарища, поведение которого грозило приближением неизбежного.
В тот раз Красный заплакал. Взял покорно под руку Бледного, и они продолжили Путь.
Во Время второй истерики Пик надвинулся на путников, навис над ними острым лезвием. Это Красный кричал на товарища, ругал Путь, Время и Ничто, пока не стал задыхаться. Затем сорвал медальон со словом «Душа» с груди, бросил его оземь, из последних сил начал топтать.
– Сто ты деаес? Как ты модзес? – потрясённо лепетал Бледный. Сам он сжимал в руке такой же медальон. Свой медальон Бледный не отдал бы этому взбесившемуся типу ни за что.
Истерзанный вдох Творца проплыл под ними и сгинул в Ничто, как таблетка.
– Ты не тойко дза себя дзивёс, пидуок!
Эти слова вернули "придурка" в действительность. Он видел: при каждой такой выходке Пик резко приближался к ним, а медальон метался и стонал, словно человек в бреду.
Сворачивать в сторону Красный тоже пробовал. Чем это кончилось, вспомнить он не мог. Бледный говорил, что прилетели Милосердные Летуны и сделали укол. Потом Красному стало легче, они пошли дальше, несмотря на то, что дорога и так проплывала под ними. Красный идти не хотел, но Бледный заставил.
...Вторую таблетку удалось-таки положить в рот.
Вот и сейчас Бледный повторил ту же самую фразу:
– Подём. Етуны говоят, надо двигася.
– Двигаться, двигаться, – заворчал Красный. – Как можно идти туда по своей воле, Инсульт?
– Пока дзивёс – иди, Инфат. – Бледный, сосредоточившись, сделал неимоверное усилие. У него это почти получилось. – Инфа...акт.
И добавил:
– Пока ходис, ты дзыф...
Красный погладил его по мёртвой щеке. Часть лица Бледного будто взорвалась от радости. Это чуть приподнялся уголок губ, лукавые морщинки потянулись от глаза вниз и в сторону.
– Мы должны заботиться друг о друге, – тихо произнёс Инфаркт. – Мы в одной связке. Я, ты и Душа!
 Инсульт радостно закивал головой:
– Я, ты и Дуса! Мы не тойко дза себя дзивём.
Красный смотрел лишь вперёд. Он заставил себя, наконец, улыбнуться.
И с одним медальоном можно бороться за Остаток Пути.

– Вася! Вася! Проснись!
Пожилой мужчина испуганно открыл глаза, сел на край постели и прислушался к пульсу-оторве. Барабанщик в груди играл свою партию, а в ней строго был указан ритм – сто сорок ударов в минуту.
– Фу… – выдохнул Вася. – Какая-то муть приснилась.
– Да ты меня напугал! – отозвалась жена. – Мычишь, стонешь. На-ка майку, переодень. Мокрый весь. Лучше стало? Посмотри давление, да полежи ещё, успокойся. Пойду на кухню.
Мужчина подсел к тонометру.
«Таблетки пью. Что им от меня нужно? – подумал он. – А впереди ещё долгий рабочий день».
Кому – «им»? Он и сам не ответил бы на этот вопрос.
Сны иногда приходили, они тревожили. Чаще всего Вася пытался убежать от преследования, но воздух уплотнялся. Словно бежал в воде по грудь, все силы отдавал, напрягал каждый мускул, но не получалось. Вылетал вдруг от страха из той магической тьмы в живую радостную темень милой спальни. Это он воспринимал как должное – своё спасение, да вот сердце колошматило. Вскоре переживания уходили, унося с собой громкие барабаны. Он снова засыпал.
Но сегодня времени на сон не оставалось. Надо позавтракать, выпить таблетки и идти на работу.
…Этот вечер начался с неожиданного заявления.
– Всё, Валя, – сказал Василий, лишь войдя в прихожую, – начинаю новую жизнь.
Валентина глянула на мужа, продолжая вязать. Она, как истинная женщина, воплощала в жизнь многогранность бытия, памятуя о Цезаре. Несколько дел одновременно – это о ней. Вязание, сериал по телевизору, телефон, прижимаемый плечом к уху.
– Буду худеть! – объявил муж.
– Ну-у, – считая петли, протянула Валентина, – хорошо-о.
Заявление супруга не вызвало в ней эмоций, хотя бы отдалённо напоминавших ту бурю чувств, что ворвалась в её внутренний мир неделю назад, подчинив себе небогатый набор мыслей, слив их в один поток, несущийся в заданном русле.
Тогда, семь дней назад, открыв почту от сына, она радостно вскрикнула, не находя в себе сил оторвать взгляд от экрана.
– Вась, Васька… Беги сюда!
Он с удивлением, из которого попеременно выползали и прятались обратно восхищение, гордость и нетерпение, рассматривал фотографии. Валентина уже набрала номер и выкрикивала в телефон обрывки фраз.
– Галка, это взрыв мозга! Лёха фотки прислал… с девахой… Глаз не отвести. И в джинсах, и в юбочке… Галка, не про то спрашиваешь! Слушай сюда… Молчи! Успокойся… Бомба, Галка. Она… тих-тих… Она мулатка! Ну, что ты молчишь? Красивая-а… Жуть!
Трескотня жены не мешала Василию. Полюбовавшись снимками, он прочитал письмо. «Та-ак, встречаются почти год. Похоже, готовят почву. Чтобы мы тут со стульев не попадали, когда они сообщат о решении жить вместе. Вернее, о свадьбе или помолвке».
Возникшее радостное предчувствие заставило его вскочить, он подхватил на руки завизжавшую от неожиданности Вальку и рухнул с ней на кровать.
– Валечка, скоро бабушкой станешь! – и уже про американку. – А какая красотка, а?
Валечка продолжала хохотать. Постепенно успокаиваясь, выдохнула:
– Красо-отка… А детки какие будут! Всем на зависть.
Следующего вечера Валентина ждала с особым нетерпением. Натюрморт из подрумяненной курицы, картошки, маринованных помидорчиков и своих же опят дополнил бутылкой водки вернувшийся с работы Василий.
– Оу! – вскинула брови Валька. – С чего бы это?
– Так праздник, Валя, праздник на нашей улице! Такое событие надо отметить.
Валька прикрыла нежданную улыбку кулачком.
– Праздник, так праздник!
Потом был ещё вечер, и то русло из разных чувств и эмоций, что подчинило себе Валентину на днях, всё ещё несло её в своём потоке столь же уверенно.
Как-то тихо прошёл на кухню Василий, вновь поставив на стол, украшенный на этот раз жареной горбушей, поллитровку.
– Ну, Вась, ты чё? – разочарованно протянула супруга. – И так почти каждый день пивом после работы с мужиками балуетесь. А тут водка второй день.
Василий тяжело вздыхал, наливая очередную рюмку, неспешно закусывал. Настроение его претерпело непонятные трансформации.
– На работе неприятности?
Он мотнул головой и лишь после третьей заговорил.
– Внуки красивые будут. Да…
Валька улыбнулась.
– Думаешь, нянчиться с ними будешь? Во!
Он показал ей кукиш, продолжив откровения.
– Контракт у Лёхи на один год был. А сколько он там? Три уже. Вот и думай. Контракт ему продлили – раз, машину купил – два. Глядишь, вид на жительство получит. Кредит возьмёт, купит домик. Вот тебе три и четыре. Ну, будет в отпуск прилетать с семьёй. Раз в три года. Мальчик Джон и девочка Бетти. Лопочут по-английски… Вот тебе и бабушка. Это пять.
– Погоди, погоди, – только что услышанное пыталось уместиться в голове Валентины. За считанные секунды стройное русло начало мелеть, разбиваться на мелкие потоки. – Надо написать Лёшке, спросить его прямо. А, что там писать! Пойдём, по скайпу поговорим.
– Дак мы ж ещё про них ничего не знаем! Может, сожительствуют, а ты про внуков хочешь спрашивать.
– Ну, что ж так мучиться-то тоже…
На нижних ресничках заблестели, готовые сорваться, капельки. Она хлюпнула носом и пошла в комнату.
– Давай, звони!
За спиной Валентины, сидевшей возле компьютера, стоял Василий.
– Давай! Ты, конечно, знаешь, как деликатно задать интересующие тебя вопросы.
Он вернулся на кухню.
Валя забралась в кресло.
Посреди ночи она проснулась и до утра уже не спала. Высчитала время с расчётом, чтобы у сына было где-то восемь-девять вечера. Василий будет на работе. Вот она и позвонит.
– Я звонила! – торопливо вытолкнула она из себя мешавшиеся во рту слова, как только муж появился в дверях.
Он замер, ожидая продолжения.
Валентина прижала кухонное полотенчико к груди.
– Лёшка сказал, что им хорошо вдвоём.
Василий разулся и, проходя мимо жены в ванную, ехидно заметил:
– Ну, вот теперь мы знаем о них всё.
До понедельника они делали вид, что ничего не произошло. Словно не было этой недели, так радостно начавшейся…
– Да, буду худеть! Ты не поняла? – он твёрдо решил донести смысл своего решения до жены. За прошедшую неделю он многое обдумал. – Когда-то я весил шестьдесят пять килограммов. Это было в период учёбы в институте. Я и не представлял себе тогда, что такое давление, бессонница. Одышка.
Валя улавливала смысл сказанного мужем, продолжая прислушиваться к репликам героев с экрана.
У неё тоже была одышка, из-за давления иногда откладывала поездку на дачу. Лишний вес давал повод ревновать супруга по пустякам.
– Я принял решение, – продолжал Василий. – Девяносто килограммов – это чересчур для меня. Ты помнишь, как я их набрал?
– Вася, ку-ку! Даже в Одессе знают эту историю, – попыталась она пошутить.
– Вот! Скоро вторая серия. В Одессе должны узнать о победителе болезней. А в нашей Руссе тем более. Я начинаю питаться по системе.
– Питаться? Слово противное. Может, есть?
Василий поправился:
– Да, в молодости я читал книгу одного врача о диетах и здоровом питании. Буду учитывать те рекомендации в процессе голодания.
– Ты и голодать будешь? С чего вдруг? – поинтересовалась Валентина.
– А вот – польза!
Василий раскинул руки в стороны, продолжив:
– Тогда, будучи молодым, я раз в неделю по выходным голодал тридцать шесть часов.
– Сколько? – переспросила супруга.
– Тридцать шесть. Представляешь, какое счастье, – выход из процесса голодания? Это – когда радуешься варёной капусте без соли, настолько вкусно. Спустя час салатик: отварная морковь со свёклой и каплей пахучего подсолнечного масла.
– Зачем?
– Дык… летаешь…
Валя призадумалась. Пиво пить бросит. Брюхо исчезнет. Кажется, он решительно настроен. Это плюсы.
Конечно, когда пиво… ласковый. Но пузо. Оно последние годы только растёт. И грудь. Не такая мужественная. Да, прослоечка лишняя, это факт.
Её вдруг осенило, как током дёрнуло: а вдруг у него женщина?
Но шестьдесят пять килограммов… это уж слишком.
Представив почему-то своего мужичка в постели с другой, она ляпнула:
– Дохлятик такой. Шевелиться в кровати перестанешь.
Он был готов к возражениям:
– Шестьдесят пять – мой нормальный вес! Я перед встречей с тобой занимался два года тяжёлой атлетикой. Чувствовал себя замечательно, перестала болеть спина, создал мышечный корсет. За счёт мышц увеличился вес. Прикинь, семьдесят килограммов – и столь любимый женщинами треугольник из широчайших мышц спины. Бицепсы, там. Все знакомые говорили комплименты. Потом забросил занятия. С тех пор вес только увеличивался, а мышцы превратились в жир. Девяносто килограммов – нагрузка на сердце.
– Конечно, – обиделась Валентина. – Значит, это я виновата, что ты такой толстый стал?
Василий растерялся.
– Да нет. Я ж говорю, заниматься перестал. Возраст, опять же.
– И пивасик?
– Да, чтоб ему!
– Что же изменилось, что ты надумал худеть?
Василий не ответил. Он что-то обдумывал. Сел за компьютерный стол, сдвинул в сторону широкой крепкой ладонью клавиатуру. Сосредоточенно, «помогая» себе движениями губ, начал что-то набрасывать карандашом в любимом пухлом альбоме, куда обычно заносил названия сайтов и прочую информацию с экрана.
«Пройдёт… Если в этой комбинации не присутствует женщина», – Валя от этой мысли замерла, уткнувшись в петли. Она начала вязать детскую кофточку, меняя её на пуловер перед приходом мужа.
Назавтра Василий пришёл с работы не с пустыми руками. Он продолжал работать на своём предприятии, несмотря на то, что год назад оформил пенсию.
Поставив в угол прихожей дюралюминиевую трубу, достал из сумки небольшие пакеты. Заинтригованная жена, покинув кресло, встала над Васей, уперев кулачки в мягкие широкие бока. По мере того, как на свет появлялись блестящие железки и винты, она всё больше теряла интерес к происходящему.
– Ну-у… – протянула Валентина разочарованно, – я-то думала… Что-то дельное.
И вновь с ногами забралась в уютное гнёздышко.
– А это для дела, – откликнулся муж. – Повешу перекладину, буду подтягиваться. Широкий хват, узкий хват. Подтягивания за голову.
– Ну-ну. Сейчас макароны с тушёнкой подогрею.
– Мы ж вчера ели макароны, – поднял глаза на жену Василий. – Хорошо бы салатик с редиской, зеленью, маслицем расти…
Валентина возмутилась:
– Правильно! Макароны пусть пропадают!
– Да! – не сдержался Василий. – Свой огород имеем, зеленью холодильник забит. В выходные в кессон залезал, свёклы, моркови привезли рюкзак. А она – макароны.
– Холодильник не на замке. Делай, что хочешь.
Следующие два часа говорил только телевизор. Да несколько раз нарушил тишину перфоратор. Вася, заправившись салатом, который приготовил сам, пробовал на прочность сооружение.
Удалось подтянуться два раза. С красным лицом, с потоками пота со лба и по спине он направился принимать прохладный душ.
– Галка, привет! – сквозь шум хаотично барабанивших по поддону и стенкам кабины струй он невольно слышал слова жены, звонившей подруге. – Тоже ничего… а? У внучки? Режется? Плачет? Да, ездим… так прополка! Редис… Вася? Да… Холодильник, говорю, ключ в яйце, яйцо в утке под диваном… Ха-ха… Рухнул с дуба совсем… ага… дольше меня хочет протянуть… не знаю, может, и до ста… Лёха? Нормально Лёха, всё фотки рассматриваю… Вадику привет… Пока-пока.
Вечер длился нескончаемо. Вася то пытался поговорить с Валентиной о пользе голодания, то переходил к правильному питанию, показывая книги, посвящённые этой теме. Она упорно слушала телевизор. О Лёшке оба как забыли.
Он подходил к перекладине, любовно трогал её. Но в этот день больше не подтягивался, – это же опять ручьи пота, снова душ.
Лёжа рядом с женой, он думал, что, может, зря затеял всё это в понедельник, надо было в среду или четверг. Кто же начинает новую жизнь с понедельника? А ещё как призрак всплыло воспоминание о том страшном сне. Что ждёт впереди?
На следующий день Вася пришёл домой со свёртком. Отбросив полиэтиленовую упаковку, кинул на пол перед Валентиной рулон, который долго расправлялся.
– Это… коврик? – догадалась супруга.
– Да. И тебе такой же будет, если займёшься со мной йогой.
– Ой, Вася, да ты настоящий кавалер!
Валентина смотрела на него глазами, вмещающими в свой белый миндаль с дисками глубокого коричневого цвета множество нюансов тех чувств, что они испытали вместе за двадцать пять лет. Когда-то в эти карие вишни он и влюбился. А какому чувству поверить сейчас? Она издевается?
Его замешательство заставило её спешно проговорить:
– Там сварена морковь со свёклой.
«Живём, – заулыбался Василий в ванной, намыливая руки. – Настругаю салат, часа через полтора опробую коврик».
Ещё более обрадовался он, найдя в одной из кастрюлек на плите сваренные куриные грудки. Добавил кусок к салату. С тех пор, как начался дачный сезон, увеличился расход калорий. Надо есть не только траву, так можно и ноги протянуть. Прокопать грядки, наносить воды для полива, прокосить лужок между задворками и ручьём… И пот ручьём. Организм сам подсказывает, сколько дряни в нём накопилось.
Отдохнув, он немного размялся и сел на коврик.
Рядом сопела Валентина, делая вид, что вяжет.
К выходным Василий составил для жены список продуктов, которые необходимо покупать впредь. Там значились творог, морепродукты, сухофрукты, отруби… Длинный список.
– У тебя только пенсия, а я ещё и зарабатываю. Могу себе позволить, – мягко отразил он её попытку открыть рот. – Да и тебе микроэлементы и витамины не помешают.
Вечера обогатились новыми красками, появилось удовлетворение от того, что следовать графику занятий оказалось не так сложно. А он побаивался этого момента.
По пальцам одной руки удалось бы пересчитать количество выпитых за лето бутылок пива. Пилось с удовольствием, у напитка появился вкус.
…Без анонсов, касаясь холодными ладонями крон, прячась за стволами, кралась осень. Пожелтели листья на берёзах вдоль дороги к участку. Неисковерканным полотном нерукотворным пролетали мимо невесомые паутинки.
Василий особо любил концовку дачного сезона. Урожай почти весь собран, заготовки и самые тяжёлые работы позади. Осталось неспешно привести в порядок хозяйство, подготовить деревья и кусты к зиме.
С Лёшкой общались так же часто, как и раньше. В поле зрения камеры любила попадать Джессика, та самая мулаточка. Как правило, в шортиках и в маечке. Мило улыбаясь, произносила старательно «добрый день» и «пока-пока!» Но за многие месяцы разговоров ситуация никак не прояснилась, молодёжь наслаждалась текущим отрезком жизни.
– Здравствуй, племя! Младое, незнакомое… - повторял с тихой досадой Василий всякий раз. – Зумеры, блин, альфачи. Цугундер? Кто родину защищать будет, если вражина снова попрёт на нас? Тьфу!
– Вася! – вставала Валя на защиту сына. – Ты ведь не будешь портить Лёшке жизнь?
Он сдержанно отступался:
– Его судьба, пусть сам её строит. Вечная беда: отцы не разумеют сыновей. А России тысяча лет…
Не успели опомниться, наступил март. Вновь сажать рассаду, закупать семена.
Василий с удовольствием вставал теперь на весы.
– Ну, сколько? – изображая безразличие, спрашивала Валентина.
«Ишь ты! Держит марку! – удивлялся муж. – Всю зиму сопротивлялась. Неужели так и не составит мне компанию? Раньше-то и бегали вместе, и на лыжах в лес – вместе».
Он откликался, обнимая и её, и кресло:
– Восемьдесят пять, Валюха, восемьдесят пять!
Валюха смущённо увиливала от его губ.
В мае прогрелась земля в теплице. В одну из суббот, собрав рассаду томатов в большие коробки, они вышли из подъезда. Солнце уже порядочно припекало, Василий не стал надевать куртку. Сегодня он был в джинсах и в рубашке. Жена последовала его примеру, облачившись в платье.
– Ключи от дачи не забыл? – напомнила Валя.
Василий поставил вещи на скамейку и сунул руку в карман, зная, что непременно нащупает там связку ключей.
– Здрасьти, – раздался знакомый голос.
Это соседка по подъезду высовывалась из окна первого этажа, не стесняясь показать то, что проглядывалось через провисающие отвороты халатика.
– Василий, Вы похудели, – покачивая головой и вытянув губы, она с интересом разглядывала мужчину. – Вам очень, очень идёт!
– Спасибо, – ответил Вася, а разозлившаяся Валентина устремилась прочь. Всё ещё притягательное тело заколыхалось под тонкой тканью.
В автобусе стояли с коробками в руках, сдавливаемые со всех сторон пассажирами. На конечной остановке Василий первым делом стал осматривать рассаду. К счастью, обошлось без потерь.
Валентина недовольно вытирала лицо и шею платком, но пот продолжал сбегать струйками, на спине платье намокло.
Она продолжала злиться, пока шли на участок. Раздражённо и невпопад отвечала на вопросы мужа, пока сажали рассаду в теплице. А за обедом и вовсе молчала. Весь выходной насмарку. Сначала эта жучка с первого этажа, затем унижение с мокрыми пятнами на спине и подмышками.
Василий заглядывал ей в лицо, шутил, но всё было тщетно.
Солнце уже зашло за дом, когда Василий докопал грядку. Самое время – сесть на лавочку возле входной двери, оказавшуюся к вечеру в тени, отдохнуть немного. Закрыв глаза, он увидел вдруг взрослые, сильные стволы томатов, расцвеченные манящими красными плодами.
Он давно заметил, что отношения с помидорами – это отдельная история. Любое случайное прикосновение к растению смущало зелёную «барышню», заставляло прелестницу идти ва-банк, одаривая хозяина волной благоухания. Приходилось платить вниманием, подкармливая девиц, разрыхляя по мере необходимости почву, обильно поливая кусты.
Пока находился в теплице, сходило сто потов. Утром, измеряя давление, удивлялся – почти норма, а пришёл вчера домой разбитый.
«Мятой запахло. Наверное, Валюха чай с боярышником заваривает».
От прикосновения Василий вздрогнул, открыл глаза. На плечо легла Валина голова, рука обвила его шею.
– Кто-то хотел купить мне коврик, – еле слышно произнесла Валя.
Он улыбнулся.
– Я два коврика покупал.
Она вскинулась:
– Правда?
И снова обняла его, теперь уже обеими руками, крепко-крепко, и зарылась носом в рубашку на груди.
Он дробно, словно выплакавшийся ребёнок, втянул воздух. Голос задрожал.
– А я, правда, хочу долго прожить. Рядом с тобой. Чтобы не болели… Если со мной что вдруг случится, инсульт там какой… я же… я ж… не буду тебе обузой. Шестьдесят пять кэгэ. Перевернёшь, подмоешь. Я лёгкий буду… А с тобой, если что, – руки сильные, отнесу в ванну, помою… Лёшка в Америке, далеко. Корни он там пускает… Самим надо. Самим.
Он гладил её волосы, крепко зажмурив глаза. Морщинистые веки впервые за много лет выкатили живые, как ртуть, скорые капли.
Далеко в лесу, за ручьём, гулко чеканя, начала свой отсчёт кукушка.


P.S. Автор просит указывать в рецензии возраст. Женщинам можно с цифрами обращаться как хочется.