Андреевна

Отпуск у Людочки выпал на середину сентября. С графиком мужниного отдыха не совпал. Ехать к морю без своего благоверного она не пожелала. Да и не принято  было у них в семье отдыхать друг без друга. Решили на семейном совете большинством голосов перебраться из городской квартиры на дачу, чтобы Люда насладилась общением с природой. Дочь – первокурсница университета не поддержала энтузиазма родителей и осталась в городе.  А вот Людочкиному супругу приходилось каждое утро подниматься ни свет ни заря, чтобы по сумасшедшим пробкам добираться на работу, но он стоически переносил эти испытания и не отступал от принятого решения.

Осень в своей золотой поре была прекрасна! В южном солнечном краю стояла чудная погода, и Люда каждый день, ближе к вечеру, выходила на прогулку в лесную зону, чтобы побродить по мягкому ковру с лёгким янтарным блеском, послушать хохот лупоглазой совы, которая встречала непрошенных гостей, засев в густых зарослях раскидистой сосны, ещё достаточно молодой и не очень высокой, как-то незаметно, несколько лет тому назад, выросшей в начале тропы, ведущей в лес.

Последнее время, частенько проходя мимо мусорных баков, расположенных на пути следования к лесу, в метрах тридцати от дороги, Люда стала замечать маленькую, сгорбленную старушку. Та всегда суетилась у баков, пытаясь туда заглянуть, но росточка не хватало, и все её попытки подпрыгнуть выглядели жалко и комично. «Господи! Неужели голодает? — подумала Людочка, увидев странную бабулю в очередной раз. — Ищет себе пропитания в мусоре? Ужас! Неужели в наше время такое ещё бывает?» Мысли о старой женщине не давали ей покоя весь вечер, и перед сном, лёжа в постели, она решила, что завтра отнесёт несчастной еды.

Держа в руке увесистый пакет со всякой снедью, Люда торопливо шла к мусорке, надеясь застать там бедную, голодную старушку. Ещё издалека заметила, что бабулька так же странно прыгает у баков, но ничего оттуда не извлекает. Подойдя поближе, Людочка с удивлением отметила  опрятный вид старушки лет восьмидесяти: стильный спортивный костюм с капюшоном, явно не синтетический, на ногах современные, удобные кроссовки, седые волосы гладко зачёсаны назад и собраны в увесистый пучок. Но больше всего её поразило очень выразительное лицо. Это было лицо не бабушки, а матроны. «Гранд-дама!» — промелькнуло у Людочки в голове.
— Простите, — обратилась она к даме, протягивая ей пакет.—Здесь обед …
Та, подняв высоко левую, искусно подведённую бровь, пристально посмотрела Людмиле прямо в глаза:
— Какой обед?
Люда растерялась на мгновение, а потом ответила:
— Поминальный обед! Не могли бы вы быть столь любезны и помянуть сегодня мою маму?!
Выражение лица у собеседницы стало приветливей, и она произнесла дежурную в таких случаях фразу:
— Царство Небесное рабе… Как же маму-то величали?
— Евгения.
  — Рабе божьей Евгении, — продолжила она и, перекрестившись три раза, протянула худенькую руку, чтобы взять пакет. — А я уже подумала, что вы меня за нищенку приняли, — и жалко так, но несколько жеманно съёжилась. —Знаете ли, как-то горько осознавать, что кто-то может так обо мне подумать.

Ощутив тяжесть пакета, усмехнувшись, добавила:
— Однако, обеда здесь, пожалуй, на целую дивизию хватит.
Люда молчала. Речь собеседницы была грамотно выстроена, слова она произносила чётко красивым, бархатным, но сильным голосом, который никак не соответствовал её хрупкой, почти  субтильной внешности.
— Знаете ли, деточка, я неделю назад здесь в баке новорожденных котят обнаружила. Спасибо мужчина молодой подъехал на джипе, стал мусорный мешок выгружать и помог мне их извлечь оттуда. Представляете, живых детей просто выбросили? — Она зажмурилась, и крупные слёзы выкатились из её горящих огнём глаз, стремительно стекая по морщинистым щекам на красивую, модную куртку.

Люда опять застыла в молчании. Что на это ответишь?
— Мне теперь каждый раз, когда я к бакам подхожу, кажется, что там кто-то пищит, — вытирая слёзы белоснежным, обшитым тонким кружевом, платочком, продолжила пожилая дама. — И я ничего не могу с собой поделать, пытаюсь заглянуть в них непременно.
Баков было всего два. Люда подошла к крайнему, всмотрелась: он был пуст, потом и в следующий кинула пристальный взгляд.
— Не волнуйтесь! Там нет живых созданий…
— Вот именно, живых, божьих созданий… Благодарю за беспокойство! Вы на прогулку? Позволите составить вам компанию?
Люда кивнула в ответ и предложила понести пакет.
Женщины неспешно пошли в сторону леса. Познакомились. Разговорились.
— И почему вы, Наталья Андреевна, ходите без трости? —ступив первой на лесную тропу, поинтересовалась Люда, пытаясь поддерживать под локоток свою спутницу. — Опираясь ходить было бы легче. Тропинка хорошо утоптана, трость бы не проваливалась в землю. 
— Ещё чего! Я что, по-твоему, старуха древняя? — женщина шутливо топнула ногой. — Называй меня просто Андреевна. Мне так привычней. — Легко перейдя на «ты», она улыбнулась и шагнула в сторону молодой сосны. Нежно поглаживая пушистую веточку, прошептала: — Ах, милая! А ты растёшь не по дням, а по часам!

Сова, до этого времени молча прятавшаяся где-то в глубине,  громко захохотала.
— Ишь, сипуха! Веселится мудрейшая! Как поживаешь, бубонная? — запрокинув вверх голову, весело спросила птицу Андреевна. — Ты сосенку-то мою береги. Охраняй её от недоброжелателей!
— Ой, а я тоже эту сосну люблю. — Люда расплылась в улыбке.
— Любишь? А я её боготворю! Видишь ли, Людмилочка, эту сосну мой сын посадил несколько лет назад. Просто так, взял и посадил, чтобы люди любовались. — И,  немного задумавшись, добавила: —Мой сыночек Геша… вскоре покинул сей бренный мир. Вот я и прихожу сюда почти каждый день, словно к нему в гости.

Андреевна извлекла из потайного кармашка свой белоснежный платочек и промокнула глаза.
—Ты сказала, что маму твою Евгенией величали, у меня сразу же и отозвалось в сердце, что так же, как сына моего. Имя-то парное, андрогинное, или как нынче принято называть —унисекс. Оттого и пакет твой взяла не раздумывая. Думаешь, что я выжившая из ума старуха? И не поняла, что к чему? Но ты, и это делает тебе честь, так деликатно выпуталась из щекотливой ситуации.  Ишь, как умно про поминальный обед придумала. Вот я и не стала возражать, поняла, что это божий умысел — таким способом нас познакомить.

Люде стало очень стыдно, и её щёки густо покраснели.
—Да ты, деточка, не конфузься! Я же вижу, что душа у тебя светлая, хорошая! Нынче жалость  высокую цену имеет. Редкая она теперь спутница в современном-то мире. — И, продолжив путь в глубь леса, стала рассказывать:
—Мой сын и его любимая жена гуманитарную помощь «за ленточку» возили. Груз собирали в созданной с друзьями группе единомышленников все будние дни, а в выходные мои Женя и Алла в путь отправлялись на своей «Ниве», под самую крышу забитой всем необходимым для ребят, которые жизни наши защищают от недобитков фашистских. Я родилась в сорок пятом — в победном, счастливом году. О войне только из папиных рассказов знаю. Он всегда говорил о том, что фашизм – это такое зло, которого нет страшнее в мире. Я потом своему сыну рассказывала об этих ужасах, а он — своему. А ещё папа учил меня родину боготворить так, как мать свою. Нежная она, повторял он без конца, беззащитная, без любви и заботы ей никак, голубушке, нельзя.

Женщина остановилась и замолчала. А тут вдруг ветер расшалился! Лес зашумел, и листья багряные с веток густо посыпались, как будто осколки звёзд с ярко-красными краями.  Осмотрелась Люда вокруг, а клёны ветвями качают, словно спорят друг с другом, и звёзды горстями в разные стороны разбрасывают.  «Господи, чудо какое! И как я раньше не замечала этот кленовый островок?» — подумала женщина.
— Ах! Как я люблю листопад! — воскликнула Наталья Андреевна, широко раскинув руки. – Так волшебно, это словно на балу у леса оказаться!  Только сегодня совсем не бал. Посмотри, лес и небо плачут кровавыми слезами. Погибли мои родимые, в аккурат в последний день сентября в позапрошлом году. Под обстрел они попали, вернее под расстрел. Беспилотник вражеский их атаковал на дороге. Видел, что они гражданские, но безжалостно убил… А вскоре похоронка и на внука пришла. Он — мальчик мой ненаглядный, как и дед его, мой супруг дражайший, офицером был… Родину они любили! А любовь, она без жертв редко бывает. Я хоть и генеральша, но с тех пор меня в узел и завязало. Горб появился, усохла, ростом стала меньше. Раньше я высокая была, красивая…

Рука плачущей дамы снова потянулась в потайной карман. А листья падали и падали, осыпая красными звёздами с головы до ног двух женщин. Обе горько рыдали, так горько, что из кустов выскочил молодой заяц и, прижав уши, быстро-быстро побежал по лесной дорожке в глубь леса.
— Андреевна!!! — летело шуршащим звуком опавших листьев из-под заячьих лап.
— Андреевна!!! — стонал ветер.
— Андреевна!!! — скрипели ветки клёнов.
— Андреевна!!! — охала вдали сова.
©  Донченко Светлана, 2025 год.