Код верности Нулевой император. Эпизод 20

Титус застыл, не сводя глаз с двери, ведущей в приемную старшего квестора.

Он не был хозяином своей жизни. Никогда. Само его рождение стало смертным приговором для матери. Выбор образования, места жительства, даже еда на столе — все решалось без него. Его судьбу отец определил единолично, не удостоив сына вопросом о мечтах.
Даже право наследования он получил ценой гибели старшего брата. Случайность ли, или леденящая безысходность существования на заброшенном, диком клочке суши, о котором мир давно забыл, толкнула брата на шаг с обрыва? У него не было ответа. Они не были близки, чтобы знать такие страшные тайны друг друга.
И даже здесь, на службе, вырвавшись из тисков отцовского контроля, он не почувствовал воздуха свободы. Запертый в жестких границах дисциплины и непререкаемой иерархии, он боялся шелохнуться, чтобы не навлечь немилость начальства или колкие шутки старших по рангу.
Первая опьяняющая радость миновала. Надежды рассыпались в горькое разочарование. Если бы не Скавр, эта липкая безысходность уже давно растерзала бы его, вылепив из добросердечного юноши безропотный, холодный инструмент. Их разговоры стали единственным окном в этом унылом мире.

И тут Судьба решила сыграть с ним шутку, к добру ли к худу, выбросив из колоды лишнюю карту, в виде свалившегося невесть откуда паренька. Никита ворвался в его жизнь, словно ледяной сквозняк в душную комнату. Поставив перед выбором захлопнуть приоткрывшуюся дверь или рискнуть выйти наружу, в огромный, полный неожиданностей и опасностей мир.
Впервые никто не мог принять за него решение. Зияющая пропасть предлагала страшный выбор: отчаянно прыгнуть в неизвестность, рискуя сорваться и упасть,  или покорно ждать у самого обрыва, пока его, как жертвенное животное, не приволокут к алтарю, сломленного и смирившегося.

Его первой мыслью было сбежать — вернуться в свою комнату и забраться в мундир, словно черепаха в панцирь. Но вместо этого он почему-то стоял здесь, в этой неподходящей для мрачных, казенных коридоров льняной тунике. Дрожащими пальцами теребя холодную дверную ручку, до сих пор ощущая на ладони отпечаток только что данного обещания.

А что, если этот безрассудный порыв всего лишь ошибка? Может, есть еще секунда, чтобы повернуть назад?
Внезапно всё вокруг, холодный металл лифта, сумрачные, давящие коридоры, даже его тесная каморка стало казаться, последней надежной защитой от этого страшного, огромного мира.
Подняться наверх, скрипнуть зубами, взглянуть в глаза и сказать: «Прости, я не гожусь. Я не смогу».
И Никита ничего не скажет. Ни единого слова, ни одного укора во взгляде. Уйдет один. А он останется здесь. Всю оставшуюся жизнь погребенный под тяжестью не сделанного выбора.

Стоит переступить порог, и все решится, пути назад не будет. Зажмурившись, собрав волю в тугой узел, он с силой рванул проклятую ручку на себя, и застыл, словно врос в пол. Всё здесь было прежним: унылые серые стены, низкий потолок, стеллажи, до отказа набитые свитками. Кресло, в котором он любил сидеть, наблюдая за Скавром. Сам Скавр, казалось, замер навечно, склонившись над бумагами.
И тут мир качнулся. Едва уловимая тень скользнула перед глазами. Всё вокруг вдруг стало мрачным, тяжёлым, абсолютно чужим. Даже Скавр превратился в сгорбленного чёрного ворона, затаившегося на ветке.
— Здрррравствуй, кррррасавчик, — проскрипел он, буравя Титуса блестящим, словно отполированный уголь, глазом.
Он тряхнул головой, прогоняя жуткий морок. Скавр все также сидел за столом, повернувшись к нему.
— Салют, Тит! — с теплой улыбкой на лице.

Титус с силой захлопнул дверь, повернул ключ и, выдернув его из замка, сжал в потной ладони. Скавр спокойно наблюдал за этим спектаклем, его внимательный, оценивающий взгляд не упускал ни одной мелочи.
— Что это за наряд для прогулок по служебным коридорам? — Он кивнул на простую белую тунику Титуса, поднимаясь из-за стола и неспешно приближаясь.
— Я не сделаю ни шагу, пока ты не скажешь, почему ты сказал Никите уйти! И ключа тебе не видать! — Титус встал в защитную стойку, сжатые кулаки готовы были к обороне. — Будешь пытаться отобрать — я буду защищаться!

— Тише, тише, — Скавр остановился на полпути, подняв руки в умиротворяющем жесте, ладонями вперед,  показывая, что безоружен. — Давай обсудим это разумно, как взрослые люди. — Он мягко кивнул в сторону кабинета. — Зайдём? Там нас никто не побеспокоит.
— Я не сдвинусь с места, — отрезал Титус.
— Ты же не хочешь, чтобы нас случайно подслушали? — ещё мягче намекнул Скавр, держа руки поднятыми.
— И не надейся, что я соглашусь что-то выпить, как в прошлый раз! Твой трюк не пройдёт!
— Хорошо, — Скавр слегка склонил голову, — Договорились.

Титус замер на пороге кабинета.
— Включи свет, — потребовал он.
— Как скажешь.
Жёлтый, тёплый свет залил не слишком большой кабинет с рабочим столом, стеллажами и парой кресел в углу. Скавр занял одно из них и дал время Титусу, который напряженно опустился на другое — прямо на краешек, готовый в любой момент вскочить.
— Ты мне не доверяешь? — Скавр чуть подался вперёд, отмечая, как Титус до боли сжал ключ в кулаке.
— Нет, — тихо, но твердо ответил тот. — Ты обманул меня. Если бы не Кит, я бы так и не узнал. Он единственный, кто оказался другом... не смог промолчать. А ты... ты... — Голос Титуса сорвался, захлебнувшись невысказанным обвинением.

— Что тебе сказал Никита?
— Сначала ты мне ответь! Что ты наговорил ему, заставив уйти? — Титус начал тихо, но к концу фразы его голос почти звенел от ярости.
— Ты точно готов это услышать?
— Да, — голос Титуса дрогнул, выдавая напряжение.
— Тогда устраивайся. Разговор будет долгим и... возможно, достаточно неприятным. И отпусти наконец ключ — я не стану с тобой бороться.
Титус с явным облегчением уселся поглубже в кресло, откинув голову назад, и спрятал ключ прямо под собой.
— Ну, туда я точно не полезу, — саркастически усмехнулся Скавр. — И что же он тебе сказал?
— Почти ничего. Что ему здесь опасно и что он не хочет меня подставлять. А ещё... взял слово, что я поговорю с тобой... Это все.
— Не очень много, — Скавр сухо усмехнулся. — Если он взял с тебя обещание, значит, хочет, чтобы ты услышал всё от меня.
Скавр внимательно посмотрел на Титуса, потер пальцем переносицу и еле слышно прошептал: «Может, он и правда увидел в тебе то, что я упустил?»
— Ты о чём? — вздрогнул Титус.
— Неважно. Если решишь, что с тебя достаточно, — просто кивни. И я не произнесу больше ни слова.
— Я не...
— Не спеши. Не сейчас — прервал его Скавр. — Сначала выслушай. Мне не нужно повторять, да? Как был открыт этот мир, и зачем вообще создавался Орден? Ты помнишь.
— Ты что... совсем спятил?! — Глаза Титуса выпучились от ужаса. — Ты понимаешь, что с тобой сделают, если узнают, что ты рассказал всё это чужаку?
— Понимаю, — Скавр горько усмехнулся. — Но иного пути не было. Иначе он не осознал бы той серьёзности положения, в котором теперь оказался.
— И насколько это серьезно?
— Очень. И даже хуже, чем очень.

Скавр налил воды, не глядя вертел стакан, словно искал в нём ответ, и медленно отхлебнул.
— Где произошел поворот? Когда Орден, созданный во благо, предал свою цель и превратился в настоящую угрозу?
Титус был ошеломлен. Слова застряли в горле, он бесполезно открывал и закрывал рот. Рука судорожно теребила край туники, мяла ткань с такой яростью, словно он пытался оторвать от себя услышанное.

— Такие, как Терезий, не остановятся ни перед чем ради своей цели, — взгляд Скавра был столь острым, что Титус невольно сьежился. — Что тебе известно о нём?
— Почти ничего.
— А когда-то он служил под началом твоего отца в Канцелярии Императора. Молодой, блестящий, полный амбиций. После тех событий их пути  разошлись... Так казалось… Но я все больше сомневаюсь в этом. Иначе зачем бы он тайно спешил к твоему отцу?
— Но как ты...
— От тебя, —  оборвал его Скавр. — Он, сам того не ведая, выдал себя, проговорился в разговоре с тобой. Даже самый хитрый лис однажды допускает промах. — и внезапно спросил — Что ты знаешь о Никите?
— Мало что. Кроме того, что он хороший, честный парень. И вот ещё что: он из другого мира, о котором мы ничего не знаем.
— Он тебе признался?
— Нет. Сам дошел. Ты что, считаешь меня тупым, что я ничего не вижу?
— Ты — тупой? — Скавр позволил себе широкую, неожиданную улыбку. — Не смеши меня. Ну, а насчёт «никто не знает» — тут ты ошибаешься. Кто-то же его перебросил сюда, не так ли? Он тебе не говорил как попал сюда?
— Нет. А тебе?
— Тоже нет. Всё, что я знаю: наш патруль нашёл его ночью, спящим на скамье недалеко от форума. Вкололи снотворное и привезли сюда. Утром я, как обычно, доложил Терезию. И тут все пошло не по плану.
— Что именно?
— Я никогда не видел его таким. Он с трудом сдерживал волнение. Что он узнал не скажет никто кроме него, а он ни за что не признается. А потом случилось необъяснимое: все записи в журнале, видео с осмотра — всё исчезло, словно испарилось.
— Думаешь он...
— Больше некому. А потом ты сказал, что исчезли и личные вещи Никиты, — Скавр мрачно задумался. — Как же он просчитался, доверив тебе слежку за Никитой. Считал тебя просто пешкой. И ошибся не он один.
— Кто ещё?
— Я. Я тебя недооценил. И прости меня за то, что воспользовался тобой. Я не мог рисковать, а Никита мне бы не поверил. Пришлось вручить тот проклятый обруч через тебя.
— Забудем, — Титус устало махнул рукой.

— А самое ужасное... — Скавр перешёл на шёпот, хотя в и без того гробовой тишине это было излишне, — пропал тот патруль.
— Что значит «пропал»?
— Бесследно. Уже несколько дней никто не видел Терция и Квинта. А ведь именно им Терезий лично поручил собирать сведения о Никите.
— Откуда тебе это известно?
— Откуда? — Скавр придвинулся так близко, что его губы почти коснулись уха Титуса. — Я подслушал.
— Ты... подслушивал? — голос Титуса сорвался на высокой ноте.
— Тише! — Скавр сильно, предупреждающе сжал его запястье. — Хочешь, чтобы мы оба оказались в числе пропавших?

Титус безмолвно отрицательно качнул головой, не в силах вымолвить слово.
— Ты знаешь, что кольца привязаны к владельцу и черпают из него силу. И пока они на пальце, их можно отследить — хотя и не дальше определённого предела. Так вот... От их колец нет ни единого искры уже несколько суток.
— Но... почему?
— Вариантов, Титус, всего три. Либо они сбежали слишком далеко — во что я не верю. Либо сняли их. Квинт, может, и додумался... но Терций? — Скавр горько, устало усмехнулся. — Он добряк, но невероятно туп. Не морщись, это правда. Остаётся один, неизбежный вывод... Их нет среди живых.
— Ты хочешь сказать, что их... — Титус прижал ладонь ко рту, душа внутри себя страшную, невыносимую догадку.
— Иного объяснения у этой тишины я не вижу.

— Теперь ты видишь, почему ему нельзя здесь оставаться?
— Вижу, — Титус с трудом выдохнул. — Дай мне выпить того самого, что и в прошлый раз. На прощание. Я ведь больше не вернусь сюда.
— И почему такая категоричность? — Скавр поднялся, а вскоре вернулся, неся бутылку и два бокала.
— Я ухожу. Ухожу с Китом. Мы уходим навсегда. — Он выдержал паузу, собираясь с силами. — И не вздумай меня останавливать.
— А с чего ты решил, что я стану удерживать?
— Ты... не возражаешь? — Голос Титуса сорвался от изумления.

— Ты осознаёшь, что после моего рассказа твоё присутствие здесь — приговор? Для Терезия ты — всего лишь фишка в игре. Пока твой отец нужен, тебя будут беречь. Как только он станет опасен, ты превратишься в заложника. А твой отец игрок слишком высокого полёта, чтобы просто отсиживаться в тени. Его вес лишь делает вашу ситуацию безнадёжнее. Вы оба на мушке, и нас окружают со всех четырех сторон.
— Но ты назвал только двоих.
— Забыл о Марцелле? Он почуял кровь и с радостью нанесёт удар по Терезию, мстя за то, что тот вырвал у него этот пост. — Скавр ударил пальцем по столу. — Это было его.
— Кто же тогда четвёртый?
— Тот, кто дёрнул за ниточки и привёл сюда Никиту. Невидимый кукловод с неизвестными планами. А Никита... Он — первый, маленький камешек что вызовет неудержимую лавину.

Они осушили бокалы. Последовала такая тишина, что казалось, она имеет вес — тяжёлая, но понимающая. Они сидели неподвижно, словно вглядываясь друг другу в душу, пытаясь найти слова. Наконец Титус медленно выдохнул, вынул ключ и, не глядя, оставил его на столе.

Скавр поднялся и резко вышел из кабинета. Вернувшись, он молча положил перед Титусом маленький бронзовый кружок с едва различимыми, стёршимися символами.
— Я сказал Никите идти в Барцену, — он пододвинул кружок ближе к Титусу, — но всё нутро мне подсказывает, что вам двоим придётся идти в Рим.
— В Рим? — Титус вздрогнул.
— Именно. Передашь это лично Ксанфу в римском офисе. Не знаю, как ты это устроишь — тебе показываться там опасно. В крайнем случае, найди аргентария Марка Корнелия. Он знает, с кем тебя свести.
Титус взял кружок, повертел в пальцах, ощущая холод металла, и спрятал его глубоко в кошелёк.
— Мы уходим послезавтра.
— Хорошо. Но не позже. Уходите утром, пока никто не видит. Через южные ворота, а потом сразу в обход сверните на север, на дорогу Августа.
— Мне будет тебя не хватать, — голос Титуса сломался, выдавая неподдельную, обжигающую печаль.
— Ни слова больше. Это не прощание.
— Ты действительно в это веришь?
— Я в этом убеждён. Я ожидал, что этот момент когда-нибудь наступит, но не думал, что так скоро.
Титус уже почти взялся за ручку двери, когда Скавр резко остановил его и крепко, обнял.
— Удачи. Вам обоим. И когда выйдешь в путь, сними кольцо. Спрячь подальше, но сохрани. Оно — твой запасной шанс.
— Спасибо, Скавр! Ты береги себя… пожалуйста.
— До встречи.
Титус открыл дверь и, сгорбившись, медленно зашагал вдоль коридора. Дойдя до поворота, он в последний раз оглянулся, не отрывая взгляда от Скавра, а затем быстро скрылся за углом.