Посвящение Дубровам. Ч. 1

                Из путевого дневника, с экскурсами в историю


Дубровы – типичный пример трансформации белорусского наследия за годы столетий.

Сегодня такого топонима в Лепельском районе не найдете, его нет. Не было уже в моем детстве. Дубровы снесли в период обобществления земельной собственности, при ликвидации «неперспективных» селений. Но остались в памяти ближайших соседей - жителей Бесед, и привлекают тихой природной средой, где располагались. Теперь это популярное место отдыха горожан, особенно минчан. Они приезжают, чтобы провести выходные на белорусской «жемчужине» - красивейшем и чистейшем озере Луконец, которое дало жизнь дубровенцам.

Озеро – уникальное: возникло на сопряжении двух возвышенностей – Пышнянской и Лукомльской, и обрамлено высокими лесистыми берегами. Наше поколение помнит его как «Беседское». Мы прокатывались туда на велосипедах в летнюю жару, чтобы окунуться в чарующую прохладу. 

В ГОСТЯХ У МОЗГО

Знакомство с бывшими Дубровами мы начали с Бесед. Мы – это группа, объединенная общим стремлением глубже познать родной край, его историю, природу.

Заехали в беседский двор, чтобы услышать местные легенды. К сожалению, старожилов здесь не осталось, и Мозго теперь – почти единственные, кто могут что-то рассказать. Хозяином двора был Николай Мозго, взявший в жены после войны одну из дочерей Владимира Азаронка и Евдокии Майзус – веребских сельчан. Дети выросли уже после ликвидации Дубров, но впечатления сохранили. Здесь вся округа пронизана былинной историей.

- Они были ближе к Белям, - говорит Светлана Мозго, поясняя конкретное местоположение угасшего починка.

НА ВЫСОКИХ БЕРЕГАХ

…Мы стоим на самой высокой точке прибрежья, и озерная чаша внизу, а за ней – бывшие Дубровы. Замеряем по мобильнику высоту – порядка 180 метров над уровнем моря. Сложилось так, что два селения - по обе стороны озера, и разделял их водоем. Беседы - на юго-восточном берегу, а Дубровы, в противоположность – на северо-западном. От них «рукой подать» (5-6 километров) до Лепельского - ранее Белого озера, и все пути вели туда. Причем, не только сухопутные, а и водные. Дубровы связывались с Лепельским озером древнейшей речной стезей. «Ее тоже называли Дубровой», - уверен муж Светланы, Петр Никифоров.

На современных картах такой речки нет. И нет на первых географических пособиях, составленных после присоединения Великого княжества Литовского к Российской империи.

КАРТОГРАФИЧЕСКИЙ ОБМАН?

После создания Березинской водной системы – беспрепятственного перехода из Белой Руси в Черную, из северного полушария в южное, в междуречье пришли землемеры. Их послал царь, российский император – чтобы осветить «поле деятельности»: выявить картину местности, что прилегала к искусственному водоводу. Важно было очертить места, насыщенные природными дарами. Карта делалась на протяжении 1810-1816 годов – c перерывом из-за французского нашествия. Пособие рисовалось от руки, и цель была – подробно осветить новый уезд, образованный указом императора Александра I в 1805 году. Уезд назвали Лепельским, и он охватил всю междуреченскую дистанцию – от бывшего волока при озере Плавно до местечка Улла на Западной Двине. Естественно, в обозрение вошел район Дубров, они показаны на своем месте, на берегу озера. Однако водоем подписан тремя неразборчивыми буквами, а Луконец (в виде белорусского топонима «Луконацъ») вынесен «к черту на кулички»: под Оконо, на неблизкое расстояние, и оттуда к Дубровам стекает связующий ручей, а принимает его некий безымянный водоемчик, отдельно расположенный под Дубровами. Разве такое могло быть?

В окрестностях есть подобная мочажина, но с другой стороны. Это заболоченная низинка, где постоянно стоит вода. Местные жители называют ее Азярками, так как мочаг состоит из двух небольших озерец.

Непонятная начертанная диспозиция дополняется еще одним невероятным ракурсом. «Сателлит» Дубров – Беседы, показаны не на нынешнем Луконце, а на оконском «Луконаце», что делает схему необъяснимо загадочной.

Настоящая головоломка, и объяснить этот «ребус» мы не можем. Можно высказать лишь предположения. Первое: что район был настолько лесист и глух, что не поддавался тщательному осмотру. А так как составителей – русских землемеров, интересовали, главным образом, сосновые площади, то реки и озера отодвигались на второй план.

Но может быть и вторая причина. Могла сказаться «переделка» местности – создание сети каналов и инженерных гидротехнических сооружений, а вместе с тем и понижение естественных вод. 1810-1816-е годы – это время, когда Система уже действовала. Для того и создавались каналы, строились шлюзы и плотины – чтобы перемещать товары: гнать лес, сплавлять его. Весь обшар – от Берещи до Лепеля, был насыщен нетронутыми лесами, и землемерный обзор испещрен пунктирными линиями, насыщен условными знаками, поясняющими рощи, что покрывали прилегающую территорию.

В 1891 году, отчитываясь о масштабах природных ресурсов, старшина волостного правления, которому подчинялись Дубровы, приписывал в формуляре, что в его владениях «и смешанный, и хвойный, и лиственный лес». А в примечании добавлял: «В районе волости расположены казенные лесные дачи, сколько же в таковых заключается десятин, сведений в волостном правлении не имеется…» Почему «не имеется», не пояснялось. Возможно, часть его уже была сплавлена.

Но тогда возникает закономерный вопрос: как, по каким стокам лес сплавляли? У землемеров-картографов 1810-1816 годов Дубровы «в гордом одиночестве» - из озера, на котором они стоят, нет вытока: не показан (см. фрагмент карты). Что он был, сомнению не подлежит. Такая чаша как сегодняшний Луконец не могла не истекать. И не может быть сомнений, что речка Дуброва существовала. В доказательство еще один пример. На трехверстке, выпущенной позже, в период интенсивного использования водной сети, обозначена Гать. Та же Дуброва, но под другим именем? Обмелевшая нить?

Вполне закономерный итог после «истязаний» местности.

ПУТЬ К ПЕРЕВАЛУ

Интересное мнение у беседского Петра Никифорова. Он считает, что один из рукавов Берещицы протягивался к Дуброве и наполнял ее. Может, действительно, так было?

Беседы на отроге, который начинался в Береще и простирался, охватывая пойму Берещицы до Плоской горы, где она прорывалась к Эссе. По краю отрога мог протекать один из рукавов. Нам из детства памятна ложбинка по дороге в Беседы, ее называли «Дзе вужакі перапаўзаюць» («Где змеи переползают»). Там всегда стояла лужа, что говорит о возможном проточном месте. По словам Никифорова, под дорожным покрытием лежит бетонная труба, это и есть приток Дубровы, загнанный в землю. Проверить вывод сложно – территория преобразована. Область покрыта дренажной сетью. После интенсивных лесных вырубок переделом, уже в советское время, занялись мелиораторы и добытчики торфа, и даже заводик открыли поблизости, куда поставлялся ценный продукт. Слой торфа был настолько глубок, что провалился экскаватор, его добывавший. Владимир Шушкевич, наш коллега, лепельский блоггер, наблюдал тот случай в юности. Экскаватор вытаскивали, привязав троса к столетнему дубу.

«Обесточенная» река теперь местами протекает под ветками лесных дорог, и только в устье, а это под Лепелем, в Кулешах, можно увидеть последний всплеск былого течения. Там торчат по берегам сваи, а значит был мост, по которому когда-то ходили, чтобы попасть в Старый Изабелин из Бесед и Веребок.

Естественно видеть в терминах Дубровы и Дубовец (берещинском) одинаковые значения. А корни в словах «луконец» и «лукомль» дополняют тему историческими выкладками. Эти корни «произросли» из княжекского периода, из удельного господства. Еще в Ливонскую войну посланники Иоанна Васильевича Грозного, московского князя и царя, называли Лукомль «уездом», который наследовал судьбу независимого княжества. Оно соперничало с северным Полоцким уделом и долгое время сохранялось неподвластным центру.

А изначальная история Луконца – это связь с центральноевропейской «колеей», что протягивалась от Бельчиц на Западной Двине к Белому озеру и Белям, и далее к переходу из Белой руси в Черную, на юг. Если речка Дуброва связывала с севером, то южной связующей нитью была Холодная речка (так ее называют жители Бесед), обозначенная на первой землемерной карте как «Студеный ручей», вытекавший из первоначального «Луконеца».

ПОД БОГОМ, И СВЯТОЕ ОЗЕРО

…Спускаемся вниз, к устью того ручья. Наш второй спутник Василий Хацкевич, известный в минских археологических кругах как первооткрыватель берещинской стоянки древнего человека, ведет посмотреть местную «достопримечательность» - криничку, что существует поблизости. Ее историю изучал учитель Валерий Тухто, также активный изыскатель забытого исторического наследия. Однажды он познакомил Хацкевича с заброшенным родничком, который притягивал людей и ценился в царские времена. На его дне найдены монеты, брошенные посетителями. Источник имел собственное название - «Под Богом». Место, действительно, божественное, криничная вода выбивается из-под лесных корней, из-под склона, и  очень приятная на вкус. Почему источник имел религиозное происхождение, можно объяснить землевладельческой историей. Здесь были земли виленских монахинь-бернардинок. В 1633 году они пришли сюда после смерти канцлера и гетмана Великого княжества Литовского Льва Сапеги, завещавшего богомолкам свой «удел» - Лепельское имение. Двести лет они распоряжались наследием.

Но очевидно, что «под Богом» ходили люди еще ранее – еще до сапеговских слобод, которыми он активно занимался, и на которой вырос Новый Лепель. Луконец повязывался со Святым озером, где поблизости обнаружены древние курганы – свидетели достопамятных времен. Им не одна тысяча лет, и они еще раз подтверждают значимость вех, что лежали на пути к переходу из Белой Руси в Черную, из Западной Двины в Березину и Днепр.

ПРЕТЕНДЕНТЫ: КНЯЗЬЯ И ПАНЫ

Ни Бесед, ни Дубров в списках поселений, что принадлежали виленским монахиням, нет. Ближайшими к ним названы весь Веребки («дымов 4») и весь Городзец («дымов 6»). Это по парафиальным данным за 1775 год. Более ранние документы тоже не показывают Дубровы и Беседы. И это несколько озадачивает. Неужели они более позднего происхождения?

Однако некоторые другие архивные свидетельства подсказывают, что могло быть иначе. В тех местах виленские монахини граничили с частным имением пана Кашица, «подстаростия оршанского» (так в документе), и отношения с ним были очень натянутыми. Виленки жаловались в великокняжеский трибунал, осуждая пана за наскоки на их земли. Центром его имения было Пышно – стародавнее местечко, западный промежуточный пункт при посещении Вильно. И важно отметить, что в составе Пышнянского имения, по парафиальным данным за 1775 год, числились «весь Дубровка» (дымов 2), а также «застенок Селище», где проживал некто «пан Сивоха», выплачивая за свой дым 3 злотых и 10 грошей.

Возможно, «весь Дубровка» и есть наши Дубровы. На самой первой российской карте (1795 год), что предшествовала «системному» переделу – перепрофилированию местности, показаны границы имений: как частного, так и богословского. Пышнянские владения под номером 91 вплотную подступают к Луконцу, разделительная черта пролегала сразу за Городцом, и даже одно из оконских селений (самое западное «Оконье») входило в их состав. 

Территория не могла не иметь противоречивых последствий. Повторимся, она прилегала к известному с давних пор волоку и разграничивала два княжеских удела – Полоцкое и Лукомльское. А с запада подступали виленцы, помеченные грозновскими посланниками как «литовские люди». Они же в виде «боленских панов» констатировались в Свяде – сразу за Эссой и Берещицей.

В книге, составленной для Иоанна Васильевича Грозного во второй половине XVI века, нет ссылок на Луконец. Однако расписано подступавшее к нему Пышно. Обследователи констатировали волость «Пешню на Глубоком озере» (так в тексте), а в ней «храм Покров Святой Богородицы». В волость входили деревни оброчные, они не перечислялись, но обратим внимание на состав собственников. Их много – отмечались как паны, так и князья (Обросим Козлович, Рагоза Ерацкич, Петр Соколотцкий, Станислав Рожковский, Тимофей Борода, Янвигир). Можно сказать, «интернациональный» состав. Но возглавлял список князь «Ондрей Лукомский», и ему принадлежало «сельцо на Колодезях с деревнями». Уже из этого факта видно, насколько значимой была территория, и обширной, и можно допустить, что Дубровы – одна из деревнь, принадлежавших той волости. А имя Лукомского – главного распорядителя пышнянским достоянием, усиливает мысль, что Луконец от Лукомля.

ПОДЧИНЕНИЕ ЛЕПЕЛЮ

После присоединения Лукомля к Орше и возврата междуречья под контроль Полоцка, в 1580 году, в преддверии вхождения на территорию Льва Сапеги, был составлен новый контур – обвод границ, которые закрепляли Луконец за Лепелем. Исполнение было поручено наследнику другого княжеского рода - Соколинскому, витебскому подкоморию. Ограничение удостоверяло право лепельцев на земли в южном секторе, в направлении к волоку, вплоть до Оконо и Берещи, и, естественно, с Луконцами. А в 1641 году был составлен инвентарь Лепельского имения, с подробным описанием занятий жителей. В нем нет прямых указаний на Дубровы, но находим предполагаемые ссылки. Так, братья Аксеновичи из «старого места Лепле» имели морги земли «над лукой» (так в тексте), а также на некоем «Дубове». И Мина Сущ  имел «от Дуброва» полморга земли.

Конечно, это не безусловные доказательства – чтобы не сомневаться в диспозиции. Есть предположения, что речь могла идти о другой области, где тоже росли дубы. Однако не будет лишним сказать, что в том же инвентаре упомянуты две слободки – Оконница и Береща, с поименными жителями в количестве 5 и 7 человек соответственно, и их местоположение сомнений не вызывает – они в конце дистанции, на которой располагались оба Луконца, Беседы и Дубровы.

(Окончание следует)

На снимках: фрагмент землемерной карты 1810-1816 годов, с выделением Дубров и Бесед; на берегу Луконца сегодня.


04.10/25