Глава 4. Украденные струны души
Я пытался гнать от себя дурные мысли, но они снова и снова возвращались, мучая меня. Ревность, мерзкое зеленое чудовище, терзала меня, заставляя представлять Элейн рядом с Роджером, видеть его прикосновения, слышать его слова, и кровь закипала в моих жилах.
Я машинально исполнял очередную мелодию, вкладывая в нее всю свою боль и смятение, стараясь не думать о том, как Роджер, словно тень, неотступно следует за ней, как хищник за добычей. Каждый его взгляд на Элейн, каждое его слово, обращенное к ней, отзывались во мне острой болью, словно удар кинжала в самое сердце. Я чувствовал себя беспомощным и жалким, не в силах ничего изменить, не в силах даже заговорить с ней наедине.
Когда наконец наступил долгожданный перерыв, и гости, опьяненные вином и музыкой, разбрелись по галереям замка, словно стая разноцветных птиц, я облегченно вздохнул, чувствуя, как ненадолго ослабевает давящая тяжесть на груди. Отложив инструменты и, воспользовавшись суматохой, я ненадолго покинул зал, надеясь хоть на мгновение развеять горечь разочарования, а заодно проверить, не вышла ли Элейн прогуляться в тот самый уединенный уголок сада, где когда-то мы были так счастливы вместе.
Я искал ее повсюду, заглядывая в каждый темный угол, каждую освещенную галерею, но мои поиски оказались тщетными. Сад встречал меня лишь тишиной и прохладой ночи, а галереи - равнодушным блеском зеркал и шепотом теней. Я не увидел ее нигде, и обескураженный, с тяжелым предчувствием в сердце, вернулся в большой зал, чувствуя, как надежда ускользает от меня, словно вода сквозь пальцы.
Здесь меня ждал новый, еще более жестокий удар. Моей замечательной флейты и любимой лютни, моих верных спутниц и единственных утешительниц, на месте не оказалось. Вначале я решил, что кто-то неудачно пошутил, может быть, Санди.
Я обыскал всю нишу вдоль и поперек, заглянул под каждый стол и стул, приподнимая тяжелые бархатные занавеси, словно ища иголку в стоге сена. Инструменты пропали!
Недоумение быстро сменилось тревогой, которая постепенно переросла в ярость, клокочущую и обжигающую, как лава. Кто-то совершил подлость, кто-то посмел жестоко подшутить надо мной!
Поверить в то, что кто-то мог украсть их из корыстных побуждений, я не мог. Немыслимо, абсурдно!
Внезапная пропажа инструментов показалась вдруг не просто досадной неприятностью, а зловещим предзнаменованием, мрачным пророчеством, предвещающим беды и страдания. Мир начал рушиться, а нити, тянущиеся к благополучию и счастью, принялись вдруг рваться одна за другой.
В этот момент ко мне подошел сенешаль, главный управляющий замком, чей взгляд выражал одно лишь презрение и недовольство. Его раздраженный вид не предвещал ничего хорошего.
"Что случилось, Авалон, детка? Ты сам на себя не похож. Где музыка, приятель? Гости требуют развлечений, барон де Вар ждёт, герцог Оуэн в недоумении, а ты слоняешься без дела, как побитая собака. Марш на место и вперед, играй, крошка, играй!"
Я сбивчиво, запинаясь от возмущения и обиды, попытался объяснить нелепую ситуацию, надеясь на его понимание и помощь, но он лишь презрительно фыркнул в ответ, даже не потрудившись выслушать меня до конца.
"Знаю я ваши штучки, ребята, хватит, надоело! Вы, музыканты, все одинаковы, - ветреные и лживые. Скажи просто, что давно горишь желанием чего-нибудь хлебнуть! Давай, сыграй пару уморительных песен, и я лично приволоку тебе бочонок старого доброго эля, чтобы ты поскорее забыл о своих выдумках.”
“Сэр, говорю вам, сэр, мои инструменты кто-то взял без спроса. Это явно какое-то недоразумение. Может быть, ваши помощники видели что-нибудь подозрительное?”
Сенешаль холодно махнул рукой своим помощникам, стоявшим рядом с ним с каменными лицами, словно бездушные статуи.
"Уведите болвана! Наш бездарный музыкант к тому же ещё пьяница и лгун. Таким здесь не место. Он опозорил наш замок, опозорил герцога перед гостями! Пусть проспится в конюшне, а завтра узнает, что я его выходку так просто не оставлю. Завтра же он покинет Иглс Касл, я позабочусь об этом, и ни один уважающий себя вельможа не возьмёт его на службу. Срочно замените его кем-нибудь. Вон, Санди пусть сыграет, у него получится. А этого горемыку прочь, чтоб глаза мои его больше не видели!”
Несмотря на мои горячие протесты и искренние попытки доказать свою невиновность, меня грубо схватили под руки и поволокли прочь из замка, оставив позади огни, музыку, веселье и, самое главное, мою несравненную Элейн, которая, наверное, даже не узнала о моей беде. Жаловаться, сопротивляться было бесполезно. Моё положение лишь усугубилось бы.
Меня вышвырнули за ворота, как жалкую собачонку, в ночную прохладу, без гроша в кармане, без друзей и поддержки, с разбитым сердцем и сломанной душой. Я стоял в темноте, глядя на освещенные окна замка, откуда доносились звуки музыки и смеха, и чувствовал себя самым одиноким и несчастным человеком на свете.
В этот момент во мне зародилось горькое чувство обиды и жажды мести. “Они поплатятся,” прошептал я в пустоту, “каждый, кто причастен к этому позору. Я вернусь. И тогда они узнают, что значит не только украсть мои инструменты, но и изорвать в клочья мою душу.”
Свидетельство о публикации №225100401829