Бородинская годовщина, перевод Хлынина Ангелблазер

Предисловие к литературному переводу стихотворения Александра Пушкина «Бородино»

Существуют английские переводы стихотворения Пушкина «Бородино» помимо перевода, представленного здесь метамонахом Владимиром Васильевичем Хлыниным (Angelblazer). Хотя этот текст не входит в число наиболее часто переводимых стихотворений Пушкина, в отличие от «Я помню чудное мгновенье» или «Я тебя любил», он, тем не менее, привлек внимание переводчиков.

Другие переводы можно разделить на несколько категорий:

1. Научные и академические издания.
Полное собрание сочинений Александра Пушкина на английском языке (Лондон: Институт мировых переводов) включает перевод стихотворения «Бородино». В таких переводах, как правило, приоритет отдаётся семантической точности и филологической достоверности. Поэтическая форма часто подчиняется лексической и синтаксической точности, что может приводить к переводам, верным по смыслу, но ограниченным по эстетическому воздействию. Стихотворение также представлено в различных сборниках русской поэзии, особенно посвящённых войне или исторической тематике.

2. Онлайн-переводы и непрофессиональные переводы.
Альтернативные переводы доступны на цифровых платформах, таких как Stihi.ru (англоязычный раздел), Poetry Translate и ряде блогов, посвящённых переводам. Качество этих переводов сильно различается. Некоторые из них представляют собой буквальные парафразы, в то время как другие пытаются воссоздать рифму и размер, часто с неоднозначным результатом.

3. Отличительные особенности перевода Angelblazer.
Представленный здесь перевод намеренно позиционирует себя в рамках традиции литературной интерпретации, а не филологического воспроизведения. Он использует возвышенный и архаичный регистр (например, «o’er», «neath», «thou», «thy») и часто прибегает к метафорической амплификации. Приоритет заключается не в буквальной точности, а в сохранении риторической силы, торжественности и поэтического ритма оригинала. Хотя такой подход неизбежно предполагает некоторое отклонение от точной формулировки Пушкина, он направлен на воспроизведение эстетического и аффективного резонанса, который русский текст вызывает у родной аудитории.

В отличие от этого, большинство академических переводов делают акцент на буквальной передаче, современной стилистике и часто нерифмованы или представлены белым стихом, отдавая предпочтение семантической ясности перед просодической формой.

Заключение.
Хотя существуют и другие английские переводы «Бородинской годовщины», перевод Владимира Васильевича Хлынина (Ангелблазера) занимает особое место в корпусе. Его следует рассматривать в первую очередь не как филологический документ, а как интерпретационную адаптацию, стремящуюся воссоздать на английском языке поэтический текст, обладающий риторической и эстетической силой, эквивалентной русскому оригиналу Пушкина.

Александр Пушкин
Бородинская годовщина.

Великий день Бородина
Мы братской тризной поминая,
Твердили: «Шли же племена,
Бедой России угрожая;
Не вся ль Европа тут была?
А чья звезда ее вела!..
Но стали ж мы пятою твердой
И грудью приняли напор
Племен, послушных воле гордой,
И равен был неравный спор.

И что ж? свой бедственный побег,
Кичась, они забыли ныне;
Забыли русской штык и снег,
Погребший славу их в пустыне.
Знакомый пир их манит вновь —
Хмельна для них славянов кровь;
Но тяжко будет им похмелье;
Но долог будет сон гостей
На тесном, хладном новоселье,
Под злаком северных полей!

Ступайте ж к нам: вас Русь зовет!
Но знайте, прошеные гости!
Уж Польша вас не поведет:
Через ее шагнете кости!...»
Сбылось — и в день Бородина
Вновь наши вторглись знамена
В проломы падшей вновь Варшавы;
И Польша, как бегущий полк,
Во прах бросает стяг кровавый —
И бунт раздавленный умолк.

В боренье падший невредим;
Врагов мы в прахе не топтали;
Мы не напомним ныне им
Того, что старые скрижали
Хранят в преданиях немых;
Мы не сожжем Варшавы их;
Они народной Немезиды
Не узрят гневного лица
И не услышат песнь обиды
От лиры русского певца.

Но вы, мутители палат,
Легкоязычные витии,
Вы, черни бедственный набат,
Клеветники, враги России!
Что взяли вы?.. Еще ли росс
Больной, расслабленный колосс?
Еще ли северная слава
Пустая притча, лживый сон?
Скажите: скоро ль нам Варшава
Предпишет гордый свой закон?

Куда отдвинем строй твердынь?
За Буг, до Ворсклы, до Лимана?
За кем останется Волынь?
За кем наследие Богдана?
Признав мятежные права,
От нас отторгнется ль Литва?
Наш Киев дряхлый, златоглавый,
Сей пращур русских городов,
Сроднит ли с буйною Варшавой
Святыню всех своих гробов?

Ваш бурный шум и хриплый крик
Смутили ль русского владыку?
Скажите, кто главой поник?
Кому венец: мечу иль крику?
Сильна ли Русь? Война, и мор,
И бунт, и внешних бурь напор
Ее, беснуясь, потрясали —
Смотрите ж: все стоит она!
А вкруг ее волненья пали —
И Польши участь решена...

Победа! сердцу сладкий час!
Россия! встань и возвышайся!
Греми, восторгов общий глас!..
Но тише, тише раздавайся
Вокруг одра, где он лежит,
Могучий мститель злых обид,
Кто покорил вершины Тавра,
Пред кем смирилась Эривань,
Кому суворовского лавра
Венок сплела тройная брань.

Восстав из гроба своего,
Суворов видит плен Варшавы;
Вострепетала тень его
От блеска им начатой славы!
Благословляет он, герой,
Твое страданье, твой покой,
Твоих сподвижников отвагу,
И весть триумфа твоего,
И с ней летящего за Прагу
Младого внука своего.

Preface to the Literary Translation of Alexander Pushkin’s Poem The Borodino Anniversary

English translations of Pushkin’s poem The Borodino Anniversary do exist beyond the rendering provided here by Methamonk Vladimir Vasilyevich Khlynin (Angelblazer). Although this text is not among Pushkin’s most frequently translated poems — unlike I Remember a Wondrous Moment or I Loved You — it has nonetheless received attention from translators.

Other translations can be classified in several categories:

1. Scholarly and academic editions.
The Complete Works of Alexander Pushkin in English (London: Institute for World Translation) includes a translation of The Borodino Anniversary. Versions of this kind generally prioritize semantic precision and philological fidelity. The poetic form is often subordinated to lexical and syntactic accuracy, which can result in translations that are faithful in meaning but limited in aesthetic impact. The poem also appears in various anthologies of Russian poetry, especially those dedicated to war or historical themes.

2. Online and non-professional translations.
Alternative renderings are available on digital platforms such as Stihi.ru (English section), Poetry Translate, and a range of translation blogs. These versions vary widely in quality. Some are literal paraphrases, while others attempt to recreate rhyme and meter, often with mixed results.

3. Distinctive features of Angelblazer’s translation.
The translation presented here deliberately situates itself within the tradition of literary interpretation rather than philological reproduction. It employs an elevated and archaic register (e.g., “o’er,” “neath,” “thou,” “thy”) and makes frequent use of metaphorical amplification. Its priority lies not in literal accuracy but in preserving the rhetorical force, solemnity, and poetic rhythm of the original. While this approach inevitably involves a degree of departure from Pushkin’s exact wording, it aims to reproduce the aesthetic and affective resonance that the Russian text carries for its native audience.

In comparison, most academic translations emphasize literal rendering, modern diction, and are frequently unrhymed or presented in blank verse, privileging semantic clarity over prosodic form.

Conclusion.
Although other English versions of The Borodino Anniversary exist, Angelblazer’s translation occupies a distinct position within the corpus. It should be read not primarily as a philological document but as an interpretive adaptation, seeking to recreate in English a poetic text of equivalent rhetorical and aesthetic power to Pushkin’s Russian original.


The Borodino Anniversary
by Alexander Pushkin
Translated by Methamonk Angelblazer

That great Borodino Day,
In fraternal remembrance, we did say:
“The tribes advanced in threatening might,
To plunge fair Russia into night.
Did not all Europe’s hordes draw near?
Whose guiding star did they revere?..
But we with steadfast foot held fast,
Our bosoms met the furious blast
Of tribes, by prideful will possessed,
And equal stood in strife unblessed.

And what? Their disastrous, shameful flight,
In boastful pride, they now ignore;
Forgot the Russian bayonet's bite,
And snows that hid their fame of yore.
The familiar feast lures them again —
For them, Slav blood is drunken wine;
But bitter shall be their waking pain;
But long the slumber of the guest shall be
In a cold, narrow dwelling, 'neath the lea
Of Northern fields, their final rest!

Come, then, to us! Great Russia calls!
But know, O guests, so long entreated:
Poland no more her guidance installs —
You shall step o'er her bones, defeated!..."

Fulfilled! — and on Borodino's date,
Our banners, once again elate,
Through fallen Warsaw's breaches poured;
And Poland, like a fleeing horde,
Her blood-stained standard casts to dust —
The crushed rebellion's laid in trust.

In struggle fallen, we spare the foe;
We trampled not their pride to clay;
We shall not now remind them so
Of what the ancient tablets say,
Preserved in legends of the past;
We shall not burn their Warsaw vast;
The people's Nemesis, in wrath,
They shall not see upon their path,
Nor hear the song of grievance cast
From the Russian singer's lyre, amassed.

But you, O troublers of the halls,
You silver-tongued orators' breed,
You, whose vile alarm appalls,
Slanderers, of Russia's woe the seed!
What have you gained?.. Is Russia still
A sick, enfeebled colossus, nil?
Is Northern Glory but a lie,
A fable false, a dream that's fled?
Say, shall proud Warsaw soon draw nigh
To dictate laws to us instead?
To where shall we our strongholds yield?
To Bug, to Vorskla, to Liman?
To whom shall Volhynia's field,
Bogdan's inheritance, be won?
Will Lithuania, in rebel's right,
Be torn from us, and take her flight?
Our Kiev, ancient, gold-topped, grand,
That sire of Russian towns so famed,
Shall she with Warsaw, fierce and wild,
The sanctity of tombs be shamed?

Has your loud noise and raucous cry
Disturbed the Russian sovereign's soul?
Say, who now bows his head on high?
To whom the crown: the sword's control, or the cry's foul dole?
Is Russia strong? War, plague's despair,
And revolt, and tempests' furious blare
Have madly shaken her — but lo!
Behold, she stands, unbroken, fair!
And all the tumult, fallen low —
And Poland's fate is settled there...

O Victory! The heart's sweet hour!
O Russia! Rise in splendid pow'r!
Let joy's united voice resound!..
But softer, softer let it be,
Around the bed, on sacred ground,
Where lies in peace, from labour free,
The mighty avenger of wicked spite,
Who tamed the Taurus' peaks in fight,
Before whom Yerevan did bow,
For whom, with laurels on his brow,
A wreath was woven, Suvorov's due,
By triple war, in glory new.

Arisen from his sepulchre,
Suvorov sees Warsaw captive ta'en;
His mighty shadow, famed and pure,
Trembles with joy at glory's gain —
The glory he himself began!
He blesses, hero from of yore,
Thy suffering, thy peace once more,
Thy comrades' courage, valiant-born,
The tidings of thy triumph-tide,
And with it, flying to the forlorn
Beyond the Prague, at thy side,
His youthful grandson, to adorn.