Птицы -1

                П Т И Ц Ы

                «Если вы поймали птицу, то не держите её в клетке так, чтобы она
                захотела    улететь от вас, но не могла. А сделайте так, чтобы она
                могла улететь, но не захотела».
                Ошо

     Так получилось, что за тридцать лет нашей садовой эпопеи, мы два раза перестраивали свою веранду. Оба раза мы начинали своё строительство во второй половине лета. А всё потому, что под волновым шифером птички устраивали свои гнёзда.
     Я, сперва, никак не мгла понять, какая птичка мух и комаров в клювике в гнездо своё носит. Каждый раз разные птички прилетали. На меня они внимания не обращали. Привыкли. Но со временем стала примечать в каком месте каждая из них  под волну шифера ныряет. Рядом с домом роскошная берёза растёт и даже в самую жару в её тени шифер сильно не нагревается.
     Воробьи и трясогузки – это дело обычное, а вот птичка с чуть розоватой грудкой, чуть больше воробья, я считала за честь, что она выбрала мою крышу веранды для своего гнезда. Ворон и сорок я тут же прогоняла. Кружащуюся хищную птицу я, как могла отпугивала. Даже, было дело, на грабли старую майку привязала и размахивала, пока птица ни улетела. Зато на веранде чай пить и слушать попискивание птенцов над головой – это сказка наяву.
     Когда разбирали крышу веранды,  думали что там много птичьего помёта. Оказалось, только маленькие покинутые гнёзда и идеальный порядок.
     Весной, уже под новой крышей, первыми поселились воробьи. А потом в саду столько было работы на грядках, что я вспомнила о птицах, когда они стали из гнезда вылетать. В этот ответственный момент я следила за калиткой. Именно под калитку подныривали бродячие коты и, не мыши их интересовали, а птенцы ещё неопытные, не ведающие страха. Я даже кошачий лаз старой доской прикрыла. А в головастого кота, который попытался взобраться на калитку, я запустила комком земли.
     Не-ет, скажу я вам, с крылатыми соседями в саду всё же веселее!

                *
     Иду в задумчивости, вдруг слышу возмущённый мужской голос:
     - Ты что сделал, паразит?!
     Остановилась, оглянулась. Вижу по ту сторону дороги, где лесок, одна из берёз стоит нагая. То, что она безлистая, так что тут удивляться – предзимье. На стволе берёзы только кое-где рваные лоскутки коры кое-как держатся. По стволу бегает, суетится красивая чёрная птица. Желна – так зовут лесного дятла. Лесной доктор, он знает что делает…

                *
     Меня всегда удивляли лиственницы, что корой, что хвойной листвой, а больше того тем, что ветки у неё расположены кучно и как-то поэтажно. Хвоя пожелтела, даже с коричневым оттенком, а всё такая же густая, не осыпается.
     Вот так стояла я возле автобусной остановки, задрав голову, любовалась лесным оригиналом – лиственницей. И вдруг именно к этому дереву подлетели, и сели на ветки пять сорок. Хотя слово «сели» никак не подходит к этим птицам. Они же по этим веткам скачут, словно по раскалённым проводам. А шуму, треску столько, что даже на самом людном базаре тише.
     Ещё удивило меня то, что именно на этом дереве появилась истинная красота наших, неперелётных птиц. Шустрее, горластее, среди птиц, как те русские женщины, которые и спеть, и сплясать, и в огонь, и в воду ринуться, если беда подступит… Да уж, они такие, и маленькими, сладенькими быть не желают. Принимайте их такими, как есть…

                *
     Я стою на балконе, утром, шестой час, лето. Вижу мужчина, средних лет, гуляет с собачкой на длинном поводке. На широком дворе недавно выкосили на газонах траву. После дождя растения копят силу, чтобы вновь прорасти. В этот ранний час мужик с собачкой тихонько идут по дорожке, зато вороны бродят по газонам. После дождя вылезли наверх  червячки, для ворон – это лёгкая добыча.
     Вдруг, чего-то испугавшись, вороны враз взлетели и улетели в просвет между пятиэтажками. В какой-то миг замечаю, что последней в стае летит птица с белыми крыльями.
     - А сорока чего за ними увязалась? – недоумевая, вслух задаю сама себе вопрос, не замечая этого. Но тот мужик с собачкой меня услышал.
     - А это не сорока. Это ворона. У неё крылья только снизу белые, а сверху она, как все – чёрная. Вот они, ходили же тут по траве, на вид все одинаковые…
     - Чудеса с раннего утра – хорошая примета, - говорю я ему.
     - То ли ещё будет! – хохотнул мужик и, взяв собачку под мышку, поспешил к подъезду.

                *
     «Камыши, камыши, шелестят для души…» Только я со своих детских лет помню, что эти самые камыши растут вдоль берега реки. На нашем озере они растут кучно, на ровной глади воды создают зелёные, а потом уже жёлтые островки, которые потом вмерзают в лёд.
     Для кого они становятся прибежищем, это до сих пор для меня загадка. В своём детстве я их боялась, там могли затаиться змеи, те самые, которые рыбу едят. Что прячется в сибирском озере? Эту загадку мне как-то боязно разгадывать… Я только заворожено смотрю на диких уточек, которые от берега плывут рядком к этим камышам. Плывут красиво. От каждой уточки, по обе стороны, как продолжение крыльев, длинная, идеально ровная волна, вроде как маленькая лодочка проплыла.
     В самую гущу камышей уточки не заплывают. Ныряют, забавно дрыгая лапками и… крякают, совсем  как люди, меж собой переговариваются.
     Последние осенние солнечные деньки. У людей и у уточек свои радости. Пусть маленькие, но всё же…

                *
                Птицы это свободный мир Природы.
   
    
Зима. На рябине пара снегирей ягодки клюют. Аккуратно так, не торопясь. Осматривают веточку за веточкой. Сами, как красные шарики, в тёмной шапочке на головке и, очень похожий на рыбий хвостик. Это когда они спокойно сидят кончики крылышек тёмненькие.  А вот животик – беленький.
     Я долго из окна рассматривала этих милых птичек. В какой-то момент мне пришла мысль, что эти птички походят на жаром пышущий уголёк, который на кончиках уже стал чуточку чернеть, но снизу ещё есть запас нетронутой древесины. Как же мудро Природа раскрасила этих птичек…

                *
     В нашем селе, в самом центре, возле водопровода, стоят два больших корыта. Чуть выше, возле школы – конюшня и конный двор. В 1960 – 70-тые годы машин в колхозе было мало. Все грузы перевозились на подводах, зимой – на санях, понятно – на конной тяге. Даже быки в  колхозе были. И вот эти быки и кони пили воду  из этих больших корыт. Избыток воды, вытекающий из корыт, собирался в ручей и этот ручей тёк через село по канаве вдоль шоссейной дороги к мосту и соединялся с речкой Мурафой. Конечно же его облюбовали уточки тех хозяек, чьи калитки соседствовали с ручьём. И только у одних хозяев были гусята. Все они были беленькие, гладенькие, с красноватыми лапками. Каждый раз, когда меня бабушка посылала в сельмаг, я подолгу стояла у ручья и рассматривала птиц, которые ещё и плавать умели.
     Был среди гусят один гусёнок, у которого пёрышки, ну никак не хотели гладенько складываться в крылья. Эти пёрышки были с кудрявинкой. И, когда он уже подрос, то выглядел, словно на нём намыленные, а потом подсохшие и всклокоченные волосы. Чудно как-то. А женщины смотрели на него и рассуждали о том, что хорошо бы развести таких кудрявых гусей. У них очень мягкий пух…

                *