Смерть. 1. Что дальше?

У христиан и мусульман смерть воспринимается сугубо негативно, у индуистов над усопшими, тоже принято рыдать. Это говорит только о том, что люди не вполне верят в то, что после смерти их ждёт какая-то другая жизнь. Религии в основном вымогают деньги у верующих, не только обещая лучшую жизнь после смерти, но и пугая, крайне мучительной вечной жизнью после смерти, в случае недостаточного финансирования наместников богов или несоблюдения тех правил, которые эти исполняющие обязанности богов на местах, людям диктуют. Совесть создаётся изначально нечистой, потому даже не сомневающиеся в жизни после смерти, опасаются вечных мук. Что же касается их близких, то они часто беспокоятся ни сколько из-за того, что ждёт умершего далее, сколько из-за того, что жизнь их после его смерти станет менее комфортной, то есть, им жаль не умершего, а себя, их пугают перемены, грядущие после смерти близкого человека.

Атеисты предполагают, что после смерти от человека остаётся только его тело, которое разлагается, преобразуется в другую органику, а также после человека остаются результаты его деятельности и его дети. Они боятся смерти не меньше приверженцев религий, им хочется побольше всего успеть, в том числе и получить, как можно больше удовольствия, сотворить такое, чтобы о них помнили многие поколения. Приверженцы религий, не смотря на обещанную им жизнь после смерти, тоже стремятся оставить в жизни земной после себя какой-то след, и не только такой, который им рекомендуют оставить проповедники слова божьего. Иногда верующие люди не брезгуют и славой Герострата, хоть и предполагают, что бог их за это в следующей вечной жизни будет вечно наказывать. То есть им нужна вечность не предполагаемая, не в следующей жизни, а осязаемая слава, пусть и не совсем вечная, но зато здесь и сейчас и хотя бы на несколько поколений.

Многими религиями самоубийство осуждается, но во многих культурах это не только не осуждается, а даже приветствуется в определённых ситуациях, потому что является способом избежать позора или ужасных мучений, как протестная акция. В этом случае смерть воспринимается положительно, как счастливое избавление от мучений или самопожертвование во благо ближних. Во многих странах воспевали самоубийственные действия солдат на войне, хотя иначе, как самоубийством это назвать было нельзя, но это уже не грех, а величие духа, потому что формально этого человека убили другие, а не он сам себя. И тут как раз говориться о том, что человек не рассматривается как нечто отдельное, а как часть социума, который он пытается спасти ценой уничтожения своего физического тела.

В подобных ситуациях, как представители религий, так и атеисты начинают рассматривать человека, не как физическое тело, а как носителя определённых идей, информации, которую носит не один человек, а группа людей. Ради сохранения национальной культуры, к примеру, решается принести в жертву определённое количество тел её носителей. Кому-то это кажется неразумным, кому-то кажется, что эта информация не стоит таких жертв, но стоимость формируется отношением спроса и предложения, и человеческая жизнь в этом не исключение. Если носителей национальной идеи сотни миллионов, то тысячи из этих носителей запросто можно принести в жертву на взгляд большинства и сделать из их смерти культ. А если носителей национальной идеи осталась всего сотня, то приносить в жертву десяток из них кажется недопустимым, идея эта из-за этого становится слабой, непопулярной, и в итоге исчезает. Древние не случайно придумали приносить в жертву своим богам какие-то ценности и особенно людей. Если какому-то богу постоянно приносят в жертву людей, то к нему относятся более уважительно, более серьёзно, даже если этого бога и считают плохим и ненавидят его, но эта идея становится более значимой, будто обретает плоть и кровь. Это все потому, что если этого бога развенчать, то получится, что жертвы были напрасны и жрецы просто обманули легковерных людей и убили их близких. В подобное верить никому не хотелось, потому верили в могущество богов и продолжали приносить им новые жертвы.

Если исходить из того, что человек – это информация, а физическое тело является только средством для её приобретения, обработки, сохранения, то можно заключить, что со смертью физического тела, человек не исчезает, если свой личный опыт он сумел как-то перенести на другие носители, вроде книг или памяти тех, с кем он общался. Во многих случаях эта информация просто со временем исчезает, к примеру о каком-то упрощённом человеке, который книг не писал и ничего особенного не создал уже практически ничего не знают его правнуки. Но некоторые люди, то есть их личный опыт обретают вторую жизнь, когда на основе их опыта, кто-то другой делает какое-то научное открытие, а на базе одного открытия возникают другие и так далее. Если учесть, что все в этом мире связано причинно-следственными связями, то можно сделать вывод что все, что в этом мире есть, было и будет в какой-то мере является фундаментом для открытий, изобретений, творений в будущем. И нет информации в силу взаимосвязанности всего сущего важной или неважной. Как известно, сложный глобальный механизм может перестать работать, если какая-то песчинка окажется в определённом месте в определённое время.

Большинство людей могут сказать, что если бы не войны, то многие люди прожили бы дольше и изобрели бы намного больше или создали больше различных ценностей. Но в этом утверждении можно усомниться, если обратить внимание на то, что в мирное время большая консервативная часть общества активно сопротивляется внедрению новых технологий, чтобы в результате перемен не потерять источники своих стабильных доходов, да и мало у кого есть стимул инвестировать деньги в науку, особенно если эти инвестиции рискованны. В то же время государственный аппарат может быть изъеденным коррупцией, неэффективным, но власть может не меняться веками, если государство не ведёт войну. Если же коррумпированное государство начинает войну, то ему приходится либо очень быстро реформироваться, либо оно просто разрушается и на его месте возникает новое, более рационально устроенное. В условиях войны, когда государства на грани выживания, они вынуждены делать рискованные инвестиции в науку, спешно внедрять новые технологии и это впоследствии приводит к изменениям во внутреннем устройстве этих государств, которые выводят человечество в целом на новые витки развития.

Многие возмутятся, скажут, что никакое развитие общества не стоит слезинки ребёнка. Возможно не стоит, если исходить из христианской философии и требований, которые она предъявляет к людям, но проблема этой философии в том, что тот же всемогущий и единый бог не соответствует этим требованиям, если такое допускает и создал людей, которые этим требованиям не соответствуют. А что, если бы люди не воевали изначально друг с другом? Выделились они бы из мира животных? Как показывает опыт даже современной экономики, без конкуренции совершенствование технологий замедляется или останавливается. А на заре человечества, когда технологии заострения камней совершенствовались тысячелетиями, заставить людей задуматься о повышении производительности своего труда было ужасно трудно, для этого нужны были очень серьёзные причины, вроде угрозы существования стада и гибель половины этого стада.

Руссо почему-то полагал, что первобытные люди жили очень сытно, потому что они были более нравственны, нежели его современники. Но, если послушать археологов, то можно узнать, что наши предки постоянно голодали, мёрзли, иногда с голодухи ели своих ближних, не говоря уже о представителях соседних стад. И рассуждать о слезах детей и развитии им было некогда. Просто у Руссо было ужасно смутное представление о прошлом человечества. Люди только двести лет назад начали серьёзно заниматься археологией и углублённым изучением истории, как единого процесса. Ранее история рассматривалась, как набор легенд о великих людях и эти легенды никак не связывались между собой. Лишь в конце девятнадцатого века Маркс обобщил все эти легенды и мифы, попытался всех их подогнать под классовую борьбу. Деление людей на классы представляется сейчас не вполне продуктивным для понимания общественных процессов, но принцип рассмотрения развития человечества, как единого процесса – был весьма ценен для последующих мыслителей.

Переживания о детских слезах появились лишь тогда, когда у людей появились излишки продуктов питания, а, следовательно, и свободное время, когда можно было спокойно посидеть, с полным желудком, поразмышлять об этом и многом другом. Излишки, в свою очередь, появились у людей в результате изменения и совершенствования технологий. Чем выше производительность труда, тем нравственнее человечество, не наоборот. Многие судят о прошлом по легендам о великих, которые часто ничего общего с тем, что было на самом деле не имеют или же в этих легендах действительность была сильно приукрашена. К тому же легенды повествуют лишь о людях выдающихся, в основном о верхушке общества, аристократах, которые жили в достатке и могли себе позволить моральное поведение за счёт большинства общества, которое жило совсем не по законам морали, потому что было достаточно голодным.

Крестьяне ещё в девятнадцатом веке не особо переживали из-за смерти своих детей, да и на выживших смотрели, как на бесплатную рабочую силу и в то же время не особо ухаживали за стариками и в случае недостатка еды могли просто перестать кормить своих родителей. И не так давно крестьяне, когда в силу роста производительности труда рабочих рук в деревне стало требоваться меньше, они прогоняли лишних детей в город, на фабрики или в подмастерья. Но со временем детская смертность из-за развития медицины стала редкостью, снизилась рождаемость, и к смерти ребёнка стали относиться более трагично. И это все благодаря прогрессу и науке. Если бы не было в истории человечества стольких кровопролитных войн, смертей, в том числе и детских, то возможно не было бы стольких научных открытий, внедрения новых технологий, роста производительности труда, а вслед за ним и морального роста человечества в целом.