Каждые выходные мы бухали в " Кладовой башне". Непрезентабельный кабак в действительно башне Кремля, не знаю, кладовая она была раньше или нет, но трехуровневое помещение всегда звало наверх, на третий уровень, этажом его назвать было нельзя, видимо, ушлые бизнесмены тупо наставили помостов друг над другом, не предусмотрев ни креплений, ни пожарных выходов, так что забавно было квасить, а мы мешали популярный тогда " Амаретто" с водкой " Абсолют", надо сказать, правда, я очень скоро перешел на сухое с планом, хотя присутствовать при процессе постепенного нажирания синькой парочки приятелей мне скоро надоело, посреди этой неустойчивости. Туалет тоже не был предусмотрен, все бухие вылезали, чуть не скатываясь по крутым, винтом, каменным ступенькам на улицу. А была тогда зима, то ли девяносто четвертого, то ли пятого года, короче, лихие девяностые. Пошатываясь, отплевываясь, куря, если курящий, топали под арки, в Нижегородском кремле были такие арки, вот там и ссали. И однажды меня ухватил за рукав мусор. Тощий низкорослый сержантик. Махом пояснил как понимающему, что это его почва. Он как - то сразу меня просек, потому и начал жаргонить, даже пальцы гнул. Ну, я его спрашиваю, мол, чо - почем, а он шепчет такой, мол, суй лавэ мне в карман. Я и сунул ему обрывок газеты, я ее еще на занятиях в универе нашел, там распространялись баркашовские газетенки, а я всегда интересовался мудаками, вот передовицу и сунул в его карман, а бухать мы пошли сразу после занятий. Сначала в кафешку в парке Кулибина, была там шайба непотребная, продолжили на Московском в " Николаше", раскусались еще с хозяином, решившим оглоушить студентов непомерными ценами. Пришлось спекулировать именами, а он, дурачок, и испугался, решил, видимо, что если очкастый пацан сыплет так легко и просто весомыми именами, лучше его не глушить расценками, нагло завышенными. Расплатились и покатили на трамвае, двойке, на гору, спустились по Покровке и вот она - площадь Косьмы Минина, башня, кабак. А потом мусор. Ладно, возвращаюсь к приятелям, а через минут десять снова тот же сержант подзывает меня. Подхожу. Он предъяву кидает, типа кинул я его. Признаю. Да, кинул. Потому, говорю, что ты мусор позорный, потому и кинул. Он схавал. А как не схавать, если ушлый просто патрульный нашел себе делянку реально по беспределу ? Был бы это опер, я с ним так не говорил бы, хотя опер и не стал бы шакалить по мелочи, они мусора верткие, ловкие, у них совсем другие приоритеты.
- П...ц, - произнес я, проверяя вышенаписанное на ошибки, - вот что чужое творчество с людями делает.
А всего - то делов, что перечитал быстренько, как я умею, научившись еще в раннем детстве чтению по диагонали, так что с тех пор у меня на чтение уходит времени раза в три меньше, чем у не обладающих таким вообще - то простым навыком, пару новелл Лизы Готфрик, приостанавливаясь для внимательности на секс - эпизодах, развратно описанных моей носасто - грудастой музой. По всей видимости, именно ее книжки так на меня подействовали. Я уже писал как - то, что, наверное, у меня лично при писании сказочек происходит неконтролируемый выброс эндорфинов, я реально прусь, прихода, конечно, нет, но тяга присутствует, похоже на гаш или даже чорный, слабенький такой, но чувствуется.
- Соси жарче, - скажу я ей, сурово нагибая голову Лизаветы к своему паху, где уже торчит башкой вверх символ моей мужественности.
- Сосу, - отвечает мне моя муза.
Хорошо - то как, Лизавета и Елена, обладать воистину бесценным даром Бога или эволюции - человеческим разумом ! Можно такого всего себе напредставлять, что жизнь начинает казаться поширше, поширше и много ярче, чем она есть на самом деле.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.