Комплимент

Поздравляю всех учителей с Днём учителя!

Фотография не имеет никакого отношения к тексту, кроме того, что иллюстрирует недолгую причастность автора к профессии. Фото 1980-х.



Наталье Алексеевой (Черсковой) с благодарностью за вдохновение

Уж сколько раз твердили миру,
Что лесть гнусна, вредна; но только всё не впрок,
И в сердце льстец всегда отыщет уголок...
И. А. Крылов
«Ворона и лисица»


Солнце, солнце, солнце.

Майское солнце всюду – в небе, в воздухе, в тысячах искрящихся в зелёной траве одуванчиков, на лицах, в оконных проёмах, в стёклах проезжающих мимо школы машин и автобусов, в виде солнечных зайчиков на партах, за которыми сидят ожидающие каникул ученики.

Все понимают, что осталось совсем немного, – и вот они три летних месяца – без ранних подъёмов, без приготовления уроков, без теорем и упражнений, без звонков, школьной формы, сменной обуви и чинных прогулок по коридорам на переменах.

Потому настроение у всех легкомысленное. Учиться никому не хочется. Равно как и учить.

И программа тоже купается в этом лёгком восторженном настроении. В основном идёт повторение пройдённого, отчего и отношение к урокам у большинства учеников поверхностное.

Тема сегодняшнего урока русского языка – «Восклицательный знак». Тема чудесная – сплошные эмоции. А в весеннем солнце – ещё и восторженные.

Именно так и рассказывает учительница, приплюсовав информацию к настроению.

В голове её настойчиво бьётся одна мысль, сформулированная Александрой Витальевной сугубо для личного употребления: счастье – это ожидание каникул, это май.

Восклицания «Ах!», «Ух!», «Эх!» замечательно звучат и обещают летнее солнце, весёлое ничегонеделание и беззаботное, ничем не омрачённое дуракаваляние, равно как и счастливое наплевательское баклушебиение.

В этой благостной атмосфере и говорит учительница и о восклицательных предложениях, и о проявлении разных эмоций.

В шестом классе у Александры Витальевны сегодня два урока – сначала русский язык, а после большой перемены с обеденным перерывом – литература. Восхитительный Иван Андреевич Крылов с его вечными и непревзойдёнными баснями. Интересно и увлекательно, гениально и красочно. На таком уроке никто не заскучает.

Учеников своих Александра Витальевна искренне любит, несмотря на трудности начинающегося подросткового возраста. Шестой класс к лету – это вам не четвёртый в сентябре или десятый в конце мая. Стремление к самоутверждению, амбиции, упрямство, бунтарство, зашкаливающая вредность, желание выделиться, поверхностное отношение к учёбе – всё неожиданно и неизвестно откуда взялось и сорняками прорастает в юных несформировавшихся характерах.

Любое слово может совершенно необъяснимо восприниматься болезненно.

Рядовыми становятся диалоги вроде:

– Отвечать пойдёт Раззубов.

– Меня зовут Эдуард! – с укоризненно-вызывающими интонациями.

Александра Витальевна объясняет тему урока и в качестве иллюстрации приводит красивые примеры, стараясь максимально приблизить их к тому, что звучит и на других её уроках.

Вот и сейчас учительница, стремясь увязать всё с предстоящим после обеда уроком литературы, приводит пример употребления восклицательного знака – яркий и эффектный, классический, хрестоматийный.

Басню о вороне, лисице и переходящем куске сыра дети должны были выучить к сегодняшнему дню. На следующем уроке литературы, как раз после обеда, будут её отвечать.

«Ну что за шейка, что за глазки!
Рассказывать, так, право, сказки!
Какие перушки, какой носок!
И, верно, ангельский быть должен голосок!» – театрально цитирует крыловский текст учительница, хитро глядя на класс. Мол, вы всё это уже знаете. Посмотрите, как ловко и легко можно увязать цитату с новой темой. Куча эмоций и восклицательных знаков!

И в тот замечательный момент, когда она делает паузу, с первой парты раздаётся восхищённый голос Эдика Раззубова:

– Ой, Александра Витальна! Да вы стихами заговорили!

Но сказанного ему кажется мало, и он удивлённо добавляет:

– И вы это вот так сразу прямо сейчас придумали? Или раньше написали?

Александра Витальевна на мгновение теряет дар речи.

Но прежде чем она приходит в себя, Эдик всё в том же порыве продолжает:

– Да у вас талант! Вам стихи писать надо! И книги издавать!

Со второй парты, из-за спины Эдика, слышится язвительный смешок и вразумительный громкий шёпот.

– Дурак! Это Крылов! Нам его выучить задали! – вводит любителя комплиментов в суть провала всезнающая Сабиночка.

Затем следует коллективный дружный взрыв хохота.

Солнце за окном перестаёт быть ласковым и благодушным, превращаясь в бесцеремонно-навязчивое и безжалостно-палящее. Эдика как будто влёт окатили ледяной водой. Уголки его губ мгновенно опускаются, на лбу выступают мелкие росинки пота, и чёлка сразу становится мокрой.

«Вот попал, так попал», – комментирует про себя Александра Витальевна.

Она видит комизм ситуации и тоже внутренне хохочет.

Однако показать этого ей никак нельзя – надо держать лицо. Как учительница она должна возмутиться – басни Эдик явно не выучил и даже не удосужился прочитать. Да и на прошлом уроке, несмотря на присутствие, явно занимался чем-то посторонним, думая отнюдь не о восседающей на ёлке пернатой чёрно-серой любительнице комплиментов и не о хитроумной коварной рыжей бестии, и никак не о злополучном лакомом для обеих куске сыра.

Александра Витальевна, как того требуют профессиональные правила, меняет интонацию:

– Это, вообще-то, Иван Андреевич Крылов придумал в начале XIX века! А ты должен был выучить наизусть и на следующем уроке рассказать!

Она видит виноватую расстроенную физиономию и понимает, что прошлый урок на минувшей неделе для Эдика Раззубова прошёл даром, ведь басню они подробно и основательно разбирали. Но всё это благополучно необъяснимым образом проплыло мимо, бесследно просочившись через разлапистые уши невнимательного Эдика.

– Тебе сейчас двойку поставить или после обеда? – деловито спрашивает Александра Витальевна обескураженного собственной неловкостью и со страхом осознавшего своё паднение в лужу шестиклассника.

– Ой, не надо сейчас! Я после обеда отвечу, – умоляющим голосом частит Эдик и для вящей убедительности добавляет. – Честное слово! Честное-пречестное!

– Что, прямо за час и выучишь? – недоверчиво спрашивает Александра Витальевна.

– Выучу! – с готовносью и энтузиазмом уверяет её во всю щёку раскрасневшийся, пышущий жаром и убедительностью Эдик.

Александра Витальевна смотрит на его пошедшее малиновыми пятнами лицо и вспоминает своего школьного учителя физики и астрономии Алексея Елисеевича.

– Ну что ж! – говаривал Алексей Елисеевич, выслушав нечленораздельное мыканье и беканье вызванной отвечать одной из десятиклассниц – девчушек-хохотушек – Аллочки и Анечки.

– Ну что ж! – неторопливо произносил он. – Девочка ты, Аллочка/Анечка, хорошая! Поставим тебе три!

И было ясно, что Алексей Елисеевич прекрасно понимает, что не нужны ни Аллочке, ни Анечке, сидевшим за своей последней партой у окна, никакие Бойль вместе с Мариоттом, равно как и Джоуль с Ленцем, что никогда в жизни не пригодится им закон Гей-Люссака, да и на звёздное небо они посмотрят только на первом свидании, ну, может быть, на втором, но уж никак не вспоминая о парсеках и алголях. А само упоминание правила буравчика вызывет у обеих приступы неудержимого, до слёз, заливчатого хохота и повергает обеих в неостановимую истерику.

Есть такие девчушки, готовые при встрече хохотать над чем угодно и тем самым заряжать пространство вокруг себя весельем и ничем неукротимым оптимизмом. Казалось бы, над чем можно беспрерывно смеяться целыми днями?

А им просто хорошо! Им весело жить на белом свете! И они хихикают, едва взглянув одна на другую. Вот зачем пресекать эти благие детские привычки? Зачем девчушкам в блузочках с трогательными рюшечками помнить, что при постоянном давлении объём постоянной массы газа пропорционален абсолютной температуре, как утверждал вышеупомянутый Гей-Люссак? Пусть лучше учатся печь румяные пирожки с капустой и булочки с корицей! Окончат они через год школу и, даже не подумав об институте, повыходят замуж и нарожают очаровательных здоровеньких девчушек и мальчишек.

А потому, сдвинув очки на кончик носа и оторвавшись от журнала, смотрел Алексей Елисеевич на последнюю парту и произносил свою обычную философски-мудрую сентенцию:

– Ну что ж, Аллочка/Анечка! Девочка ты хорошая! Поставим тебе три!

Вот и Александра Витальевна вспомнила сейчас этот добрый посыл.

– Ну что ж, Раззубов! – с интонациями незабвенного Алексея Елисеевича произносит она. – Учи Крылова! – и добавляет. – Умеешь ты комплименты говорить!

– Главное, что искренние, а не корысти ради, – тихонько бормочет она вдогонку.

Раздаётся долгожданная громкая трель звонка, и пространство в одночасье меняется.

– Урок окончен, – говорит Александра Витальевна, обращаясь к вскочившим со своих мест ученикам, – идём в столовую, и я жду вас после обеда.

– Спасибо, Александра Витальна, – скороговоркой выпаливает Эдик и вместе с одноклассниками бежит обедать.

После большой перемены на уроке литературы учительница решает дать фору неловко севшему в галошу Раззубову, а потому не спрашивает его сразу и начинает с беседы о лести, комплиментах, простодушной и самоуверенной вороне и лицемерной лисице. Потом она вызывает отвечать басню Сабиночку, и та отчётливо и образцово-показательно отчеканивает строфу за строфой.

Александра Витальевна всё это время поглядывает на Раззубова – тот использует возможность вовсю, перечитывая басню по учебнику и слушая её в высокохудожественном исполнении отличницы.

«А теперь послушаем начальника транспортного цеха», – смеётся про себя учительница, выставляя умнице Сабиночке пятёрку.

– Ну что ж, Раззубов, – говорит она, – твой час настал! Или кто-нибудь ещё хочет рассказать басню?

Она подспудно помогает бедному Раззубову, надеясь, что очередное прослушивание текста окажет на него благоприятное воздействие.

С последней парты решительно поднимается рука капитана футбольной команды, в которой Эдик самоотверженно стоит на воротах, – серьёзного и ответственного Игоря.

Учительница оценивает инициативу друга, бросающегося на амбразуру с целью оттянуть час расплаты для Эдика. Будут неуды в команде, и её не допустят к соревнованиям – тренер суров!

Она вызывает к доске Игоря, и тот очень старательно, с правильным интонациями, красиво рассказывает басню.

Александра Витальевна ставит герою, закрывшему собой товарища, пятёрку и вопросительно смотрит на Эдика.

Тот кидает последний взгляд на страницу учебника, тяжело вздыхает и выходит к доске.

Он волнуется. Но начинает довольно бойко и прочитывает первые строки вполне сносно, хоть и поспешно, автоматически и без выражения. Затем декламация замедляется, перемежается запинками и продолжительными вскидываниями глаз к потолку.

Одноклассники горят азартом и желанием помочь. Во время пауз и мучительных вспоминаний первых слов в начале строф чтец прислушивается к затаённым, но весьма ощутимо слышимым подсказкам со всех парт. Сотоварищи с замершими сердцами следят за спектаклем, больше напоминающим спортивный забег, и болеют за одноклассника.

Александра Витальевна не пресекает подсказок, она понимает, что нет лучшего повода и пути для воспитания коллективизма, товарищества, поддержки и единения.

А потому делает вид, что не замечает беззвучно открывающихся ртов болеющих за Эдика одноклассников, а также не слышит азартного шёпота, когда Эдик долго изучает потолочные лампы, вспоминая начало строки и неуверенно мыча что-то нечленораздельное.

– Вещуньина... – приглушённо по всему классу звучит коллективная подсказка во время очередной затянувшейся паузы.

Эдик, хватаясь за брошенный ему одноклассниками спасательный круг, подхватывает:

– Вещуньина с похвал вскружилась голова.

По мере приближения к окончанию добровольно выбранной экзекуции Эдик проникается самоуверенностью. Произнесённое скороговоркой, с прерывающимся дыханием, долгожданое окончание басни звучит бравурно:

– Ворона каркнула во всё воронье горло:
Сыр выпал – с ним была плутовка такова.

Выпалив концовку громко и одним махом, Эдик с чувством выполненного долга и освобождения облегчённо выдыхает и всей пятернёй закидывает на макушку распавшуюся на мокрые пряди чёлку.

Класс затаивается и ждёт учительской реакции – Эдик всё выучил и рассказал, пусть с запинками и без должного выражения, но на следующем уроке.

Александра Витальевна представляет, как он, преодолев марафонскую дистанцию, обрывает финишную ленточку.

«Уговор дороже денег», – думает она.

– Ну, друзья мои, и что мы поставим Раззубову? – улыбается и спрашивает Александра Витальевна, глядя в двадцать пар широко распахнутых глаз.

– Пятёрку, – убеждающе кричит с первой парты верный друг бенефицианта ярко-рыжий Славик.

– Какая же это пятёрка? – размышляет и спрашивает учительница. – Вот смотрите: задание дома не выполнил. Запинался, начало строк забывал.

– Да, – разочарованно и на пониженных нотах проносится по классу.

– Минус балл, – говорит Александра Витальевна и продолжает. – А рассказывал с выражением?

– Нет, – в унисон печально летит по партам констатация неоспоримого факта.

– Минус ещё балл, – справедливо подводит итог учительница и обращается к Эдику. – Тройка тебя устроит?

– Ой, не ставьте, пожалуйста, тройку, – сразу находится Эдик, – я завтра вам всё на пятёрку отвечу.

– Ну что, дадим шанс? – спрашивает учительница класс.

– Дадим! – вразнобой слышится с разных парт.

«Этот мальчик нигде не пропадёт», – думает Александра Витальевна и соглашается выслушать басню на пятёрку завтра.


«Комплимент» – Рига, 2025.