Девятая сказка, подростковая

— Пап, а что такое любовь?

— ух, как ты быстро выросла.

— Пап, я серьезно.


— Хорошо, представь, что ты больше не увидишь человека, о котором думаешь. Тебе будет лучше или хуже?

— Мне кажется … хуже…

— Вот ты и сама ответила.
Малыш, это действует в любом возрасте, и в твоем, вы в классе, уже наверно друг другу записочки  пишете «я тебя люблю, давай дружить».
И в моем, когда взрослые уже стараются не кидаться этим словом.

— а откуда ты знаешь, про записки? я ж тебе не говорила.

— я что сразу папой родился?

— а почему ты меня все время Малышом называешь?

— потому, что ты для меня всегда Малышом останешься, я тебя из роддома забирал, ты была маленьким, красным, кричащим кусочком мяса.
Ты даже головку не могла сама держать. Боялся к тебе прикоснуться, такие тоненькие ручки, пальчики, что страшно сломать.

— А Смелого ты тоже Малышом называешь.

— Смелый и ты, вы уже одно,  вы же вместе так сплелись, что вас уже и не разделить, вы вместе растёте.

— так он тоже, спрашивает про Любовь?

— он уже начинает знакомиться с этим новым чувством для него.


— как мы одно целое? Он же мальчик, а я девочка.

— ну и что? в любви не важно, кто мальчик, кто девочка, оба идут навстречу друг другу. Не бывает безответной любви.

— я ответил на твой вопрос? продолжим про Смелого?

— Пап, я должна подумать.

— хорошо, позже подумаешь, а сейчас про Смелого?

— да

— Тогда, раз мы про любовь, пусть и у Смелого будет первая.
Может, и единственная?
Начали:
В порт зашла маленькая яхточка. Не чёрная, не злая, а белая, быстрая,  вся в флажках. Она была совсем ещё юная, только-только спущена на воду.
Смелый впервые увидел её днем, когда она вихрем пронеслась мимо, оставив за собой веселый смех и пенную дорожку.
— Догоняй, курносый!
— Ух ты! — только и успел подумать он.

С тех пор,  почему-то их все всё время видели вместе.
— Ты же понимаешь, они не договаривались о встрече, просто так получалось: то она шмыгнёт из-за пирса, то Смелый выскочит ей навстречу. Как у тебя наверно, с твоим соседом по парте.

— Ой, папа, перестань.

— не буду, продолжим:
И всегда всё заканчивалось одинаково — смехом, брызгами и игрой.
Они гонялись друг за другом, слегка сталкивались бортами, как дети, которые толкаются плечами и сами же от этого смеются.
Яхточка крутилась вокруг Смелого, дразня:
— Ну, догоняй! Ты же буксир, сильный!
А Смелый делал вид, что сердится:
— Подожди, я тебя поймаю! и разгонялся, чтобы догнать. Он так торопился  и так смешно бултыхались его старые шины на бортах, что яхточка все время смеялась, уворачиваясь от неуклюжего буксира.
Но иногда, яхточка нарочно поддавалась, и Смелый её догонял, ей почему-то нравилось когда она касалась его старых шин.
И тогда они тихо качались на волнах, борт о борт. Они не говорили о «любви», не обещали друг другу ничего.
Смелый ей рассказывал истории, которые он слышал от старого лайнера, рассказывал о буре которую он пережил, о чайке, его единственном друге и о друге который его предал, о черной яхте.
А яхточка, с замиранием слушала и почему-то ей хотелось ещё ближе прижаться к старым шинам.

Им просто было хорошо вместе: играть, касаться бортами, чувствовать, как в груди появляется что-то новое, лёгкое и непонятное.

— Пап, так это и есть любовь?

— Это её самое начало. Самое светлое. Без слов, без условий. Просто когда тебе рядом с кем-то легко дышать.

— А дальше?

— А дальше, мы будем спать, и завтра продолжим,
Смелый и яхточка сами решат, что будет дальше.
Они могут быть вместе, а может яхточка выберет другой Большой Белый Парусник, не покарябанный, смешной, курносый буксир-толкатель.
В жизни, все бывает, Малыш.
Спокойной Ночи.

— Спокойной Ночи пап.