Глава 1. Действие 2

2
Юноши молчали все то время, что готовились выходить с опушки. Молчали они также пока шли по лесу, по следам – ищя перья, запахи, и помятости на земле. Вела их, в основном, Марта, уловившая след, но периодически скулящая. Отвлекаясь на мелкую лесную дичь и выказывая нежелание идти дальше. Легкий свист княжича помогал ей опомниться.
К полудню солнце скрылось, в чаще стало темно, почти непроглядно, и сразу же мертвенно тихо. Только редкие лучи света освещали дорогу.
Они поняли. Поняли что дошли к месту, когда гончая начала скулить и отказалась идти дальше. Перед ними вырос бурьян, высокие черные сосны и кусты еще полные листьев. Привязав собаку к широкой сосне, вздохнув, и посмотрев на своего товарища, княжич начал первым.
– Ну что ты, Марта, свихнулась? Она не хочет идти дальше. Скажу вернее – дальше она не идет. Я тянул. Свистел. Даже ударил ее! В землю прикопалась и всё! Яков! – Яков всё это прекрасно свидетельствовал, но потуги князя принял молчаливо и не разделял. Хотя возникла тревога, сжимающая руки. Такое он и правда видел впервые – эта порода специально выведена для охоты за насмешницами. Юноши знали это. Оба.
 
–Один, мож два холма, и мы придем к их гнездам. Дико, что Марта себя так ведет. Еще диковее, что они сами на нас не вышли. Мы конечно не шумели, но чтобы те нас не заметили – бред. Они звери, а зверь человека чует за версту.  — Ответил ему беспокойным голосом Яков. Слов лучше он не нашел. Да и не хотел искать. Сейчас он пытался уловить происходящее, поймать что-то, чего они упускают. Не видят. Но в голову не приходили мысли.
– Насмешница — опасная, беспощадная  животина –  Продолжил Яков минуту спустя. “Легко убивающие человеческого ребенка” подумалось ему, но озвучить это сейчас он не решился. Яков охотился за ними уже в третий раз. Первый был на его личном посвящении четыре зимы назад. Второй — три зимы назад, когда он сопровождал Ремана, одного из старших братьев Иггеля. Сейчас все было иначе.
– Возможно олени и козы, которых эти твари жрут поднялись дальше, в горы, на юга, по склонам. – вновь добавил Яков. Он понимал, что если сейчас здесь насмешниц не окажется — идти в лес плохая затея. Скоро начнутся дожди, перевалы может размыть, лесные тропы затеряются, ориентироваться станет невозможно. Иггель молчал. Кажется даже не слушал. О чем он думает Якову было не знать.

Двигались юноши быстро, но тихо, прижимисто, стараясь не отрываться от земли. Вскоре, за зарослями высокой прошлогодней травы и молодых ягодных кустов, показалось неаккуратное, свитое крупными ветвями гнездо, украшенное оленьими рогами и костями.
До него было шагов пять, считай один рывок, и юноши бы сразу  сравнялись с ним. Но что-то было не так. Вот совсем не так. Марта идти сюда отказалась, а как о ней отзывался Миркич — старший сын князя — она была «настоящей охотничьей породы, смелейшей из собак». Юноши оставили ее под дикий скулеж у той сосны.
 
Княжич решил проявить храбрость там, где делать этого не стоило. Двинулся вперед, к холму, не видя при том его оборотной стороны. 
Вообще, думалось Якову, что основная проблема Иггеля не в его «нерешимости» или физической слабости, а именно что в отсутствие чувства. Он не умел понимать ситуации, не читал время и действия, всегда полагался только на наитие. И оно всегда его подводило.
Яков наоборот же, руки расслабил, решил осмотреться и понять, почему гнездо никто не защищает. Сейчас — в середине осени — насмешницы должны были отложить яйца. Самцы — обычно мелкие и черно-серые — остаются в гнездах. Самки — с рыжими крыльями и зелеными хвостами — уходят на охоту.
Яков двигался вприсядку. Вспомнил страшный запах гнили, характерный стрекот и смех. Ничего из этого сейчас здесь не было. Просто не было. В одном из самых больших гнезд, которое было по эту сторону гор. Юноши не увидели даже яиц, что сейчас должны были заполнять гнездо. Иггель тем временем встал над ним, рассматривая остатки перьев, старые кости и скорлупу.
Яков постепенно погружался в свои мысли – это его особенная черта. Вот любил он задуматься, улететь в облака, потеряться. Только сейчас, спустя часы после пробуждения и суеты, начали доходить до него сны, гремящие накануне. Тут и тьма вспомнилась, и Исска, и необычный меч со странными синими рунами на клинке, и борода, и длинные волосы, которые Яков никогда не носил. Да и куда там? По мужской линии в его семье нормальной бороды ни у кого нет. С бородой изображается Святой Онцифор, его древний предок, но тут уже как посудить, едва-ли у настоящего Якова есть с ним какая-либо связь.
И все это продолжало бы играться беспокойным потоком в разуме юноши, если бы не испуганный визг Иггеля. Яков и сам сначала испугался, причем прежде чем успел понять что происходит. Осмотревшись, он заметил огромного петуха, с драконьими крыльями и гигантскими лапами. А главное — с ужасными, черными глазами и красными, змеиными, зрачками. Чудище ужасно пыхтело, трясло хвостом, медленно подступая  к Иггелю из темных лесных кустов, завораживая и пугая своим взглядом одновременно. Княжич поднял копье, начал пятиться назад, но передумал, в очередной раз проявив свое ужасное чувство такта.

Ранее Яков никогда не видел таких чудовищ, и лишь в голове появились мысли – "Чудище, тень старых сказок". Их еще по отрочеству доводилось подслушивать из пьяных разговоров старших. Ему и в голову не могло прийти, что что-то столь ужасное, мерзкое, богоотвратное, способно существовать на этой землу. На его родной земле...
Чудище вышагивало, аккуратно, уверенно. Он не издавал никаких звуков, лишь цокал и тяжело дышал, но взгляд его, холодный, мертвый, стеклянный, пробирал до дрожи. Пугал. Тревожил. Буквально кричал – “Бегите, бегите, бегите” тем ужасным голосом из сна.
Чудище, с пузом покрытым черной чешуей, с двумя когтистыми куриными лапами, уже подошло к Иггелю на расстояние рывка. Ловко запрыгнуло на край гнезда. Заверещало ужасным, диким, безумным звуком. Яков точно знал – так не звучит ничего живого.  Птицы со всего леса, кажется разом, решили покинуть свои насесты. Сама земля начала уходить из под ног, Яков упал. Сразу за воплем  – звенящая тишина. Словно звуков никогда не существовало.
Наступил решающий момент — право первого хода. 
В голове Якова сразу начали проясняться события, сон стал дурным знамением, времени думать становилось все меньше. Чудище еще не заметило самого Якова, или не предало ему значения.
Это давало крохи преимущества, но существенного ли? Яков на знал как биться с этой фантастической тварью. В сказках герои били чудищ фантазией, или чем-то сродни умственной прыти, но не силой. У Якова прыти не было. Ума – сейчас тоже. Только выточенные за годы охоты рефлексы – резко вынув стрелу и прицелившись около шеи, он выпустил ее. Свист разбудил лес. Вороны вернулись на деревья, чтобы вновь сорваться с них. Вдали раздался едва различимый крикливый смех, ожили деревья. Чудище не ожидало такого, не видело стрелы, было слишком сфокусировано на Иггиле. Словно не ощутило, как стрела с хрустом вошла в шею. Но после дернулось, завыло, рывком подлетело к княжичу, копье которого уперлось в жесткую чешую пуза и треснуло, обломилось пополам. Лапа чудовища с когтями направилось на юношу, но тому удалось обернуться, закрыться за ободком гнезда, с оборота рухнуть в него и удариться.
Он тут же вскочил на ноги, неуклюже, упал вновь, поцарапал ладонь об обломки костей, в попытке разогнуться больно ударился головой.
Яков стрельнул еще раз, не попал, стрел осталось всего пять, и их могло не хватить для спасения жизни друга. Иггель опешил, когда тварь рванула в его сторону вновь, дернул перед ее пастью кинжалом, промазал, почувствовал тупую боль, монстр тоже промазал — вместо когтя на изгибе крыла, ударил им целиком. От сильного толчка Иггель полетел, упал  за гнездом, покатился вниз.  Ребра начали болеть, воздух выбивало при ударах о землю, сгруппироваться не получилось, упал на спину с противоположной Якову стороны.

Подняться не получилось – чудище уже возникло из ниоткуда, встало прямо над юношей, закинуло голову вверх, готовясь клюнуть того. В этот раз Яков не успевал, бежал, но не успевал. Иггель заметил, что в правом крыле чудища торчит коготь, серпообразный. По началу он даже спутал его с обычным серпом. Ему удалось увернуться от клюва, пнуть опешившего монстра в торчащий коготь. Тот заверещал от боли, завыл. Из шеи текла кровь, черная, густая, как смола.
Иггель понимал одно – нужно тянуть время. Оно на его стороне. Но как? Якова рядом нет, все еще нет, копье сломано, кинжал остался в гнезде, а чудище – вот оно. Здесь. И словно понимая это, оно вновь завыло, дернулось, попыталось расправить крылья, взлететь, но не смогло – правое крыло было повреждено. Твари удалось лишь отпрыгнуть в темноту.  Иггель замешкался, не понимая что ему делать.
– Иггель, не спи! – крикнул Яков словно не своим голосом, а тем, который звучал у богатыря в его снах, кинув княжичу свой кинжал. Он уже был в гнезде и готовился стрелять из лука.

Княжич очнулся, пришел в себя, взлетел на ноги, бросился за кинжалом, успел схватить его прежде чем тварь вновь бросилась на удар.
С разгону , как учили, что дикий зверь, влетел мальчик длинным кинжалом Якова сначала в клюв чудища, но не смог даже поцарапать его, они разминулись, оказавшись друг у друга за спинами. Теперь Иггель стоял во тьме сосен, а чудище вышло на опушку перед гнездом.
Яков не мог стрельнуть. Был риск зацепить  княжича. Тварь обернулась, тяжело хрипя. Она и до того была ранена, дергалась каждый раз, когда опиралось на правое крыло. А сейчас в ее шее торчала сделанная на славу охотничья стрела. Та, что убивает свою жертву не от попадания, а от кровотечения. 
Иггель на бешенном чувстве, словно пробужденном зверином инстинкте, бросился на спину чудища, стоявшего к нему вполоборота, но пропустил тяжелый удар хвостом. Тот был как змеиный, а в окончании имел отросток напоминающий булаву.
Юные ребра захрустели, мальчик улетел в кусты, в очередной раз потеряв воздух от удара спиной о жесткий ствол дерева. Сил подняться не было, сознание начало исходить, сердце забилось так сильно, что заболела грудь.
В тот момент Яков стрельнул еще раз. Попал. На этот раз в глаз. Пробил. Потекла серая жижа, за ней – черная кровь. Чудище не смогло завыть — Яков стрельнул еще раз, снова в шею, наконец пробив дыхательный канал. Издался ужасный хрип, тварь влетела с разбегу в соседнюю небольшую сосну, сухое дерево треснуло, обломилось пополам, а после, ударило о землю.
Тварь лежала. Яков подошел к ней ближе. Настолько, насколько это было возможно. Чудовище на него не смотрело. Целый глаз был с другой стороны. Иногда оно сжимало когти или дергало кончиком хвоста, но встать и ударить — не могло. Только сейчас Яков заметил явный петушиный клюв, полный острых, волчьих зубов. У чудища было два крыла, каждое с когтем на сгибе, при том левый коготь был обломан, из головы торчали бычьи рога, но куда меньше, острее, длиннее. Брюхо чудовища было покрыто черной чешуей, каждая чешуйка — размером с ладонь юноши. Хвост рассмотреть не успел, вспомнил об Иггиле, бросился к нему в кусты.

Якова трясло, пугало, внутри все сжималось. Чудище было мертво. А жив ли княжич? Что, если нет? И думать об этом не хотелось.
 
Тяжелый вздох, хрипы Иггеля. Как кипятком обдало Якова четким осознанием о состояние княжича. «Жив! Он жив!»

–Игги, как ты! Друже! — заволновался о нем Яков, стараясь помочь тому встать.
– Не кричи, дурной, поди еще чего придет сюда. Не кричи! Я – живой.
– И дальше что? Нужно тебя осмотреть, проверить, убедиться в этом в конце концов!
– Нужно, токма ты – не лекарь. Как водится. Да и знаться буде, парой сломанных косточек отделался, если да, да и ушибом. Чего ты паникуешь? Лучше помоги встать… – Иггель говорил это с трудом. Он больше хрипел, сопел и ревел.
– Князь, нет, давай забываться не будем. Устроим привал, осмотрим тебя. Все разговоры потом. Давай потом. Тьфу!– выругался Яков, помогая подняться своему господину.