Пропуска нет. Город Зеро

Пропуска нет. Город Зеро

Сюжет фильма Карена Шахназарова «Город Зеро» при поверхностном  просмотре производит впечатление абсурдного навала сцен, сцепленных в случайной последовательности, – если исходить из предполагаемой логики изображения позднесоветского урбанистического быта, – но странности легко развеиваются сразу, как зритель догадывается, что действие целиком протекает в плоскости политической символики, и что завязка, загримированная под производственную драму, нужна для оживления абстракций, могущих в направленном свете показаться грубыми и посредственными.

Скажем, внезапное и бессмысленное самоубийство повара Николаева символизирует распад СССР – эта лобовая метафора, будь она открытой, была бы отвергнута публикой с тем же недоумением и негодованием, как Варакиным пресловутый торт. Отчего распался СССР? По сугубо внутренним причинам – повар Николаев покончил с собой. Мотивация предъявляется: началась перестройка, советские граждане отказываются от партийного идеологического десерта, отказываются считать священной память о репрессивном сталинском прошлом, отказываются кушать торт в виде собственной головы. Но конспиролог-прокурор вопреки очевидным фактам – всё произошло на глазах множества свидетелей – развивает шизофреническую версию коварного внешнего заговора: повар был застрелен/СССР развалили. Претенциозная тирада оратора, его строгий кабинет и прокурорский мундир производят впечатление на Варакина, привыкшего доверять представителям власти, а зритель заинтригован намёками на детектив и затейливую тайну, однако обозначившийся саспенс быстро сдувается, а загадочные западные злоумышленники так никогда и не появляются и даже больше не упоминаются сбрендившим правоохранителем, пробивающимся на подпевках у старых-новых хозяев.

До начала своей карьеры в гастрономии, Николаев работал в ОБХСС – органе исключительно карательном, а его подруга-бунтарка бредила рок-н-роллом, то есть Варакина – современную Россию, породил союз спецслужб и оппозиционеров, очарованных не свободами, предлагаемыми Западом, а пустяковым западным изобилием и убогой западной поп-культурой. Поздней эту очевидную схему вновь использовал Валерий Тодоровский в «Стилягах».