Окно Тодда одна судорога один диагноз

Поступление было будничным. Парень, 28 лет. Судорога — одиночная, генерализованная, на фоне полного здоровья. Без потери сознания. Скорая, КТ, глюкоза, натрий — всё в пределах нормы. Жалоб больше не предъявляет. Говорит, что «просто перенервничал».
— Судорога была?
— Была. Но не такая, чтобы "прямо судорога-судорога". Вдруг — и всё. Я уже лежу.
— А после?
— После... как будто язык не слушался немного. И голос стал глухим.
— Глухим?
— Да. Все, кого слышал, будто говорили через вату. И я — тоже.
Дежурный невролог пожал плечами.
— Может, это просто постиктальный период?
Профессор молчал. Он уже смотрел на руки пациента. Левая — чуть отставала при пробе. Не слабость, нет. Неловкость. Незаметная. Почти стираемая.

МРТ сделали в тот же вечер.
Отчёт: "Инсульт — не выявлен. Очагов острой ишемии нет."
Но профессор знал другое. Он смотрел не на картинку, а на время.
— Сколько прошло с приступа до МРТ?
— Почти два часа.
— Слишком рано.
Он попросил повторную МРТ через 24 часа. Никто не спорил — с ним не спорят, когда он говорит спокойно.
И через сутки Т2 показало: малый очаг ишемии в доминантной височной доле, в области переднего отдела верхней височной извилины — зона первичной слуховой обработки. Именно она и давала искажение голоса.

На утро пациент сказал:
— Как будто мне всё вернули. Голоса стали нормальные. Свои.
Он улыбнулся. И добавил:
— Вы, наверное, всегда знали, что это не просто судорога?
Профессор посмотрел на него спокойно.
— Я знал, что судорога — это звонок. А дальше — нужно было открыть дверь.

Эпилог.
Когда ординатор спросил, как можно было догадаться по одному описанию «ватных голосов», профессор ответил:
— Потому что слух — это не только ухо. Это мозг. А мозг говорит — даже когда молчит. Главное — не перебивать.
Он направился в ординаторскую. На столе лежала новая история болезни.
Пациентка, 74 года. Периодические провалы памяти. Все думают: старость.
Профессор взял ручку.
— А если это не старость, а чужая история, рассказываемая её мозгом заново?


Рецензии