Шутовская страсть

Страсть шутовская словно злая доля,
Паяц, влюблённый в ледяную стать.
Отведена единственная роль —
Её Величество смешить и развлекать.

Жонглёр и маг, искусный на пирах,
Бубенчики звенят на колпаке.
А в золочёных королевских зеркалах
Тень буффонады плачет вдалеке.

Старается паяц, так ищет взгляда,
Надеясь искру отыскать свою.
Но властной деве нравится бравада,
Как лютая зима в заснеженном раю.

Смеётся королева, хлопает в ладоши,
И кинет розу как случайный дар.
А для него нет ничего дороже,
Чем этот колкий, мимолётный жар.

Приходит ночь, и сброшен грим устало.
И бархатный костюм, заплаканный во мгле,
Лежит на стуле. Как шута достала
Судьба быть самым грустным на земле.

Страдает, дурачок. Не замечает свита,
Что под личиной вечного слуги, —
Душа, как мотылёк, горит в огнях софитов,
Никто в печали не подаст ему руки.

Паяц один. На небесах кровавая луна,
То время перемен, и коридор затмений.
И безответная любовь... Зачем она дана?
И сполохи страстей и страхов бремя.

А завтра карнавал — и смех, и пляска,
И звонкий голос, рвущий фетиши.
Простой народ не видит, как под сказкой,
Кровоточат осколки раненой души.

Он будет кувыркаться, падать на колени,
Изображая радость, преданного пса,
Искать, как в цирке клоун на арене,
Холодные как Арктика, Величества глаза.

От счастья сердце станет замирать,
Когда она, устав от церемоний,
Ему позволит руку целовать,
Сказав: «Неси скорее склянку благовоний».

Он побежит, сгибаясь под поклажей
Немой любви, что не поднять плечу.
Шут — тень и верный рыцарь-пажик,
Приговорённый к звёздному лучу.

Лучу, что греть не может, только светит,
И манит в недоступную лазурь.
Он верный подданный на огрубевшем свете,
Попавший в эпицентр личных бурь.

И повелось, извека в следующий век,
Пока не смолкнет бубенцов мотив,
Живёт влюблённый, грустный человек,
Свою великую печаль в шута вместив.

2025 г.