Часть первая. По волнам морей неудостоенных...

Часть первая. По волнам морей неудостоенных…

Дом стоял во дворе. Прятался за сторожевыми воротами с новехоньким кодовым замком и оградой двора, выкрашенной темным суриком. Ограда с боков оставалась старая, вдоль длинной стены полого осыпалась.

Кошки, собаки и не только они, могли гулять мимо забора во двор или в дом.

Тот Джек, который построил дом, давно потерялся посреди давнишних, прошлых столетий.

Но дом стоял и о возрасте своем не задумывался. Немного оседая, прогибал потолки, выпячивал стены, врастал в землю.

Обитатели в доме жили разные. Жил - был во дворе кот. Его хозяин, в чем - то бывший, а нынче пенсионер, читал во дворе Есенина, печатал его стихотворения, как собственные стихи, гордился собственным творчеством и происхождением своего, почти сибирского, кота.

Но забывал питомца кормить. И выпускал гулять свободно, и даже зимой, кота в доме на ночь не оставлял. Но, может быть, Юрий Константинович сам не имел нужного тепла. Зимней ночью тусклый свет виднелся в окне его комнаты. И непонятно было, чем же старик обогревался, быть может, самодельным устройством, работающим на электричестве...

Ведь после очередного ремонта другие соседи так отремонтировали крышу дома, что старику последнюю печную трубу снесли. И газа в доме он тоже не имел...

Его кот жил произвольно. Звался Багиром, когда угощали рыбой. Вслед за куриной костью легко отзывался на имя «Марс» и «Барс». Гулял во дворе и грелся на солнце летом, зимой ходил в гости.

Стремился там же поужинать или заночевать. А если «в гости» впускали не сразу, он скребся под дверью, мяукал, просился...

От тяжестей жизни кот приобрел богатый мех, не однотонный, а переливчатый, и перламутровый, нежно - серый.

На солнце мех блестел и лоснился оттенками различных шелковистых тонов, и был кот красив и всем двором за это любим...

Являлся следом за прозвищем «Пантера» и шел, и кушал. Кот был всем доволен, когда угощали колбасой. И даже прозвище младшей дочери, пока еще маленькой настолько, что она теряла в словах и звук, и букву «Р»: «Ма - а - сик, Ма – сик», кота устраивало, лишь бы ему подливали молочка...

Различные жильцы и гости дома стекались на куриный суп. Они выходили в разведку, сверяли запахи усами или носом, творчески мыслили.

Они собирались к обеду, сидели и сторожили остатки, затем гостили...

Приходил взрослый кот Серый Нос, бывал в гостях кот Рыжик. И каждый из них заслуживал отдельного описания и видом своим, и повадками. Но в узких рамках короткого рассказа нельзя рассказать о многом или обо всех.

Еще приходила редко, безымянная, бездомная собака с кривыми лапами и печальными взглядами мудрых карих глаз. Всегда голодная, она боялась.

И лишь от ее посещений защищали двор ворота и кодовый на двери замок. Собака съедала все остатки. Затем уходила.

Двор никогда не бывал свободным от жильцов. Рядом с общей уборной играли детишки, возились в песке. Их мамы следили за отпрысками строго, ароматов отбросов уборной или выгребной ямы не чуяли, запахов отходов не ощущали, наверное, привыкли.

Отмывала рядом принесенные со свалки мешки и бутылки неопределенного возраста пенсионерка состояния непонятного или неопрятного, возможно, к БОМЖу переходного. Возилась с тазами и ведрами, сливала во дворе помои, грязную воду.

Жильцы другие тоже ходили на промысел. Возвращались. Приносили бутылки, банки и прочий помойно – мусорный антиквариат. Купали его долго, всегда на дворе. И мыли, и прихорашивали, затем сдавали.

В тазах и ржавых ведрах мочили пакеты и разное старье.

Во двор выходила в фартучке на голое тело и майке Бабаня. С возрастом стерлись черты лица, исчезли особенности фигуры.

Осталось прозвище, стало единственным именем старушки. Ничьей бабушкой старуха не была. Любила в старом полотняном лифчике гулять по двору.

Ее волновали страшные истории о котах - насильниках, любителях крохотных домашних кошечек. Она любила детей. Но вот любили ли ее дети? Но сказки детишкам говорить Бабаня любила, она им рассказывала сказки часто...

И жили в старом доме другие люди искусства. Музыкант и скрипач, восьмидесяти с лишним годов, разбирал старые бревна, поступившие по льготной расценке с муниципального городского объединения.

Работая бодро, и без помощников он перетаскал пять с лишним кубометров дров за полтора часа. Потом дрова пилил.

Певица, пела часто, голосом, ныряющим или надтреснутым, выступала в концертах. В обычной, не концертной жизни она иногда теряла слух, тогда сдавала в ремонты свой слуховой аппарат. И была старшей по дому, и берегла, как собственную дочь, дворовую и общую колонку для воды, подозревая всех окружающих в злобных намерениях испортить ее. Или использовать «колоночку» по назначению, для того, чтобы налить ведро воды...

А, в общем-то, дом как дом. И, как везде в России, в одном подъезде и даже квартире здесь жили стражи правопорядка: ОМОНовец вместе с семьей. И рядом - бандит, как говорили разные дворовые слухи. Бандит был тоже семейным, женой и детьми обремененным.

Жила - была торговля. Представленная двумя лицами двух родственниц и женщин. Они торговали трусами, носками, другой мелочью. И мерзли зимой или пеклись на летней жаре ежедневно с девяти утра до двух пополудни.

Таскали мешки. И неизвестно было, как женщины назывались: коммерсантки или неудачницы...

Торговля трусами вдруг, в одночасье захирела. Теперь коммерсантки таскали на продажу репчатый лук.

Существовали они в жилицах двора и дома недолго. Со съемной квартиры скоро съехали.

И «СОПРОТИВЛЕНИЕ ДВОРА» представлено было. За что боролась и чего добивалась молодая девушка, сказать было невозможно. Быть может, она боролась ПРОСТО ТАК, и потому что «ПРОТИВ ВСЕХ» бороться ей нравилось.

А, может быть, обидели ее чем - то давно. Начало истории или обиды забылось, но страсти конфликта всё ещё кипели...

Дом возмущался, с ней судился. И тоже весь кипел.

Всего много в этой борьбе было. Склок, сплетен, жилищных скандалов.

А все потому, что дому недоставало жилищных удобств.

И я забыла рассказать, что дом, и двор располагался в центре обычного города. Дом - развалюху по соседству со старым домом из рассказа решили снести. Жильцы любили начало хороших дел и дали разрешения на снос и следующую застройку.

В то время Наш Дом был домом городским обычным, с канализацией, пардон, кое - какими ваннами, и даже теплыми уютными туалетами.

Вот рядом выросло новое, не скажешь, что красивое, но добротное и крепкое здание в четыре с половиной этажа.

Общее собрание жильцов – нового дома собственников постановило, что общая городская канализация дурно пахнет в их личном дворе.

Канализационные трубы ликвидировала, заодно отрезая от сливных сточных колодцев и наш многострадальный дом.

Теперь жильцы дома жили весело. И берегли, как «спящую красавицу» общественную выгребную яму в углу двора. Под нежные выдохи сброженных нечистот, жильцы – патриоты бежали мимо ямы, выскакивали с помойными ведрами на улицу и, озираясь, выливали содержимое, удобряли ближние кусты.

Их страданий никто не замечал.

Но нет, не так. Встать рядом и выругать, их мог каждый прохожий. И останавливались любые проходящие мимо, и стремились мораль прочитать, нотацию или просто так выругать.

А вот помочь, вновь подключиться в общую трубу благословенного сливного коллектора, на каждом уровне административного руководства жильцам дома отказывались.

Пенсионеры и старухи искали деньги и редко вызывали машину для очистки или откачки, для очищения выгребной ямы с ее особенно невыносимым осенью «амбре».

Однажды они опоздали. Морозы пришли раньше. Все «Золото» замерзло. И с треском выворачивалось посреди лютых холодов, становясь торосами и вонючими ледовыми глыбами.

Быть может, тогда повредились главные корни старого дома, примерно так же, как замерз зимой большой и старый орех. Так гибнут все или многие в наших жестоких северных широтах без правильной заботы или нужного ухода.

Ведь и о детях мы нынче заботимся часто, начиная отогревать их в середине октября, а заканчиваем греться вместе с центральным отоплением в начале марта. А наступившие следом бронхиты …

Нет, я не об этом.

А о том, что однажды, приближаясь к весне, старый дом вдруг неожиданно и шумно вздохнул и всплыл, затем сплыл, неизвестно куда, на особенной, волне оттаявших, поэтому действительно активных, даже реактивных фекалий...

С тех пор ни дома, ни его жильцов, никто и никогда не видел. Событие всколыхнуло массу слухов и общественный интерес. Как следствие, произошло пробуждение различных охранных органов.

По слухам, было возбуждено несколько уголовных дел, которых затихли или затухли в начале приближения летних жаров. Я уточняю: и отпусков...

Единственным нечаянным свидетелем была я. И видела, как, наклоняясь, освобождал свой фундамент дом. Он поднимался над сточными водами, приобретая осанку и вид, задевал и скрипел, затем поплыл, подобно, старинному кораблю.

Я благодарна сейчас бессоннице, которая выгнала меня дышать воздухом, жаловаться судьбе, выть ночью на бедную или бледную луну.

И верю слухам, которые редко приходят к нам, что жители дома были лишними для города и не нужны собственной стране.

И что же, жильцы злосчастного и старого дома? О них городской фольклор говорит, что плавают они где-то там, в волнах теплого Саргассового моря, пасут стада местных рыб среди полей морской капусты и других водорослей. Счастливы.

В немалой степени и оттого, что справляют свои нужды: большую, любую другую и малую посреди волн теплого, ласкового, экологически незамаранного океана.

А мы живем здесь тяжело, в неласковой стране с вечно холодным, даже в отсутствие морозов климатом, нуждаемся на период девятимесячной зимы в тепле и отоплении.

И, да, теплый туалет в каждой семье, остается несбыточной мечтой не только каждого городского гражданина, но и любого россиянина. Как и жилье для всей семьи, большое, просторное, уютно –теплое.

Скучаем на квадратных метрах тесного и неудобного жилья, коротаем время собственной жизни в бесконечности разных скандалов и склок и повторяем, и восстанавливаем один и тот же тип тех самых, невозможных для людей или убийственных взаимоотношений...

А если всех нас лишних, по - домашнему, поквартально, в алфавитном порядке городов, деревень и других поселений, да всей Россией, для отдыха, в теплое море Саргассовое, с водорослями, вслед за ненужным домом взять, да и сплавить, на полную свободу для исправления выпустить?

Быть может, что - то изменится в невыносимом к нам отношении?!