3. Государство как Театр от Нерона до наших дней

ИЛЛЮСТРАЦИЯ: Нерон Клавдий Цезарь Август Германик (37 — 68) — римский император c 54 ПО 68 годЫ, последний из династии Юлиев-Клавдиев. Реконструированное по бюстам в красках изображение Нерона волею художников напоминает поздние портреты Наполеона Бонопарта.                        

             Г О С У Д А Р С Т В О   К А К   Т Е А Т Р.  И  ТЕАТР  КАК   ГОСУДАРСТВО 
               
        ОТ РИМСКОГО  ИМПЕРАТОРА  НЕРОНА   ДО  ТИРАНОВ   В  ПРОИЗВЕДЕНИЯХ А.С.ПУШКИНА -   Н.В. ГОГОЛЯ  -  М.А. БУЛГАКОВА


ПРИНЦ  Г А М Л Е Т, наставляя актёров, говорит, что назначение и цель лицедейства «к а к  п р е ж д е,  т а к  и  т е п е р ь  б ы л а  и  е с т ь – держать как бы зеркало перед природой, являть добродетели её же черты, спеси –  её же облик, а всякому веку и сословию – его подобие и отпечаток. – У. Шекспир «Гамлет» (1599—1601). Перевод М. Лозинского
                *****************************************

В «РЕВИЗОРЕ»  я  р е ш и л с я  собрать в одну кучу всё дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за одним разом посмеяться над всем. - Н.В. ГОГОЛЬ «Авторская исповедь»(1847).
                *********************************************
               
«В Е С Ь    М И Р  –  Т Е А Т Р!» – ГОСУДАРСТВО КАК  ТЕАТР.  Как помним, печальнейший принц Гамлет с помощью странствующих актёров вносит в старую пьесу исправления, дабы его отчим король-убийца увидел на сцене отражение своих злых дел. «Властитель - самодержец» и «свободный художник слова – писатель,  драматург, поэт» - тоже определённые социальные «маски»:  самодержец - есть определённая на мировой сцене - роль.

 Маску "самодержец" принц Гамлет с коронованного зрителя как бы срывает со сцены  хлёстким напоминанием, что Клавдио стал королём ценой предательства и братоубийства. Император Всероссийский (1825-1855) Николай I (1796-1855) настолько отягощающих совесть несоответствием с буквой закона поступков не совершал. Николай I гордился, по его мнению, в им управляемом - "срежиссированном" государстве точным разделением и законопослушным исполнением чиновных ролей.

В 1836-м посмотрев премьеру гоголевского «Ревизора» Николай I якобы воскликнул что-то вроде: «Н у  и  п ь е с к а, всем досталось! А мне более всех!». Авторство государя спорно, так как фраза дошла до потомков, как говорится, - с третьих рук. Но в любом случае после премьерная внешняя лояльность государя была вынужденной: на кого было гневаться, когда он сам премьеру и разрешил, поверив "коварному" уверению В.А. Жуковского, что «в  к о м е д и и  нет ничего неблагонадёжного, что это только весёлая насмешка над плохими провинциальными чиновниками...». На деле же классический типичный и даже "избитый" сюжет популярной «комедии ошибок» в «Ревизоре» только слегка прикрывал острейший в совершенно новом ключе общественный фарс, в котором за уездным городком подразумевается вся Россия.

Государь Николай I так просто не сдался и сделал ответный анонимный вполне "хлестаковский" ход: по инициативе "свыше" императорскому театру была заказана пьеса на тот же сюжет, но с зеркально отражённым финалом: все чиновники-казнокрады наказаны, что резкую сатиру «Ревизора» с государственного уровня перевело бы на частный. Вот только более века  оставшемуся неизвестным автору заказной пьесы «Настоящий ревизор» (авторство князя Д.И. Цицианова доказано в 1985) далеко было до гения Н.В. Гоголя. И после нескольких представлений в пику Гоголю представленная контр-пьеса сама собой исчезла из репертуара.

Известный литератор, философ и религиозный мистик  Д.И. Мережковский возведёт мелкого чиновника и пустого молодого человека Хлестакова аж в пособники дьявола: мнимый Ревизор приходит за душой городничего дабы воздать нечестивцу за грехи. «Главная сила дьявола — уменье казаться не тем, что он есть...» — не стоит спорить с мистиками. Однако конкретно с психологической точки зрения и по определению самого Гоголя "без царя в голове" Хлестаков "говорит и действует без всякого соображения".

У Хлестакова нет - не наработано определённой социальной поведенческой маски, так же и сценическое амплуа  -  традиционная манера исполнения роли колеблется между проказником-затейником - шутом-эксцентриком - неизвестным незнакомцем (как граф Монте-Кристо!) и фатом. Это на то время для сцены было абсолютным новшеством. Гоголь вообще был недоволен своей комедии и исполнителями, и зрителями, и сам собою - авторским текстом, так что правил комедию до 1842 года. Такое тройное вкупе недовольство граничит со стремлением действительно мир сделать театром
... ну,хотя бы в лице зрительного зала.

Более всего Гоголь был недоволен исполнителем роли главного героя Николаем Дюром (1807-1837): «Дюр ни на волос не понял, что такое Хлестаков. Хлестаков сделался чем-то вроде... целой шеренги водевильных шалунов...» - хотя весьма многоплановый с богатой сценической биографией актёр Николай Дюр до того уже успел сыграть Чацкого. Есть мемуары, что и другие актёры были в затруднении, как же следует играть персонажей «Ревизора»?.. Новизна комедии ломала вообще все принятые сценические рамки.

В о з н и к а е т  в о п р о с: понимал ли сам к себе до болезненности требовательный Гоголь, насколько он сам  н о в ы й  драматург?..

В силу изобретённой Гоголем новой подачи роли Хлестаков прямо как по гамлетовой "прописи" - зеркало, отражающее в государстве высшие чиновные "роли". Но до глупости легкомысленный  Хлестаков эти ему от страха примысливаемые чиновниками роли на лету подхватывает-отражает и проигрывает в мыслях карикатурно: как они видятся "маленькому человеку". Например, какому реальному даже всесильному и амбициозному  министру нужны двадцать тысяч курьеров?! И разве власть и тем более ум министра определяются быстротой доставления прямо из Парижа ещё горячего супа?! Стоит только чиновникам заикнуться, как ввоображении Хлестакова эта чужая мысль сяв каррикатурную картинку.

И с точки зрения таких как бы спонтанно возникающих карикатурных отражений Хлестаков творчески более живой, чем закоснелые в своём двойном понимании "роли" (соблюсти видимость беспорочной службы и себя не обидеть) и боящиеся честного ревизора чиновники города NN. Вот что в том числе делает эту комедию Гоголя вне времени бессмертно хлёсткой.

Сходную с образом Хлестакова операцию Гоголь в "Мёртвых душах" совершит с образом Павла Ивановича Чичикова. В ворота гостиницы губернского города NN  губернского города NN въехал - "господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод. Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным..." Просто без особых и вообще без всяких примет господин  Н и к т о  въезжает.

 А вот испуганные и озадаченные чиновники губернского города NN  пытаются определить что за инкогнито такое скупщик мёртвых душ Чичиков: под какое жизненное амплуа он подходит? Сначала Чичиков был любезный всем миллионщик. Приписанное мнимое намерение увезти губернаторскую дочку ещё не пугает, но превращает Чичикова в эффектного романного героя. Потом мнения склоняются не в пользу героя: он "делатель фальшивых ассигнаций, скрывающийся под разными именами", или чиновник генерал-губернаторской канцелярии: то есть новый ревизор, или фискал- шпик.

"П р о т и в  д о г а д к и, не переодетый ли разбойник, вооружились все... в разговорах его ничего не было такого, которое бы показывало человека с буйными поступками". В итоге даже предположат, что Чичиков - переодетый Наполеон Бонопарт... Но ведь это всё не о Чичикове: это всё волнующие умы чиновников "роли". И вдоволь насмеявшись, Гоголь сообщает, что достаточно уже было благородных героев, а теперь "припряжём и  п о д л е ц а": вот так «отпечаток» своего времени! Отвесил Николай Гоголь "своему времени" изрядную пощёчину!

Государи, и «век» не слишком жаждут видеть отражение своего не приукрашенного некрасивого «отпечатка», поэтому творцы постоянно ищут новые средства художественного отражения, дабы заинтересовать публику и обмануть упрямцев у власти. Представим, что в годы уже сталинского террора 1930-х годов талантливый, знающий историю  драматург – наследник высших гуманистических традиций (это условие обязательно!) русской литературы мучается вопросом: как же так получилось, что означенные гуманистические традиции русской литературы совершенно разошлись с происходящим в стране? Почему Достоевский «Бесы» создавал как предупреждение, а аукнулось как чуть ли не пародийное пророчество?!

 Едва ли настоящий - "от бога" прозаик или драматург эту проблему начнёт примитивно решать с поисков единственно во всём виноватых «врагов народа» или единственного тирана - абсолютного злодея. Для Михаила Булгакова (1991-1940), в первую очередь, гуманистические традиции русской литературы были неотделимы от имени Пушкина. А тот всегда стремился явить пером сложные многоплановые характеры.

 Пушкина восхищал характер Анджело в пьесе Шекспира «Мера за меру»: «Л и ц а,  с о з д а н н ы е  Шекспиром... существа  живые, исполненные многих страстей, многих пороков.  Обстоятельства развивают перед зрителем их  разнообразные и многосторонние  характеры. <…> Анджело лицемер, потому что его гласные  действия  противоречат тайным страстям! А какая глубина в этом характере!» (Пушкин, заметки 1835-1836 гг.)

 Д о б а в и м: Анджело глубок и сложен, потому что начинает властвовать с искренним желанием искоренить в государстве пороки. Но оказывается, что искоренитель не знает сам себя, и искоренение пороков оказывается вдруг чрезмерно до бесчеловечности жестоким, потому что правителя вдруг подводит проснувшаяся страсть. И вот уже граница меж добром и злом утеряна. Правитель предстаёт сластолюбивым тираном.

В  ПЬЕСЕ   ШЕКСПИРА «МЕРА  ЗА  МЕРУ» стирание грани между добром и злом случается без помощи ведьм и прочей нечистой силы. В этой пьесе по сюжету мнимо уехавший герцог передаёт полноту власти - делает своим наместником самых высоких моральных правил придворного Анджело. Которого герцог в тайне желает испытать: «К о г д а  достигнет  в л а с т и, – Как знать! Увидим, как себя явит Тот, кто безгрешным кажется на вид». Герцог определяет и меру того, когда суровый правитель всё же ещё не тиран:

Т ю р е м щ и к.  Жесток наместник наш!

Г е р ц о г.  Не то, не то...         
  ...Ели б сам он грешен
Был в том, что так преследует в других,
Тогда б он был тираном, но теперь –
Он только справедлив.
      ************
 
Власть – всегда тяжёлое испытание. Анджело, воспылав преступной страстью, с неожиданной для самого себя лёгкостью переступает грань между добром и злом. Чтобы бы заполучить понравившуюся ему добродетельную девицу, Анджело готов преступить закон и мораль - готов к обману, шантажу, убийству:

                ...Теперь я начал 
И со своих страстей узду снимаю 
                ...Клянусь я страстью,
   Во мне кипящей, я сумею стать
   Тираном! Говори всё, что захочешь,
   Но ложь моя,  – знай это наперёд, –
   Над правдою твоею верх возьмёт.  –

Шекспир «Мера за меру».  Пер. Т. Щепкиной-Куперник               
         *   *   *   *   *

И до Шекспира в глубинах истории немало найдётся исторических примеров, когда во благо начавшееся царствование завершалось неким вихрем безумных зверств. Перед какими историческими примерами в лицах меркнет зловещий ореол тирана вокруг Анджело. Так уже упомянутый здесь император Рима Нерон сокращением непосильных налогов обрёл популярность у плебса - народа. В первую половину царствования Нерон строил народные гимнасии и театры, где римлян развлекали гладиаторскими боями. отказавшись от новых завоеваний. Во внешней политике отказавшись от новых завоеваний, Нерон мудро ограничился укреплением уже имеющихся границ. Казалось бы, не император, а общая воплощённая мечта...

 Тем не менее в историю Нерон вошёл как жестокий тиран  и самодур, велевший убить свою властолюбивую мать Агриппину. Призрак убитой материя, якобы, преследовал по ночам сына - убийцу до его смерти. В 64 г.н.э. раскрыв против себя заговор бывших соратников, Нерон стал уже болезненно подозрителен, и, вместо былого мудрого управления государством более занялся поэзией, спортом, походами по борделям, пышными оргиями во дворце и требовавшими новых налогов масштабным строительством. Попутно начались процессы по оскорблению императорского величия и бесконечные казни, обставляемые с фантазией подобно театральным представлениям. И скоро былая благая популярность Нерона развеялась как дым. В целом второй и последний период правления Нерона "аукается" с годами сталинских репрессий. Являясь на мировой сцене в одежде своего времени, тираны действуют весьма схоже: ни один из них нового ничего не выдумал.

И тут возникает вопрос: воображая себя великим актёром и гениальным поэтом, которому всё позволено, напуганный заговорами Нерон первоначально не хотел ли искусством заменить опасную для него действительность?.. Ведь создавать комедию или трагедию - на то воля автора. В театре сыгравший смерть актёр может не раз  под гром рукоплесканий публики "ожить" на сцене. В жизни же умирают один раз. Образно говоря, царственный актёр - император Рима не заблудился ли между жизнью и политикой и театральной сценой?

Для Александра Пушкина личность Нерона уже по традиции была кровавого тирана нарицательным именем, удобным для аналогий с событиями текущего времени. В 1819 году является - изустно передаётся двустишие-эпиграмма на влиятельнейшего вельможу в царствование Александра I - графа Аракчеева, человека грубого, жестокого и личного друга "доброго" царя. Эпиграмма эта с большой (но не стопроцентной) долей вероятности принадлежит Пушкину и является откликом на жестокое в духе позднего Нерона Аракчеевым потоплением в крови - подавлением бунта в военном поселении в г. Чугуеве под Харьковом 18 августа 1819 года.

    В столице он — капрал, в Чугуеве — Нерон:
    Кинжала Зандова везде достоин он.*
         *    *   *
*Карл Людвиг Занд (1795-1820)— немецкий студент, кинжалом заколовший писателя и драматурга Августа фон Коцебу. Имя приговорённого к смертной казни Занда стало нарицательным для мстителя за поругание свободы, хотя Коцебу и был убит по ошибке вместо дипломата А.С. Стурдзы. Пушкин посвятит Занду стихотворение "Кинжал" ("О юный праведник, избранник роковой...")

            ****************************************************

"МЕРЗАВЕЦ"  НЕРОН   И   АНТИХРИСТ   НАПОЛЕОН.  Не обошёл Нерона вниманием и Николай Васильевич Гоголь.  А.О. Смирнова-Россет вспоминает, как она осматривала Рим в обществе Гоголя: "О д н а ж д ы, гуляя в Колизее, я ему <А.О.Смирнова - Н.В. Гоголю> сказала: «А как вы думаете, где сидел Нерон? Вы должны это знать, и как он сюда являлся: пеший, или в колеснице, или на носилках?» Гоголь рассердился и сказал.

«Д а  в ы   з а ч е м   п р и с т а ё т е   к о   м н е  с  э т и м   п о д л е ц о м?  <...>  я скажу вам, что мерзавец Нерон являлся в Колизей в свою ложу в золотом венке, в красной хламиде и золочёных сандалиях. Он был высокого роста, очень красив и талантлив, пел и аккомпанировал себе на лире. Вы видели его статую в Ватикане, она изваяна с натуры»". (А.О.Смирнова-Россет "Из воспоминаний о Гоголе"; Рим, 1842 год)

Такое впечатление, что Гоголь лукаво предлагает даме внешний портрет Нерона, каким могли представлять всесильного императора падкие на внешние эффекты граждане весьма среднего уровня - обыватели. Причём это портрет - вид из зрительного зала на сцену.

В отличие от отталкивающего жестокостью Нерона, Наполеон – обольстительный символ удачливого самоутверждения: почти нищий стал императором! Многие ли хотели бы быть на месте Нерона?.. Как-то, знаете ли, некрасиво и неуютно. А вот от карьеры подобной как у Наполеона многие ли бы с ходу отказались?! Власть – самая опасная приманка, ведущая за грань добра. Так Пушкин в «Евгении Онегине» заметит: «М ы  в с е  г л я д и м  в Наполеоны; Двуногих тварей миллионы  Для нас орудие одно...»

После изгнания из России врага Наполеона и его смерти романтизированный образ  оставался символом блестящей завидной карьеры "выходца из низов": почти нищий стал императором"! Отсюда уже близко к не различению добра и зла: «Наполеон – великий человек!» – «Но Наполеон залил кровью Европу!». Стоит переставить эти фразы местами, как мы, образно говоря, уже у означенной пресловутой моральной грани.

Кумир Евгения Онегина и из его поколения многих - «Столбик с куклою чугунной  Под шляпой с пасмурным челом, С руками, сжатыми крестом...» – статуэтка императора Наполеона легко может быть заменена образом другого тирана или удачливого политического лидера настоящего времени. И Николай Гоголь в "Мёртвых душах" вдруг сравнивает с Наполеоном - Павла Ивановича Чичикова. Чиновники губернского города NN в страхе и растерянности гадают, кто же на самом деле есть таинственный покупатель мёртвых душ - умерших крепостных,по ревизской сказке <отчёт помещика государству> значащихся живыми:

"И з  ч и с л а  м н о г и х... п р е д п о л о ж е н и й  наконец одно было, странно даже и сказать, что не есть ли Чичиков переодетый Наполеон, что англичанин издавна завидует, что, дескать, Россия так велика и обширна, что даже несколько раз выходили и карикатуры, где русский изображен разговаривающим с англичанином.  Англичанин стоит и сзади держит на веревке собаку, и под собакой разумеется Наполеон. «Смотри, мол», говорит, «если что не так, так я на тебя сейчас выпущу эту собаку!» И вот теперь они, может быть, и выпустили его с острова Елены, и вот он теперь и пробирается в Россию будто бы Чичиков, а в самом деле вовсе не Чичиков.

К о н е ч н о, поверить этому чиновники не поверили, а, впрочем, призадумались и, рассматривая это дело каждый про себя, нашли, что лицо Чичикова, если он поворотится и станет боком, очень сдает на портрет Наполеона... ростом он никак не будет выше Чичикова и что складом своей фигуры Наполеон тоже, нельзя сказать, чтобы слишком толст, однако ж и не так чтобы тонок..."
 
                *******************************************

Далее В "Мёртвых душах" Наполеон сравнивается с Антихристом, а значит, вместе с ним и Чичиков. И потом идёт обратное нисхождение. После в русской прозе первого вестника - Германна из Пушкинской "Пиковой дамы" Чичиков и есть как бы из первых Наполеонов нового времени наживы - олицетворением Антихриста, когда вместо  духовных ценностей когда деньги становятся мерилом всего. С другой стороны из кумира поколений Наполеон как  бы низводится до уровня чиновника - мошенника. Такой вот в гоголевской поэме в прозе явлен по внешним сравнениям вроде как по ревизской сказке театр абсурда, но совершенно логичный с точки зрения морали.

Интересно, что в наброске Фёдора Достоевского "Ростовщик" (по замыслу относился к роману "Идиот"; рабочая террадь Ф.М.Д. за 1864-1867 гг.) есть ассоцирующийся с личностью Нерона персонаж Nero (артист), который при развитии этого образа должен был бы предстать в трёх ипостасях: 1. Нерон - артист; 2. Нерон - жестокий гонитель и палач первых христиан. И из далее из второго логично вытекает: 3. Нерон - для своего времени Антихрист.

"А р т и с т" у Достоевского равно "актёрству" как грубому ремеслу: актёрские навыки Нерона несли людям только несчастья, и уже поэтому актёрство Нерона на сцене, как и на троне,  не имело отношения к настоящему искусству во имя - прекрасного, доброго, вечного. Актёрству Нерона должен был быть противопоставлен врождённый артистизм мышления князя Мышкина, который на полях рукописи охарактеризован - "князь Христос"

 Неиспользованный образ Нерона, вероятно, преобразовался в образ Великого инквизитора в "Братьях Карамазовых". А после Гоголя использовавший в своих произведениях образ Нерона Михаил Булгаков предпочтёт не мистическое толкование, но психологическую и сатирическую игру с этим образом.
 

НЕРОН   - КАК   СИМВОЛ  ЖЕСТОКОСТИ.   Вместо желанных лавров великого артиста исторический Нерон посмертно добился, что его имя на долгие века сделалось нарицательным – расхожим символом жестокой вседозволенности под маской само внушённой гениальности. Принц Гамлет в разных переводах со сходным смыслом восклицает: «Б е з  з в е р с т в а, сердце! Что бы ни случилось, Души Нерона в грудь мне не вселяй!» - «Спокойнее! Нерон мне не пример!» - «Душа Нерона в эту грудь не внидет!»

Император Рима Нерон упоминается уже в первом романе "Белая гвардия" Михаила Булгакова - во многом преемника Гоголя. До 1917 года в гимназиях подробно изучалась история Древнего Рима, что давало лучшее представление во много сейчас абстрактного смысла слова «тиран», отсюда возникали и сравнения тиранов древности с текущим временем. Так ещё в первом романе Булгакова «Белая гвардия» именно Нерона вдруг вспоминает убегающий от петлюровцев вчерашний гимназист и ныне юнкер Николка Турбин: 
 
«НИКОЛКА... выбежал на мрачный, скверный двор... и напоролся на человека в тулупе... Рыжая  борода и  маленькие глазки, из которых сочится ненависть...  Нерон.
Человек, как бы играя в весёлую игру, обхватил Николку левой рукой, а правой уцепился за его левую руку и стал выкручивать её за спину...
   – Ах ты, сволочь! – сипло закричал рыжебородый и запыхтел, –  куды? стой! – потом вдруг завопил: Держи, держи, юнкерей держи...
Держи!

   Бешенство овладело всем Николкой, с головы до ног <...> Он оскалился, как волчонок. Николка выбросил руку с кольтом из кармана...
   – Убью, гад!
 Жёлто-рыжий дворник, увидавший, что Николка вооружён, в отчаянии и ужасе пал на колени и взвыл, чудесным образом превратившись из Нерона в змею:
   – А, ваше благородие! Ваше...
   <…>
Но кольт (Николкин) не  пожелал выстрелить... Николка в отчаянии... как боевой петух, наскочил на дворника и тяжело ударил его... ручкой в зубы... Дворник же вскочил на ноги и побежал от Николки...  Николка  увидал, что половина его бороды стала красной. <...>  "Э… Этот Нерон предаст. Зубы я ему расколотил... Не простит!"»
           ***********************************************

Кроме рыжего цвета волос, какое историческое отношение какой-то из Киева дворник 1920-х годов имеет к императору Нерону? Никакого. Сравнивается как бы по ситуации в Николкином понимании моральный уровень поступков. Ударившая в младшего Турбина вспышка злобы спонтанно вызвала в  сознании вчерашнего гимназиста Николки это на социальном уровне странное сравнение. Опасность была для Николки остро реальной: в революционное годы расстреливали и  «юнкерей», и даже кадетов - десятилетних мальчиков.

 Кроме имени Нерона как символа зла, римская тематика в России была известна: Историю Древнего Рима" - изучали в гимназии, и в университете. Но конкретно император Нерон оставался долго в тени. Честно говоря, Рим знал и более жестоких чем Нерон правителей. Нерон выделялся только "прославился" гонениями на первых христиан и любовью к масштабным тетральным представлениям. Кроме того негласной опорой русской государственной политики было утверждение: «Москва – третий Рим, а четвёртому не бывать!» Откуда взялось такое утверждение?..

Преемницей мощи Рима считали Византию. Россия от слабеющей Византии приняла христианство. Поэтому официально считалось, что России предназначена мессианская роль. Самодержавно-царская и православная Русь должна хранить правую веру и доблестно бороться с её врагами: такая была государственная, с младших классов гимназии внушаемая «идея фикс». Для реального успеха которой нужен был бы очень талантливый правитель! И в 1911 году поэт Игорь Северянин (1887-1941) вдруг пишет проникнутое изощрённой иронией стихотворение "Н е р о н":

Поверяя пламенно золотой форминге*
Чувства потаенные и кляня свой трон,
На коне задумчивом, по лесной тропинке,
Проезжает сгорбленный, страждущий Нерон.

Он — мучитель-мученик! Он — поэт-убийца!
Он жесток неслыханно, нежен и тосклив...
Как ему, мечтателю, в свой Эдем пробиться,
Где так упоителен солнечный прилив?

Мучают бездарные люди, опозорив
Облик императора общим сходством с ним...
Чужды люди кесарю: Клавдий так лазорев,
Люди ж озабочены пошлым и земным.

Разве удивительно, что сегодня в цирке,
Подданных лорнируя и кляня свой трон,
Вскочит с места в бешенстве, выместив в придирке
К первому патрицию злость свою, Нерон?
  <...>
Разве удивительно, что в амфитеатре
Все насторожилися и задохся стон,
Только в ложе кесаря появился, на три
Мига потрясающих, фьолевый хитон?**
       *    *    *
*Форминга  — древнегреческий струнный щипковый инструмент из греческих лирообразных. Во время игры формингу держали с помощью перевязи...
**Фьолевый - фиолетовый - конкретно У Игоря Северянина. Пурпурный и фиолетовый цвета в Древнем Риме мог носить только император.
        **********************

Игорь Северянин называет стихотворение "Нерон",а тень падает на последнего русского царя. Когда к 1914 году политика мало способного самодержца Николая II уже для всех видимо привела Россию вместе с её мессианской ролью на грань государственного краха, 22-летний поэт Осип Мандельштам с горечью воскликнет:

            ...И,  к а ж е т с я,  опять
Нам незачем богов напрасно беспокоить, —
Есть внутренности жертв, чтоб о войне гадать,
Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить!
        *    *    *    *    *

Все произведения Михаила Булгакова созданы уже после этого печального Мандельштамом означенного итога определённого этапа нашей истории.
 
   
  "Т Р У Д Н Ы Е    Л Ю Д И"  -  Т В О Р Ц Ы   И    Т Е А Т Р   С   НЕРОНОМ   


Б Е Ж А Р (актёр в театре Мольера говорит о сцене и театре вообще) О, тёмная пасть, проглатывающая меня ежевечерне в  течение  двадцати  лет, и сегодня мне не избежать тебя. <...>  О  ты, источник и отчаяния и вдохновения...  –  Михаил Булгаков - «Полоумный Журден» (1932), инсценировка по мотивам пьесы Жана Батиста Мольера «Мещанин во дворянстве» (1670).
                *******************************************
 
– Толстому подражаете, – сказал Рудольфи (прочитавший роман начинающего автора редактор).
       Я (автор Максудов) рассердился.
 – Кому именно из Толстых? – спросил я. – Их было много... Алексею ли
Константиновичу, известному писателю,  Петру ли Андреевичу, поймавшему  за границей царевича Алексея,  нумизмату ли Ивану Ивановичу или Льву Николаичу?
 – Вы где учились?

      Тут приходится открыть маленькую тайну.  Дело в том,  что я окончил в университете два факультета и скрывал это.
 – Я окончил церковно приходскую школу, – сказал я, кашлянув.
 – Вон как! – сказал Рудольфи, и улыбка тронула слегка его губы.
      Потом он спросил:
 – Сколько раз в неделю вы бреетесь?
 – Семь раз... <...> А позвольте спросить, почему всё это...

 – Бога  ради, – ответил Рудольфи, – я просто так, – и добавил: Интересно.  Человек окончил приходскую (низшую) школу, бреется каждый день и лежит на полу возле керосинки.  В ы – т р у д н ы й   ч е л о в е к!  - М. Булгаков  «Театральный роман».  После неудавшегося самоубийства драматурга Максудова явление к нему редактора Рудольфи, принятого героем за чёрта Мефистофеля из поэмы Гёте "Фауст".

          *****************************************************               

Когда вслед за Пушкиным и Гоголем «исследовать глубину характера» берётся драматург по образованию ещё и врач, интересующийся психиатрией, то ответ может случиться весьма интересен и нетрадиционен. А если этот драматург вслед за Гоголем ещё и сцену и само построение пьесы стремиться преобразовать, тогда совсем непредсказуемо.

В 1932-1935 годах Булгаков параллельно работал над пьесами: "Мёртвые души" - инсценировка романа Николая Гоголя; "Кабала святош"("Мольер"), "Последние дни" ("Пушкин"); "Полоумный Журден" - по мотивам комедии Жана Батиста Мольера "Мещанин во дворянстве" (1670).

 "Полоумный Журден" Булгакова есть вариант "пьесы в пьесе", в которой актёры труппы Мольера (реальные исторические лица), получив от драматурга новую комедию, распределяют роли, рассуждают о театре и о тяжёлой "Кабала святош"("Мольер"), "Последние дни" ("Пушкин") профессии актёра, разыгрывают пьесу и потом как бы снимают грим - предстают в своём обыденном человеческом образе."Кабала святош"("Мольер"), "Последние дни" ("Пушкин") - о неизбежном противостоянии творцов с властью. В реальной жизни такое противостояние творцы проигрывают часто вместе с жизнью, отдаваемой за бессмертие их творчества.

"Полоумного Журдена" можно назвать "репетицией" - "Театрального романа" Михаила Булгакова. В «Театральном романе (Записки покойника)» (1936; первая публикация в 1965) мир по шекспировскому определению уподоблен театру и символически «сжат» до некоего классического "Независимого театра" с группой определённых "трудных людей" - амбициозных актёров, часть из которых стремиться к обновлению театра, а часть "застряла" в прошлом веке.

 Максудов беззаветно влюблён в театр и одновременно вынужден бороться с театром, стремящимся приспособить под себя - "приручить" драматурга, как и государство стремится из творцов, и театры, и литературу заставить служить определённой идеологической цели. "Непослушные" гении для государства вроде как лишние люди, также как и для театра "непослушные" актёры, и сам "непослушный" театр лишний дя государства... Позвольте! а где же тогда разделение сцены и зрительного зала? Где жизнь, а где спектакль? "Всё смешалось в доме Облонских..."

Со школьной скамьи известно, что первыми типажами «лишних людей» людьми в русской литературе названы Онегин и Печорин, а не создатели этих типажей. Взрослея понимаешь, что не подчиняющаяся понятиям властей о культуре творческая личность для этих властей всегда «лишняя» при любом строе: и при царском строе, и при капитализме, и в СССР...   талантливых деятелей культуры и тем более гениев не останавливало  к ним отношение властей как к людям лишним и вредным. Но такая борьба происходила как бы за театральными кулисами невидимо для зрителя.

Преемственностью мотива творец - власть во всех своих пьесах Михаил Булгаков из-за кулис борьбу переносит на сцену. К разряду «лишних» теперь относятся и Мольер, и Пушкин с Гоголем, и драматург Максудов из «Театрального романа», и его автор -  Михаил Булгаков. Повествованию этого романа добавляет остроты синхронно жизни автора романа происходящее в годы сталинского террора действие в 1930-е годы  в СССР, когда сталинский террор набирал силу.

Герой - и якобы автор романа Максудов само утверждается в роли драматурга в Незавсимом театре. И талантливый автор оказываетсясразу театру и нужным, и лишним, потому как его пьеса разрушает старые традиции: «Я   н о в ы й, — кричал   я <Максудов>, — я  н о в ы й! Я неизбежный, я пришёл! <…>  Попрошу не противоречить мне, — сурово говорил я, — вы притерпелись, я же новый, мой взгляд остр и свеж!»

Творцами постоянные поиски новых средств художественного отражения добавляет мировому театру сложности. История являет, что устройство мирового театра причудливо разноярусно, как и в обычном театре: партер, бельэтаж и несколько уровней  ярусов  и балконов. Ведь чем одна личность сложнее, тем более у неё может быть уровней. Что же тут говорить про сам много личностный театр: «Б ы в а ю т  сложные машина на свете, но  т е а т р   с л о ж н е е   в с е г о...» (М. Булгаков «Театральный роман»). 

Сознание человека только кажется монолитным, но в различных обстоятельства жизни способно распадаться как бы на разные роли. Мнимая целостность сознания отдельной личности совпадает и с устройством государства, забавная картинка чего с большим юмором и дана в «Театральном романе» Михаила Булгакова. В этом романе некий Независимый Театр именно можно считать олицетворением шекспировского «в е с ь   м и р  –  т  е а т р»: олицетворением как сознания отдельной личности, так и "сознания" государств и даже суммы государств. Вот герою «Театрального романа» автору новой пьесы Максудову один из актёров впервые показывает театр: 

« – Н е  х о т и т е  л и  посмотреть  нашу галерею портретов в фойе?  – спросил вежливо Бомбардов...

     Мы вошли в громадное фойе... Простенки фойе в несколько рядов были увешаны портретами и увеличенными фотографиями в золоченых овальных рамах. Из первой рамы на нас глянула писанная маслом женщина лет тридцати, с экстатическими глазами, во взбитой крутой чёлке, декольтированная.
     – Сара Бернар (французская актриса; 1844 –1923), – объяснил Бомбардов.
     Рядом с прославленной актрисой в раме помещалось фотографическое изображение человека с усами.
     – Севастьянов Андрей  Пахомович, заведующий осветительными приборами театра, – вежливо сказал Бомбардов.

     Соседа Севастьянова я узнал сам, это был Мольер (1622-1673). За Мольером помещалась дама в крошечной, набок надетой шляпке блюдечком... и с кружевным платочком, который дама держала в руке, оттопырив мизинец.
     – Людмила Сильвестровна Пряхина, артистка нашего театра,  – сказал Бомбардов, причем какой-то огонёк сверкнул в его глазах...

    –  Виноват, а это кто же? – удивился я, глядя на жесткое лицо человека с лавровыми листьями в кудрявой голове. Человек был в тоге и в руке держал пятиструнную лиру.
    – Император Нерон, – сказал Бомбардов, и опять глаз его сверкнул и погас.
    – А  п о ч е м у?..
    – П о   п р и к а з у   Ивана Васильевича (одного из двух директоров театра), – сказал Бомбардов, сохраняя неподвижность лица. – Нерон был   п е в е ц   и   а р т и с т...

     За Нероном помещался Грибоедов, за Грибоедовым – Шекспир в отложном крахмальном  воротничке, за  ним – неизвестный, оказавшийся  Плисовым, заведующим поворотным кругом в театре в течение сорока лет. Далее шли – Живокини (Вас. Игнатьевич — московский комик XIX; 1805–1874)... Бомарше (Пьер Огюстен – франц. драматург; 1732–1799)... Щепкин (Мих. Семёнович — знаменитый актёр в эпоху становления русского театра; 1788–1863)...
 <...>   
    – Каратыгин (знаменитый русский трагик; 1802–1853),  Тальони (Мария – прославленная итальянская балерина XIX века; 1804–1884) – перечислял Бомбардов, ведя меня от портрета к портрету, – Екатерина Вторая,  Карузо (Энрико – знаменитый итальянский оперный певец; 1873–1921),  Феофан Прокопович (русский политический и духовный деятель, архиепископ; 1681–1736), Игорь Северянин (один из второстепенных поэтов Серебряного века; 1887 –1941)... Эврипид (древнегреческий драматург, умер в  406 г. н.э.), заведующая женским пошивочным цехом Бобылева...»*

Было бы логично, если бы в последнем романе Булгакова "Мастер и Маргарита" император Нерон появился на весеннем балу полнолуния или на балу ста королей, устраиваемом сатаной - Воландом для мёртвых злодеев, "объём власти которых в своё время был чрезвычайно велик". Но но Нерон не обозначен. Хотя злодеев на балу столько, что Нерон уже не выделялся бы.

* Без данных нами пояснений выше перечисление иностранного происхождения фамилий для непосвящённого может звучать как головоломка, посему такие пояснения и помещены в скобках.
 
                *******************************************

ТЕАТРАЛИЗАЦИЯ   ГОСУДАРСТВА. Так по методу Гоголя и с гоголевским ехидным юмором настоящим автором "Театрального романа" Михаилом Булгаковым символически явлен характер мирового театра как бы лицах. В выше приведённом перечислении деятелей мирового театра рядом с легендарными знаменитостями оказываются неизвестные, но живые работники театра и актриса бездарная - фаворитка талантливого директора, как позже выяснится. Плюс к этому портреты властителей, имевших претензию быть в искусстве законодателями мод.

В мировой истории «самый кровавый» римский император Нерон в том числе прославился страстью к показной – на широкую публику актёрской игре. Когда император выступал на сцене, в театр сгоняли насильно, и никто под страхом наказания не мог уйти, хотя представления длились до 12 часов. В прямом смысле на этих представлениях и рожали, и умирали. 

При Нероне случались и представления и другого рода: сжигая первых христиан, император якобы пировал при свете этих живых факелов. И даже если пристрастные древние историки преувеличили жестокость Нерона, то, во-первых, он к этому сам дал повод. Во-вторых, страсть этого императора к театрализации своей власти едва ли можно подвергнуть сомнению: при Нероне  в е с ь  Рим был театром – в не слишком весёлом смысле. Такая театрализация обернулась против императора - режиссёра. Когда случился уничтоживший значительную часть города грандиозный пожар, на веру были приняты слухи, что император сам велел поджечь Рим, потому как, якобы, хотел описать пожар в стихах. Хотя на самом деле император временно открыл для погорельцев часть своих дворцов и  велел оказыватьдругую помощь. На фоне таких слухов вспыхнуло для императора гибельное восстание.

Низложенный император Нерон во избежание позорной казни по римскому обычаю должен был бы совершить самоубийство, но не смог, и попросил раба заколоть его. Перед смертью Нерон будто бы произнёс: «К а к о й  великий  а р т и с т   п о г и б а е т!». Но, думается, что умирающий император ошибался: напрямую в одном лице сочетать власть с искусством – это у него не получилось.

 Образно выражаясь, так и не сумев помочь посредственно одарённого художественными талантами императора сделать гением, власть при Нероне только внешне оделась в тогу искусства. И вышло как бы взаимное уничтожение: искусство исчезло, поскольку исчезла его цель – облагораживать сердца. А искусная власть мудро действует не напоказ и без лишних эффектов. Нерон в истории не только тиран, но и одно из символических лиц, являющих, чего не должна делать власть, и каким не должно быть искусство.

 Стоит ли удивляться, что приказавший повесить портрет «певца и артиста» - актёрствующего тирана директор Независимого театра Иван Васильевич (аналогия – с Иваном Грозным) сам окажется крутым театральным диктатором?! Но, в отличие от Нерона, он ещё и гениальный актёр. И плюс к этому ярко проявляет обще человеческое свойство поступать «наоборот».  Очень сложная, неоднозначная и изменчивая в настроениях личность – Иван Васильевич! Вот в «Театральном романе» ехидный актёр Бомбардов объясняет идеалисту драматургу Максудову:

   – Е с л и  ж е  к т о-л и б о... вздумает повлиять на Ивана Васильевича (директора театра), он добьется  только того, что Иван Васильевич поступит  н а о б о р о т.
   – Но почему?!
   – Он никому не доверяет.
   – Но это же страшно!
   – У всякого большого человека есть свои фантазии, – примирительно сказал Бомбардов.
                *******************************************

Обратим внимание, что в фойе, кроме Грибоедова, нет других портретов русских гениев. Зато кабинет второго директора театра Аристарха Платоновича будет украшен фотографиями и акварелями, где господин директор будет изображён "в компании с другими лицами": с Тургеневым, Островским, Григоровичем, Лесковым, со Львом Толстым...

"Но следующая акварель поразила меня <Максудова> выше всякой меры. «Н е  м о ж е т  э т о г о  б ы т ь!» – подумал я. В бедной комнате, в кресле, сидел человек с длиннейшим птичьим носом, больными и встревоженными глазами, с волосами, ниспадавшими прямыми прядями на изможденные щёки... Рукопись на коленях, свеча в шандале на столе.

Молодой человек лет шестнадцати... несомненный Аристарх Платонович, в курточке, стоял, опираясь руками на стол. Я выпучил глаза на Поликсену <секретарь директора>, и та ответила сухо:
– Да, да. Гоголь читает Аристарху Платоновичу вторую часть «Мертвых душ».
Волосы шевельнулись у меня <у Максудова> на макушке... и как-то само собой у меня вырвалось, невольно:
– Сколько же лет Аристарху Платоновичу?!
<...>
– У таких людей, как Аристарх Платонович, лет не существует. Вас, по-видимому, очень удивляет, что за время деятельности Аристарха Платоновича многие имели возможность пользоваться его обществом?"
            *******************************************

Вот так Булгаковым сатирически обыграны запредельные претензии на многоликость и бессмертие театра, которого два директора, после ссоры разделив сферы влияния, не встречаются и не разговаривают уже лет тридцать. Получается  театр под управлением  двуликого Януса или олицетворение пословицы: правая рука не знает, что творит левая... И ещё выходит так, что не  театр обязан гениям, а они ему, иболее всего  - директору театра...

Аристарх Платонович, в романе лично так и не появившисЬ, останется мифическим лицом, в начальственных письмах которого видны тиранические наклонности. А в лице Ивана Васильевича в "Театральном романе" в очередной раз явлена старая истина: всякое новое на определённом этапе становится старым и начинает сдерживать дальнейшее развитие рождающегося нового нового. Между тем и старое (традиции), и новое (дальнейшее развитие) – из этого равно состоит культура. Без старого нет нового, и новое немыслимо без основы – старого. Вопрос только в том, – где между этими двумя составляющими нужный безболезненный баланс?! Герой романа драматург Максудов такой с наименьшей кровью баланс - грань равного соавторства не находит.

В «Театральном романе» забавное перечисление портретов проникнуто авторской иронией, но и заключает горькую истину: «актёры»  мировой сцены – личности весьма разнородные. И пересечение путей этих личностей и комично, и трагично, и гениально вместе. А иногда - увы! - в мировом театре немало зависит и от глупцов, бездарностей, и садистов - фашистов, воображающих себя гениями за пределами моральных норм. Талант же и гениальность, бывает, являются вместе с тяжёлыми чертами характера в быту. Здесь важно подобно императору Нерону совсем не перепутать искусство с обыденной жизнью: на сцене погибший герой встанет, а в жизни – нет. На сцене злодей произносит на публику само разоблачительный монолог, а в жизни – едва ли.

В жизненной «игре» важно не перейти некую незримую черту: «фантазии большого человека» не должны уводить за пределы – за границу человечности и морали. Нерон эту черту перешёл: поменять местами жизнь с искусством – штука и в личном, и в государственном "театре" очень опасная, ведущая именно к тиранству, к большой крови в стране, а потом к закономерной гибели – главного «актёра».

В "Театральном романе"  при попытке поставить своею пьесу "Чёрный снег" измученный внутритеатральными интригами, деспотизмом директора и капризами актёров драматург Максудов моральную черту один раз переходит во сне: "...я  п о м н ю  с о н... Громадный зал во дворце, и я будто бы иду по залу. В подсвечниках дымно горят свечи, тяжёлые, жирные, золотистые. Одет я странно, ноги обтянуты трико, словом, я не в нашем веке, а в пятнадцатом. Иду я по залу, а на поясе у меня кинжал.

В с я  п р е л е с т ь  с н а  заключалась не в том, что я явный правитель, а именно в этом кинжале, которого явно боялись придворные, стоящие у дверей. Вино не может опьянить так, как этот кинжал, и, улыбаясь, нет, смеясь во сне, я бесшумно шёл к дверям. Сон был прелестен до такой степени, что, проснувшись, я ещё смеялся некоторое время".

Измученный к театру любовью-ненавистью Максудов наяву никого не убьёт. Ведь подзаголовок "Театрального романа" - "Записки самоубийцы".
                ___________________________________________________
 


Сложен всякий человек и глубок, как море, особенно современный, нервный человек. – Ф.М. Достоевский – из Записной тетради

                ******************************************

ПРИМАНКА  -  ВЛАСТЬ  ИЛИ  ТИРАНАМИ   НЕ   РОЖДАЮТСЯ. Тиранами не рождаются: тиранами становятся в определённом времени при определённых обстоятельствах. Что замечательно явил Шекспир. У Шекспира в «Макбете» ведьмы колдуют: «З л о  станет правдой,  п р а в д а — злом»; «Г р а н ь  между добром и злом – с о т р и с ь!» И честолюбивая леди Макбет убеждает мужа в необходимости убийства короля, чтобы муж занял его место.

Но ведь в начале то пьесы Макбет преданно сражался за короля! Выходит, что преданный властителю как идее власти легко может перенести эту идею на самого себя как на нового её носителя. А ведьмы тут нужны в качестве сценического олицетворения тайных движений души, ну и как эффектная на сцене фантастика. У извесного автора психологических детективов Агаты Кристи есть изумительное пост шекспировское высказывание: «К о г д а  идеалист становится фанатиком, г р а н ь  между добром и злом  с т и р а е т с я», – ведьм для этого не требуется.

Л и ч н о с т ь — это конкретный человек со всеми его уникальными  особенностями  на психологическом и физиологическом уровнях. А сколько этих способностей? Интересов, влечений и социальных ролей?! Л и ч н о с т ь  явление неоднородное, как из пазлов сложенное, – мало этого! Л и ч н о с т ь  ещё и непостоянна – весьма изменчива, восприимчива к новому: к хлёсткому слову, к умелым убеждению и лозунгу. Не только годы и социально профессиональные роли меняют личность: она меняется каждый день и час, хотя мы этого за собой сиюминутно и не замечаем. а грань между добром и злом зыбка и  подвижна.

 Новые идеи могут совершенно менять поведение личности, которая самой себе будет казаться прежней и своими чувствами якобы сознательно владеющей: «И  з н а ю, что могу навек возненавидеть, как любила!» – изрекает графиня Диана в популярном фильме «Собака на сене» по одноимённой пьесе испанского драматурга Лопе де Вега (1562–1635). Тут же графиня получает ехидный ответ: «К о м у  дана такая сила, тот небывалый человек!»

По собственному сей момент желанию поменять чувства невозможно, а человек – и внушаем, и само внушаем. Пословица справедливо гласит, что что «от любви до ненависти один шаг!» Вот только предугадать этот шаг практически невозможно. Так в романе Гончарова «Обыкновенная история» молодая девушка говорит вчерашнему избраннику, что она разлюбила его "нечаянно". А ещё ведь бывают и парадоксальные варианты смешанных чувств: любви-ненависти, дружбы - вражды и т.д. Так Германн в опере П.И. Чайковского перед портретом графини в молодости - красавицы поёт:

Гляжу я на тебя и ненавижу,
А насмотреться вдоволь не могу!
Бежать хотел бы прочь,
Но нету силы...
Пытливый взор не может оторваться
От страшного и чудного лица!
    *   *   *
 Чувства переменчивы, а уж услужливое личное сознание всегда приищет логическое оправдание перемене: сознание человека – великий подтасовщик. Тут за самим собой нужен глаз да глаз!


 Более или менее устойчивое ядро целостности - определённое амплуа поведения у личности, безусловно, есть, иначе и личности бы вообще не было. Достоевский называл это «нравственный ц е н т р» или «всепоглощающая   и д е я»: устойчивое  у с т р е м л е н и е м  к определённым жизненным ценностям.  А вот Гоголь героя своего романа Чичикова охарактеризует так: "Что он не герой, исполненный совершенств и добродетелей, это видно. Кто же он? стало быть, подлец? Почему ж подлец, зачем же быть так строгу к другим? <...> Справедливее всего назвать его: хозяин, приобретатель". Получается, что у Чичикова сильный в реализации идеи, но - "безнравственный центр".

Нравственный или безнравственный  ц е н т р сознания получаемую информацию оценивает, подобно тому как режиссёр оценивает возможности актёров. Начинается как бы срежиссированный «всепоглощающей  идеей» спектакль: чтобы выпытать от старой графини тайну всегда приносящих выигрыш трёх карт, Германн притворяется влюблённым. Намереваясь заработать денег на обмане, Чичиков покупает мёртвые души. Дабы в будущем облагодетельствовать человечество Раскольников переступает через кровь, и т.д, и т.п. Чичиков назван подлецом, но Германна и Раскольникова подлецами назвать, вроде, нельзя... Что из этого следует?

Даже и вполне «нравственный ц е н т р» нуждается в постоянном потверждении. Стоит прежнему устремлению пошатнуться, как вчера ещё вроде приличный человек  в д р у г  может с д е л а т ь с я  убийцей и тираном. Тиранами не рождаются: ими становятся в определённом времени при определённых обстоятельствах. Что замечательно явил Шекспир. И что случило в "Театральном романе" - слава богу! - во сне с Максудовым. .

Гоголь в "Мёртвых душах" скажет: "Б ы с т р о  в с ё  п р е в р а щ а е т с я  в ч е л о в е к е; не успеешь оглянуться, как уже вырос внутри страшный червь, самовластно обративший к себе все жизненные соки. И не раз не только широкая страсть, но ничтожная страстишка к чему-нибудь мелкому разрасталась в рожденном на лучшие подвиги, заставляла его позабывать великие и святые обязанности и в ничтожных побрякушках видеть великое и святое. Бесчисленны, как морские пески, человеческие страсти, и все не похожи одна на другую, и все они, низкие и прекрасные, все вначале покорны человеку и потом уже становятся страшными властелинами его". Разве не определению той шекспировской переломной между добром и злом грани будет посвящено всё творчество Фёдора Достоевского?!

Достоевский тему наполеонизма уже без мистики в плане психологии последовательно разовьёт в «Преступлении и наказании». Сильная личность – от природы добрый человек Родион Раскольников становится одержим идеей, что высшему человеку – по задаткам подобному императору Наполеону человеку – можно убить, чтобы потом осчастливить всё человечество. Сколько несчастий принесла эта теория самому Раскольникову, должно бы быть памятно со школьной скамьи!

 Преступление Раскольникова тоже попадает под категорию самоутверждения личности в рамках жёстко негативного давления общества и тяжёлых для Раскольникова обстоятельств. При этом выходит, что позволив себе убить, Раскольников «убил» себя как в прошлом гуманную личность. Чтобы «воскреснуть» ему придётся пройти долгий путь осмысления.
 
И история, и Шекспир, Пушкин, Гоголь, Достоевский, Булгаков и многие, многие другие достойные доверия личности указывают, что итоговый переход граница добра и зла почти всегда связан с убийством - с перешагиванием через кровь. Но не менее опасно предательство своих убеждений. Здесь начинается моральный "развал" личности и смерть таланта. И в подобной же "точке невозврата" государство становится тиранистическим - наполеоновским и управляемым нероновскими или сталинскими методами. 

Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку... - Борис Пастернак  "Гамлет", 1946 г.
     *   *   *
Настоящее искусство всегда стремилось сделать моральные границы добра и зла наиболее чёткими, какие рамки всегда неудобны для власти, стремящейся искусство "приручить"- приспособить к своим нуждам. Искусство"прирученное" - прикормленное властью перестаёт быть искусством по сути. В повести современных известных фантастов братьев Стругацких "Хромая судьба" (1982) про одного из персонажей - художника - скажут: "Господин президент воображает, что купил живописца Р. Квадригу. Это ошибка. Он купил халтурщика Р. Квадригу, а живописец протек у него между пальцами и умер".

 В бурном водовороте борьбы искусство с государством с переменным успехом и пребывают постоянно. Как ни странно, борьба эта - тоже часть прогресса, ибо искусству нужно чему-то противоречить. Другое дело, когда в определённые исторические периоды борьба государства с искусством и былыми накоплениями культуры доходит до высылки "философских пароходов" и до физического уничтожения. В этом случае государство роет себе будущую могилу, чего правители в большинстве не понимают...
                ************************************

О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью — убивают,
Нахлынут горлом и убьют! - Борис Пастернак
     *    *    *

Процитированные выше строки Пастернака могли бы повторить многие вынужденные схватиться с властью творцы.  Напрямую использовать силу искусства в целях власти, – сия мысль соблазняла немало правителей от Нерона до Сталина, никому не доверявшего как из "Театрального романа" директор театра Иван Васильевич (Иван Васильевич <Грозный>  - так приближённые за глаза называли Сталина). Однако, кроме упадка культуры, ничего хорошего эта соблазнительная мысль не приносила государству. Так же как обретение власти в роли директоров театров меняло характер и портило имедж немалого количества талантливых актёров.

Безболезненного окончательного решения этого вне времени вечного противостояния власть - искусство не существует в силу от природы многих до времени скрытых потенций личности. Как не существует и чёткой границы между властью и искусством. Ведь искусство - это власть над чужим сознанием. А власть - своего рода мастерство, использующее некоторые сценические приёмы...

Так что - "И вечный бой! Покой нам только снится..." Да будут такие военные действия благоприятными для русского искусства и культуры, что будет благоприятно и для государства, этого даже и упорно неосознающего в лице его правителей. На мировой сцене:

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба. - Борис Пастернак, 1932 г.