Мы едем к тебе. Глава 20

Как было не помнить доктора Лидию? Теперь мы с удовольствием знали, что даже иные жительницы островной империи Раму-Аму, которому оракул уже дал личный «обратный отсчет», помнили и почитали ее.
Впервые ее имя широко прозвучало вскоре после того, как у нас проходила олимпиада.
Началось всё с того, что однажды, проснувшись утром и приехав в здание управления, губернатор привычно явился в пустынную комнату собраний. Зевнул, потянулся и собрал туда своих ближних советников.
– Мужики, – сказал он им, – что-то скучно живем! Тихо, спокойно, да сплошная рутина – пишем одни и те же бумажки, едут себе трамваи, летят дирижабли, идут все на службу и с нее, да и всё. А вот давайте придумаем что-нибудь интересное! Для всех! И нам чтоб интересно было, и народу! Чтобы – событие, большое! Вот, к примеру, – поразмыслив, высказал он осенившую его идею, – давайте устроим какую-нибудь олимпиаду!
Советники заулыбались и оценили. Почему бы нет? Олимпиад давно не проводилось. И – единогласно поддержали идею губернатора. Тотчас по его распоряжениям стали звонить в международные комитеты и рассылать нужные телеграммы и каблограммы.
Начались спортивные сборы, приглашения, выделили стадионы, ристалища. И я до сих пор помнила, как всё происходило! Всевозможные игры с мячом, борьба и бокс, кроссы, скачки и велогонки и многое другое! А в конце – шествие пятнадцатифутовых кукол-автоматов по улицам городов! – особая техническая новинка, внедренная лучшими инженерами.
У нас над садами олимпиаду транслировали по специальному большому экрану, поднятому на вышку.
Мы вышли тогда на веранду. Мама и папа смотрели стоя, а я выкатилась в ванне на колесиках, поскольку у меня как раз выдался большой банный день. И я сидела в огромном толстом слое мыльной пены и, легонько плескаясь в теплой воде с плавающими там душистыми листиками, высунув голову и облокотив ее, глядела завороженно вверх – на олимпийские игры.
Губернатор был доволен. Он пребывал в самом благодушном настроении; и тут ему нанесла визит эта худенькая, скромная с виду женщина с большими серыми глазами.
Ее предки происходили из древнего государства Лидии, и потому такое имя было у них в роду.
Ясно и просто попросила она у губернатора сделать еще одно дело.
– Если столько творится для радости и здоровья людей, помогите им еще кое в чем!
– В чем же? – удивился губернатор, заценивая безыскусность и смелость дамы. – У нас немало больниц и есть даже хосписы.
– Онкологические хосписы, – кивнула осведомленная женщина, – и я занимаюсь одним из них. Однако мне бы хотелось помочь тяжело больным пожилым людям и с другими заболеваниями, например, сердца! Прошу вас открыть и такие угодные небу заведения!
Губернатор не мог отказать. Только что прошли такие события, запечатлевшие у всех в сознании рев трибун с болельщиками, лавровые и колбасные венки, вручаемые победителям, блицы фотографических камер, воздушные шарики у детей на плечах родителей! Соревнования потрясли всю страну, и под их солнечной метафизической сенью просто нельзя было отказать еще в важном и нужном.
И губернатор подписал два новых указа.
– Кто же вы? – спросил он в полушутку.
– Я? Я – доктор Лидия, – коротко и спокойно ответила женщина. Небольшая, но с круглыми живыми глазами, словно двумя монадами.
– Доктор Лидия? – переспросил губернатор.
Да, просто доктор Лидия. Которая владела теперь сетью хосписов в наших краях. И, получив поддержку от власть имущих, ни минуты даже не думая, потратила вместе с помощниками силы и средства на то, чтобы – помочь кому только можно.
Ее благотворительный центр пособлял неимущим, бродягам, которые приходили к ней за тарелочкой бесплатного супа. И особенно заботилась доктор Лидия о безнадежных больных. Просто присаживалась к их постелям и произносила добрые, спокойные слова. Она умела правильно и действенно их говорить, а это дано далеко не каждому.
Самое главное, что повторяла она:
– Важно просто осознать – мы все когда-нибудь будем там, – кивала она вдаль, имея в виду ясно что. – И никто не знает, когда именно. Этим людям небо попустило такое раньше, нам попустит позже, вот и всё. И пока они еще с нами – я с ними.
Доктором Лидией восхищались. Ее любили, но и не понимали. И даже доходило до раздражения: зачем она помогает падшим дурно пахнущим бродягам, разве можно поднять их со дна?
И доктор Лидия и здесь спокойно отвечала:
– Пока человек жив – он жив и для Бога, как бы ни мизерен был шанс. И если я вижу любого страдающего – я не могу не помочь. Это не чистый разум, а мое существо. Я не умею быть равнодушна к страданию, – искренне признавалась она.

Когда начались войны, наступила полоса трудных лет, доктор Лидия помогала мирному населению, понесшему урон от военных конфликтов в разных странах. И снова на все претензии и скепсис отвечала она:
– Не мне судить окончательно в последней инстанции, где правда и неправда. Но где бы ни взывали мирные жители, женщины, дети, старики – я по возможности с ними и по своей же скромной возможности им помогу.
И посылала караваны и дирижабли с гуманитарной помощью в районы, где происходили боевые конфликты или эпидемии. И сама часто летала туда – чтобы заглянуть в глаза хоть какому-нибудь испуганному ребенку, утешить его просто по-человечески, успокоить.
И опять говорила очередным скептикам:
– Да, я не могу осчастливить всех, а на ваш вопрос – важно ли это в таком случае? – отвечу: очень важно! Для того человека, кому мне все-таки удалось помочь!
Поговаривают, она даже планировала добраться до Глёка. Там уже сменилась местная тайная власть; да и казалось, что Раму-Аму восстановил полностью мир на своем острове… Но тут вдруг случилось роковое.
Дирижабль, везущий гуманитарную помощь, и на котором как раз летела в очередной свой рейс доктор Лидия, потерпел крушение и упал в океан.
Не выжил никто. Причину крушения толком даже не смогли установить. Навряд ли его сбили какие-нибудь злобные варвары. Хотя?.. Скорее, отказали двигатели. Но почему?
Впрочем, что было гадать… Произошло потрясшее всю страну. Даже самые холодные скептики втайне, наверное, вздыхали.
А я, помню, вытерла реальные слезы. Мне не хотелось верить…
Как могло случиться, что эта уникальная маленькая самоотверженная женщина с огромным сердцем и такими же удивительными глазами, безыскусная и такая великая, столь нелепо погибла, не дожив до преклонного возраста?
Сколько мыслей я передумала о ней… Вот как искал смысл мой Павлин. И как просто и ясно нашла его в жизни доктор Лидия! И непоколебим, прост и ясен был смысл всего ее существования, нелегкого и самоотверженного труда. Ну, нелепо было говорить, что Павлину «повезло» меньше, и его смысл роковым образом ушел от него… Тут я бы промолчала и больше не сравнивала никого и ни с кем.
Но мне становилось невыносимо от несправедливости. Конечно, доктор Лидия завещала свой разросшийся центр и больницы преемникам, однако она – она была такая одна, и когда еще мог родиться на свет подобный ей человек?! С большими серыми глазами, с немного усталой улыбкой, с мужем и дочкой с бантиками рядом на самом известном фотоснимке.
Да разве мне одной? Кто только ни приходил с цветами проститься с доктором Лидией.
И… сам губернатор, богатый и изнеженный, скучающий в хоромах апартаментов, выступил снова у нас. Стоял, по обыкновению, на верху лестницы пожарной машины над садами, в огороженной кабинке с укрепленным мегафоном, и произнес речь.
Он был совсем не похож на себя обычного – довольного и лоснящегося. И я интуитивно поняла, что он говорит правду. Точно. Сейчас – точно.
– Да, друзья мои, я сам задавался вопросом – почему? Да, – вещал он, – мы все почтим память Лидии, я уже издал указ назвать ее именем несколько больниц, а погребем мы ее согласно ее завещанию – у океана. Но я задавался вопросом – почему мы потеряли такого человека? Я думал об этом…
И дальше он рассказал: вдруг ночью, во сне, ему явилась доктор Лидия. Как живая. Как всегда – спокойная, мудрая и безыскусная. Глядя своими двумя монадами, она обычным голосом кротко сказала ему:
– Не думай про несправедливость. Не бейся в сомнениях. Я уже не раз говорила об этом, да только меня мало кто понял. Я родилась уж такой, особенной, – что любое чужое страдание воспринимала как свое. Но вокруг еще слишком много страдания. Наш, земной мир несовершенен. И потому очень трудно жилось в нем и святым в свое время – и вот почему они с радостью шли на смерть: они были самые лучшие, и становились невольно чужды этому, дольнему миру. Не равняю с ними себя, однако и мне становилось слишком тяжело жить: я не умела быть равнодушной ни к чему и никогда не смогла бы стать другой. Поэтому в какой-то момент я осознала – мне пора идти; я не могу больше. Я попросила об этом небо, и оно исполнило мою просьбу. И я ушла. Ибо не могла жить дальше в таком мире, где мне неимоверно многое было чересчур больно. Вот так. Поэтому не печалься и не переживай обо мне, и главное – скажи об этом людям!
И, проговорив всё это, она, так же, как при жизни, чуть улыбнувшись углом рта, с достоинством и просветленно, кивнув, исчезла.
– И потому я и передаю всё это вам, дорогие мои! – закончил свой рассказ губернатор.
И я понимала, что всё это правда. В тот день меня отпустили слезы, на душе стало светло-светло. Я осознала посмертное послание Лидии. Получила ответы на все беспокоящие вопросы.
Да, она велела похоронить себя в укромном месте на морском берегу. Где величественный покой и тихие ласковые волны. Она так рано составила завещание – будто загадочным образом предчувствовала, что умрет не от старости, и более того ¬– что смерть ее будет связана с океаном.