Мы едем к тебе. Глава 17

Несколько дней ровно и могуче, гудя незримыми машинами, шел танкер с маслом в трюмах. Мы невольно таким образом проходили часть торгового пути, в свое время перестроившего многое в экономике, – когда начал богатеть мой папа.
И становилось то спокойно, а то тревога мешалась со скукой. Расстилался только ровный океан, рассвет слева и закат справа, и снова то же самое, – день ото дня. Неумолимый ход, длинная кованая палуба. Гул машинных отсеков. Легкий ветер. И опять – непрерывная вода и небо над ней.
Ночами Марианна спала, иногда сопя, хрипя и перхая. А я порой долго не ложилась. Мне хотелось как-то скоротать ночи с невольно нарастающим сосущим одиночеством среди этой пустынной огромной палубы, медленно продвигающейся через водную пустыню на тысячи миль вокруг. Только иногда пронесется облако, или нечто темное покажется на горизонте, наверное, левиафан. Но тотчас исчезнет, словно его и не было.
Марианна молчала и курила на палубе, хрипя и покашливая. А я сидела на корме, глядя на убегающую из-под лопастей двигателя пену на версты назад.
Если ночью шкипер давал команду отдохнуть машинам и становился на якорь, то в вечерней темноте я охотно купалась. Переодевшись в купальный костюм, прямо в нем спокойно дефилировала по пустынной палубе, слезала по трапу с кормы и брассировала в фосфоресцирующей воде. Одна. Совсем одна.
Луна порой светила сверху, и я иногда оплывала весь танкер кругом. И думала, что Андрей смог бы поднырнуть и под самим танкером да успешно выскочить с другой стороны, но я не решалась это сделать.
А однажды, оторвавшись в темноте подальше от стоящего на якоре судна, вспомнила стихи, которые читала еще почти в детстве. Они, по сути не детские, очень запали в душу и тревожно откликались в ней до сих пор.
Сюжет их начинался с того, что без вести пропал человек, однажды не вернувшись домой. Солнце село, а его всё не было.
Дальше шло рефреном:

Опасно заплывать ночью в море – можешь исчезнуть.

Кошмар нарастал, однако конец стихов был странно солнечным. Он неожиданно состоял из описания приморского города, где люди грелись и купались, радостно пили коктейли в кафе. Но – от жары, как мираж, высоко во вселенной стали видны нависшие баснословные металлические балки.
Во мне зазвучал этот лейтмотив про исчезновение ночью в море, и я гребла назад, к танкеру. И вскоре, мокрая, вылезла на тихую палубу, на которую ложились жирные лунные блики, как будто весь танкер пропитался везомым маслом.
Так я коротала якорные ночи, плавая вокруг, и снова плавая. У меня укрепились мускулы, живот стал подтянутым и тверденьким. Это радовало.
И на следующее утро мы пристали к диковинному острову.
Мы сошли в порту, и похолаживало спины – как и чем встретят нас здесь? У нас имелась протекция от Павлина с нужной, по форме, печатью, но…
Мы озирались вокруг и с любопытством таращили глаза. Вот была островная империя Раму-Аму, который правил уже двадцатый год. А по другим версиям – даже в разы дольше. Которого считали великим и ужасным, благородным и справедливым, гневным и милосердным – каждый мог находить свои определения из набора, собственную личную точку зрения… И теперь нам представлялся даже шанс увидеть его воочию.
Говорили, что в далекие ранние времена население острова в основном жило в хижинах и даже шатрах в пустынях, и сам Раму-Аму, или его отец, обитал в большом шатре, похожем на цирк шапито. Однако сейчас уже слабо верилось в точность подобных данных.
Рядом с нашим танкером, чуть раньше, пристал парусно-моторный корабль. С него спустили полого наклонные трапы, и стоящая наготове команда местных портовых грузчиков принялась за дело. Они катили тяжелые бочки с судна. Грузчики были смуглы, все с длинными черными бородами, накачанными рельефными бицепсами и подтянутыми животами. Голые по пояс, в одинаковых белых не очень широких шароварах и темных шапочках-куфи.
Бочки погружались со специальной стены на стоящих в терпеливом кротком ожидании под ней нескольких, один за другим, слонов – в бархатных попонах, красно-желтых и с кисточками.
По команде первый слон покинул порт по специальной дороге. Затем, в свою очередь нагруженный, второй, и далее по порядку.
Мы быстро обогнали слоновью колонну. У нас проверили документы. Пообещали, что вопрос с нашим визитом, и отпустят ли нас с острова Раму-Аму по окружному пути в Черол, решится через день-другой.
Мы вошли в сам город. По проспектам мчалась уйма велосипедов, а также – педальных одно- и двухместных телег на трех колесах. Также ехали мопеды, многие из которых вели местные женщины, посадив на руль или на специальную часть сиденья со страховочными ремешками маленького сына или дочку. В меньшинстве на дорогах попадались авто- и паромобили.
Правила движения выполнялись очень строго и четко. На перекрестках останавливались, как по команде, многочисленные ряды велосипедов, а за ними – мопеды и автомобили. И только когда проходили все пешеходы, ехали дальше, крутя и нажимая педали.
Если Таон Фара хотел возродить большую пирамиду, то здесь, похоже, воскресло еще одно древнейшее чудо – висящие сады. Нет, конечно, не такие, как из летописи. Они были маленькие, как бы копия в миниатюре, тем не менее их насчитывалось необычайно много.
На улицах жилых кварталов, залитых южным солнцем, почти над каждым балконом висела лепная специальная платформа, в которой была оборудована клумба футов в пять-шесть. На ней красовались яркие большие цветы и даже маленькие деревца вплоть до пальм – которые выращивали в таких ячейках сами жители. Многие горожане имели свой личный, пусть крохотный, но – висячий сад – имперскую гордость, ставшую демократичной и пошедшую «в народ»!
Мы дошагали до небольшой уютной площади между домами с балконами, крашенными в приятные салатовые цвета. На площади базарили, готовили плов. За длинными столами восседали мужчины и женщины, и женщины преобладали.
Почти все дамочки были в цветастых или однотонных косынках. За первым столом по очереди аппетитно ели прямо руками жирный плов из большого овального медного блюда, стоявшего на клеенчатой баснословно длинной скатерти. За вторым в центре стоял огромный кальян, на верху которого тлели угли прямо размером с цельные головешки, и по рукам ходила чуть не шестифутовая мощная трубка от него. Очередная косынка делала сладкую затяжку, передавала трубку со сменным наконечником соседке, и так далее. Все делалось неторопливо, под навесом, со вкусом и философски, и медленно текла общая беседа за жизнь. А перед двумя из присутствующих барышень стоял верх технических изобретений империи Раму-Аму – миниатюрный переносной экран, передающий кино или футбол.
Женщин вообще насчитывалось много и на улице, в том числе молодых мам с детьми.
– Такое впечатление, – пошутила вслух Марианна, – что подданные Раму-Аму – всё только женщины и дети!
Местные барышни были в косынках и без, некоторые – в сари, но другие – в гораздо более коротких сарафанах и туниках значительно выше колена. Туники эти дополнялись сандалиями с длинными тонкими ремешками, обвивающими голень.
Потом мы увидели небольшой храм, и он поразил нас своей неожиданной направленностью – это оказался храм хомяков. Животных тут, очевидно, любили.
Мы зашли внутрь, и первым делом увидали большую полочку, на которой стояло множество красивых просторных клеток. В каждой наличествовало одно-два колеса для любимой хомячьей игры. И в основном их, собственно, и крутили живые пушистые обитатели клеток. Некоторые хомячки сладко спали, другие сосредоточенно и деловито грызли зернышки.
– Уй, мои хорошие! – заулыбалась Марианна, нагнувшись к клеткам и протягивая к ним руку. Наверное, ей вспомнился свой, оставшийся дома хомяк.
Тут появился служитель храма. Молодой, невысокого роста, безбородый, тоже в белом. Заулыбался нам и деловито подсы;пал в клетки положенный корм. Конечно, храмовые хомяки не бедствовали, а жили сибаритами!
Мы рассматривали и висящий на главной внутренней стене хомячий тотем – в виде хоругви тремя концами вниз, обрамленной пушистым мехом и – со вшитым желтовато-серебристым кожаным щитком в середине.
Мы продолжили путь по улице и увидели еще один храм. Но не пошли внутрь. Слишком отталкивающей показалась нам сидящая на нем фигура-скульптура – некто четверорукий с огромной головой, черными волосами в пучке, красно- и пухлогубым оскаленным ртом и с лежащими костями ребер возле его ног, сложенных кренделем.
Мы дошли даже до еще одной мощной вехи этих краев – водяной мельницы-турбины, дающей много электричества. Стояли, завороженные, глядя на плотину, с которой падали непрерывно бегущие массы студенистых вод.
– О боже, безумец! – фыркнула Марианна.
Вдоль плотины вброд пытался пробраться на другой берег местный молодой парень, ведя за руль велосипед, прямо в одежде.
С берега на него смотрел неподвижно сидящий в седле конник-легионер и иронично усмехался. 
Мы остановились в гостинице, по ярусности и антуражу тоже напоминающей какой-нибудь здешний храм, традиционно раскрашенный в разные цвета. Однако долго нам там не сиделось. Наступал теплый-теплый вечер, и мы отправились погулять по набережным.
Город не очень-то ложился спать. Он танцевал. Во многих местах слышалась музыка и возникали стихийно пляшущие группы – на площадках и просто так.
Мы шагали по набережной, освещенной синим маревом, и видели на ней прислонившихся к парапетам трех мужчин в летних шляпах, с домброй и двумя дутарами.

Са-а-ре-ма-а,
На воде – волни-истая л-луна!.. –

пели они, наигрывая.
Напротив них возникли две барышни в пестрых полупрозрачных шароварах и с красивыми головными уборами. Они стащили с ног сапожки, босиком поднялись на дощатый настил и принялись танцевать в чисто юго-восточном стиле. Притопывали голыми ступнями, так и вытягиваясь вверх и поднимая к луне томно улыбающиеся лица и длинные руки в браслетах, вдруг мерцающих в звездных лучах.
Ночная столица империи Раму-Аму была с одной стороны тиха и не суетна, однако с другой – наполнена томными гуляниями, не очень громкой музыкой и плавными, а кое-где – и более быстрыми танцами всех желающих. Никто никого не стеснялся, каждый мог двигаться как хотел, сколько хотел и как умел. Всё это было явно в порядке вещей.