Мы едем к тебе. Глава 13

Проснувшись утром, среди туманов над таким же вялым и сонным плёсом, мы вскипятили чаю в медном чайнике над костром. И вскоре, надев на спины парусиновые толстые котомки, зашагали в указанном Павлином направлении.
Мы прошагали несколько верст, когда далеко, в туманах, кажется, у самого горизонта, что-то замаячило вдали.
– Там мост через Искру, – объяснил Павлин. – Соединяет две губернии. Раньше там была пешая тропа по обеим сторонам от автомобилей, трамвая и конок. Правда, потом его перестраивали и укрепляли. Теперь он может выдержать землетрясение, однако вот не знаю насчет дорог для пеших путников… Ладно, там увидим.
Мы пробирались через хвойный лес, а слева, за ним, странно шипело. Но солнце вставало всё выше.
И вдруг мы уперлись в простирающуюся впереди воду. Мы остановились. Павлин присвистнул.
– Ну вот, о чем я и говорил! – произнес он почти деловито. – География Искры изменилась в связи с возрастающим магнетизмом. Вода наступает.
Я смотрела влево. Перед нами оказалась словно великанья лужа, продолжая собой пойму.
Я посмотрела направо. Там, среди сонной искринской воды, расстилающейся далеко-далеко, виднелись частично затопленные сооружения из бревен, напоминающие ступеньки. Словно деревянная лестница оторвалась от пятиэтажного терема и неведомым образом попала сюда.
– Как же дальше? Обойдём слева? – спросила я.
– Нет, – ответил Павлин. – Я уже вижу – слева обрывисто и топко, и на сколько вёрст всё течёт туда – одному небу известно. Но тут уже не сильно глубоко, даже до пояса не достанет. Поэтому мы сумеем пройти вброд, а дальше – твёрдое место, и холмы да скалы. Я пойду впереди, только сниму штаны.
Освободившись от оных, он снова навьючил себя вещмешком и скомандовал следовать за ним.
– И вообще-то, – добавил Павлин, – советовал бы и тебе снять штаны. Иначе промокнешь, и это будет неудобно во всех отношениях. Так скажем, более неудобно, – усмехнулся он.
Я колебалась несколько мгновений, а потом решилась. И сапожки, само собой, сняла тоже.
Мы ступали через вязкий разлившийся затон, по великаньей луже. Вперед размеренно двигался былой походник Павлин, опираясь на деревянный посох. Я шагала следом, всё более уверенно и не стесняясь ничего рядом с ним.
Вода сперва лизнула колени, потом поднялась выше, дошла аж до трети ляжек… Я невольно смотрела на Павлина как на свою поддержку и опору. И снова осознавала, что точно так же и сама была для него моральной поддержкой. Мне нравилось смотреть на его голые немного пухлые ноги впереди, и точно так же немного возбуждали меня и собственные голые ноги в воде, то, что я вот так шагаю по этому броду за своим любимым спутником, тоже без штанов – словно первопроходцы этой земли.
Вода подступал уже выше некуда, меня легонько бросило в пот, но я уже отчётливо видела впереди твёрдую землю. И воды снова стало лишь по колено…
Павлин, конечно, первым выбрался на сушу и подал прохладную влажную руку.
Мы уселись и скинули котомки, насухо вытерли ноги, оделись и обулись. Не сразу продолжили путь, а сделали маленький привал на берегу покоренного затона, вскипятили чаю и съели по сладкому кренделю. Погрелись из фляжки квадригским ромом.
И тогда снялись с места, а слева поднимался нависший песчанистый хребет с кривыми елями сверху. И снова за ним послышалось шипение.

Солнце стояло уже выше некуда, когда мы добрались до губернского моста. Он парил футах в шестидесяти в высоту, закрывая часть неба, и гудел трамвайными путями и проносящимися там, наверху, автомобилями без остановок. Мы обогнули его слева по подзолу и подсохшей глине. И стало ясно, что теперь там нет дорожек для пеших.
– Куда же нам идти? – спросила я растерянно.
– Подожди. Надо подумать и решить, – бросил Павлин, кажется, и в самом деле не очень растерявшийся.
И тут мы снова услышали то шипение. Оно превратилось в гул, охладивший спины. И вдруг на нас медленно надвинулась какая-то тень. Огромное надутое тело выползало выше моста, из-за леса и скал.
Я окончательно поняла, что это. Он уже висел почти над нами, на бреющем полете. Дирижабль. Рейсовый.
– Эй, странники! – послышалось из него. Я, присмотревшись, видела лицо рулевого, высунувшегося из нижней кабинки. – Вы далеко? Вам туда, через Искру? – особо не дожидаясь ответа, бросил он.
Мы не очень синхронно кивнули – Павлин, затем я.
– Так поднимайтесь сюда, перевезу с комфортом! Не вы первые, не вы последние!
– Ну что? – посмотрел на меня Павлин.
Я кивнула.
Не очень легко было лезть по спущенному веревочному трапу, но Павлин помогал мне, как мог, а я так и вцеплялась в его руку и ступеньки. Дальше нам пособил пилот и открыл перед нами дверь в главный отсек.
– Добро пожаловать, сейчас никого нет! Всех рейсовых высадил, теперь вот левачим по переправе, – усмехнулся он. – Пять верст нам ерунда. С комфортом, я же сказал! Проходите куда хотите! Можете за столик.
Я подивилась обширности помещения, открывшегося перед нами. Внутри дирижабля тянулся длинный зал, напоминающий музей геологии, где одно время работал Павлин и про который мне рассказывал.
По гладким металлическим, чуть наклонным стенам виднелись большие круги, напоминающие окна, в которых светились специальные свечи Яблочкова и голографические картинки. Бархатистый ковер простирался под ногами. Виднелся бар с рядом сверкающих полок и аппаратов, приготовляющих еду и напитки. И у столика в центре расположились два мягких кожаных кресла с подушками, на вертушках.
Имелись еще диваны, где можно было полежать, расслабившись, тоже кожаные и приятно пухлые. Висящие циновки. И вращающиеся лопасти механических опахал.
Мы взяли себе два коктейля и пирожные. И чувствовали, как плавно движется дирижабль – потрясающе легко, однако чуть-чуть захватывая дух. Мы чокнулись коктейлями в высоких прозрачных гладких стаканах. И выпили за то, что начнем искать моего папу.
Мы летели над границей губерний, и мост, который мы видели огромным внизу, теперь проходил под нами, будто мраморный карниз. По нему неторопливо, в середине, полз крупный красный жук трамвая, а рядом – неслись жужжащие комары автомобилей.
Мы знали, что теперь уже скоро будем дома. Чтобы, очевидно, вскоре покинуть его вновь…
– Ты знаешь, – вдруг сказала я, – а может, это вообще не так уж надо – именно вот такая цель и тот-то смысл?.. Может, наша жизнь – как некий пирог? Мы его едим потому, что нам это приятно и вкусно, и не задаемся особым смыслом пирога, верно? Что, если так следует принимать и жизнь со всеми ее проявлениями – и вот подлинный смысл?
Павлин понимающе усмехнулся.
– Не знаю, – сказал он. – И если даже это так от ума, то как я могу перепрыгнуть через себя самого на уровне того, что хотел и хочу и зов чего слышу в себе чуть не с детства?
Теперь настал мой черед задумчиво помолчать…