Весной в Париже

                Весной в Париже


    Это было в Париже. Конец апреля. Тепло, как летом.
    Я со своим племянником, который для меня был как родной сын, сидел в кафе за узким столиком, выставленным на улицу. Квартал Сент-Жермен-де-Пре. Поразительная чистота вокруг, чуть дальше — памятник великому французскому шансонье Шарлю Азнавуру. Аура камерности обстановки настраивала на что-то особенное.
    Миша заказывает всё самое вкусное, а я с ним ругаюсь:
    — Мне достаточно немного поесть. К чему эта щедрость? Мы всё равно не осилим!
    Он лишь улыбается: его карие глаза блестят, а светлые каштановые волосы слегка треплет апрельский ветер. С детства я называл его Майклом, будто знал, что однажды он переедет жить в Америку.
    — Карен, — говорит он мягко, — но мы должны нормально поесть. У нас же на вечер куча дел — всевозможные деловые встречи.
    Я смотрю на него с любовью и лёгкой иронией:
    — Тогда зачем ты меня пригласил в Париж, если у тебя уйма работы?
    Он улыбается во всю ширь, глаза светятся, как много лет назад, взглядом детской преданности:
    — Чтобы вдохновиться под твоим пристальным оком и не допустить промахов. Ах ты, милый мой Карен… Кем бы я был, если бы не ты? Ты вместе с бабулей вернул меня к безопасной жизни, перевернув всё моё шаткое детское мировоззрение. Ты мой дорогой… как же я тебя люблю и почитаю!
    Мы оба прослезились. Этому поспособствовала и камерность самого кафе.
Едва мы пришли в себя от нахлынувших чувств, как к столику, вплотную примыкавшему к нашему, присели три грациозные женщины — примерно шестидесяти пяти, пятидесяти пяти и пятидесяти лет. Мы обменялись приветливыми взглядами и улыбками. Женщины говорили на английском, и мы с Майклом стали невольными слушателями их разговора, хотя обсуждали планы на вечер после его встреч.
    Они говорили о балете, особенно о современном. Мне было трудно разделить внимание между их беседой и разговором с Майклом — ведь балет всегда был одной из моих любимых тем. Женщины касались тех вопросов, которые я когда-то описал в своём стихотворении в прозе «Вы любите балет?». Я уже хотел вступить в разговор, но Майкл удержал меня.
    — Неудобно.
    — А что тут неудобного? — не согласился я. — Они сидят почти с нами за одним столом, а их беседа привлекает меня. Я молча слушаю то, о чём у меня есть своя точка зрения, да ещё опубликованная.
    — Не знаю, — махнул рукой Майкл, пригубив кофе. — Я бы воздержался. — Как хочешь, — ответил он. — Я пойду расплачиваться.
    Как только Майкл ушёл, я тут же перевёл на английский свои стихи через ChatGPT и, попросив извинения, обратился к дамам:
    — Простите, что я врываюсь в ваш разговор, но волей судьбы стал вашим молчаливым собеседником. Тема балета, особенно современного, и споры о том, что лучше, волнуют меня так же, как и вас.
    Пока я говорил, женщины внимательно смотрели на меня. Но интерес проявился неподдельный. Я продолжил:
    — Мы с моим племянником только что обсуждали вас. Я сказал ему о намерении показать вам свои стихи в прозе, но он посоветовал этого не делать. Как он ушёл — я перевёл их на английский. Это буквально минута чтения. Если у вас есть желание — вот они, на моём телефоне.
    Самая старшая и, пожалуй, самая изысканная из них взяла телефон и стала громко читать подругам. Я следил за ней и за их реакцией. После первых строк:
    «Вы любите балет?
    — Люблю, но современный. В нём больше страсти, пыла и пластики; душа танцует с телом и готова вырваться в "антраше", взлететь… зависнуть в воздухе и мягко коснуться паркета…
А чем вам "со де баск" по вкусу не пришёлся? Прыжок с переворотом — со страстью и пылом, да ещё техника такая, что не каждому балерону современного балета он, скажу, под силу…»
    Женщина на мгновение остановилась, пристально посмотрела на меня и сказала:
    — Начало просто завораживает воображение. Мы ведь только что об этом и говорили.
    — Поэтому я и рискнул вам показать это произведение, — ответил я, радуясь её реакции.
    Она продолжила чтение:
    «Вы меня не так поняли. Классика — есть классика; без неё не состоялся бы современный балет. Но… вы понимаете, о чём я, когда говорю, что мне ближе современный балет? Ну какой толк в том, если кто-то из выдающихся балеринок исполнит фуэте вместо тридцати двух вращений — сорок восемь раз? Нет, вы меня правильно поймите… я шляпу сниму перед такой балериной, буду кричать "браво!" и звать на бис…
    Конечно, классическая музыка в балете — это то, что приближает нас к небесам. Хотя и современная музыка с продвинутой хореографией — это нечто, что заставляет зрителя участвовать в задумке балетмейстера, совершать то движение, которое диктует музыкальная нота, столь солидарная с душой… И только правила для зрителя удерживают его от непосредственного участия в танце на сцене. В этом, на мой взгляд, и изюминка балета — не только современного, но и классического…»
    — Что я могу сказать? — улыбнулась она. — Слов нет! Хотя одно слово есть… Браво!
    Все три женщины одновременно произнесли «Браво!» и зааплодировали мне. Я от счастья готов был взлететь на небеса. В этот момент вернулся   Майкл и присоединился к разговору.
    Женщины представились: самая старшая была главным балетмейстером Эстонского балета, в прошлом — прима-балерина «Опера Гарнье». Две другие — ведущие балерины того же театра.
    — Вы занимались балетом? — почти одновременно спросили они.
    — Нет, просто люблю балет и очень пластичен, несмотря на немолодой возраст.
    Майкл деликатно напомнил, что нам пора уходить на встречу. На прощание я сделал пируэт с наклоном к женщинам и, нагнувшись, поцеловал руки очаровательных дам, от чего женщины были в диком восторге.
    — Карен, спасибо за этот незабываемый миг откровения, — сказала прима-балерина.

6 октября 2025 г.
Ереван