Страсти по Шопенгауэру и Нар Досу -сценарий-8

Страсти по Шопенгауэру и Нар Досу -сценарий-8 (откровение и отъезд Ашхен)

1/33. ИНТ. ДОМ МАРУТЯНА. СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ. КОМНАТА АШХЕН
АВТОР, ЕВА, АШХЕН, СЛУГА-1, ГОЛОС ОРИОРД СААКЯН

АВТОР
На следующий день, рано утром, Ашхен написала письмо в несколько строк и отдала его слуге, чтобы тот поспешил передать его ориорд Саакян перед тем, как она пойдет в школу. Письмо было следующим.       
«Дорогая Варо.Я провела всю ночь в раздумьях и вот пишу результат. Не сочтёшь ли ты целесообразным предложить парону Минасяну предоставить мне должность учительницы в открытой им школе? Я спешу известить тебя, чтобы ты не успела договориться с другой. Я хотела бы, не дожидаясь нашей обычной вечерней встречи, поговорить об этом с тобой сегодня в школе. Я просто не знаю, найдёшь ли ты сегодня свободное время или нет, а, если да, - то, во сколько. Напиши. Твоя Ашхен».

Через полчаса слуга возвращается.

АВТОР
Вот такой ответ от ориорд Саакян получила Ашхен, которое та наспех написала на обратной стороне письма Ашхен…

ГОЛОС ОРИОРД СААКЯН
«Если бы ты не написала в самом начале письма, что всю ночь думала, я бы подумала, что ты прекрасно выспалась и видела прекрасный сон. Но, в любом случае, посмотрим, какой чудесный ветерок подул тебе в голову. Сегодня я свободна между 11- 1/2 и 12 -1/2».

1/34. ИНТ. КОЛЛЕДЖ ОРИОРД СААКЯН.КОРИДОР
АВТОР, АШХЕН, ОРИОРД СААКЯН, УЧАЩИЕСЯ, УЧИТЕЛЬНИЦЫ

В 11- 1/2 часов Ашхен поднимается по лестнице колледжа. Из классов доносятся обычные, для начала уроков после перемены, гвалт и голоса, только что вошедших после перемены учеников. Учительницы со своими журналами спешат в свои классы. Будучи знакомой с некоторыми учительницами, Ашхен по пути здоровается с ними и доходит до учительской.

1/35. ИНТ. КОЛЛЕДЖ ОРИОРД СААКЯН. УЧИТЕЛЬСКАЯ
АВТОР, АШХЕН, ОРИОРД СААКЯН, УЧАЩИЕСЯ, УЧИТЕЛЬНИЦЫ

Ориорд Саакян в учительской одна. Она сидит за длинным столом, накрытой синей скатертью, пила кофе с молоком и читает газету.

ОРИОРД СААКЯН
А-а-а, ты пришла, сельская учительница», — воскликнула она, как только увидела Ашхен. -- Садись, посмотрим, о чем ты думала всю ночь.

Ашхен, улыбаясь, садится рядом с ней.

ОРИОРД СААКЯН
Значит, ты решила избавить меня сегодня от ссоры?

АШХЕН
С кем?

ОРИОРД СААКЯН
С учительницей, с которой я должна была бы сегодня поговорить.

Ашхен смеётся.

ОРИОРД СААКЯН (нетерпеливо, положив газету на стол)
Ну, давай, говори, говори. Хочешь кофе?

АШХЕН
Нет, спасибо.

ОРИОРД СААКЯН
Конечно, дорогая, я понимаю, откуда взялось твое решение, и поэтому не так уж и удивлена. Но мне интересно, что ты мне сейчас скажешь.

АШХЕН
Мне нечего особенного сказать. Я просто хотела спросить, как мне быть, поскольку у меня нет права преподавать.

ОРИОРД СААКЯН
То есть, тебя нет в списке?

АШХЕН
Ага.

ОРИОРД СААКЯН
Это ерунда, лицензию можно получить у главы епархии за один день, но, всего лишь, на один год, поскольку он не имеет права выдавать лицензию более чем на один год. Затем мы отправим твою лицензию в Эчмиадзин, и тебя там внесут в список.

АШХЕН
Но не поздно ли получить право у главы епархии?

ОРИОРД СААКЯН
Я же сказала, что это можно сделать за день. Не беспокойся об этом. Епархиальный инспектор здесь. Я попрошу у него содействия. У меня с ним добрые отношения. Ты лучше скажи мне другое.

АШХЕН
Тогда я хотела бы спросить вот что, Варо? Как ты думаешь, смогу ли я... послужить делу, которому я решила посвятить себя?

ОРИОРД СААКЯН
Это ты должна знать лучше меня, дорогая, разве не лишне спрашивать у меня?

АШХЕН
Нет. Я спрашиваю тебя, потому что ты опытная и знаешь меня. Возможно, у меня есть какой-то недостаток, которого я не вижу, что, ты, будучи столь наблюдательная могла заметить. Преподавание в целом представляется мне чрезвычайно сложной и ответственной деятельностью, к чему я не могу позволить себе относиться легкомысленно. Вот почему я очень неуверенна в себе... Боюсь, что не справлюсь и опозорюсь перед Минасяном. Это было бы для меня просто невыносимо, потому что у меня болезненное самолюбие... Вот об этом я и хочу узнать твоё мнение, прежде чем поговорить с пароном Минасяном.

ОРИОРД СААКЯН (допивая кофе)
Моё мнение? Это я тебе могу сказать сразу. Конечно, многое зависит от опыта, но какой педагог приходит в образовательную сферу изначально с опытом? Никто. Ты одна из таких людей, несмотря на то, что тебя можно считать имеющим частичный опыт в сфере преподавания, поскольку ты довольно давно даёшь частные уроки, и разве это не может иметь значение для твоей будущей деятельности? Не правда, ли?

АШХЕН
Это правда. На данный момент у меня пять учениц, с которыми я занимаюсь каждый день. С самого начала всё мое внимание было сосредоточено на поиске общей нити в их различных способностях, чтобы на основе этого сделать процесс преподавания одинаково доступным для всех. И хоть мне этого пока и не удалось найти, но это не кажется мне нечто невозможным.

ОРИОРД СААКЯН
Если это так, это имеет огромное значение, моя дорогая. Вот это самое внимание к самой себе, есть то, что мы должны выискивать с фонариком у наших, если можно так выразиться, официальных учителей, показывает, что ты можешь быть просто образцовым учителем. В конце концов, разве твоё столь уважительное и благостное отношение к профессии преподавателя не является гарантией того, что ты вполне можешь продвигаться вперед, что ты действительно будешь добросовестно выполнять свою работу? А твоё столь болезненное самолюбие, о котором ты говоришь, — это не есть недостаток, скорее, преимущество. О, если бы у наших учительниц было подобное чувство собственного достоинства, чтобы они хоть краснели бы, когда им делал замечание инспектор? Типа-«Тикин или ориорд, Вы ничего не делаете», «Тикин или ориорд, Вы частенько опаздываете», «Тикин или ориорд, Вы частенько болеете». Повторюсь.
Я знаю, откуда взялось твое решение, и должна признаться, что ты не могла бы поступить мудрее. Представляю какой задор и какой прилив сил его наполнит, когда он узнает, что ты не убиваешь свое время в бессмысленном и безнадежном безделье...

Веки Ашхен задрожали, она крепко сжимает губы и отворачивается от ориорд Саакян.

АВТОР
Ориорд Саакян заметила это и поняла, что нет необходимости воскрешать старые воспоминания, поэтому она поспешили поменять тему разговора.

ОРИОРД СААКЯН
Значит так, сегодня вечером я передам Минасяну твоё предложение. Он, конечно, примет это со всей радостью, и с завтрашнего дня мы сделаем все необходимое.

АШХЕН
Но, конечно, ты ничего не скажешь о жаловании. Какое уже определено, тем я буду довольна.

ОРИОРД СААКЯН
Я знаю, знаю, что ты не станешь служить ради того, чтобы «жить хорошо», я знаю это. Но скажи мне вот что, моя дорогая, ты сообщила о своем решении своим родным?

АШХЕН
Еще нет.

ОРИОРД СААКЯН
И они не будут помехой?

АШХЕН
Я так не думаю. Ты же знаешь, дома меня очень уважают.

ОРИОРД СААКЯН
Я знаю, но как бы это ни было, это все равно им покажется немного странным. Твой дядя — он разумный человек, и он очень добрый, но его жена...

АШХЕН
Она тоже меня уважает, хотя придирчива и, я думаю... она меня не очень любит. Скажем так, она женщина с ограниченными и предвзятыми взглядами, и; если она скажет что-то грубое, я не обижусь. Я боюсь только Еву, она меня очень любит и может наделать глупостей. Я немного подготовила ее вчера вечером, но она, вероятно, даже мысли не допускает, что я могу ее покинуть. В любом случае, я надеюсь разрешить эту проблему без особых неудобств и рада, что могу, наконец, приобрести хоть какую независимость и жить собственным трудом, потому что меня давно тяготит сознание того, что я для дяди своего рода обуза.

ОРИОРД СААКЯН
Это грех, Ашхен, не говори так. Твой дядя...

АШХЕН
 Я знаю, я знаю, что он очень добрый и что съеденный мной кусок хлеба не имеет для него никакого значения, но я говорю о своем душевном состоянии. Я не могу злоупотреблять добротой другого человека, даже если этот человек — мой родственник. Это против моей совести.

ОРИОРД СААКЯН (смеясь)
Какая тщеславная, не обижайся.

АШХЕН (с улыбкой)
Я же говорила тебе, что у меня болезненное самолюбие, а ты ещё сочла это не недостатком, а достоинством. И какие наши дальнейшие действия?

Ориорд Саакян также встаёт, как и Ашхен.

ОРИОРД СААКЯН
А, вот что мы сделаем. Вечером ты придешь ко мне, и мы с Минасяном с глазу на глаз поговорим обо всем, что нужно, закончим с ним дела, а завтра или я, или он пойдёт с тобой к епархиальному инспектору и архиерею, предъявим ему твоё удостоверение, получим тебе лицензию на преподавание, а на следующий день или на четвертый — это уже будете решать с Минасяном — вы сядете в поезд и поедете. Вот и все.

АШХЕН
Как легко все делается на словах!

Ашхен смеётся.

ОРИОРД СААКЯН
Только неуверенный в себе человек может ничего не созидать, даже работая.

1/36. НАТ. ДВОР КОЛЛЕДЖА ОРИОРД СААКЯН
АВТОР, АШХЕН, ОРИОРД СААКЯН, УЧАЩИЕСЯ, ПРЕПОДАВАТЕЛИ

Ориорд Саакян провожает Ашхен до ворот школьного двора, где долго ещё разговаривает с ней.

1/37. ИНТ.ДОМ МАРУТЯНА.КОМНАТА АШХЕН. КОРИДОР
АВТОР, АШХЕН

АВТОР
Была уже поздняя ночь, когда Ашхен вернулась домой от ориорд Саакян. Она вошла в свою комнату, потом спешно подошла к двери в комнату Евы, открыла ее и заглянула внутрь.




1/38. ИНТ. ДОМ МАРУТЯНА. КОМНАТА ЕВЫ
АВТОР, АШХЕН, ЕВА

АШХЕН (бодро)
Ты еще не спишь, Ева?
Ева сидела за столом и при свете лампы вышивала инициалы на углу носового платка.
ЕВА (сухо, не отрываясь от занятия)
Ты бы ещё лучше поступила, если бы пришла ещё позже.

АШХЕН
А как мне было поступать, дорогая? Я хотела прийти пораньше, но Варо заставила меня остаться на ужин.
Ашхен снимает шапку и пальто, входит в комнату Евы и с не скрытой улыбкой садится рядом с ней. Заметно, что она находится в необычайно веселом расположении духа.

АШХЕН
Какая ты трудолюбивая девочка! Все спят, а ты все сидишь и вышиваешь. Ты, наверняка, меня ждала, правда?

Ева не отвечает, она еще ниже опускает голову от его пристального взгляда, сосредоточенного на шитье, и по ее холодному лицу видно, что она обижена на Ашхен.

ЕВА
И ты не побоялась прийти одна в такую полночь.

АШХЕН
Кто говорит, что я была одна? У меня был спутник, моя дорогая.

ЕВА
А можно узнать, кто был этот твой спутник?

АШХЕН
Почему бы нет? Он агроном, с которым я познакомилась в доме Варо пару дней назад. Кстати, ты его знаешь, хотя никогда не видела.

Ева поднимает голову, с удивлением смотрит в улыбающиеся глаза Ашхен и снова опускает голову на кровать, не сказав ни слова.

АШХЕН (со смехом, взяв платок и иголку из рук Евы и положив их на стол)
Подожди, ты и завтра сможешь заняться вышивкой. Посмотри мне в глаза. Вот так. А почему бы тебе не спросить, кто этот фермер?

ЕВА (сухо)
О чём мне спрашивать, если ты что-то от меня скрываешь?

Пытаясь встать, но Ашхен хватает ее за руки и удерживает на месте.

АШХЕН
Останься, не убегай... и посмотри мне в глаза еще раз. Вот так. Какие тайны?

ЕВА
А я знаю? Твой странный разговор вчера, уход сегодня рано утром неизвестно куда, а теперь ты возвращаешься так поздно...

АШХЕН
И поэтому ты так надулась, да?
Ева делает резкое движение, и глаза ее вспыхивает гневом.

ЕВА
Послушай, Ашхен, если ты продолжишь меня мучить и не расскажешь мне все прямо сейчас, Бог свидетель, я так разозлюсь, так разозлюсь, что больше никогда с тобой не заговорю. Ты меня слышишь?

АШХЕН (наклонившись к ней, проведя руки под мышки и обняв за спину)
Да, я тебя слышу, дорогая, я тебя слышу. Но боюсь, если я скажу, ты расстроишься еще больше.

ЕВА
Фу, это уже невыносимо... Я не хочу, не говори больше ничего.
Ева, крайне разгневанная, пытается вырваться из рук кузины, но Ашхен переплетает пальцы и не даёт ей встать.

АШХЕН
Дорогая Ева, послушай, вот, я говорю, послушай. Я решила стать сельской учительницей и через несколько дней поеду в деревню.
Ева на мгновение застывает на месте. Ее глаза расширились, не отрывались от вечно улыбающихся глаз Ашхен.

АШХЕН (смеясь)
Вот видишь, ты обескуражена ещё больше. А ведь это только начало. Теперь послушай подробности.

АВТОР
Ашхен начала подробно рассказывать, как она познакомилась с пароном Минасяном, которого они с Евой уже знали по его литературным произведениям, как, основав в их селе новую школу, Минасян обратился с просьбой найти учительницу к ориорд Саакян, как ориорд Саакян потерпела неудачу в своих поисках и как, в конце концов, сама Ашхен решила занять должность учительницы в этой школе и посвятить себя этой профессии навсегда. Она также рассказала о встрече с ориорд Саакян тем утром и о том, что вечером у неё состоялся разговор с пароном Минасяном в доме ориорд Саакян. Что, Минасян с большим удовлетворением и одобрением принял её предложение и с благодарностью пообещал работать над тем, чтобы получить лицензию на преподавание на следующий же день.

АШХЕН
Итак, дорогая Ева, через два или, самое большее, через три дня я попрощаюсь с тобой и отправлюсь туда, где, надеюсь, смогу быть полезна больше. Варо меня сегодня очень подбодрила. Теперь я жду твоего вердикта. Что ты скажешь?

ЕВА (пытаясь освободиться из её рук)
Я тебе вот что скажу, ты... сошла с ума.

Ашхен ещё крепче обнимает ее за спину и приблизив свое улыбающееся лицо так близко к её лицу, чтобы они могли чувствовать дыхание друг друга.

АШХЕН (шёпотом)
Это вполне возможно, моя драгоценная, моя несравненная Ева. Разве такое безумие не заслуживает похвалы?

ЕВА (сердито, сильно топнув ногой по полу, со слезами на глазах)
Безумие вообще достойно сочувствия. Но, твое безумие... Тебе не нужно идти, понимаешь или нет?

Ашхен отпускает ее талию, улыбка сползает с её лица.
АШХЕН (удивленно)
Ты шутишь, Ева?

ЕВА
Я не шучу, потому что ты сама не шутишь.

АШХЕН
Но наш разговор вчера вечером...

ЕВА
Да, но наш вчерашний разговор был о том, что ты сбежишь отсюда, оставив меня... одну? Ты... ты жестокая. Ты никогда меня не любила... и сейчас не любишь. Да, в этом нет и необходимости.

Ева не могла больше сдержаться, она поворачивается на стуле, достаёт из кармана платок, закрыв глаза и начинает рыдать.

АШХЕН (застыв на месте)
Ты меня очень удивляешь, Ева. Я вообще не понимаю, как ты объясняешь мое решение и... плач. Это по-детски.

ЕВА
Конечно, это будет по-детски, потому что ты всегда считала меня ребенком. Ты хочешь убедить меня, что любишь меня, а сама, напротив, всегда относишься ко мне холодно... И не только ко мне, но и... с отцом... с матушкой. Как будто ты чужая в нашем доме, как будто мы... с тобой….

Ева не договаривает и, еще крепче прижав платок к глазам, пытается сдержать нарастающие рыдания.

АШХЕН (покачивая головой)
Видишь ли, Ева, ты говоришь мне такие вещи и хочешь сказать такие вещи, что... Я не могу не обидеться. Конечно, мне не нужно защищаться, это значило бы дать тебе право говорить мне такие вещи. Я просто удивляюсь, как ты позволяешь себе обрушивать на меня такие обвинения.

ЕВА
Тогда почему ты убегаешь?

АШХЕН (эмоционально)                Ну, хватит повторять эту глупость. И прекрати этот детский плач, ради Бога. Как и о чём мы вчера говорили, а, как - сейчас. Я пришла к тебе радостная — радостная, полностью веря, что ты меня поддержишь, а ты... ты только оскорбляешь меня.

Ашхен холодно отступила от Евы. В этот же момент Ева также вскакивает.

ЕВА (сердито, громко)
Я тебя не оскорбляю, ты понимаешь или нет? - Это ты мне даешь такое объяснение моим словам. Конечно, ты свободна, можешь делать, что хочешь, можешь идти, куда хочешь.  А я, а я... Прожив столько лет вместе, ты вдруг меня бросаешь. И ты думаешь, мне легко с тобой расстаться? Мой брат ушёл, ты тоже уезжаешь, а я... что мне делать одной? Мне что, сидеть как сова и рыдать? Или возьми меня с собой, или найди меня здесь какое-нибудь занятие, как хочешь, пока я с тобой, ты со мной, потому что я не могу без тебя. Вот что я хочу сказать, и я не собираюсь тебя обидеть. И разве я не вправе удивляться, что, как я вижу, ты думаешь только о себе, а обо мне вовсе. А между тем, о чем мы говорили вчера вечером... Да, улыбайся, улыбайся, я ведь ребенок, не так ли?

АШХЕН (улыбаясь, подойдя к ней)
Вот именно, красивый, умный, большой ребенок, глаза которого мне хотелось бы поцеловать прямо сейчас.

ЕВА (сердито, громко)
Пожалуйста, перестань использовать эти сладкие слова.

АШХЕН
Не расстраивайся, дорогая, мы ничего не поймем, если расстроимся и станем сердиться друг на друга. Лучше, давай сядем и поговорим спокойно. Садись.
Ашхен почти силой заставляет Еву садиться, и сама садится рядом с ней.

АШХЕН
Прежде всего, позволь мне сказать тебе кое-что, дорогая Ева, не расстраивайся. Ты проявляешь признаки эгоизма. Хочешь, я пришью свою юбку к твоей юбке и не расстанусь с тобой только потому, что ты не можешь без меня? Это значит, что мне придется пожертвовать ради тебя не только собой, своими стремлениями, своей волей, но и работой, которой я надеюсь принести хоть какую-то пользу. Хочешь, чтобы я это сделал? Конечно, нет. К тому же, я уже дала этому человеку слово, стоит ли мне его нарушить, и хочешь ли ты, чтобы я его нарушила? Конечно, нет. Ты говоришь, что я тебя не люблю. Можете ли вы повторить эти слова, положа руку на сердце?

Ева сидит молча, опустив глаза. Она ошеломлена резкими словами Ашхен.

АШХЕН
Что касается того, что я думала только о себе и забыла о тебе, то и в этом ты ошибаешься, дорогая Ева. Как я могла забыть тебя после вчерашнего разговора? Только сейчас ты не дала мне досказать о том, чем ты можешь заняться. Ты также хочешь работу. Прекрасно. Вот чем ты можешь заняться.
После того, как я уйду, забери моих учеников и обучай их вместо меня. Ты сможешь это сделать, потому что, хотя у тебя и нет опыта, но ты можешь быстро его набрать, если станешь относиться к работе с любовью, в чем я и не сомневаюсь. Они все, как ты знаешь, дети очень бедных родителей, и я не только ничего не брала у них, но и ничего не пожалела, чтобы им дать. Сделай то же, что и я, и ты увидишь, какое доброе дело совершаешь. Но если это кажется тебе незначительным, ты можешь сделать еще одно очень полезное дело. У нас много семей знакомых, дочери которых являются твоими подругами, которые не только лишены армянского образования, но и едва умеют говорить и читать по-армянски. Собери тех богатых девушек, которые отчуждены от армян, организуй, что-то вроде литературных вечеров раз или два в неделю, читай им армянские книги, дай им часть этих книг, чтобы они тоже могли их прочитать, познакомь их с национальными и социальными проблемами, которые нас волнуют, поговорите, поспорьте… . Короче, сделайте все возможное, чтобы зажечь искру великой армянственности, национального самосознания в этих будущих армянских матерях, воспитанных в ином духе. Достаточно посеять в них одно семя, одно зерно, и тогда будь уверена, что это семя никогда не пропадет даром. Неважно, насколько это мало и незначительно. Это непростая задача, но ты сможешь с ней справиться. Я уверена, что ты сможешь, потому что они любят тебя и с радостью примут твое предложение. Тот факт, что они не невежественны, и те движения, которые появились в нашей жизни в последнее время, наверняка пробудили и в них больший или меньший интерес, всё это тебе в помощь. Вот какой план я для тебя составила. Тебе нравится?

ЕВА (не сразу, с серьёзным выражением)
Ты все это хорошо продумала. Только... всё так неожиданно, так неподготовленно... Чему я могу их научить, что я знаю?

АШХЕН
Значит, ты меня не поняла, дорогая Ева. Я не говорю, что тебе следует организовывать регулярные курсы, читать лекции. Конечно, так делать ненадо. И они вам этого не позволят. Но можешь же ты научить их писать и читать по-армянски, говорить с ними на армянском языке, помочь им понять то, чего они не понимают, познакомить их с нашей литературой, нашей прессой и нашими деятелями. Наконец, сама работа покажет, что ты можешь сделать, и что вообще необходимо сделать. Слава Богу, ты умеешь и любишь говорить, ты само по себе очень интересна и обладаешь природной способностью привлекать к себе внимание. Это такие преимущества, что ты можешь творить чудеса в своем окружении. Теперь то, ты меня понимаешь, дорогая Ева?

Ева сидит молча. Ее сосредоточенный взгляд свидетельствует о том, что перед ее мысленными очами внезапно открылся горизонт, такой огромный, такой новый и такой пленительный, что ей страшно даже далеко посмотреть, чтобы не ослепнуть.
 
АШХЕН
Теперь то, ты меня понимаешь, дорогая Ева?
 
ЕВА (как бы, сама себе)
Удивительно, почему это не пришло мне в голову раньше. Я же вполне могла бы сама додуматься.

1/39. ИНТ. ДОМ МАРУТЯНА. ГОСТИНАЯ
АВТОР, АШХЕН, ЕВА МАРУТЯН, ТЕКЛА МАРУТЯН, СУРЕН МЛ., СЛУГА-1, СЛУЖАНКА-1

АВТОР
Несмотря на занятость ориорд Саакян и парона Минасяна, потребовалась почти неделя, чтобы получить лицензию на преподавание Ашхену. Ева сообщила отцу и матери о решении Ашхен, не дожидаясь, пока Ашхен сама им об этом им сообщить.
Парон Марутян, хорошо знавший характер и идеи своей племянницы, не был так уж удивлен. Но Текла, сначала, была изумлена, а потом и выразила своё возмущение.

ТЕКЛА МАРУТЯН (возмущённо)
Как она могла решить стать учительницей, да еще в деревне?... Она, что, сошла с ума или хочет нас опозорить? Что скажут люди? Неужели она находится в такой нужде хлеба и воды, чтобы решится на такой шаг? Или у неё нет крова, негде жить, или мы ее не содержим, прогоняем, потому она решила стать наемной учительницей? Боже мой, эта девчонка совсем сошла с ума!

МАРУТЯН (спокойно)
Не надо сердиться, Текла. Ты лучше...

ТЕКЛА МАРУТЯН (сердито)
О чем это ты? Я не понимаю, Она хочет, чтобы высмеяли и опозорить наше имя изо дня в день, а вы хотите, чтобы я не злилась. Что нам скажут люди, узнав об этом завтра, послезавтра, вы видели, у них была сирота, они не позволили ей жить у них, да, так, что сегодня ей приходится идти в деревню, чтобы найти способ заработать себе на жизнь? Меня удивляет то, что ты об этом не думаешь.

МАРУТЯН
Никто не скажет, не бойся.

ТЕКЛА МАРУТЯН
Они не скажут, да?... Они не скажут?

МАРУТЯН
Они не скажут, потому что все знают, что мы относились к ней, как к родному дитю, и все знают её достаточно хорошо, чтобы понять, почему она решила поехать в деревню учительницей.

ТЕКЛА МАРУТЯН
Я не пойму. С чего люди станут так полагать?

МАРУТЯН
Вот, я тебе сейчас объясню.

ТЕКЛА МАРУТЯН
Ага, теперь иди и объясни остальным, что это не так, а сяк.

Тут Марутян больше не может себя сдержать и, в свою очередь, сердится на жену.

МАРУТЯН (громко)
Ну, если это так, то они должны сказать то же самое о нашем сыне: мол, они не смогли его её содержать, выгнали её, да так, что та подалась куда подальше.

ТЕКЛА МАРУТЯН
Так и говорят, думаешь не говорят?

МАРУТЯН
Ну и пропади они пропадом, раз так говорят. А почему они не говорят о том, что здесь ей делать нечего, некуда стремиться, нет работы, нет никакого смысла и цели для неё, почему они об этом не говорят? Если мы станем прислушиваться ко всяким слухам, к чему это приведет?

ТЕКЛА МАРУТЯН
Вот, ты так говоришь, а ведь именно эти слухи зачастую и разрушают дома людей.

МАРУТЯН
Ничего не разрушают. Это такие, как ты, придавая значение этим слухам, думают, мол, вот и все — дома разрушены.
Вместо того чтобы радоваться и хвастаться тем, что мы воспитали такую девочку-сироту с хорошими устремлениями, как Ашхен, ты думаешь о каких-то глупых слухах и хочешь стать препятствием на пути к ее лучшим устремлениям. Она возвышает наше имя, а не играет в игры и не выставляет себя дурой.

ТЕКЛА МАРУТЯН (разгневанная, выходя, хлопнув за собой дверью)
Ну, если ты так говоришь, что я могу сказать?
Ева, всё это время внимательно слушает разговор отца и матери, тихо и молча стоя в стороне. После того, как мать уходит, она подходит к отцу и молча целует его…

АВТОР
Ева рассказала Ашхен о разговоре отца и матери. Ашхен была рада, что избавила себя от необходимости объясняться с дядей и его женой. Она видела, что все происходит так, как она и предсказывала, дядя проявляет сочувствие ей, его жена наоборот-против, а с Евой вообще всё решено мирно. Теперь оставалось только попросить формальное разрешение у супругов Марутян и отправиться в путь вместе с Минасяном. А теперь она была свободна от необходимости спрашивать формальное разрешение, потому что в тот же день, когда она была одна, Марутян вошел в ее комнату и пообщался с ней без особых формальностей.

МАРУТЯН
Ева сказала, что ты решила стать учительницей и поэтому едешь в деревню, это правда?

АШХЕН (с робостью)
Да, дядя.
Она робко смотрит на серьезное, даже холодное лицо дяди, с чувством вины перед ним.

МАРУТЯН (стараясь придать своим словам как можно более мягкое выражение)
Ну, когда ты собралась и решилась на такое, почему ты хоть раз, для проформы, не посоветовалась с нами? Слава богу, мы не чужие, если бы наши советы не были полезны, я думаю, они не были бы во вред. Согласись, что это должно быть оскорбительно для нас. Ты вела себя так, что хотим мы того или нет, создаётся впечатление, что ты нас ни во что не поставила.

АШХЕН (заметно покраснев, опустив глаза, но спокойным и твердым голосом)
Простите меня, дядя.

АШХЕН
Я прекрасно осознаю, что поступила не так, как следовало, но, что касается ни во что не ставить... Но Вам не следовало говорить эти слова, дядя... Это очень серьезное обвинение для меня...

МАРУТЯН
Ладно, ладно, не надо так расстраиваться. Я извиняюсь и беру свои слова обратно.

АШХЕН
О нет, как возможно?... Я вовсе не это имела ввиду. Я только хотела попросить Вас простить меня и не осуждать меня напрасно. Конечно, я должна была сказать Вам о своем намерении прежде всего. Но если я до сих пор этого не сделала и не спросила Вашего совета, то — бог свидетель, дядя, Вы же поверите моему слову, — то только потому... что я избегала Вас, медлила, потому что сама не была уверена в своем решении. Но, конечно, в конце концов я должна была сказать Вам, потому что я не могла уйти без Вашего совета, не получив Вашего благословения... ведь Вы в настоящем и есть мои родители, и я Вам безмерно благодарна.

МАРУТЯН
Как бы ни было, давай оставим это. Теперь, когда мы говорим о твоём уходе, я думаю, ты можешь рассказать мне все, что тебе необходимо?

АВТОР
Ашхен успокоилась и кратко рассказала о своём решении. Марутян молча и внимательно слушал её до конца, а когда Ашхен закончила свой рассказ, он на мгновение напрягся, а затем встал.

МАРУТЯН
Когда ты уезжаешь?

АШХЕН
Завтра.

МАРУТЯН
О, вот видишь, ты уже все закончила и завтра уезжаешь, а я до сих пор ничего не знал. Разве такое возможно, я тебя спрашиваю? И ты не даешь мне права расстраиваться. В любом случае, оставим это. Ты ведь поедешь на поезде, правда?

АШХЕН
Да.

МАРУТЯН
 Ночным поездом?

АШХЕН
Да.

МАРУТЯН
Тогда... что ты берешь с собой?

АШХЕН
Ну, то что у меня имеется. Мне же много чего не нужно.

Марутян молча направляется к двери.

АШХЕН (оглянувшись, остановившись после нескольких шагов, робко, шёпотом)
Дядя!

Марутян резко поворачивается к ней.

МАРУТЯН
Что, ты хочешь ещё что-то сказать?

АШХЕН (опустив глаза, с покрасневшими как розы ушами)
Мне кажется, что... я не смогла оправдаться перед Вами.

МАРУТЯН (с восклицанием в удивлении)
Вот тебе на! Если бы я знал, что ты такая подозрительная, я же не сумасшедший, чтобы произнести эти слова? Какое это великое преступление ты совершила, что до сих пор должна чувствовать необходимость оправдываться. Выходит, ты недостаточно хорошо меня знаешь, дочь моя?

МАРУТЯН (подходя к ней)
Ты знаешь, что я ничем не отличал тебя от моей Евы, и, более того, я уважаю тебя, я уважаю твоё решение, твою свободу, потому что я знаю, что ты не ребенок, что ты умная девочка и знаешь, что делаешь. Даже сейчас я отношусь к твоему решению, к твоей свободе с величайшим уважением. Если бы ты с самого начала не внушили мне того уважения, которое я к тебе питаю, и убеждения, что ты ничего не способна сделать без серьезного обдумывания, — я бы, честно говоря, никогда не отпустил бы тебя из моего дома, потому что, замечу, родительский контроль, как бы он ни казался детям тяжелым, все же необходим, часто просто необходим даже для них, детей. Но поскольку ты раз и навсегда внушили мне это уважение и убеждение, я считаю излишним вмешиваться в твои дела: ты совершенно вольна поступать, как тебе угодно. Если я сказал несколько лишних слов в начале, то это, должно быть, свидетельство моей доброты и того факта, что твоё решение застало меня врасплох. В таком случае, поскольку ты едешь в деревню в качестве учительницы, я могу только выразить моё искреннюю солидарность, ободрить тебя, благословить по-отцовски твоё решение и от всего сердца пожелать тебе успехов в твоей работе. Иди, дочь моя, иди дорогой, которой пошёл мой сын, и да будет с тобой бог.
Ашхен медленно наклоняется, берёт руку дяди и прижимает ее к губам. Две капли слезы падают ему на руку. Он слегка вздрагивает, нагибается и целует волосы Ашхен на макушке, вырвав свою руку из её руки и поспешив выйти, издав характерный звук при попытке удержания слёз.

1/40. ИНТ. ДОМ МАРУТЯНА. КОМНАТА АШХЕН
АВТОР, АШХЕН

АВТОР
Было уже далеко от двух часов ночи. Все в доме Марутянов давно уже спали. В этот час не спала только Ашхен. Она сидела в своей комнате и писала письмо. Тонкие, маленькие и отдельные буквы, характерные для женского почерка, быстро выстраивались одна за другой, заполняя целый лист почтовой бумаги. Она писала почти не останавливаясь, как будто заранее выучила текст наизусть. Длинный, тонкий пучок волос свисал на бумагу, а тень играла на левой руке, которой она держала бумагу. Закончив письмо, она поставила крестик там, где должна была подписать, а затем прочитала его от начала до конца. Выяснилось, что в нескольких местах она в спешке пропустила слова, поэтому она их добавила, а в нескольких местах она повторила слова, поэтому он их стерла, запечатала письмо в конверте, написала адрес и сохранила его в одной из книг на столе.

АВТОР
Легши спать, она не сразу смогла заснуть, несмотря на то, что ночь уже давно подходила к концу, а она чувствовала себя в этот день достаточно уставшей.
Она находилась в обычном тревожном состоянии, в котором находится человек, которого ждет новый образ жизни, новая сфера деятельности, который вскоре покинет родные места, дом, место, знакомых и близких людей и впервые должна будет отправиться в другое, неизведанное место, где люди и вещи предстанут в неизведанном, созданном лишь в воображении, виде. Она чувствовала в сердце своем какую-то грусть, неопределенную, тяжелую грусть, как у человека, который всем существом своим стремится к какому-то непонятному и безусловному счастью, но в то же время убежден, что это счастье есть только недостижимая иллюзия. Она уткнулась лицом в подушку, и её мысли сосредоточились на человеке, которому предстояло получить её письмо. Никогда образ этого человека не представал перед её глазами так живо и наглядно, как теперь.
Она повторяла те части письма, которые были прямым излиянием ярких эмоций, которые она так долго подавляла в себе с отчаянными муками. Лишь на рассвете ей удалось заснуть. Её сон был очень беспокойным. Её мозг все еще продолжал функционировать, подобно натянутой струне, которая, однажды сильно дернутая, продолжала дрожать и дрожать еще долгое время, не в силах никак успокоиться. Слова письма располагались в её мозгу бессвязно, неясно и мучительно.   Несмотря на то, что она поздно легла спать, все равно встала раньше обычного. Ей надо было пойти к ориорд Саакян, чтобы задать ей несколько важных вопросов, связанных со своей поездкой. Она спешила застать ориорд Саакян дома, иначе вряд ли успела бы увидеть ее лично в тот день, поскольку ей нужно было подготовиться к отъезду.
Дома все еще спят. Ашхен торопливо умывается, одевается, берёт письмо, написанное накануне вечером, чтобы отправить его лично, когда вернется от ориорд Саакян, и выходит.

1/41. ИНТ. ДОМ МАРУТЯНА. ХОЛЛ С ЛЕСТНИЦЕЙ
АВТОР, СЛУГА-1

АВТОР
Через четверть часа после её ухода прислуга с глазами, полными боли, подметая лестницу в холле длинной щеткой в руке, нашла у входной двери конверт с письмом. Она взяла конверт, перевернула его, посмотрел на написанный на нем адрес и, поскольку не умела читать, ничего не поняла. Её удивило только то, что почтальон не спустил конверт в ящик, встроенный в дверь для писем и газет, как он обычно делал, а протащил его через щель в двери. Однако, взглянув на дверь, она увидела, что в ней нет щели, через которую можно было бы протащить такой толстый конверт, и потому она удивилась ещё больше. Она еще раз подробно осмотрела дверь и в конце концов пришла к выводу, что конверт могли бросить из-под двери, поскольку там была щель в полдюйма. Рассеяв свое удивление, она спрятала конверт в своей одежде и продолжила подметать лестницу.


1/42. ИНТ. ДОМ МАРУТЯНА. КОМНАТА ЕВЫ
АВТОР, СЛУГА-1, ЕВА

АВТОР
Поскольку в тот день, как обычно, Ева встала раньше своих отца и матери, прислуга передала ей найденное им письмо и рассказала, где она его нашла. Ева взглянула на адрес и сразу узнала почерк Ашхен.
Письмо было адресовано ее брату Арменаку. Узнав от прислуги, что Ашхен ушла рано утром, она сразу поняла, что конверт случайно выпал из её кармана. Этот очень удивило Еву. Она знала, что Ашхен никогда не писала Арменаку писем от своего имени.
Письма, которые Марутяны часто отправляли своему уехавшему сыну, обычно писал либо сам Марутян, либо Ева, в особенности- она, а остальные члены семьи добавляли несколько слов приветствия своими подписями, так что, хотя эти письма носили общий характер, их содержание также было известно всем. Учитывая это обстоятельство, Ева нашла скрытность Ашхен весьма странной, в чём она убеждалась, как из запечатанного конверта, найденного письма, так и из-за того, что Ашхен ничего не сказала о том, что собирается написать письмо и уже написала его Арменаку, и, как выясняется, вообще не желала говорить об этом, потому как понятно, что она написала письмо тайно и по всей видимости случайно уронила, когда уходила при выходе из дома на почту, когда все ещё спали. Но, что она написала в письме, что там такое, что хотела сохранить в тайне? Этот вопрос вызвал у Евы такой большой интерес, что она чуть не разорвала конверт и не стала читать письмо. Тысяча и одно сомнение пронеслось в ее голове, одно другого — неприятнее, тревожнее и раздражающее….
Раздаётся звонок, а затем слышатся осторожные шаги. Ева расчесывает волосы. Она не дожидается, чтобы закончить, спешно отбрасывает расческу, берёт конверт с письмом и входит в комнату Ашхен.

1/43. ИНТ. ДОМ МАРУТЯНА. КОМНАТА АШХЕН
АВТОР, СЛУГА -1, ЕВА, АШХЕН

Войдя в комнату, Ева находит Ашхен в торопливых и, с явным беспокойством, поисках чего-то среди книг, сложенных на столе. Она вздрагивает, увидев Еву, и замедляет свои торопливые и тревожные поиски.
Ева это замечает и не проходит дальше. Она смотрит на Ашхен некоторое время молчаливым и испытующим взглядом, затем спрашивает тяжелым и спокойным голосом.

ЕВА
Куда ты ходила так рано?

АШХЕН
Я хотела пойти к Варо.

ЕВА
Ты хотела пойти... Но ты не пошла?

АШХЕН
Нет. Я вернулась обратно с полпути.

ЕВА
Почему?

АШХЕН
Потому что... у меня её книга, которую я забыла взять, чтобы вернуть ей... Но, вот не помню, куда я ее положила?...
Ева молчит.

АВТОР
У Евы осталось неприятное впечатление, что Ашхен лжет, что от Варо не было никаких книг и что она вообще пришла не за книгой. Сама Ашхен, не глядя на нее, по одному ее молчанию почувствовала, что она поняла её ложь, и покраснела.

ЕВА (сдержанно)
Я узнала тебя только сегодня, сегодня утром, Ашхен. Ты скрытная и...вруня.

Раскрасневшееся лицо Ашхен мгновенно бледнеет, а потом снова краснеет, но еще сильнее прежнего.

АШХЕН (шёпотом, пытаясь показать, что очень удивлена)
Я?

ЕВА (смело, глядя на Ашхен)                Да, ты. Почему бы тебе просто не сказать прямо, что ты потеряла это письмо и поэтому вернулась с полпути?

Ева вынимает конверт из кармана, кладёт его на стол.
Ашхен машинально набрасывается на письмо. В одно мгновение её лицо приобретает мертвенный цвет. Она смотрит на конверт и, увидев, что он закрыт, вздыхает с облегчением.

ЕВА (внимательно следя за изменениями в её лице)
Разве это не так? Разве не это причина твоего возвращения?

АШХЕН
Да.

ЕВА
Значит, ты не лгала, когда говорила, что вернулась за книгой?

АШХЕН
Лгала.

ЕВА
Почему?

Ашхен не отвечает и не смотрит на Еву.

ЕВА
Потому что ты не хотела, чтобы я знала, что ты написала такое письмо моему брату, не думая, что это письмо у меня в руках, верно?

АШХЕН (еле слышным голосом)
Ты его открыла?

ЕВА
Видишь, оно закрыто. Как прислуга нашла его у двери и передала мне, так я и предоставляю тебе.

АШХЕН
Тогда почему ты говоришь так о письме?

ЕВА
А ты почему так странно себя ведешь?

АШХЕН (с заметной грустью, повернувшись к Еве)
Ева, говори то, что ты собираешься сказать, прямо сейчас. Видишь, я страдаю?

ЕВА (с недоумением, горящими от гнева глазами)
А почему ты страдаешь? Потому что чувствуешь себя виноватой, да? Ведь ты же сама понимаешь, что написанное тобой — это... клевета, да?

АШХЕН
Клевета?

ЕВА (повысив голос)
Да, клевета. Что это такое? Ты же не хочешь отрицать, что написала в этом письме какую-либо клевету?

АШХЕН
Какая клевета, Ева... на кого?

ЕВА
На нас!

АШХЕН
На вас...?

ЕВА
Да, на нас: на папу, на маму и, наконец, на меня.

АШХЕН (с улыбкой от удивления)
Что ты говоришь, Ева?

ЕВА
Что, скажешь, неправда, что ты не жалуешься в этом письме, что мы тебя притесняем, изводим, ежеминутно напоминаем тебе про нашу доброту, и поэтому ты от нас бежишь?

АШХЕН
Бог свидетель, Ева, ты сегодня сошла с ума.

ЕВА
Я не сумасшедшая, я просто говорю правду. Если бы ты была хорошей девушкой, и если обижена на нас могла бы просто высказать нам свое недовольство, а не писала бы клевету и не пыталась бы натравить на нас Арменака.

АШХЕН
Ева, это ты?... Ты несёшь чушь?

ЕВА (рыдая и прижимая платок к глазам)
Тогда почему ты держала это письмо в секрете?

АШХЕН (спокойно)
Означает ли тот факт, что я держала это в секрете, что я написала о вас клевету, и ты поэтому имеешь право оскорблять меня?

ЕВА
Разве я виновата в том, что сделала такое предположение из-за твоей скрытности?

АШХЕН (спокойно, но крайне резко)
Ты совершила очень плохой поступок. Ты совершила очень глупый поступок. Но почему ты не сделала противоположного предположения? В конце концов, хотя я благодарна вас и навсегда признательна вам, моя скромность не позволила бы показать тебе мое письмо. Должно ли то, что неизвестно наверняка, обязательно объясняться дурными намерениями?
Ева перестаёт рыдать и остаётся неподвижна. Она всецело ощущает свою вину, ей стыдно, и она не знает, что делать, чтобы исправить свою ошибку.
Ашхен резко встаёт, поправляет шляпу, кладёт письмо в карман и направляется к двери, не произнеся ни слова.

ЕВА (тихо, робко оглядываясь)
Ты уходишь?

АШХЕН
Да.

ЕВА
Куда?

АШХЕН
К Варо.

ЕВА
Подожди минуту.
Ашхен останавливается у двери.

АШХЕН
Ты хочешь что-то сказать?

ЕВА
Да.

АШХЕН
Что?

Ева отвечает не сразу. Она смотрит в пол, комкая платок в руке.

ЕВА (удивленно, обернувшись к Ашхен)
Ты действительно обиделась на меня?

АШХЕН
Ты все еще спрашиваешь? Никто в жизни не причинил мне столько боли, как ты.

ЕВА
А если извинюсь...

АШХЕН
Какой в этом смысл, если ты уже разбила мне сердце?

ЕВА
Так... так ты собираешься оставить меня сегодня в обиде?

АШХЕН
Почему ты так расстроена, дитя моё? Что случилось? Просто, отныне я буду строга с тобой, чтобы ты меня уважала.

Ева в гневе сильно топает ногой по полу. Длинная прядь распущенных волос перекинувшись через плечо и падает ей на грудь.

ЕВА (со слезами на глазах)
Разве я не уважаю тебя за то, что ты так говоришь?

ЕВА
Ты же понимаешь, что я причинила тебе боль, сама того не зная, как? Я оскорбила тебя своей глупостью и сожалею об этом. Что еще тебе нужно?

АШХЕН
Я хочу, чтобы ты научилась сначала хорошо подумать, а потом говорить то, что хочешь сказать.

ЕВА
Отныне я так и буду делать, хорошо?

АШХЕН
Боюсь, ты этого не сделаешь, если я не буду с тобой строга.

ЕВА (отворачиваясь от неё, еле сдерживая гнев, сердито, откидывая прядь волос, упавшую на грудь)
Иди, ладно. Мне больше не нужно твое прощение, потому что, похоже, ты не способна понять искренность. Ты педантка, я сама себе удивляюсь, как мне удалось так сильно полюбить тебя, ведь наши характеры настолько диаметрально противоположны, и ты, кажется, стараешься изо всех сил, чтобы тебя никто не любил. Разве ты не понимаешь, что простое, ласковое слово от тебя в эту минуту могло бы быть для меня более действенным и поучительным, чем это холодное, гордое поведение. И с таким иссохшим сердцем ты хочешь посвятить себя делу, которое требует теплых чувств, светлой любви и мягкого сердца для служения?...
Она умолкает с уязвленной гордостью, отходит к окну и, глядя наружу, спешно, машинально начинает заплетать свои распущенные волосы. Некоторое время царит тишина.

АВТОР
Ева ждала, что заговорит Ашхен, но голоса Ашхен не было слышно. Более того, не было никаких признаков того, что она присутствовала в комнате. Ева аж подумала, что она ушла, но, оглянувшись, с удивлением увидела, что она ещё стоит у двери, как статуя, и смотрит на нее очень странным взглядом. Этот взгляд уже не был прежним холодным, гордым взглядом, а был каким-то иным — взглядом, нашедшим внезапное откровение и изумленным этим открытием, направленным внутрь, в глубины ее собственной души.

ЕВА (удивляясь все больше и больше)
Уходи, чего ты стоишь?
Ашхен еще минуту смотрит на неё тем же взглядом, потом машинально садится тут же, на стул у двери, и замирает на месте. Со свободно опущенными руками, устремленным в пол взглядом и неподвижной позой, она напоминает удрученного скорбящего.
Ева совершенно ошеломлена. Она не понимает, какая внезапная перемена произошла с дочерью ее кузена, что так сильно изменила ее саму. Она больше не смеет издать ни звука и молча смотрит на Ашхен в ожидании.

АШХЕН (после паузы, тихо, сосредоточив мысли на себе)
Бессердечная... бессердечная.

ЕВА
Ты имеешь право... Восприятие моего сердца стало сухим, тупым и бесчувственным... Да, ты имеешь право упрекать меня в том, что я не сразу тебя поняла...
Ева протягивает руку сквозь прорехи в спинке стула и сильно прижимает пальцами глаза.
Но это не моя вина, это... несчастное обстоятельство, которое так разрушило, состарило мое сердце...

Её голос быстро затихает и резко обрывается.

АВТОР
Еве казалось, что слезы душат её, и она прикладывает огромные усилия, чтобы не разрыдаться. Она машинально сделала несколько шагов вперед, но вдруг остановилась, поморщившись. Худые плечи и спина Ашхен судорожно тряслись. И она подбежала вперед.

ЕВА (опускаясь на колени перед кузиной и нежно обнимая ее колени)
Ашхен, дорогая... ты плачешь?

Все тело Ашхен содрогается. Она еще сильнее прижимает ладони к глазам, но еле сдерживаемое рыдание, словно разрывая грудь, вырывается из её сжатых уст. Ева просто касается её колен, и ее глаза наполняются крупными слезами.
Дорогая Ашхен, я снова тебя обидела?... Да, обидела? Но я дура, и стоит ли на меня обижаться? Умоляю тебя, не плачь... Довольно... Бог свидетель, я никогда, никогда тебя не обижу... Ну, довольно, говорю я... Дорогая Ашхен, ты слышишь?
Ашхен выпрямляется, крепко обнимает Еву за шею и прижимается головой к ее голове.

АШХЕН (сквозь сдавленное рыдание)
Почему ты думаешь, что я плачу из-за того, что ты причинила мне боль? Нет, нет. Дорогая Ева. Я плачу, потому что не могу больше не плакать... Я плачу, потому что эти слезы давно тяготят мое сердце, только из-за тебя я не смогла больше их сдерживать... Если бы ты знала, какие душевные муки я перенесла, сосредоточившись в себе, спрятавшись от всех, да, от всех, даже от тебя?... Какое горькое, какое убийственное горе постоянно коробило мое сердце?.. . Каждую минуту, каждую секунду мне приходилось подавлять, подавлять печаль моего юного сердца, полет моего яркого воображения... Мое сознание, как беспощадный палач, непрерывно давило во мне то, что дается человеку только раз в жизни... Вот почему мне так грустно на душе и на сердце. Я стала такой сухой, такой безжизненной и никчемной... Только твое детское сердце смогло оставаться с такой любовью оставаться со мной...
Ашхен перестаёт рыдать, быстро отпускает шею Евы и хватает ее за руки. Ее глаза, покрасневшие от слез, выражают её внутренний огонь и в то же время тяжелую муку. Её лихорадит.

АШХЕН (понизив голос почти до шёпота)
Послушай, Ева. Послушай, я не могу больше скрывать это от тебя. Я люблю твоего брата... Я люблю его не так, как ты думала до сих пор... Он тоже любит меня... Мы расстались, потому что мы не можем быть вместе... Он уехал... Я уезжаю тоже... Целый год, больше года, мы не имели друг с другом никакого особенного общения, потому что мы обещали забыть друг друга... Но это нелегко, это невозможно... По крайней мере, я не смогла забыть его и не могу... День и ночь, каждый час, каждую минуту, не сдерживаясь, я стремилась к нему всем сердцем, всем своим существом... Тоска, сильная тоска причиняла мне невыразимые муки... И вчера вечером эта тоска достигла такой точки, что я не смогла не нарушить своего обещания и не написать то письмо, которое сегодня попало тебе в руки... Это правда, я хотела сохранить это письмо в тайне от всех, и от тебя тоже, потому что... О, Ева, моя драгоценная Ева, неужто хотела бы я потерять тебя, хотела бы я, чтобы ты охладела ко мне, хотела бы я, чтобы ты смотрела на меня другими глазами, разве не было бы это смерти подобно для меня, хотя, клянусь солнцем, то, что я испытываю к твоему брату, свято, более чем свято, и так и умрет, если только умрет... виновна ли я в этой любви и в том, что пытаюсь скрыть эту любовь от тебя, я не знаю, я доверяюсь твоему суду, но...

Ашхен не договорив, закрывает лицо руками. Ева, замерев перед ней, так и остаётся в таком состоянии.

АВТОР
Признание Ашхен так неожиданно, так далеко от её представления, что её лицо застывает, глаза наполняются пустотой.

АШХЕН (шёпотом не отрывая рук от лица)
Я пишу в письме то, что только что тебе сказала. Я сообщаю, что отправляюсь в деревню и мои соображения о назначении женщины вообще и о своей будущей деятельности в частности. Если хочешь, можешь прочитать.

Ева встаёт перед ней и машинально подправляет юбку.

ЕВА (холодным голосом)
Нет, не нужно?

АШХЕН
Чтобы у тебя не оставалось никаких сомнений.

ЕВА (медленно направляясь к двери своей комнаты)
Нет, в этом нет необходимости.

Ашхен резко встаёт, пытается что-то сказать, но снова падает на стул и закрывает лицо руками.
Ева, не оглядываясь, теми же робкими шагами выходит, медленно закрывая за собой дверь.

АВТОР                Признавшись Еве, Ашхен думала, что тайна, долго тяготевшая её сердце, облегчит её, но, напротив, к её мучениям прибавилось новое мучение. Видя и, особенно, чувствуя равнодушную холодность, с которой Ева приняла её признание, ей казалось, что она безвозвратно потеряла что-то драгоценное, потеряла свой авторитет перед Евой, потеряла ее сердце, потеряла даже нравственную связь родства с нею. Теперь она вполне чувствовала, что положение её в этом доме должно быть крайне ложным и что жить здесь для неё уже невозможно.
Единственное, что её утешало, — это то, что сегодня ночью ей придется покинуть этот дом.
Входит горничная и говорит, что ее ждут к чаю.

1/44. ИНТ. ДОМ МАРУТЯНА. ГОСТИНАЯ
АВТОР, ГОРНИЧНАЯ-ПРИСЛУГА МАРУТЯНА-1, ЕВА, АШХЕН, ТЕКЛА МАРУТЯН, МАРУТЯН

АВТОР
Ей не хотелось пить чай, и она вообще не хотела идти к Марутянам. Непреодолимое чувство страха и стыда заставляло её избегать появления перед Марутянами. Хотя она вовсе не думала, что Ева будет настолько глупа, чтобы открыть её исповедь родителям, ей все же казалось, что весь дом уже узнал ее тайну и что все, должно быть, смотрят на неё крайне враждебно. Лишь бы избавиться от этой тяжелой встречи, она бы с радостью пошла бы к ориорд Саакян, если бы не было уже слишком поздно. Но она не собиралась и запираться в своей комнате, что могло вызвать подозрения. Поэтому она сняла шляпу, сняла пальто и прошла в столовую, стараясь принять свое обычное равнодушие, которое, однако, на этот раз походило на отчаянную смелость.
На столе стоит небольшой чистый горячий чайник. Текла уже наполнила чашки и доливает воду в чайник.
Рядом с ней сидит маленький Сурен и ест хлеб с медом и маслом. Ева сидит в конце стола, всем телом склонившись над ним, на столе разложена утренняя газета. Марутян, одетый в халат, сидит у дальнего окна и читает ту же ежедневную газету.
Войдя, Ашхен здоровается с мужем и женой Марутян и садится напротив Евы, на противоположном конце стола, там, где она обычно сидит. Ева не поднимает головы от газеты. Лицо её бледно и чрезвычайно умиротворенно. Ашхен смотрит на нее, и по сосредоточенному взгляду, которым она уставилась в одну точку на газете, она понимает, что та не только не читает, но и не видит разложенную перед ней газету.
Марутян сложив газету, которую держал в руках, кладёт ее на подоконник и, взяв с собой стул, отходит и садится за стол напротив жены.

МАРУТЯН
Ашхен, доченька, сожалею, что не смогу тебя сопровождать, работы много. Не скрою, я очень беспокоюсь за тебя.

АШХЕН
Спасибо, дядя, не беспокойтесь за меня, провожать меня тоже не надо, я же следую не одна. 
 
ТЕКЛА МАРУТЯН (сдержанно недовольная)
Иш ты, какая она уже самостоятельная?

МАРУТЯН
Перестань, Текла. Не начинай. Нам нужно понимать, Ашхен уже взрослая.
Текла умолкает и словно обиженно молчит до конца, как бы в знак протеста. Ева также молчит. Она кладёт газету на соседний стул и, опустив голову, прихлебывает чай, не поднимая чашки. Ашхен все это время со страхом наблюдает за ней, но не замечает, чтобы она хоть раз взглянула бы на неё.
Едва допив чай, Ашхен удаляется в свою комнату.

1/45. ИНТ. ДОМ МАРУТЯНА. КОМНАТА АШХЕН
АВТОР, ЕВА, АШХЕН, СЛУГА-1

Ашхен долго ходит в своей комнате в глубоком раздумье, потом резко подходит к печи, которую только что затопил слуга, вынимает из кармана письмо и бросает его в огонь.
В ту же минуту дверь медленно открывается. Она вздрагивает и резко поворачивается к двери.
Ева стоит на пороге, глядя на конверт неподвижным, почти бесстрастным взглядом, который в пламени стал красным и черным, заворачивается по краям, а затем вспыхивает.

ЕВА (дрожащим голосом)
Это то письмо.
(переводя на неё взгляд)
Зачем ты его сожгла?

АШХЕН
Я сожгла его, потому что... это письмо стало причиной того, что между нами разверзлась эта... пропасть.

ЕВА
Какая пропасть?

АШХЕН
Я не знаю, но мне кажется, я чувствую, что между нами уже разверзлась какая-то пропасть... кажется, что я уже чужая и ненавистна тебе. Разве ты не знаешь, что именно я — главная причина того, что твой брат уехал, разлученный со своей семьей, со своими родственниками, я, у которой после всего этого еще хватало наглости наслаждаться твоей заботой...

Голос Ашхен звучит умиротворенно, она говорит так, совершенно не имея цели показаться обиженной или обидеть. Ева переступает порог. Закрыв дверь и, быстро приблизившись к Ашхену, останавливается прямо перед ней.

ЕВА (тихо, почти задыхаясь)
Замолчи, Ашхен. Это то, что ты думаешь, или ты думаешь, что это так, или ты уверена, что я так думаю?

Ашхен отворачивается от неё.

ЕВА
Ты так думаешь... И ты имеешь на это полное право...
(после паузы)
Точно, точно, ты в этом уверена?
 
Ева ждёт с нетерпением.

АШХЕН (дрожащим голосом)
Тогда почему ты стала такой холодной, когда я призналась? Почему ты не промолвила ни слова, хотя бы слова сочувствия или утешения?...

ЕВА
Я этого не сказала, потому что... что я могла сказать? Я не говорила, потому что... даже теперь, даже теперь мне кажется, что я сплю... разве ты не понимаешь, что твоё признание не могло подействовать на меня иначе? Это было для меня новостью, неожиданной, невообразимой, невозможной новостью... Брат мой и ты?... Как, когда вы... Но ты сама сказала, что это была действительность... Что я могла сказать?... Разве я имела право вмешиваться?.. . Нет, я себе этого не смею позволить и не могу... и не хочу... Видишь, я не требую объяснений, никаких подробностей, потому что... не хочу, потому что знаю, что тебе должно быть тяжело и... мне... Но это еще не дает тебе право видеть пропасть между нами. Да, ты не имеешь права, слышишь, не имеешь права думать о себе дурно за меня. Еще сегодня утром, совсем недавно, ты была ужасно расстроена, а почему, потому что я позволила себе думать за тебя плохо о нас? Теперь то, я же имею право злиться на тебя? Скажи, имею или нет?

АШХЕН (шёпотом)
Имеешь, имеешь.

ЕВА (беря её за руки)
Ах, Ашкен, сестра моя. Ты напрасно думаешь, что я уже не та Ева, какой была прежде, твоя Ева, и напрасно думаешь, что отныне ты мне чужая, и что я тебя ненавижу. Ненавижу?.. Я даже не могу понять, как и за что можно ненавидеть? Я могу только любить, слишком сильно любить, и вот почему я причинила тебе сегодня столько неприятностей. Мои чувства так тонки, что каждое необычное явление потрясает все мое существо. Это же самое было и сегодня. Но никогда, никогда не думай, что твое признание произвело на меня дурное впечатление.
Напротив, я постепенно чувствую, как ты и мой брат буквально возвышаетесь в моих глазах, возвышаетесь так высоко, что я даже завидую бесстрашию ваших душ. Я считаю, что, если бы на вашем месте были другие, наверное, совершили бы преступление. Но вы этого не сделали, потому что было бы плохо, если бы вы это сделали, потому что вы сделали бы отца, матушку и меня несчастными, и в конце концов вы бы также почувствовали бы, что и вы несчастны. Ты же меня знаешь, Ашхен? Знаешь, если я что-то и говорю, то говорю это искренне, от души, говорю это не потому, что так думаю, а потому, что так чувствую. Это преимущество или недостаток? Я не знаю. Все, что я знаю, это то, что человек даже со здравым мышлением может дать тысячу и одно противоречивое объяснение одному и тому же явлению, в то время как чувство — сердце может диктовать только одну, только — единственную- правдивую. При сухом разуме, сколько объяснений можно дать тому факту, почему ты и мой брат должны пожертвовать своей несчастной любовью ради блага народа? Например, основываясь только на разуме, ты можешь представить себя одновременно героем своей добродетели и рабом предрассудков. Умом нельзя оценить твою жертву ни на грош, потому что тот, кто судит таким образом, скажет, что твоя жертва не естественная, а ложная, вынужденная, отчаянная и потому бесполезна. Да, с умом можно судить по-всякому, но я... о, не дай Бог, чтобы только ум когда-нибудь во мне господствовал. Самым большим несчастьем для меня будет тот день, когда я перестану думать сердцем. Теперь я понимаю, почему ты всегда была такой грустной, вечно задумчивой. Почему ты всегда вела себя так сдержанно, вечно была замкнутой и никогда не проявляла радости от всей души? Сегодня утром, когда я своими глазами увидела охватившее тебя отчаяние, — увидев и поняв все это, как я могу не присоединиться к тебе всем сердцем и не чувствовать того же, что чувствовала и чувствуешь ты...

Глаза Ашхен наполняются слезами. Она пытается что-то сказать, но не может произнести и звука.

АШХЕН (глотая слёзы)
Если бы ты знала, если бы ты знала, Ева... как утешили меня твои слова... Я не могу выразить это словами... Я в восторге... Я счастлива....
ЕВА (нежно обнимая её тонкую талию, шёпотом, с бесконечной любовью и грустью)
Моего брата давно нет, и ты уезжаешь сегодня вечером. До сих пор я молилась только за брата, отныне буду молиться и за тебя. И когда ты вернешься, тогда... о, с какой тоской тогда прижму тебя к своей груди...

(прижимаясь лицом к груди Ашхен)
Ашхен крепко обнимает её. Слышатся приглушенные рыдания.




1/46. ИНТ. ДОМ ШАХЯНА. КОМНАТА ШАХЯНА
АВТОР, ШАХЯН, МИНАСЯН, ТАМАР ШАХЯН, КАРАПЕТ ШАХЯН

АВТОР
Несмотря на то, что Шахян сам пригласил Минасяна переехать из гостиницы к нему, присутствие друга в их доме было для него не очень приятным. Он привык к одиночеству, и присутствие друга действовало на него гнетуще, хотя Минасян, занимаясь своими делами, почти весь день проводил вне дома и приходил только ночью спать. Шахян не любил Минасяна, хотя и не находил в нем ничего ненавистного. Быть может, причина этого была в том, что в этом энергичном, деятельном молодом человеке он видел живой укор своей статичности, своей бесполезности, тем более что Минасян особо не стеснялся говорить ему по-дружески резкие и иронические слова, оскорблявшие его самолюбие.
Внутренне Шахян был глубоко оскорблен этими упреками, но, чувствуя собственную глупость, молча соглашался с замечаниями друга и тем самым еще больше унижал себя в собственных глазах. Узнав от Минасяна, что найденная им учительница — Ашхен, Шахян сначала очень удивился, а затем его охватила странная печаль. Уже будучи знакомым со взглядами Ашхен, он понимал, что эта странная девушка жертвует своей обеспеченной и спокойной жизнью во всех отношениях ради жалкой жизни деревенской ученицы, чтобы по мере своих сил послужить на благо кого-то другого.
Для Шахяна это был новый повод вновь обратиться к горькому исследованию своей никчемной личности, и повод еще более весомым был, потому что причиной стала девушка. Он видел себя в окружении людей, приносящих дорогие личные жертвы ради благородных целей, в то время как он гнил в четырех стенах комнаты, убивая время за переводом текста о философии Шопенгауэра, в котором мало что понимал. Печаль Шахяна еще больше усилилась, в своих глазах он показался еще более ничтожным, никчемным и жалким, когда Минасян начал с восхищением говорить об Ашхен. В день отъезда Минасяна и Ашхен Шахяну совсем не хотелось идти на вокзал провожать друга, потому что он уже чувствовал, что прощальные приветствия в эту ночь оставят неизгладимую горечь в его и без того ожесточенном сердце. И чтобы иметь повод оправдать неисполнение этого обычного дружеского долга, он хотел было в качестве причины привести болезнь отца, которая в последние дни действительно приняла опасный характер, но, Бог знает, что почему то, ему стало стыдно, и он пошел.

1/48. ИНТ. Ж/Д ВОКЗАЛ ТИФЛИСА. ВЕСТИБЮЛ ВОКЗАЛА
АВТОР, ШАХЯН, МИНАСЯН, АШХЕН, ОРИОРД СААКЯН, ЕВА, МАРУТЯН, ТЕКЛА МАРУТЯН, НОСИЛЬЩИК, ПАССАЖИРЫ

За час до отправления поезда Минасян и Шахян уже на станции. В вестибюлях вокзала постепенно собираются привычное многоязычное и многокультурное общество пассажиров, кондукторов и путешественников. Уложив все обычные вещи в коробку, Минасян передаёт большую часть вещей и, расставшись с другом, разыскивает какого-то старого знакомого, с которым завязывает долгую беседу о чём-то. Шахян стоит один и с завистью смотрит на Минасяна, который своими простыми манерами, в своей простой, даже неказистой одежде представлял собой нечто независимое, что невольно вызывало к нему уважение.
Вскоре появляется Марутян, несёт под мышкой маленькую подушечку. Он поспешно входит вместе с носильщиком, который несёт вещи Ашхен. За ним входят Текла, Ева, Ашхен и ориорд Саакян.
Хотя Шахян их видит, делает вид, что не замечает их, и медленно отходит. Тем временем Минасян, увидев Ашхен и ориорд Саакян, спешно пожимает руку своему другу и подходит им навстречу.

ОРИОРД СААКЯН (громко)
Вы уже здесь?
При этом восклицании Марутян внезапно останавливается и с интересом смотрит на Минасяна.

ОРИОРД СААКЯН
Парон Марутян, это парон Минасян, познакомьтесь, пожалуйста.

Минасян спешно подходит к Марутяну и почтительно пожимает ему руку.

МАРУТЯН (машинально, не сводя изучающего взгляда со смуглого лица Минасяна)
Я очень рад, я очень рад.

ОРИОРД СААКЯН
Вот, познакомьтесь, тикин Текла. И ты, Ева, познакомься, парон Минасян.
Текла смотрит на Минасяна с очень недовольным выражением лица, сердито и неохотно протягивая ему руку.

Ева, с несколько глупым видом, словно остолбенев, вкладывает свою руку в его. Глаза у нее красные и опухшие. Очевидно, что она плакала, и плакала много.

МАРУТЯН (подложив подушку под другую подмышку, продолжая наблюдать)
Я очень счастлив, я очень счастлив. Итак, Вы парон Минасян. Я очень рад, очень рад познакомиться с Вами. Я читал Ваши произведения. Они отличные, они замечательные.

В этот момент к ним подходит Шахян.

МАРУТЯН (громко)
А, наш старый друг тоже здесь!   Что это Вы здесь делаете?

ШАХЯН (с улыбкой, приветствуя всех поклоном)
Я пришел проводить своего друга.

МАРУТЯН
Что это за друг?

ШАХЯН (указывая на Минасяна)
Этот парон.

Марутян резко переводит взгляд на Минасяна, затем снова на Шахяна.

МАРУТЯН (удивленно)
Вы друзья?

МИНАСЯН (с улыбкой)
И старые друзья.

МАРУТЯН
Вот вам новости. Ну, раз уж так, почему бы вам как-нибудь не приехать к нам вместе? Поскольку мы знакомимся здесь, мы могли бы познакомиться друг с другом у нас дома и поговорить. Но это не ваша вина, конечно, это вина ориорд Саакян, которая посчитала излишним организовать всё это без нашего ведома. Впрочем, мы уже достаточно подискутировали по этому поводу. Выходит, это и вина господина Шахяна, который, не знаю почему, обиделся на нас и больше не приходит к нам домой.

Шахян пытается оправдаться.

МАРУТЯН (прерывая Шахяна)
Как бы ни было, я поругаюсь с Вами об этом в другой раз. А сейчас я пойду посмотрю, что происходит с багажом нашей новоявленной учительницы.
(поспешив в багажное отделение)

АВТОР
В его отсутствие Минасян познакомил ориорд Саакян с Шахяном. Ориорд Саакян с таким упорным интересом разглядывала очки своего нового знакомого, что Шахян понял, что она наслышана о нем, и похоже не составила о нем хорошего мнения.
Через четверть часа все сидят в старом зале вокруг стола, а Марутян с юношеским задором угощает соседей по столу заграничным пивом.

МАРУТЯН
Пейте, пейте - это тост за наших путешественников. Парон Минасян, тост за Вас. Жаль, очень жаль, что мы только сейчас узнаем друг друга. Выражаю Вам полную поддержки и желаю долголетия в начатом деле. За Ваше здравие, Вы начали хорошее дело. Ашхен, тост и за тебя. Счастливого пути и благополучного возвращения. Я хочу, чтобы ты не оставила нас в тоске по письмам. Помни, что наше внимание и мысли всегда будут о тебе. Дорогая Ева, возьми свой стакан.

Ева, взяв стакан, едва прикасается губами и ставит стакан на стол.
Остальные делают то же самое, за исключением Минасяна, который, выразив благодарность, осушает свой стакан. Устанавливается молчание.

МАРУТЯН (удивленно, повернувшись к ориорд Саакян)
Что это? Я что, единственный, кто был обязан пожелать вам счастливого пути? Ориорд, где Ваш язык?

ОРИОРД СААКЯН (со смехом)
Я бы показала Вам язык, если бы это не было невежливо.

МАРУТЯН
О, это хорошо, что ты сказала. Не надо мне показывать язык, я просто хочу, чтобы Вы разговорились.

ОРИОРД СААКЯН
Требуйте этого от своей дочери. Посмотрите, как она сидит.

МАРУТЯН
От Евы?... Я могу потребовать от Евы только одного, и она сделает это без моей просьбы — немного поплакать.

Ева, не в шутку, нахмурив брови, сердито отворачивается от отца.

МАРУТЯН
Хорошо, почему ты на меня сердишься? Лучше сердись на Ашхен.

АШХЕН (наклонившись, шёпотом)
Ева, почему ты ставишь меня в такое неловкое положение?

Ева молча достаёт платок и вытирает его краем слезы, хлынувшие из глаз.

МАРУТЯН (громко, смеясь)
Разве я тебе не говорил, разве я тебе не говорил? Позвольте мне сказать вам, господа, есть ли еще место на земле, где проливается столько слез, как на вокзалах, на пристанях и вообще в местах, где люди расстаются друг с другом? И что же такого в часе прощания, что оставляет на человеке столь тяжелое впечатление? В любом случае, сейчас не время философствовать. Давайте выпьем еще по бокалу. Знаете, за кого я хочу выпить, господин Минасян? Я хочу выпить за своего старшего сына, который...

МИНАСЯН
Кстати. Я только сегодня узнал от ориорд Саакян, что Арменак Марутян Ваш сын.

МАРУТЯН
Вы его знаете?

МИНАСЯН
Я познакомился с ним в Лейпциге, на одной студенческой встрече.

МАРУТЯН (удивленно)
Подождите. Вы были в Германии?

МИНАСЯН
Я изучал сельское хозяйство во Франции, но также бывал в Германии.
МАРУТЯН (громко, совершенно ошеломленный, уставившись на Минасяна)
Вот это да! А я думал, Вы не видели ничего за пределами своей деревни, ведь где у нас видано, чтобы, побывав в Европе возвращаться оттуда без цилиндра и перчаток?

МИНАСЯН (с улыбкой)
Я думаю, Ваш сын должен был убедить Вас в этом раньше меня.
МАРУТЯН (схватив Минасяна за руку, выше локтя, сосредоточив свой взгляд на Ашхен)
Дело в том, друг мой, до сих пор я считал своего сына исключением, а теперь вижу, что у этого исключения есть свой близнец, а этот близнец нашел своего третьего, — если можно так выразиться, — хотя и в совсем другой, но столь же полезной сфере... Вы говорите, что были в Германии. Я сам был в Германии, когда мой сын заболел, будучи студентом. Мой сын... Вы знаете, где он теперь?

МИНАСЯН
Говорила мне ориорд Саакян.

МАРУТЯН
И он прав?

МИНАСЯН
То, что он сделал, делает честь ему и Вам.

МИНАСЯН
Я так думаю. По крайней мере, я, как отец, горжусь им. Ох, как я помню наши с ним споры... За его жизнь, парон Минасян. Я пью за Ваше и его здравие. Возможно, то, что делаете Вы с моим сыном, — это мелочь, но, если бы каждый из наших способных молодых людей сделал что-то подобное, какое это было бы в конечном итоге огромное дело... давайте чокнемся. Ох, как же я чувствую, что мы здесь только начинаем узнавать друг друга...

Снаружи, под навесом просторной площадки, звучит звон колокола, отдававшийся глухим эхом. Это знак того, что поезд покинул близлежащую станцию.
Ева, потрясенная оглядывается вокруг с непонимающим выражением лица.
В зале царит волнение.

МИНАСЯН (вставая спешно)
Извините, мне нужно купить билет.

МАРУТЯН
Подождите, куда торопитесь, времени еще полно.
(обняв его и усадив на место, обращаясь к ориорд Саакян)
Сидите, я сейчас вернусь. Ориорд, пожалуйста, не позволяйте Еве сидеть, как новобрачная.

Марутян спешно уходит.
Ева сердито смотрит вслед отцу.

ОРИОРД СААКЯН (посмотрев на Еву, с улыбкой)
Ты слышала, что сказал твой отец? Так что, не молчи.
Ева спокойно посмотрела на ориорд Саакян и молчит.

ОРИОРД СААКЯН
Ладно, почему ты молчишь?

ЕВА (спокойно)
А, что мне говорить?

ОРИОРД СААКЯН
Откуда я знаю? Просто молчание тебе вовсе не к лицу.

ТЕКЛА (недовольно, не в силах больше сдержаться)
Это удивительно. Вот такая она всегда, то вдруг станет молчаливой невестой, то надоест мне своей болтовней и смехом.

ОРИОРД СААКЯН (улыбаясь и глядя в большие глаза Евы, которые она задумчиво устремила в глубь зала)

Причина, скажем так, понятна, не правда ли? Сестра уезжает.
ТЕКЛА

Пусть она так и скажет, по крайней мере, она попросила бы хоть раз, чтобы она не уезжала.

ЕВА (неловко ёрзая на стуле)               
Мама, какой смысл об этом говорить? Подумаешь, я мало говорю и не смеюсь.

ТЕКЛА МАРУТЯН
Самое большое несчастье в том, что ты так себя изводишь. Посмотри, во что ты превратилась за эти два дня.

ЕВА (еле сдерживая гнев, отворачиваясь от матери)
Эх.

АВТОР
Текла посмотрела на дочку, строго нахмурившись, хотела что-то сказать, но сдержалась и промолчала. Она чувствовала, что гнев, который она накопила по отношению к Ашхен за последние несколько дней, готов был вырваться наружу, но место было неудобным. Во время этого противостояния матери и дочери Ашхен чувствовала себя крайне неуютно. Она понимала больше всех, что жена его дяди была в ярости на неё, она видела, что причиной этой ссоры была она сама, поэтому, как бы ей ни хотелось бы вмешаться, чтобы положить конец этому гнетущему её разговору, она не могла ничего сказать. Она вообще стала удивительно трусливой после своего признания Еве…

МАРУТЯН
Ну что ж, выпьем последний бокал... Дорогая Ашхен, еще раз тост именно за тебя. Поверь мне, я тоже, как и Ева... извини, я бы также плакал, как ребенок и не отпустил бы тебя, если бы не был уверен, что ты идешь не напрасно. С сегодняшнего дня ты свободна, лети куда хочешь. Я доверяю тебе настолько, что меня никогда не будет мучить совесть, что я сделал что-то не так, если можно так выразиться, отдав тебя самой себе. Меня может терзать только тоска, и нужно ли говорить, каким радостным будет для меня тот день, когда я снова увижу тебя живой, здоровой и уверенной. Но моя надежда велика. До сих пор моим самым большим желанием было быть достойной поведения моего Арменака, а с сегодняшнего дня моя Ашхен дает мне возможность иметь подобное же желание. Будь здорова... Дорогое дитя моё. С отеческим сердцем я благословляю твою дорогу. Дай Бог, чтобы ты, как и мой Арменак, стал гордостью нашей семьи. Давайте поднимем бокалы. Пусть так и будет. Во здравие! Еще раз и еще миллион раз желаю тебе счастливого пути и благополучного возвращения.

(одним махом осушив бокал)
Минасян, пораженный этим чрезвычайно подвижным и живым человеком, замечает капли слез на его глазах во время его последних слов. Он смотрит на серьезное, бледное лицо Ашхен и видит, что ее опущенные глаза тоже влажны.

МАРУТЯН (с некоторой строгостью, поставив пустой стакан на стол)
Ева, наконец-то, так нельзя. Поверь, я не шучу, мое ухо настолько привыкло к твоему голосу, что для меня просто невыносимо, когда ты молчишь.

ЕВА (с дрожащими веками, плачущим голосом, повернувшись на стуле)
Папа, ты меня огорчаешь.

Марутян умолкает и с печальным беспокойством смотрит на дочь.
Текла оглядываясь по сторонам с оскорбленным спокойствием, изредка бросает на Ашхен сердитый взгляд.
Ориорд Саакян смотрит на Еву с состраданием, и, вопреки своей привычке, с самого начала сама, пребывая в грусти, не настроена что-то сказать.

АВТОР
Минасян, как сторонний наблюдатель, тоже смотрел на Еву, и его очаровывала безупречная красота этой девушки, которая на этот раз в своей грусти несла в себе некий трагически-меланхолический отпечаток. А скука Шахяна усиливается до такой степени, что он похоже потерял способность чувствовать хоть что-то. Тем временем Ашхен, находясь под сильным влиянием слов дяди, не осознавала, что происходит
вокруг.

МИНАСЯН
Похоже, поезд уже прибыл.

МАРУТЯН (внезапно очнувшись от задумчивого состояния, резко вставая)
Да, неужели?

Остальные также встают.
Волнение в зале усиливается. Дверь, ведущая на платформу, постоянно открывается и закрывается, и в нее входят самые разные люди, закутанные в зимние пальто, с чемоданами и разными свертками.



1/48. ИНТ. Ж/Д ВОКЗАЛ ТИФЛИСА. ЗАЛ И ВЫХОД НА ПЛАТФОРМУ
АВТОР, ШАХЯН, МИНАСЯН, АШХЕН, ОРИОРД СААКЯН, ЕВА, МАРУТЯН, ТЕКЛА МАРУТЯН, НОСИЛЬЩИК, ПАССАЖИРЫ

Люди в зале, в свою очередь, взяв свои дорожные вещи, выбегают из зала, толпясь у двери и натыкаясь друг на друга. Вдруг Шахян видит знакомое лицо, которое тут же скрывается в толпе.

ШАХЯН (шёпотом, сам себе)
Неужели это Базенян?

Звенит второй звонок. Марутяны, ориорд Саакян, Минасян и Шахян уже сидят в купе.

1/49. ИНТ. КУПЕ Ж/Д ВАГОНА НА СТАНЦИИ ТИФЛИС
АВТОР, ШАХЯН, МИНАСЯН, АШХЕН, ОРИОРД СААКЯН, ЕВА, МАРУТЯН, ТЕКЛА МАРУТЯН, ПАССАЖИРЫ

АВТОР
Здесь все ещё находились под сильным впечатлением последней минуты прощания. Сердце Теклы смягчилось, на её глазах даже выступили слезы, она советовала Ашхен вести себя хорошо, не простужаться и не болеть. Марутян попросил Ашхен почаще писать им. Ориорд Саакян просила у подруги о том же. Минасян привычными движениями устраивал свой и багаж Ашхен. Ева молчала и с холодным спокойствием наблюдала за быстрыми движениями Минасяна. А Шахян, сосредоточенный на себе, отстранился и поглядывал как идиот то на одного, то на другого, вглядываясь в говорящего, и чувствовал, что с самого начала в компании Марутянов, Минасяна и ориорд Саакян был лишним, а теперь в вагоне и вовсе. Он мешал им свободно двигаться в узких проходах. С невыразимой горечью в сердце он видел, что никто не обращает на него внимания, как будто его и нет, как будто там стоит ребенок какой или прислуга.

Звонит второй звонок. Ева вздрагивает, но остаётся неподвижной. Тем временем остальные спешат попрощаться с провожающими. Текла несколько раз целует Ашхен, еле сдерживала слезы.

ТЕКЛА МАРУТЯН
Береги себя, дитё моё, береги себя.

Ориорд Саакян со слезами на глазах обнимает и целует подругу и крепко пожимает руку Минасяну.

АВТОР
Марутян не хотел показывать уныние в столь тяжёлую минуту прощания, и, словно для того, чтобы придать себе и другим мужества, он крепко пожал руки племяннице и Минасяну, не забыв еще раз повторить, чтобы Ашхен почаще писала им письма. Но даже при этом его глаза были полны слез.

Подходит Шахян и, едва пожав руки Ашхен и его другу спешит первым выйти вон из купе.
Ева также прощается с отъезжающими. Она молча нежно обнимает Ашхен за шею и прижимает лицом к её груди. Через секунду ее плечи начинают сильно трястись.
Глаза Ашхен давно наполнены слезами. Она также не может произнести ни слова, просто долгое время остаётся, прижавшись дрожащими губами к лицу Евы, около ее уха.

МАРУТЯН
Хватит, хватит. Скоро прозвенит третий звонок.

Ева резко оставляет Ашхен и, не глядя на неё, выбегает из купе
.
1/50. НАТ. ПЛАТФОРМА НА Ж/Д СТАНЦИИ ТИФЛИС
АВТОР, ШАХЯН, МИНАСЯН, АШХЕН, ОРИОРД СААКЯН, ЕВА, МАРУТЯН, ТЕКЛА МАРУТЯН, ПАССАЖИРЫ, ПРОВОДНИК

Марутяны и ориорд Саакян собираются снаружи под окном вагона.

АВТОР Шахян тоже не уходит, но никто и не заметил бы его отсутствия. Ашхен высунула голову из окна. Позади неё виднелась голова Минасяна. Глаза Ашхен и Евы были очень красными. Обе стороны обменивались редкими словами.
Колокол звонит в третий раз. Проводник, держа в руках яркий фонарик, торопливо ходит под окнами вагонов. Двери вагонов захлопываются. Слышится резкий, дрожащий звук свистка старшего проводника. Паровоз свистит и стонет. Длинная вереница вагонов внезапно вздрагивает, на секунду замирает, а затем плавно начинает двигаться вперед.

МАРУТЯН (громко, махая шляпой)
Счастливого пути.

Все застывают на месте, пока темная вереница вагонов не сливается с ночной тьмой. Издали доносится лишь оглушительный грохот колес и оглушительный рев паровоза.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ





Словарь
Парон (арм.)-господин
Паронайк (арм.)-господа
Пан (полск.)- господин
Пани (польск.)- госпожа
Пановье (польск.)- господа
Ориорд (арм.)- барышня, сударыня
Ориорднер (арм.)- барышни, сударыни
Тикин - госпожа
Ага (тюрк.)- господин, вельможа