Семейная тайна. Повесть. Глава 13

Глава 13

     Впервые я произносил слова молитвы спокойно, без ненависти к тому, кто так подвёл меня в детстве, бросив на произвол судьбы. Я более не чувствовал на него обиды, не испытывал отвращения к запаху ладана, который Ники зажёг перед тем, как начать наше общее таинство молитвы. Возможно, моё первое светлое обращение к Богу было обусловлено тем, что я находился в полубреду, но мы просидели на коленях у икон вместе с Ники до самого утра, и я исступленно повторял всё, что шептали его кроваво-красные от отсветов свечного огня в темноте губы. Всё, что я хотел в те часы — это упокоения Веры и избавления меня от всего того, что мне пришлось почувствовать и как поступить после знакомства с ней. Я ощущал на себе зудевшую корку невидимой грязи, коей покрывается земля во время засухи. Я жаждал быть чистым.
     Чистым. Я так хотел быть чистым.
     После потока молитв я обессиленно рухнул на приготовленную для меня Ники кровать в гостевой комнате и проспал до следующего вечера. Думаю, спал бы и дольше — так моё тело спасалось от реальности — но Ники растолкал меня, решив, что прогулка сможет отвлечь меня от той тяжести, которая вновь поселилась в моей груди.
     Мы завели речь о моих бабушке и дедушке. Мне было стыдно признаться ему, что на письма бабушки я не отвечал уже очень давно, но это не вызвало у Ники желания меня осуждать. Он пожалел меня, предполагая, что творится в моей голове.
     — Может быть, ты посетишь их? Вы ведь давно не виделись, — произнёс он, пожевывая сорванный стебелёк пшеницы и притворно весело щурясь на уже высоко взошедшее солнце.
     — Да, я думал поехать к ним после того, как побуду у тебя, — отозвался я, решив, что будет неуместно прибавить, что вообще-то в планах изначально была встреча с ними.
     — Так поезжай к ним, а потом возвращайся ко мне хотя бы ещё на пару деньков. Издательство без тебя не рухнет. Или ты там уже большим начальником стал? — полюбопытствовал Ники.
     — Да это уже не так важно, когда я думаю о том, как будет рада бабушка.
     Прибыв в родную деревню, я даже немножко поплутал в поисках дома, где жили мои детские воспоминания. Я предвкушал, как кинется мне на шею совсем осунувшаяся моя старушка, и это грело мне сердце. Где-то глубоко в моём подсознании зародилась мысль о том, что я опоздал — но и этот поворот я, пожалуй, принимал. Может быть, потому, что все события, свалившиеся мне на голову, сумели лишить меня способности испытывать нечто негативное, а, может, потому, что это было бы достаточно логично.
     — Так дед да баба померли уже как пару месяцев назад, — удивлённо посмотрела на меня полноватая женщина в цветастом платке, которая, как оказалось, поселилась по соседству с моими родственниками. Она быстро, заученным жестом перекрестилась. Её рука почему-то напомнила мне лопасть ветряной мельницы и мельком глянула на небо.
     — А ты кем им приходишься-то? Я что-то тебя не припомню, — словно с лёгкой угрозой добавила она.
     — Внук. Саша, — я грустно улыбнулся. Мои опасения подтвердились и подробности мне узнавать не хотелось.
     — А-а, — протянула она с облегчением, — да, баба что-то говорила о тебе, просила оставить бумажки какие-то. Пойдём, покажу.
     Мы добрели до моего дома в полном молчании. Женщина всё поглядывала на меня, будто оценивая, но мне было, как вы понимаете, не до этого. Я размышлял о бабушке, о дедушке, о матери и, как ни странно, об отце. Все они казались такими далекими, будто я был знаком с ними несколько жизней тому назад. Если задуматься, то так оно символически и было.
     Незнакомка, едва переступив порог, пальцем указала мне на толстую связку аккуратно сложенных листов и удалилась прочь, не попрощавшись. Я был рад, что она не стала расспрашивать меня о моей жизни — этой чертой обыкновенно отличаются все деревенские женщины за неимением никаких дел, кроме хозяйства.
     Перед изучением бумаг я решил пройтись по дому. Полы слегка вздулись от морской влажности, тонкие белые занавески, через которые я в детстве любил читать, пожелтели. Иконостас остался на том же месте, и строгие лики не обделили меня своим вниманием. Я стыдливо отвернулся от их пристального взгляда.
     В душе моей разливалась грусть оттого, что не смог своим вниманием воздать должное бабушке и тоска оттого, что я не успел попрощаться. Поэтому перед тем, как заняться оставленным бабушкой наследством, я решил сходить к ней.
     Солнце снова пекло макушку и освещало кресты, будто напоминая мне о похоронах матери, словно говоря со мной о том, что смерть — это лишь часть жизни. Тут я понял, что все родные, которых она у меня забрала — Вера, мать, бабушка — на самом деле не покинули меня. Они живы, пока жив я сам. Пока жива моя любовь к ним. Так после своей кончины буду жив и я, если останутся люди, которым я буду достаточно дорог.
     Вернувшись в дом своего детства и юности, я развязал шпагат, которыми был закреплен ворох бумаг, и начал старательно вчитываться в написанное. Почерк был не из понятных.
     Наконец, разобрав странные мелкие закорючки, я заметил инициалы, оставленные на каждой странице. Страницы выпали из моих рук.
     Это были инициалы моего деда.